Глава 11

Зеленцов еще с детства верил в непреложный закон: залог успеха – научиться отделять главное от второстепенного. Человек, распыляющий силы на мелочи, никогда не добьется успеха. В лучшем случае он станет заложником мелких страстишек и вечным неудачником, в худшем же – на всю жизнь останется «шестеркой», исполнителем чужой воли.

Этому правилу Дюк следовал с ранней юности. И в конце восьмидесятых, когда, будучи первокурсником физкультурного института, бросил учебу и организовал свою первую «бригаду», бомбившую кооператоров. В те времена диплом учителя физкультуры выглядел ничего не значащей мелочью, и возможность быстрого обогащения перевешивала любое образование. Этому правилу он последовал и в середине девяностых, когда посчитал за лучшее отправиться за вымогательство на зону, сохранив при этом статус уголовного авторитета, нежели откупиться, но вылететь из криминальной обоймы. Так произошло и после освобождения по амнистии, когда у Зеленцова появилась возможность стать «апельсином», то есть купить воровскую корону за деньги, однако потеряв при этом все перспективы вписаться в законопослушный бизнес-истеблишмент.

Вот и теперь Дюк окончательно решил: главное в жизни – не «охранная фирма», которая себя изжила. Главное – пожить остаток жизни в свое удовольствие. Жизнь в России для человека его круга становится все опасней, перспективы – туманными, и никто не может быть уверенным в завтрашнем дне. Сегодня неизвестные завалили Заику, а завтра вполне могут точно так же завалить его, Зеленцова. И будет он уже тогда не богатым и успешным человеком, а обугленным куском мяса на цинковом столе судмедэксперта.

Остановка была за малым: разобраться с первыми тремястами килограммами кокаина и, откатив тому страшному мужику из околокремлевских кругов, отбыть со Светкой в Санта-Марту. «Ботан» из Курчатовского уже прибыл в Колумбию – Заикин перед смертью постарался. Латиноамериканский компаньон несколько раз звонил из Медиолана – мол, мы слово свое держим, через несколько дней получите желаемое…

…Все произошло куда проще, чем предполагал Дюк. Не было ни шифров с местом схрона кокаина, ни таинственных знаков, ни отрыва от погони… Наркотики доставили прямо к воротам загородного офиса в нанятом микроавтобусе. Кокаин, расфасованный в килограммовые банки с детским питанием, был выгружен прямо во дворе. Дюк пересчитал закатанные в целлофан банки: пятнадцать упаковок по двадцать штук. Вскрыв наугад первую попавшуюся, он убедился, что его не обманули. Минут десять Зеленцов молча смотрел на банки с трогательным изображением плюшевого мишки, прикидывая, сколько же можно получить, если перевести это в бабло даже по самому дешевому оптовому курсу двадцать тысяч за килограмм. Даже если откатить кремлевскому компаньону половину, выходило, что тут лежит десять миллионов долларов чистыми. О такой капитализации наверняка не мечтали ни «Газпром», ни «Сибнефть»! А ведь канал поставки наркотиков в таких же товарных количествах можно было организовать за какие-то несколько месяцев…

Вечером он сидел в том же самом кабинете того же самого особняка в районе Большой Никитской. Дюка доставили во двор особняка знакомым уже «Гелендвагеном»; несомненно, хозяин особняка не хотел, чтобы машина криминального авторитета светилась рядом с офисом.

– Все очень просто, мы этот груз с самой таможни отслеживали, – пояснил хозяин кабинета ту легкость, с которой кокаин был доставлен из Колумбии. – Наркотики прибыли под видом дипломатического груза. Проверять не имеем права, но детекторы в аэропорту определили, что это такое…

– А если менты или чекисты с обыском нагрянут? – обеспокоился Зеленцов.

– Не нагрянут. Нет у них причин вами интересоваться, – успокоил высокопоставленный собеседник. – Главное теперь – никакой самодеятельности.

Дальнейшая беседа изобиловала словами «кэш», «доставка», «процент» и другими индикаторами делового сотрудничества. От Дюка требовалось немного: не вскрывая жестяные банки, под видом детского же питания переправить кокаин в одну из стран Западной Европы: мол, и отношения с ними у нас не складываются, и заработать на этом деле можно немало…

– Как же я это через несколько границ переправлю? – Зеленцов окончательно проникся доверием к высокопоставленному собеседнику.

– Это уж наша забота.

– Что… тоже под видом дипломатического груза? – осмелел Дюк, но, едва взглянув в лицо хозяина кабинета, понял, что явно поторопился с вопросом.

– Вы, кажется, и транспортные фирмы контролируете… или, как у вас принято говорить, «крышуете»? Вот и хорошо. Доставите этот груз в Антверпен, вместе с настоящим детским питанием. Точно таким же. Где умный спрячет елочную иголку? Правильно, в лесу. Там триста килограммовых банок. Если поместить это в фуру вместе с десятью тысячами таких банок, никто не станет проверять весь груз. Да и подозрений это не вызовет. В Голландии, кстати, один наш соотечественник из так называемой русской мафии весь наркотрафик и контролирует. Вот он, – собеседник протянул фотографию немолодого мужчины явно криминального экстерьера. – Когда груз будет в Голландии, получите дальнейшие инструкции. И упаси вас бог хоть в горячечном бреду назвать мое имя…

– Откат с половины? – догадался Зеленцов.

– Все правильно. С половины. Только не вздумайте нас кинуть. А то я знаю… на что вы способны. Не то пожалеть придется, – с вкрадчивой угрозой закончил партнер.

Уже отъезжая от старинного особняка, Дюк вновь и вновь спрашивал себя: правильно ли он поступает, выходя из своего довольно специфического бизнеса и навсегда выезжая из России? По всем прикидам получалось, что правильно: спокойная жизнь в Санта-Марте теперь выглядела главным на фоне пусть и прибыльных, но все же второстепенных московских дел…

Билеты до Боготы через мадридский Барахос были куплены на послезавтра. Вместе с Зеленцовым в Колумбию летела Света. Но вовсе не потому, что Дюку так уж хотелось показать ей новую недвижимость. После убийства Заики неизвестными, но слишком уж борзыми беспредельщиками от них можно было ожидать всякого, в том числе и давления на Зеленцова через близких ему людей…

Ржавый металлический конус над фонарной лампой равномерно раскачивался, и тени деревьев то увеличивались в размерах, приобретая фантастические очертания, то сжимались, делаясь карликовыми…

Конус лампы пронзительно скрипел, и от этого скрипа становилось как-то не по себе.

Вот уже полчаса Монах стоял на полутемной деревенской улице, слушая полковника Шароева. Как неожиданный визитер обнаружил место жительство беглеца, он так и не рассказал. Впрочем, Фомин особо и не выспрашивал.

Удивляло другое: высокопоставленный чекист был на удивление искренним с прожженным уголовником.

– Значит, вместо этого… Заики ваши люди бросили в чан с кипящим битумом труп бомжа?

– Иногда для оперативных целей мы получаем невостребованные трупы бродяг в Дмитровском морге, – кивнул Шароев. – Вот и теперь: отыскали труп приблизительно такой же комплекции, как и у Заики, составили оперативный план, отследили маршрут Заикина от казино «Калигула». Главной деталью операции стал битумно-асфальтовый завод. Мы ведь и место нападения тоже тщательно спланировали, просчитали, куда дюковский дружок сразу после стрельбы побежит. Остальное, как говорится, дело техники… Заикина скрутили и увезли, в чан со смолой бросили труп бомжа. Идентифицировать тело в таких случаях практически невозможно. Как мы точно установили, и Зеленцов, и милиция абсолютно уверены в гибели Заики. Для верности мы на тот труп заикинскую обувь напялили, а в карман сунули его «Паркер» с дарственной надписью.

– Лихо вы, однако. – Уркаган размял сухими татуированными пальцами «беломорину», закурил. – Прямо какая-то солнцевская братва середины девяностых…

– Бывают ситуации, когда цель действительно оправдывает средства. У нас на Лубянке еще остались честные люди, которых до чертиков достал весь этот беспредел в «вертикали власти», – пояснил чекист. – Несколько таких есть и в моем отделе. Пояснил, что к чему, вот и вызвались мне помочь. С Заикиным я говорил лично, и после получаса воспитательной работы он согласился озвучить некоторые вещи перед камерой.

– Насчет Дюка? – прищурился Монах.

– Насчет его новой «крыши». Я ведь только что рассказал…

Несколько минут Монах молчал, осмысливая услышанное. По всем прикидам получалось, что он с этим не в меру честным чекистом – по одну сторону баррикад, а Зеленцов, недавний еще друг – окончательно по другую.

– И что же он, гражданин начальник, вам перед камерой рассказал, если не секрет? – уточнил Фомин.

– Терять ему уже нечего. Заикин для всех мертв и списан. Мы ему кое-что пообещали… А потому клиент не только рассказал о механизме доставки, но и назвал несколько фамилий, одна из которых вам наверняка известна из газет и телевизора. Рано или поздно это выплывет, как масло на воде.

– Мда. За украденную в магазине пачку пельменей прокурор обычно «трояк» просит. А тут – вообще полный форшмак, – хмыкнул урка. – Я только вот одного понять не могу. Ты ведь гэбэшный полкан. Весь в шоколаде: власть, бабло, возможности… До пенсии тебе, видимо, немного осталось. А ты на свою жопу геморроя ищешь: Зеленцов с его наркотой, какие-то чиновники, которые в это вляпались… По головке тебя за это начальство не погладит. Орден не дадут. Скорее, наоборот – могут и по голове настучать. Скажи честно – зачем это все тебе надо?

Налетевший было ветерок зашелестел темными кронами. Несколько дождевых капель упало на пыльную дорогу. Чекист поднял воротник.

– Понимаете ли, в чем дело: не все в жизни можно измерить деньгами. У каждого человека должна быть совесть… Вот я, когда выяснил все это дело, и задался вопросом: есть она у меня или нет? Не начни я это дело распутывать – перестал бы себя уважать. А уж если ты живешь без самоуважения – проще веревку намылить, и в петлю.

– По делу сказано, – вздохнул Фомин. – Ладно, давай тебя проведу. Ты где тачку оставил? В роще за деревней?

Когда дошли до рощицы, хлынул дождь. Беседу пришлось продолжить в машине.

– Слушай, я никак понять не могу: а от меня ты чего хочешь? – уточнил урка. – Ну, выслушал я тебя. Ну, поверил. Мне что теперь делать?

– Надо остановить Дюка, – твердо ответил Шароев. – А уж как тех околокремлевских уродов на место поставить – я и сам знаю. У нас в Москве уже никто ничему давно не удивляется. Но если грамотно слить признания Заикина журналюгам, да еще таким, которые связаны с Интерполом, – на это придется реагировать.

– А почему ты думаешь, что я буду тебе помогать? – перебил Монах. – Ты – чекист, тот же мент. Я – вор. С какой радости мне с тобой сотрудничать?

– Какая разница… Главное, что у нас есть общие точки соприкосновения. И Зеленцов, который и у тебя в кишках сидит. На Дюка я наехать не могу… Я уже рассказал, почему. Помоги мне, Валера. Сегодня – ты мне, завтра – я тебе.

С минуту Монах молчал, обдумывая предложение. Наконец ответил:

– Один раз ты мне уже помог, когда про «беретту» покойного Бура рассказал. Я добро не забываю. Хорошо. Сделаю все, что могу. Только давай так: этого разговора между нами никогда не было…

– …внимание, розыск! – Ведущий программы «Внимание, розыск!» сурово посмотрел с телеэкрана. – За совершение особо тяжкого преступления разыскивается особо опасный рецидивист Фомин Валерий Николаевич, одна тысяча шестьдесят третьего года рождения, москвич, ранее судимый. Уголовная кличка Монах, так называемый вор в законе…

На экране появились фотографии Фомина анфас и в профиль, явно позаимствованные из уголовного дела: зоновская роба с фамилией, бритая голова, колючий взгляд.

– …если вы видели этого человека или можете что-нибудь сообщить о его местонахождении, просьба обратиться в ближайшее отделение милиции или по телефону «02». Конфиденциальность и вознаграждение гарантируются. Прослушайте информацию еще раз…

Витя Чмон неотрывно смотрел в телевизор, не веря глазам и ушам. Телевизор он смотрел часто, отдавая предпочтение криминальным новостям. Развлечений в деревне не было никаких, а в программе «Внимание, розыск!» изредка звучали фамилии и погоняла людей, знакомых по местам лишения свободы. Однако имя столь авторитетного знакомого прозвучало в криминальной хронике впервые.

Все подозрения относительно Монаха полностью подтвердились: оказывается, лагерный пахан подозревался в убийства друга Романа Малаховского, уголовная кличка Бур. Странно, что вор в законе повел себя, как законченный баклан: совершил это убийство в собственном же доме, труп выбросил с балкона, а сам скрылся в неизвестном направлении.

Впрочем, это были частности. В ментовском сообщении внимание Чмона привлекли два слова: «вознаграждение» и «конфиденциальность». Конечно, «чухан» прекрасно понимал: за стукачество, узнай о нем кто-нибудь из блатных, его бы просто порвали на части. Однако возможность стукануть безнаказанно, срубив за это бабла, подталкивала к решительным действиям…

Сообщить в ментуру о Фомине можно было двумя способами. Или из сельсовета (мобильников в деревне ни у кого не было, а единственный таксофон у сельмага разбили еще три года назад), или отправившись в райцентр, откуда опять же можно было или позвонить, или сообщить о скрывавшемся беглеце лично в РОМ.

Отправляться в райцентр было уже поздно – последний автобус ушел туда полтора часа назад. Идти пешком, да еще на ночь глядя, естественно, не хотелось. Да и сам Чмон был с похмелья, что наверняка не вызвало бы у ментов доверия.

Впрочем, спешить было некуда: по всем прикидам получалось, что ничего не подозревающий пахан вряд ли навострит из деревни лыжи в ближайшие несколько недель. Вот Витя и решил отоспаться, привести себя в порядок, чтобы утром лично отправиться «в район».

…На следующее утро Чмон, чисто выбритый, в белой рубашке поверх «парадных» брюк и благоухающий «Шипром», сидел в дежурной части местного райотдела милиции.

– Вчера по телику сообщили, что мусо… пардон, милиция одного беглого преступника ищет, – сообщил он оперу. – Так я могу кое-чего рассказать…

Опер, то и дело косясь на татуированные пальцы Чмона, с трудом подавлял зевоту. И не только потому, что личность заявителя не вызывала у него доверия. Как и принято в провинции, московских ментов он ненавидел лютой ненавистью и решать их вопросы по поимке какого-то рецидивиста не собирался.

– Там за информацию вознаграждение обещали, – напомнил Чмон самое главное.

– Кто обещал? – лениво перебил опер.

– Ну, по телевизору, типа диктора… Так когда и где я могу деньги получить? А главное, сколько?

Попросив обождать, опер удалился, однако вернулся довольно скоро. Теперь он выглядел более заинтересованным. Придвинул визитеру пачку папирос и пепельницу, участливо расспросил, где и за что он сидел, и даже предложил стакан чаю.

– Где, где, говоришь, этот преступник прячется?

– Да у нас в деревне, на соседней улице! Вот этими глазами вчера его видел и этим ртом с ним разговаривал.

– А это точно он?

Чмон едва не захлебнулся от возмущения.

– Да я с ним в Златоусте полтора месяца на одной хате парился! Да он у нас смотрящим был! Да… вот вы, гражданин начальник, свое начальство от чужого отличить можете? Да? Вот и Монах для меня был вроде самого главного начальника!

– Сколько раз ты с ним говорил? – уточнил милиционер.

– Один. Он еще сказал, чтобы я никому-никому про него не заикался! Но ведь я уже стал на путь исправления. А главное, хочу, чтобы меня вознаградили за риск.

– Насчет денежного вознаграждения за полученную информацию надо уточнить. Это же московская милиция его ищет, а не мы, – криво заулыбался мент. – Как только выясним, сразу же сообщим. А за помощь правоохранительным органам большое спасибо…

Наивный стукач даже не догадывался, как в таких случаях принято поступать у правоохранителей: информация, за которую обещано серьезное вознаграждение, оформляется на кого-то из родственников милицейского начальства, беглый преступник задерживается, райотдел получает благодарности и повышения по службе, а сам заявитель остается ни с чем. При особой навязчивости его просто «сливают» дружкам арестованного…

Можно было не сомневаться, что районные милиционеры не отступятся от этого правила.

Вилла в Санта-Марте впечатлила даже видавшего виды Зеленцова. Небольшой двухэтажный дом колониальной архитектуры предусматривал абсолютно все, начиная от зимнего сада и заканчивая автономным климат-контролем для каждой комнаты. Оранжерея радовала глаз буйством красок, бассейн во дворе – бирюзовой водой, лужайка для крикета – аккуратно подстриженной зеленой травой. С террасы можно было спуститься к причалу, у которого Дюк, любитель рыбалки, планировал обязательно поставить мотояхту. Почти точно такой же дом, купленный для гостей, белел на соседнем склоне холма. Добраться до него можно было с помощью канатной дороги.

Стоило все это удовольствие чуть меньше, чем трехкомнатная «сталинка» где-нибудь на Кутузовском.

Лоснящийся от самодовольства Зеленцов водил по пустым пока комнатам Свету, показывая, что и где будет стоять:

– Вот тут будет наша спальня, вот тут – офис, а вот тут домашний кинозал… Прикинь – свой 3D-кинозал забодяжим!

– Ты еще скажи – гарем с голыми мулатками заведешь, – привычно огрызалась та. – Все это, конечно, хорошо. Да только скучно тут больно. Общаться не с кем. Не с черножопыми же этими!

– Ничего, пообвыкнешься. Тут пальмы, море, казино. В гости будешь подруг приглашать, второй дом как раз для них и куплен. А для начала я тебя со своим другом из местных познакомлю.

Колумбийский партнер из Административного депортамента безопасности также наведался к новоселам. Поинтересовался, понравилось ли им на новом месте, предложил свои услуги в случае возможных недоразумений.

– Остальные семьсот килограммов мы отправим вам через две-три недели, – заверил он. – Канал доставки, как вы видите, отработан. Заметьте, я не спрашиваю, как вы будете распоряжаться полученными наркотиками.

– А тебе это и незачем, – отрезал Зеленцов.

Колумбийский партнер лишь сдержанно улыбнулся: по всему было заметно, что спорить с русским компаньоном он не будет, и последняя реплика произнесена исключительно из вежливости.

– Надеюсь, никаких проблем с московской полицией у вас не возникло? – уже прощаясь, уточнил он.

По мнению Дюка, ни о каких проблемах в его дальнейшей жизни и речи идти не могло. Уж если ты почти на равных беседуешь с одним из наиболее влиятельных людей государства, который обещает тебе любые блага в обмен на незначительные услуги, никаких «наездов» силовых ведомств бояться нечего. Правда, немного беспокоил воровской сходняк первого августа, на котором вроде бы должна была решаться его судьба. Однако Зеленцов уже знал, что ему следует сделать…