Глава 10

Дюк на удивление быстро проникся изменениями в собственной судьбе. Уж если тебе на самом верху заявляют: «Делай что хочешь, и тебе за это ничего не будет», – то уж как минимум начинаешь осознавать себя хозяином жизни. Препятствия, еще вчера казавшиеся серьезными, теперь выглядят смешными, проблемы, казавшиеся неразрешимыми, – незначительными, слова «наказание» и «нельзя» – совершенно излишними. Разговор в старинном особняке в районе Никитской словно бы распахнул в душе Дюка закрытую ранее дверь, и оттуда дохнуло счастьем всемогущества…

Каждое движение Зеленцова носило теперь невысказанный подтекст. Взгляд его приобрел медлительную тяжесть. Облик обогатился совершенно новой улыбкой: верхняя губа вздергивалась двумя уголками, обнажая в презрительной гримасе передние зубы. Даже любимый ротвейлер Байрам – и тот начал рычать на пацанов по-особому нагло.

Первым все эти изменения заметил, конечно же, Заика. Едва вернувшись из Колумбии, Дюк распорядился возобновить несколько полукриминальных проектов с недвижимостью, которые прежде считал слишком рискованными.

– Так ведь те коммерсы вроде… с «черными» из Чечни каким-то образом связаны, – напомнил Заикин.

– На них что, это написано? – делано удивился Зеленцов.

– И так пол-Москвы знает, кому и сколько откатывают и кто за ними стоит. За такие деньги в принципе убивают. А что там за люди – и сам знаешь.

– Договоримся, – бросил Дюк неопределенно.

– Договоришься, не договоришься… Но когда такое бабло в землю вложено, всякое может случиться, – дипломатично ушел от прямого ответа Саша. – Хоть кирпич на голову…

– Не ссы, все куплено! Делай что сказано и никого не бойся, – распорядился Зеленцов. – На все про все – неделя. Возникнут проблемы – дай знать. А теперь о главном. Тот очкастый «ботан» из Курчатовского института…

Заика был одним из немногих, кто знал о завербованном ученом и колумбийских махинациях Зеленцова практически все. Равно, как и о рыночном механизме обмена гостайн на «кокс». Но вовсе не потому, что Дюк так уж сильно ему доверял: просто очень многие вещи, сопряженные с риском, он сознательно перекладывал на порученца. Вот и теперь, чтобы успокоить Заику, Дюк рассказал ему кое-что о визите в старинный особняк. И даже озвучил кое-какую щекотливую конкретику…

Коротко обрисовав ситуацию, Зеленцов приказал:

– Поговори с ним прямо завтра. По-хорошему. Предложи вот это, – Дюк протянул папку, полученную от колумбийского компаньона. – Мол, ты непризнанный гений, тебе тут ни хрена не платят, а там оценят и Нобелевскую премию дадут. Пообещай, что с него там пыль будут сдувать и попку подтирать. Лаборатория, мол, самая современная, бабла по самые помидоры и все остальное. А уж если не согласится – тогда перетрешь пожестче. С переброской этого ученого в Колумбию, я так понимаю, никаких проблем не возникнет. Если все получится как я задумал – пойдешь на мое место.

– То есть? – не понял Заика.

– Я вообще из России решил свалить, буду сюда два-три раза в год наведываться. А ты на хозяйстве будешь, за главного. Ну, типа «исполняющий обязанности».

– А как же… ну, руководство, стратегия, финансы, все остальное? – Заика явно не верил в реальность услышанного; хотя он и считал себя почти что равным Зеленцову, однако даже в мыслях не допускал, что тот по доброй воле отдаст ему бразды правления бизнесом.

В последние полтора года Зеленцов действительно приблизил Сашу к себе. Хотя он и подозревал, что Заикин иногда зажиливает кое-какую мелочовку, циничный Дюк смотрел на это сквозь пальцы: так в свое время умные купцы позволяли жуликоватым приказчикам воровать пятиалтынные, получая в обмен гарантии полной безопасности основных закромов.

Придав лицу подобающее выражение, Заикин уточнил:

– То есть ты будешь за бугром… А я – рулить? А если что-то срочное?

Зеленцов снисходительно улыбнулся.

– Есть Интернет, телефон… Да и ты не пацан! Как себя в разных ситуациях вести, ты прекрасно знаешь. Считай, я тебе доверяю.

– А право подписи? А все остальное?

– Оформим гендоверенность. Но это так, для отчетности. А чисто неформально тебя не хуже меня в Москве знают.

– А если я тебя кину? – окончательно осмелел Заика.

– Не кинешь, – отмахнулся Дюк. – Я тебе просто заряжу, сколько мне в месяц надо. Что сверху – то твое. Ну, иногда и ко мне в гости приедешь, с отчетом.

– Если ничего хренового не случится, – вздохнул Саша; он имел в виду Монаха, и Зеленцов понял его без слов.

– Так и не нашли?

– Из гостиницы в Измайлове – как сквозь землю. Все перелопатили, как сквозь мелкое сито… понимаешь? Испарились, суки!

– Что делать собираешься?

– И дураку понятно, что Стародубцев слил этому татуированному все о нашей «прослушке». Так что Монах наверняка телефон поменял. Я тут поговорил с нашими техниками, и они вот что предложили: надо прикинуть круг общения Фомина и попытаться запеленговать его телефон через других абонентов, которым он в принципе может звонить. Долго объяснять, как это делается, но технически не слишком сложно. Геморроя, правда, много, но парни пообещали все сделать. Главное, чтобы Монах как-нибудь проявился…

– Проявится, проявится. Рано или поздно. Люди такого калибра просто так не исчезают, – произнес Дюк, однако по его тону Заика так и не понял, чего в его словах больше – уверенности или самоуспокоения?

Костяной шарик горохом проскакал по цифрам рулетки и утвердился на «зеро». Лопатка крупье уважительно отодвинула столбик фишек Заике. Тот лениво пересчитал выигрыш и отошел к бару. Неслышный официант принес шашлык из осетрины и большую рюмку водки.

– А ты, Рудик, чего не играешь? – Саша лениво принялся за осетрину.

– Не люблю рулетку. В блэк-джек мне больше фартит, – Рудик приподнялся, чтобы взглянуть, есть ли свободные столы. – Занято все…

Казино «Калигула», куда Заика наведывался едва ли не каждую субботу, было небольшим и вызывающе дорогим. Четыре игровых стола, бар, лесенка в VIP-зал, вышколенная обслуга… Случайных посетителей тут никогда не наблюдалось: входной билет стоил под сотню долларов, да и далеко не всем они продавались. Деньги завсегдатаи обычно не считали – некоторые просаживали тут по несколько десятков тысяч за вечер. Заика любил испытать судьбу и при случае всем рассказывал, как однажды выиграл в «Калигуле» восемьдесят пять тысяч долларов. В другой раз он оставил там же сто четыре тысячи.

А главное, в этом заведении можно было разговаривать, не опасаясь быть подслушанным; Саша прекрасно знал, кто «крышует» «Калигулу»; высочайший статус завсегдатаев почти гарантировал, что никакой подлой аппаратуры тут не стоит.

– Значит, Дюк от фирмы отваливает? – неожиданно спросил Рудик. – С концами или как?

– Говорит – будет процессом из-за бугра управлять. – Дожевав осетрину, Заика выпил рюмку и промакнул салфеткой влажный рот. – Две крутых домины в Колумбии купил, уже на банк Гладышева записаны. Так что теперь я буду на фирме за главного, ты соответственно – на мое место. Что-то не нравится?

– Да я не о том… Тебе не кажется, что Леша в последнее время что-то слишком наглеть стал?

– В каком смысле?

– В том самом. Рисковые проекты возобновил. Ну, в Южном Бутове, кусок земли под гипермаркет. Ты ведь сам знаешь, кто на него целился и какое там бабло плавает. Приедут «звери» из Гудермеса, отстрелят яйца – и домой. И хрен ты их потом оттуда извлечешь.

– Большой риск – большие деньги. Мы ведь теперь не за зарплату будем работать. – И, пересчитав фишки, Заика отправился менять их на наличные.

От казино отъехали за полночь. Впереди, то и дело мигая синим проблесковым маячком, катил джип охраны. «Бентли» Заики с мягким утробным рокотом следовал в кильватере. За окнами переливались иллюминированые здания, мертвенная подсветка скверов, прыгающие вспышки рекламы… Саша, развалившись на заднем сиденье лимузина, рассеянно посматривал в окно.

– Да, так что ты в казино говорил? – напомнил Рудик. – В смысле, как работать будем…

– Мне Дюк так говорит: мол, мне с фирмы в месяц надо два «лимона». И все. Что наварите сверху – то ваше.

– На откуп, что ли, отдает?

– Типа того. Только теперь у нас немного другое направление.

– Кокаин?

– Ну да.

– Стремно.

– Я ведь тебе говорил, что у Дюка теперь какая-то серьезная «крыша» появилась. Сколько им Лешка откатывать будет – не спрашивай. Не наше дело. Я и сам только в общих чертах ситуацию знаю… С серьезными людьми в Кремле связана, – доверительно уточнил Заика, однако по его интонациям было понятно, что ему известно гораздо больше.

Рудика, впрочем, эта информация совершенно не удивила.

– Так ведь им придется по-взрослому откатывать, – только и отреагировал он.

– Зато и нам бабло будет капать, и ничего за это не будет. Ну, если только сознательно нарываться не будем.

– А если придется? А если сами не поймем, на кого нарвались? Получается, что Зеленцов за бугром будет отсиживаться, а мы тут свою жопу подставлять? – дошло до Рудика.

– Лешка сказал, что все схвачено. Да и «кокс» мы будем не тут впаривать, а тоже где-то за бугром. Есть одна интересная тема.

– Ты мне лучше скажи: кто и за что отвечает? – Рудику явно не нравились дальнейшие перспективы работы охранной фирмы. – Смотри, какая ситуация. Леша – за бугром. Мы – тут. У нас форс-мажор, который только Зеленцов сможет разрулить. Как с тем земельным участком. Кого конкретно сделают виноватым?

– Слушай, что-то ты слишком много вопросов задаешь! – перебил Саша с явными интонациями Дюка. – И вообще: мы пока делим шкуру неубитого медведя. Я тебе нарисовал перспективы, а уж ты смотри, будешь на этих условиях работать или нет. А предложение – как раз из тех, от которых не отказываются…

Миновав уныло-коробчатый микрорайон, машины выехали к плохо освещенной промзоне. Слева громоздились какие-то бесконечные заборы, справа курились дымки из черных труб.

– Ох, чувствую, та земля в Южном Бутове нам еще боком выйдет! – засокрушался Рудик. – На хитрую жопу… сам знаешь, что бывает.

Ни водитель «Бентли», ни Заика с Рудиком так и не поняли, откуда на дороге возник огромный мусоровоз на «мазовском» шасси и почему он сразу пошел на обгон головного джипа. Внезапно мусоровоз сделал резкий рывок направо и ударил джип в левое крыло. От неожиданного удара внедорожник вылетел с полотна дороги, свалился в глубокий кювет и перевернулся через крышу. Заскрежетал металл, дико заорали пассажиры. Угрожающе заревела сирена, над разбитой машиной вспыхнула пульсирующими сполохами синяя мигалка, но тут же погасла.

Мусоровоз остановился непосредственно перед лимузином и взял чуть влево, блокируя путь вперед. Водителю «Бентли» не оставалось ничего иного, как притормозить. Он уже собрался было дать задний ход, когда рампа мусорозаборника неожиданно приподнялась, и оттуда полыхнуло слепящим огнем. Лобовое стекло лимузина мгновенно покрылось паутиной трещин и провалилось в салон. Водитель был убит мгновенно – кровь обрызгала лицо сидевшего позади Рудика.

Ни у Заики, ни у Рудика оружия с собой не было: отправляясь в «Калигулу», они и не думали брать с собой стволы. Оружие было у пацанов в головном джипе, однако после страшной аварии вряд ли из них кто-нибудь выжил.

Медлить было нельзя… Заика рывком открыл дверку и побежал в сторону бетонного забора. Приоткрытая калитка темнела совсем близко, и она казалась теперь единственным спасением. Позади послышались возбужденные голоса, протрещала короткая очередь, над головой свистнули пули, чмокнуло дерево, и металлическим щелчком отозвался столбик навеса.

Заика успел-таки добежать до незапертой калитки и нырнуть во влажную темноту, пахнущую горячим асфальтом. За спиной забухали шаги, клацнуло железо, кто-то коротко матюгнулся… Задаваться вопросами «кто стрелял и почему?» у Саши не было времени. Затравленно осмотревшись, он свернул к мрачному мазутному строению, от которого остро несло горячей смолою, и, не оглядываясь, исчез за углом…

Небольшая деревенька укрывалась от июльской жары под зеленью садов. В лужах плескались гуси, свежие коровьи лепешки блестели на солнце. По пыльному проселку за рощей изредка проезжали дребезжащие грузовики, в поле деловито тарахтели трактора. В синих небесах пели невидимые жаворонки.

Вот уже почти неделю Монах и Стародубцев жили среди чудесных пейзажей Владимирской области. Беззубый дедок с ветеранскими колодками испросил за двухкомнатную хатку всего тысячу рублей за месяц («баню захотите – натоплю, молоко, яйца бесплатно, скажете самогона – сколько надо, столько и нагоним!..»). В деревне не было ничего: ни развлечений, ни собственного магазина (автолавка приезжала два раза в неделю), ни Интернета, ни даже водопровода. Мобильник – и то брал только на пригорке у шоссе. Зато не было и своего участкового: менты из соседнего поселка городского типа наведывались сюда несколько раз в году, по большим праздником. Да и то извещая о визите звонком в сельсовет.

Живя здесь, трудно было даже представить, что совсем рядом существует Москва с ее бешеными деньгами, бесконечным жлобством и всеразвращающей продажностью. В деревне даже дышалось как-то легче – и не только из-за почти полного отсутствия автомобилей и близости реки… И уж во всяком случае, вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову искать в этом затерянном селе беглецов.

Монах на удивление быстро свыкся с сельской жизнью. Рано утром Вадим уходил на речку – купался, ставил рыболовные сети, загорал. С его слов, последние четыре года в охранной фирме Зеленцова он вообще ни разу не был в отпуске. Да и спешить ему было некуда… Фомин лишь первые дни составлял Вадиму компанию: рыбалку он не любил, а загорать не решался, чтобы воровские татуировки не привлекали излишнего внимания деревенских парней. В последние дни Монах пристрастился к колке дров: занятие это никогда не казалось ему утомительным. Даже на зоне он, патентованный вор, которому работать не полагалось по статусу, им никогда не брезговал…

…Утвердив на дубовой колоде полено, Фомин взмахнул топором и расколол деревяшку одним ударом. За какой-то час дрова были уложены в поленницу вдоль забора. Монах аккуратно собрал щепки, воткнул в колоду топор и вышел на улицу, к колодцу. Откинул тяжелую крышку сруба. Из глубины пахнуло прохладной влагой. Звякнул металл, зашелестела цепь, ведро гулко плюхнуло, заскрипел ворот, и цепь напряглась. Монах с наслаждением припал губами к обжигающе-холодному цинковому краю. Легкий ветерок с едва различимым запахом полевых цветов ворошил короткую прическу. Невидимые пчелы жужжали в траве. Откуда-то издали, из-за леса, донеслось пасторальное дзиньканье колокольчиков и мычание коров.

– В дере-евне надо жить! – улыбнулся Фомин и, повесив ведро на крюк сбоку ворота, взглянул на часы.

Вадим, который отправился в райцентр за «одноразовым» мобильным телефоном и сим-картой, должен был появится с минуты на минуту. И действительно: вскоре по проселку в пыльном шлейфе проехал автобус, тягуче скрипнул тормозами. Автобус остановился у навеса, неподалеку от дома. Хлопнула дверка, и из чрева вывалила толпа селян.

– Привет, – Стародубцев в мокрой от жары майке с чувством пожал руку Монаху и протянул потертый мобильник. – Вот, держи. Не платиновый «Вирту», конечно, но карточку зарядил на два часа разговоров.

– Сегодня же и начну людей обзванивать, – Фомин сунул телефон в карман.

– Только не отсюда. И не в плохой связи дело. Смотри, как правильно: через два с половиной часа рейсовый автобус на «область» пойдет, там как раз остановка на федеральной трассе. Смотаемся туда, из лесочка у шоссе и позвонишь. Я-то понимаю, что номер этот нигде не засвечен, но, как говорится, береженого бог бережет. В случае чего – пусть думают, что ты из машины звонил, а сам на северо-восток укатил. Ну в Кострому какую-нибудь или на Северный Урал. Или наоборот – там уже побыл и теперь оттуда в сторону Москвы катишь. Лады?

– Прямо-таки шпионские страсти, – хмыкнул Монах, однако посчитал за лучшее последовать совету Стародубцева; во всем, что касалось подслушивающей и подсматривающей техники, он доверял Вадиму без лишних вопросов…

…Солнце медленно переваливалось на запад. Заходящие лучи окрашивали березовые стволы нежно-розовым цветом. За нарядной рощицей прорисовывалось оживленное шоссе. Монах, стоя на полянке, внимательно слушал Володю Северного – одного из наиболее авторитетных российских воров.

– …соберем сходняк через две недели, не раньше. – Баритон собеседника звучал явно доброжелательно. – Сам понимаешь, тяжело в одном месте и в одно время «стрелу» забить. Джейран в Цюрихе, Мотыль в Якутии, Важу в Тбилиси насовсем закрыли. У остальных неотложные дела. Я сам сейчас в Голландии, надо срочно один интересный вопрос разрулить. Но для тебя, сам понимаешь, все бросим и соберемся. Что-то серьезное?

– По Леше Дюку много вопросов возникло. – Монах явно не хотел распространяться о Зеленцове по телефону. – Рамс получился, чтобы не сказать иначе. Надо, чтобы уважаемые люди нас рассудили.

– Понял. Что у вас за вопросы – не спрашиваю. Все на месте, – бросил Северный. – Значит, к первому августа все мы будем в Москве. Ты никому больше не звони – сам позабочусь А уж где меня в столице искать, ты и сам знаешь…

Нажав на отбой, Фомин вышел к остановке, где его деликатно дожидался Стародубцев.

– Решили вопрос, – улыбнулся Монах. – Время у нас – тринадцать дней. Как сходняк присудит, так оно и будет.

По шоссе, дребезжа разношенными рессорами, неторопливо катил замызганный «ЗИЛ-131» с высокими бортиками. От него за километр разило свежим навозом. Доехав до остановки, грузовик притормозил. Водитель – типичный пролетарий в кепке, с приклеенной к губе папиросой – поспешно выскочил из кабины и побежал в ближайший лесок. Из-за бортиков кузова донеслось возбужденное хрюканье; видимо, машина везла живых свиней.

– Дай-ка телефончик, – неожиданно попросил Стародубцев.

– Зачем?

– Дай, дай… Потом все узнаешь.

– …когда началась стрельба, я вылез из машины и скатился в кювет, а Сашка как раз в эту сторону побежал. Больше я его и не видел, – закончил повествование Рудик.

От резервуара асфальтобетонного завода несло горячим битумным смрадом. Внизу, на подстилке, лежал бесформенный, залитый смолой силуэт, лишь отдаленно напоминающий человеческий. Это было то, что еще пару часов назад именовалось Александром Заикиным…

Зеленцов узнал о происшествии в районе Промзоны лишь наутро – Дюк принципиально отключал на ночь все телефоны. Когда же он прибыл на место происшествия, там уже вовсю трудилась оперативно-следственная группа. Ментам была обещана серьезная премия, и они старались. Были опрошены возможные свидетели (охранники с Промзоны), которые, как и водится, не только не заметили ничего подозрительного, но и даже не слышали выстрелов. Мусоровоз, из которого велась прицельная стрельба, обнаружили брошенным неподалеку от шоссе. Удалось выяснить, что его угнали за несколько часов до покушения прямо с территории одного из столичных учреждений ЖКХ. Ни отпечатков пальцев, ни каких-либо забытых или случайно брошенных вещей в кабине не нашли. Поиски в пустом мусорозаборнике тоже не привели ни к каким результатам. Зато под сиденьем отыскали «калашников» китайского производства, с полностью отстрелянным рожком, однако отпечатков пальцев на оружии также не оказалось. Тела погибших увезла труповозка, расстрелянный «Бентли» и искореженный джип охраны – эвакуатор. Легко раненного Рудика – единственного выжившего в перестрелке, – прямо из дома доставили на место покушения для дачи показаний, где он и рассказал о ночных событиях Дюку.

Тем временем опера вовсю искали Сашу Заику. Ни его тела, ни каких-либо следов в районе асфальтобетонного завода обнаружить не удалось. Однако по обрывку ткани на подъемнике предположили, что Заика мог попытаться удрать через перекидной трап над резервуаром в глубь заводской территории. Предположение выглядело здраво: из технической зоны асфальтобетонного завода, где пытался укрыться беглец, иного пути не было. Когда из огромной ямы откачали все содержимое, то на дне нашли полусожженное, запекшееся в смоле тело…

– Давайте по порядку еще раз, – предложил милицейский следователь. – Значит, лиц стрелявших вы не видели?

– Да какое там! Сперва этот урод на мусоровозе всех очень четко подрезал, джип сразу через крышу в кювет. Водила наш, как и положено, остановился… Ну а из мусоровоза – стрельба. Я справа сидел, успел выскочить и спрятаться. А Сашка – слева, тоже выскочил и через дорогу побежал, к тому забору. За ним вроде кто-то ломанулся… Один или двое. Но сказать точно не могу, – повторил Рудик уже известное.

Зеленцов брезгливо посмотрел на залитый смолой труп.

– А это точно наш Саша?

– Тело, как вы понимаете, визуальной идентификации не подлежит. Варилось в горячей смоле почти до утра. Можно попробовать по ДНК пробить, но это долго и хлопотно, да и не факт, что получится, – ответил следователь. – Мы, правда, кое-что обнаружили, когда труп от смолы отскребали. Вот это – не вашего друга?

Правоохранитель протянул золотой «Паркер» со следами оттертого битума, и Зеленцов безошибочно определил, что это та самая эксклюзивная авторучка, которую он подарил Саше на прошлый день рождения. На сигарообразном корпусе даже виднелась выгравированная подарочная надпись.

– Еще левый туфель удалось от смолы немного очистить, – сообщил следак. – Если вы хорошо помните, какую обувь носил покойный… Не фирмы «Кеннет Коул»?

– Вроде бы да, – растерянно ответил Рудик. – Он вообще дорогие шмотки любил. Даже больше, чем баб и казино.

– Значит, Заика… – растерянно пробормотал Дюк. – Значит, оформляйте…

…В тот день окна загородного офиса охранной фирмы не гасли до поздней ночи. Смерть ближайшего порученца поставила массу вопросов, первым из которых был – у кого только рука поднялась?

Конечно же, у Зеленцова была масса врагов; уж если ты ворочаешь большими деньгами, то всегда найдутся те, кому ты перейдешь дорогу. А уж если у тебя устойчивая репутация беспредельщика, то можно не сомневаться: даже те, кого ты считаешь ближайшими друзьями, будут рады исподволь поставить тебе подножку. Подумать можно было на кого угодно, однако Рудик, который со смертью Заики как бы заступал на его место, был абсолютно уверен: это дело рук тех самых конкурентов из Гудермеса, у которых Дюк внагляк отмел земельный участок в Южном Бутове. Конкуренты также слыли крутыми людьми и могли пойти на всякое, в том числе и на завал.

– Говорил я Сашке – не надо связываться, а то нарвемся, – уныло резюмировал он.

– Это я ему приказал тот проект возобновить, – перебил Зеленцов.

– Вот и довозобновлялись…

– А почему ты считаешь, что это «черные»?

– А потому, что слишком нагло. Да и сработано грамотно: следов никаких, зацепок никаких… Заику – и то по авторучке и ботинку опознали.

Зеленцов уже собрался было ехать в «поместье» на Николину Гору, когда Рудик сообщил: мол, бойцы, которым было поручено отслеживать все возможные контакты пропавшего Фомина, засекли любопытный звонок на телефон Владимира Осколкова, он же Вова Северный. Северный, один из самых авторитетных российских воров, считался наиболее доверенным другом Монаха. Хитроумный голосовой анализатор безошибочно идентифицировал звонившего как Валерия Фомина.

– И о чем договаривались? – оживился Дюк.

– Воровская сходка у них первого августа в Москве. Но дело не в этом. Судя по сигналу мобильника, Фомин сейчас где-то на трассе Владимир – Москва, подъезжает к МКАДу. Что делать?

– Не знаешь, что делать? – разозлился Зеленцов. – Людей туда пошли. Только без стрельбы и спецэффектов. Пусть твои пацаны проследят незаметно, куда поедет, с кем будет встречаться… Ну, и все остальное.

– А Стародубцев? Он ведь теперь наверняка рядом с Монахом пасется.

– Пока его не трогайте. Но отслеживайте по полной программе… Просто интересно, что они там еще придумают. Вопросы есть?

– Главное теперь, чтобы батарея этого мобильника раньше времени не разрядилась. – Чернявый крепыш внимательно смотрел в монитор ноутбука с картой Москвы.

Рудик, выехавший по просьбе Зеленцова для отслеживания Фомина, неотрывно смотрел в монитор. Красная точка ползла по овальной линии, обозначавшей МКАД, со скоростью насосавшегося клопа. Ни для кого не секрет, что любой мобильник в режиме ожидания с относительной точностью указывает место положения его владельца, однако для определения абсолютной дислокации объекта необходим специальный пеленгатор. Вот микроавтобус дюковской фирмы и отслеживал телефон, запеленгованный после звонка Фомина.

Микроавтобус с пеленгационной аппаратурой полз через изматывающий вечерний трафик Алтуфьевского шоссе. Асфальт почти зримо прогибался под тяжестью бесконечного автомобильного стада. Водитель даже не пытался перестроиться из своего ряда: автомобили шли плотно, словно косяк горбуши на нерест.

Рудик явно нервничал. Он то и дело посматривал в лобовое стекло за спиной водителя, косился на ноутбук, смотрел на часы…

– Ты точно можешь сказать, где он теперь?

– Точно не могу, – пояснил техник. – Допуск около трех или четырех километров.

– Ты понимаешь, что такое в Москве три-четыре километра? – засокрушался Рудик. – Десятки улиц, тысячи домов, десятки тысяч машин…

– Сигнал нестабильный. Лучше всего обождать, когда его машина остановится, тогда и вычислим.

Вычислить источник сигнала удалось только через полчаса. Алая точка намертво зафиксировалась в Марфино, неподалеку от железнодорожных путей.

– Поехали, – скомандовал Рудик водителю.

В Марфино прибыли минут через сорок. Если верить компьютерной программке, все это время хозяин мобильника неотлучно находился на одном месте. Попетляв по району, микроавтобус остановился неподалеку от Ботанического сада.

Теперь техник безошибочно определил место нахождения мобильника. Компьютер, как это ни странно, пеленговал сигнал из замызганного грузовика «ЗИЛ-131» с высоким кузовом. От машины ощутимо несло свежим навозом. Водителя в кабине не было – видимо, куда-то отлучился.

Рудик на свой страх и риск поднялся на подножку грузовика и заглянул в кузов. В его чреве обнаружилось несколько десятков хрюкающих свиней – и все…

– Старая шутка, – растерянно бросил он. – Стародубцева рук дело…

Было очевидно: переговорив с Северным по телефону где-то в районе шоссе Владимир – Москва, Фомин просто забросил не нужный уже телефон в кузов к хрюшам. Но где именно он это сделал и где теперь скрывается, оставалось загадкой…

Пришлось проинформировать о подставе Зеленцова – несмотря на позднее время и откровенную нелюбовь Дюка к таким звонкам.

– Пока с ним Вадим – хрен мы того Монаха найдем, – сообщил Рудик очевидное.

– Мне сейчас до Фомина дела особого нету, – ответил Дюк на удивление мирно. – И все эти сходняки мне по хрену. Время теперь другое. Но найти его все равно надо, из принципа. Просто не хочу, чтобы мои слова зависали в воздухе. Давай по-другому сделаем: пусть его теперь менты поищут. Пусть в розыск подают.

– Менты скажут, что нужна хоть какая-то формальная причина, – напомнил Рудик.

– Убийство этого, как его… Бура. Труп обнаружили под окнами квартиры Монаха. В его квартире – кровь и следы борьбы. Хозяин квартиры скрывается. Чем не причина? И вообще – неужели менты в этом меньше нашего волокут? Переговори с кем надо. Прямо сейчас созвониться можешь?

Фомин вернулся в деревню уже в сумерках: захотелось пройтись по лесу, подышать воздухом. На темной площадке перед заколоченным сельмагом он неожиданно услыхал:

– Монах? Ты, что ли?

Прямо к нему шел невысокий сгорбленный мужичок. Это был классический типаж, знакомый многим по вытаскиванию трактором засевшей в грязи машины, загородной рыбалке и попрошайничеству «на опохмел» на даче: грязные кирзачи, трехдневная небритость и неистребимая наглость.

– Ты кто? – Фомин исподлобья осматривал оплывшее синюшное лицо, которое, впрочем, показалось ему немного знакомым.

– Пахан, ты чего, златоустовскую «крытку» забыл? – Мужик дохнул на вора застарелым перегаром и протянул заскорузлую ладонь с зоновскими «перстнями»-наколками.

– Ошибся ты, – отрезал Фомин, понимая, впрочем, что это далеко не ошибка и что его опознали в ненужном месте и в крайне ненужное время.

Мужчина, посмотрев на свою протянутую в пустоту руку, подержал ее в воздухе и необидчиво опустил. Затем вновь взглянул на Монаха, словно убеждаясь, что он не ошибся.

– Монах, да ты чего такое базаришь! Я что – фуфломет какой-нибудь? Или «смотрящего» своего не узнал бы? Кипеш на зоне в Нижнем Тагиле помнишь? – Неизвестный задышал долго и прерывисто, словно рассохшаяся гармонь, меха которой растянули без звука. – Девяносто девятый год, кажется. Тогда вся четвертая зона отказалась на промку выходить, требовали, чтобы «хозяина» и нескольких сук-отрядных за беспредел сняли, братва бунт замутила. Така-ая война была! Сук из актива порезали, потом войска в зону ввели, несколько пацанов замочили. Ну, ментов нагнали, как и положено, комиссия из Москвы приехала. Похватали всех правых и неправых – и в Златоуст, для разборки. Мы с тобой полтора месяца в одной «хате» сидели, ты у нас «смотрящим» и был…

Только теперь Фомин наконец признал в столь некстати подвернувшемся знакомом Витю Чмона. Чмон был типичным чуханом, или чертом – в исправительных лагерях так называют опустившихся, не следящих за собой мужиков. Как правило, на зонах чуханы выполняют самую грязную работу, наподобие чистки нужников. Ниже них в зоновской иерархии находятся только пидоры. С Чмоном он действительно сидел когда-то в одной камере в Златоусте. Впрочем, за восемнадцать лет Монах насмотрелся на тысячи таких чуханов и потому вполне мог забыть всех их в лицо.

Видимо, оттянув срок, Чмон вернулся в родные места. Судя по внешности бывшего зэка, он был изгоем и на свободе. И вот уж действительно не к месту и не ко времени встретился с лагерным паханом!

– Слушай, а я тебя еще три дня назад срисовал! – простодушно радовался Чмон. – Смотрю, и глазам своим не верю: такой большой человек – и вдруг у нас. Мужик какой-то с тобой еще, вроде не из блатных. Ты вообще что в моих родных краях делаешь? В гости к кому приехал? Или как?

Изображать из себя кого-то другого не имело смысла. Лицо пахана в одночасье сделалось непроницаемым, взгляд – суровым. Глаза сузились, превратившись в две маленькие щелочки.

– Или как, – уточнил Монах таким тоном, что собеседнику стало не по себе. – Слушай, Чмон… Не говори никому, что меня тут видел. А то…

Мужик инстинктивно прикрыл локтем лицо, словно опасаясь удара.

– От мусоров скрываешься? Понял. Запалился? Понял. Никому не скажу. Пахан, не в падлу, а по старой дружбе. У меня с обеда трубы горят, похмелиться надо, а денег нету. Не мог бы мне пару рубликов подкинуть, я бы хоть самогоном остограммился. А то хочешь – и тебе принесу…

От надоедливого Чмона удалось откупиться несколькими некрупными купюрами и обещанием закопать при малейшей попытке рассказать кому-нибудь, что он видел тут лагерного пахана.

Вернувшись домой, Фомин не стал дожидаться Стародубцева (тот ушел на речку проверять поставленные с обеда сети), а лег спать.

Ситуация вроде бы складывалась неплохо. Вова Северный, с которым удалось переговорить, слыл в воровской среде человеком предельно порядочным. Слов на ветер не бросал, сомнительных знакомств не заводил, за попсовыми признаками богатства не гнался. Несколько лет подряд он был «смотрящим» по всему Северу России, пресекая любой беспредел на корню. Его уважали все – и старое поколение блатарей, и бандиты эпохи лихих девяностых, сидевшие вместе, и даже некоторые менты. В девяносто пятом он и еще двое авторитетных людей, которых уже не было в живых, и короновали Монаха на вора. Володя целых семь лет был «смотрящим» на зоне – срок явно достаточный, чтобы убедиться в его человеческих качествах.

Джейран и Мотыль, которых вскользь упомянул Северный, также имели в преступном мире безупречную репутацию. К тому же с Джейраном сам Монах еще в девяностом целых четыре месяца проторчал на Краснопресненской пересылке, а с Мотылем лежали в одной «больничке» всего пять лет назад. Предъяви им Фомин хотя бы малую часть того, что у него было на Дюка – и приговор был бы однозначным: Зеленцов никакой не вор, а скурвившаяся тварь, для которого «понятия» воровской чести не существует, и любой уважающий себя блатной, окажись он в одной «хате» с Дюком, посчитает за честь воткнуть пику в его поганые кишки.

Правда, встреча с Чмоном несколько тревожила Фомина. Однако он справедливо считал, что страх перед неизбежным и суровым наказанием наверняка отвратит чухана от необдуманного трепа.

Вор уже собирался выключить свет, когда в окно осторожно постучали. Это был явно не Вадим – у того были с собой ключи. И уж тем более не Чмон – тому бы и в страшном сне не пригрезилось беспокоить авторитетного уркагана поздним вечером!

Делать было нечего. Подойдя к окну, Монах отдернул штору и – буквально остолбенел от удивления.

– Это ты?.. Как же ты меня тут нашел?