Глава 5
Пепел
«Сема, кушать!»
Пепел обычно просыпался от этих слов. Его звала мать, с раннего утра уже возившаяся на кухне.
Мальчик с трудом разлеплял глаза, но вставать приходилось. Иначе опоздаешь в школу, а это чревато серьезными семейными разборками.
Семья, правда, была маленькая — мать, Сема и его младшая сестра Анжелика. Мать назвала ее так, посмотрев фильм про приключения маркизы.
Отец бросил семью много лет назад и рванул из осточертевшей ему Радловки на Север за длинным рублем. С тех пор его следы затерялись. Он прислал домой только одно письмо, полученное через полтора года. Мать всегда плакала, когда доставала его из шкатулки, где хранились документы, сберкнижка и другие важные бумаги. Семену она письмо не показывала, а в шкатулку ему лезть было строго-настрого запрещено.
Когда мать умерла, мальчугану было всего 14 лет. В Радловку приехал его двоюродный дядя с женой и поселился в их доме.
Нельзя сказать, что Сема и Анжела были этому рады. Этих дальних родственников они видели всего два раза в жизни, в глубоком детстве, на юбилеях и свадьбах каких-то людей, совершенно неизвестных им.
После похорон Сема, конечно же, полез в шкатулку и достал оттуда письмо. Она оказалась почти пуста, ни сберкнижки, ни паспорта там уже не было, только ворох каких-то справок и почтовых извещений.
Он вертел в руках хрупкий бумажный квадрат с замасленными краями и никак не мог его развернуть. В детстве Сема мечтал, что прочтет письмо, найдет отца, напишет ему и убедит вернуться. Он даже привык засыпать с этой мыслью, да и сон начинался с того, что Семина рука выводила на почтовой карточке каракули.
Теперь он вырос, потерял мать и будет жить дальше с чужими людьми. Еще неизвестно, как все сложится. Сема мог прочесть письмо, но решил, что не будет этого делать, разорвал бумагу на мелкие кусочки и выкинул их в мусорное ведро.
Внезапно ему стало легче дышать. Он как-то распрямился, расправил плечи, резко выдохнул и окончательно понял, что наступила новая жизнь. Что-то билось внутри, в сердце, вместе с кровью, стучало в башке, пульсировало в висках и говорило ему: «Теперь ты сам себе хозяин».
Паренек заметил, что один клочок письма выпал, пока он нес обрывки к мусорке. Сема подобрал его и посмотрел, что там написано, но разобрал только одно коряво нацарапанное слово: «никогда».
Сема думал, что заплачет, но неожиданно засмеялся, скрутил бумажку в шарик и пульнул его в открытую форточку. Он решил, что никогда не увидит отца, у него уже нет матери, и пора начинать жить самому. Паренек не мог бы точно сказать, что он под этим понимал, но в нем внезапно появилось чувство свободы и уверенности в собственных силах. Оно обещало ему многое.
Новые «родители» показали себя не сразу. Сначала они были заботливы и внимательны, но уже через полгода Сема понял, что им нет никакого дела до него с сестрой. У него и сестры не было ни новой одежды, ни обуви, которые мать, несмотря на скудный заработок, справляла едва ли не каждый год, ни сладостей к чаю, ни походов в кино.
Дядя с теткой были сосредоточены на заработках, связанных с транспортировкой овощей в Московскую область, и имели с этого неплохой навар. На детей они никакого внимания не обращали. Сема часто слушал их разговоры и вникал в суть дела. Оказывается, можно зарабатывать деньги, практически ничего не делая, только договариваясь с нужными людьми, которые платят тебе определенный процент от объема поставленной продукции.
Сема рос, а Радловский район оставался прежним — заброшенным и неухоженным, с разбитыми дорогами и покосившимися домами. Паренек хотел было бежать в Москву и жить там, как уж придется, но его останавливала сестра. Анжелика была еще слишком мала, чтобы скитаться вместе с ним.
В Москве Сема был вместе с мамой один раз — на кремлевской елке. Он почти ничего не помнил, кроме длинных дорог и высоких зданий. Город был чужим и холодным. На дворе стоял январь, и метель в тот день мела вовсю.
Пышный праздник тогда сменился длинными очередями. Мать затаривалась продуктами, которые были редкостью в Радлове. Она изредка выбиралась в столицу. Прямого сообщения в те времена еще не было, и ей приходилось ездить через областной центр. Мать привозила детям бананы и апельсины, сосиски и колбасу. Каждый ее приезд превращался в настоящий праздник. Детям было интересно разбирать сумки и рассматривать необычные продукты, сдирать с апельсинов иностранные наклейки и прикреплять их над столом, за которым Сема делал уроки.
От дяди и тетки не стоило ждать таких подарков, и однажды Сема в выходной отправился разгружать вагоны, чтобы заработать немного денег. Он умаялся, перекидывая по цепочке мешки с сахаром, но честно отработал смену и получил восемь рублей. Через неделю парень снова был на той же товарной станции.
Так за весну, лето и начало осени ему удалось скопить приличную сумму — двести рублей — из которой он не потратил ни копейки. Имелся и еще один бонус — мышцы Семы окрепли.
Теперь, дождливой осенью, он перестал ходить на станцию и заниматься разгрузкой то досок, то цемента, за который платили больше, зато стал ежедневно тягать гантели и самодельную штангу. Школа его особенно не напрягала. Пеплов слыл середнячком, но к восьмому классу стали заметны его спортивные успехи.
Как раз тогда, после «Пиратов двадцатого века», начался бум восточных единоборств. Даже в Радлове открылся кружок по карате. Сема записался еще и на бокс, не забросил легкую атлетику, а вот на учебу времени уже не оставалось.
Учителя пытались вызывать так называемых родителей, да куда там! Те жаловались, что, мол, непутевый, дай бог восьмой класс закончить, а там в ПТУ какое-нибудь определить. Вот, хотя бы в том же Радлове — в электротехническое, глядишь, и будет толк со временем.
Несколько приемов, показанных на переменах, сразу заставили ребят уважать Семку-грузчика. Две кровавые драки с пацанами из старшего класса мгновенно подняли его на недосягаемую высоту. Он вышел из них победителем, отделавшись несколькими синяками, сам же сломал одному противнику нос, а другому — два ребра.
Разумеется, в этом случае не обошлось без милиции. Сему поставили на учет. Дядька совал пятерки и десятки — это в зависимости от их социального статуса — родителям учеников, получивших увечья.
В школе теперь говорили, что Сема из блатных. Молва даже придумала ему старшего брата, который сидел в тюрьме. Пеплов не опровергал, но и не подтверждал этой легенды.
Семен ни в какое ПТУ идти не собирался, школу закончил из принципа, с грехом пополам, но не восемь классов, как предполагали приемные родители и учителя, а все десять. Домашние задания ему делали одноклассники, страшась его кулаков.
Сема помотался немного между чахлыми радловскими заводиками, работал то грузчиком, то помощником мастера, а потом решил, что такая жизнь не для него. Люди толком ничего не делают и уйти не вовремя никак не могут. Отбывать положенное время, как учили его дома, он не мог. Слово «отбывать» для него ассоциировалось исключительно с наказанием и отсидкой.
Через полгода Семен пристроился на пункт приема металлолома. Там вроде и платили нормально, что-то и на карман перепадало, и физическую форму можно было поддерживать, таская тяжести вместо зарядки.
Постепенно круг друзей Семы перемещался из школьных коридоров в спортивные залы. Ему попался хороший тренер по боксу, который учил его держать удар и уклоняться от него, порхать по рингу, как бабочка, интуитивно находить слабые места противника. Последним умением Сема особенно гордился, но никому и никогда об этом не рассказывал.
Он сдружился еще с одной компанией боксеров из соседнего райцентра. В ней верховодил мутный тип, который устраивал поединки за деньги. На правила тут особо никто внимания не обращал, разрешалось почти все. Семен несколько раз участвовал в таких поединках. Две заветные сотни стали понемногу таять. Семе приходилось покупать одежду и еду себе и сестре. Много он на диких боях не заработал, но определенную славу приобрел, выиграл две трети поединков.
Услышав об этом, тренер рассвирепел и пригрозил не пустить Сему на соревнования, которые должны были состояться в следующем месяце в столице. Уровень их был невысок, но возможность съездить в Москву и как-то заявить о себе для подростка стоила дороже, чем мятые десятки, заляпанные кровью из разбитого носа после очередного поединка.
Москва Семе понравилась, но он быстро понял, что никто там не будет восхищаться его спортивными талантами. Таких, как он, тут тысячи. Парень вернулся в Радлов и больше на соревнования не ездил, ссылаясь то на домашние обстоятельства, то на выдуманные недомогания.
Вскоре началась перестройка, перебои с продуктами. За ними и раньше-то в столицу ездили, а сейчас даже там полки опустели. Прошел год, за ним другой, а лучше не становилось. Сначала Сема с сестрой кормились огородом, потом выменивали вещи на продукты. Деньги стали стремительно дешеветь, десятилетние накопления таяли в один день. Людям казалось, что из всех цифр остались только нули.
Но тут начались интересные дела на Семиной работе. Снова появился тот тип, который устраивал боксерские поединки за деньги, и предложил потрясти комки. Можно, мол, собрать крепких ребят и задать новым русским жару, разгромить один-другой ларек. А что, нечего жировать на нашей нищете!
Семен присоединился к толпе, но, когда она собралась переворачивать ларек вместе со всем его содержимым, вовремя успел сказать хозяйке:
— Заплати, и мы остановимся.
— Заплачу, ой, заплачу, — запричитала она и полезла куда-то под фартук.
Семен подошел к рычащей толпе, которая уже начала поддевать оба нижних угла. Ларек оторвался от земли на несколько сантиметров.
— Стоп машина! — заорал Сема. — Отбой! Нам платят — мы не трогаем.
Это объявление было неожиданным, и киоск опустился на прежнее место. Если получилось один раз поднять, то можно будет и потом проделать то же самое.
— Это как? За что заплатить? — наседал на Семена подвыпивший устроитель боксерских драк. — За мои слезы заплатить? За мои страдания?
— Твои пьяные слезы копейки не стоят, — огрызнулся Семен. — На вот. Похмелишься утром, и хватит с тебя.
Тот попытался броситься на Сему, но получил удар такой силы, что остался лежать на земле, тихо постанывая.
— Проспится, — решил Сема. — Все, пошли ребята. Тетка, а мы скоро снова придем, готовь денежку и не вздумай мильтонам стучать, а то хуже будет.
В ту ночь подобному же нападению подверглись еще два ларька. Сумма таким вот образом утроилась. Парни казались себе чуть ли не отрядом партизан, одержавшим верх над чужеземными захватчиками.
В милицию коммерсанты, конечно же, заявили. Пострадавшие указали на Сему, который требовал деньги. Алкаш-букмекер проходил только по одному эпизоду, но получил пять лет как рецидивист, Сема же отделался всего тремя. Во время суда он не мог смотреть на скамью, где сидела Анжелика. Сестра не отрываясь смотрела на брата своими глубокими черными глазами.
Три года превратились в полтора. Семен Пеплов вышел по условно-досрочному освобождению. На зоне он приобрел полезные знакомства и связи и с этих пор стал известен под кличкой Пепел.
Пеплов чаще всего вспоминал именно о своей жизни до первой посадки. После зоны его дела вошли в проторенную колею и больше из нее не выходили. До заключения все могло бы пойти по-другому, если бы парень не влился в команду громил и не оказался в первых ее рядах благодаря своей инициативе.
После зоны Пепел быстро встал на ноги. Он сколотил бригаду из дружков, еще не разъехавшихся из хиреющего Радлова, получил первые большие деньги — подъемные от воров в законе. Подмосковье стало довольно активно осваиваться, и Пепел понял, что ему повезло. Месторасположение Радловского района оказалось его козырной картой.
Многие рванули в Москву и сгинули там без следа. Кто-то подался в менты, и Пепел стал с ними делиться, потихоньку нащупывать подходы к их начальству.
Очень полезными оказались чиновники. Раньше Пепел этот люд в грош не ставил, считал их дармоедами. Цена нужной подписи обозначалась заранее. Слова «Утверждаю» или «Оказать содействие» стали заменять мочилово с поножовщиной.
Шли годы. Пепел уже несколько раз побывал за границей, познакомился с тамошней братвой. Школьные учителя совершенно зря то и дело шпыняли его за отсутствие способностей. Английский язык Пепел выучил играючи.
Он даже купил на всякий случай, про запас, гражданство одного из островных государств Вест-Индии. Интерпол в те времена только начинал фиксировать такую новинку, как русская мафия. Пепел обзавелся видом на жительство в США, который, впрочем, был отозван «за недостоверность предоставленных сведений».
Пепел занимался чем угодно, начиная от торговли оргтехникой и заканчивая секс-шопами, тогда только-только возникавшими. К нему одно время приклеилась вторая кличка — Инвестор, но она вскоре отпала. Первая была куда звучнее и легко запоминалась.
А вот с сестрой случилась беда. Сразу после его посадки Анжелика подалась в какую-то маргинальную секту. Когда Сема вышел, сестренки и след простыл. Ему лишь удалось узнать, что теперь ее зовут Лакшми-Рахиль и обретается новообращенная где-то в Сибири.
За десять лет он получил от Анжелики всего два письма. Первое — еще на зоне, полное смирения и орфографических ошибок. Из него следовало, что все хорошо. Так было и будет, потому что предрешено Абсолютом. Это сразу не понравилось Семену. Он на всякий случай написал по обратному адресу, что рад за сестру и сам хотел бы вступить в их организацию. Ответа не последовало.
Второе пришло через девять лет из Нью-Йорка. На этот раз тоже все было хорошо. Энджи — теперь ее звали так, на американский манер — заканчивала курс реабилитации у анонимных наркоманов и изъявляла желание увидеться с братом, вспомнить старые времена.
Пепел бросил все дела и первым же рейсом рванул в Нью-Йорк. Он нашел это отделение анонимных наркоманов, но там только развели руками.
Энджи Эмбер? Да, была, совсем недавно. На последние заседания не приходила, наверное, снова срыв. Это бывает.
Семен подключил свои американские контакты. Энджи нашли через три дня. Она умерла от передозировки героином в заброшенном сквоте. Пепел не стал хоронить сестру в Америке и перевез ее в Радлов. Там ей нашлось место рядом с матерью.
«Вот сюда же и меня положат, — думал он, глядя, как могильщики забрасывали яму. — Через десять лет, через год, завтра?»
Оказалось, что в этих мыслях был свой резон. «Умирать» Семе пришлось довольно скоро. Это, пожалуй, оказалось самым захватывающим приключением в его жизни. Да и самым опасным.
Говорят, что тот человек, которого заранее похоронили, будет жить долго. Семен Пеплов решил испытать правоту этой народной мудрости на себе.
Сначала небеса не предвещали бури, все шло своим чередом. Взять у одного, отдать другому, что-то наварить — схема простая. «Одним» мог быть строитель, мечтавший получить подряд на возведение нового стадиона, «другим» — чиновник, который ведал разрешениями.
Таковых, впрочем, с каждым годом становилось все больше и больше, так что Пепел принял решение как-то выстроить свои отношения с этой вот иерархией. Он выделил несколько ключевых должностей областного уровня. Персонам, сидящим на них, полагалось отстегивать постоянно, каждый месяц. Они получали практически вторую зарплату, которая могла в несколько раз превышать основную.
Та же самая картина наблюдалась в силовых ведомствах, которые и сами были не лыком шиты. Но тут уж ничего не попишешь. Такова, можно сказать, традиция.
С милицией у Пепла быстро сложились деловые отношения. Со спецслужбами все выходило гораздо более мутно и неопределенно, но Пепел научился решать и эти проблемы через третьих-четвертых-пятых лиц. Сотрудники конторы предпочитали не выходить на прямую связь с ним. Они поступали так разве что в экстренных случаях.
Как ни странно, больше всего проблем возникало со своими, то есть с коллегами. Пепел уже не мог сказать о себе, что он, грубо говоря, главарь банды. Нет, это была империя, пока маленькая, но с каждым днем расширяющая свое влияние и поле деятельности.
Пепел тратил огромные средства, силы и время на то, чтобы легализовать теневые доходы. Страна постепенно стала переходить на безналичные платежи. Черный нал сам по себе стал считаться чуть ли не стопроцентным доказательством уголовщины. Надо было оперативно меняться, идти в ногу со временем.
Но под высоко взметнувшимися деревьями постоянно пробивалась молодая поросль. Практически ежегодно появлялись новые группки отморозков, которые заявляли свои права на тот или иной кусок собственности. В некоторых случаях их претензии признавались на какое-то время. Те расслаблялись, делали ошибки, их вязали и закрывали. Все довольны — менты отчитываются, у Пепла тоже одной проблемой меньше.
У Семена, конечно, имелся стабильный костяк боевого отряда, но требовалось и рекрутировать молодых. Кто-то шел в охранные агентства, девяносто процентов которых в Радловском районе было создано Пеплом, кто-то вливался в ряды боевиков. Работа им всегда находилась — страну продолжали колыхать криминальные войны.
Нельзя сказать, что у Пепла все было безоблачно. Отнюдь нет. Три покушения только за полгода, еще одно — сразу после того, как он вышел из больницы, где ему залатали простреленное плечо.
Да что там говорить!.. Стоит заглянуть на радловское кладбище да пройти по центральной аллее, как вся история края за последние пятнадцать лет предстанет перед тобой в виде череды фотографических изображений на дорогих мраморных памятниках.
«Какие имена!» — говорил старик Ахметов каждый раз, когда хоронили очередного авторитета.
Он вздыхал и невзначай оглядывался. Много ли еще осталось свободного пространства на самых престижных участках кладбища? Места пока хватало, но проходы между могилами становились все уже.
Пепел стал замечать первые звоночки — сначала едва ощутимое, а потом и явное охлаждение к нему чиновного люда, усиление аппетитов силовиков, сопровождающееся запусканием своих щупальцев в подведомственные ему области бизнеса. Наконец в Радловский район хлынул целый вал москвичей и прочих иноземцев, которые быстро перекраивали привычный расклад сил.
Даже более сильный человек с трудом смог бы сориентироваться в создавшейся обстановке. А Пепел, при всем его теперешнем внешнем лоске и заграничных связях, был все тем же радловским Семой-грузчиком, только очень высоко поднявшимся. Так человек может долго и упорно взбираться по шесту и вдруг с ужасом обнаружить, что падает. Из-под основания шеста кто-то вдруг выбил опору.
Формально все оставалось по-прежнему — деловые застолья, совместные проекты, кормежка чиновников и силовиков. Но Пепел уже чуял дуновение холодного ветерка, который забирался ему под ватник на зоне, пока чисто интуитивно, но вскоре появилась и конкретика.
Однажды во время рыбалки с Крайновым Пепел спросил у него:
— Вот скажи мне, майор, почему новые люди в областной администрации меня как-то сторонятся? Старые — те по-прежнему, а новички, которых, как редиску, из юридических академий повытаскивали да от мамкиной сиськи отняли, нос воротят?
— Потому что они его по ветру держат, Сема, — ответил ему тогда Крайнов.
Погода была на редкость удачная для второй декады сентября. Река текла медленно, в прозрачной воде сновали мальки.
— И куда же ветер дует нынче? — поинтересовался Пеплов.
— У тебя клюет, Сема. — Крайнов указал ему на задергавшийся поплавок.
— Вижу, Паша. — Пепел вытянул лещика, придирчиво осмотрел его и кинул обратно в реку. — И все же?
— Ну, как бы тебе это объяснить?..
— Так, чтобы не обидеть?
Крайнов рассмеялся и заявил:
— Тебя обидишь, да!.. Время меняется, а ты за ним не поспеваешь. Вот как-то так. Смотри наверх, делай выводы.
— Считай, что обидел.
Пеплов бросил удочку и, загибая пальцы, стал перечислять, как благодаря его усилиям изменился район, стала развиваться инфраструктура, в область хлынули инвестиции в связи с застройкой заброшенных полей, примыкающих к Московской области.
Он уже собирался продолжать, приготовил пальцы и левой руки, но Крайнов резко перебил его:
— Никто этого не вспомнит. На каждой дороге не напишешь: «Построена благодаря усилиям Семена Пеплова». На всех кирпичах и домах тоже. Память неблагодарна, это раз.
— Ага, теперь твоя очередь считать, — съязвил Пепел. — Ну что ж, послушаем.
Крайнов покачал головой.
— Остался только один пункт: ты слишком на виду.
— Ну и что?! — удивился тогда Пепел. — Это же хорошо. Все знают, с кем здесь нужно иметь дело.
— Это было хорошо вчера, Сема. Сегодня оно уже никак, а завтра будет плохо. Мой тебе совет — уйди в тень.
— В смысле? — опешил Пепел.
— Исчезни со сцены. Сядь в ложу и сиди там, сложив ручки. Выдели себе нишу или несколько, какие-то производства, и занимайся ими.
— Но тогда это буду не я! — воскликнул Пеплов.
Крайнов хотел сказать: «В таком случае тебя не будет», но промолчал. Именно после этого разговора он понял, что Пепел — карта, в сущности, проигранная. На нее нельзя больше делать никаких серьезных ставок. Но страж порядка дал Пеплу еще один шанс.
— Ты телевизор смотришь?
— Бывает, — кивнул Пепел, который уже охладел к рыбалке и доставал из пластиковой коробки бутерброды.
— Много там новых лиц во власти?
— Полно!
— А яркие есть? Ну, к примеру, как Березовский?
— М-м-м… не припомню вот так сразу, навскидку. А что?
— А то, Сема, что для этого времени нужны другие люди.
Но собеседник, судя по дальнейшим событиям, понял Крайнова с точностью до наоборот. Пепел не собирался сдаваться, решил проверить, насколько прочен лед, на котором он в последнее время выделывал свои немыслимые кренделя. Лед оказался непрочным и хрустнул сразу же, при первом давлении.
Пепел не нашел ничего умнее, как проверить это на собственной шкуре. Он решил идти в политику, для начала принять участие в выборах в областную думу. От Радловского района, само собой.
Сначала все было хорошо. Ему кивали, брали деньги, давали гарантии, знакомили с союзниками. Пепел оббил подошвы о ступени областного собрания, городской администрации, два раза в неделю ездил в Москву на консультации к товарищам по партии.
Ему подобрали третью по прогнозам проходимости на тот момент. В списках обещали поставить так, чтобы при минимальном проценте Пепел стал бы проходным.
Под будущую протекционистскую деятельность он брал десятки миллионов и давал взятки сотнями. Все окупилось бы за год, он уже посчитал. Во второй начало бы приносить прибыль.
Но началось совсем иное. Сначала в местной прессе, а буквально на другой же день и в центральной стали появляться статьи про то, как уголовники рвутся во власть.
Пепел с пеной у рта доказывал, что осужден он был неправильно, по ошибке, и что судимость уже снята. Бесполезно. Обычная логика тут не действовала. Двух-трех пресс-конференций оказалось недостаточно для того, чтобы залить костер, начинающий разгораться.
То, о чем все знали, но принимали как нечто само собой разумеющееся, внезапно стало чем-то вроде каиновой печати. Абсолютно несмываемой.
Если раньше Семен Пеплов раздавал интервью направо и налево, то теперь ему приходилось уклоняться от предложений прокомментировать то или иное высказывание по его адресу. Наконец Пепел сорвался и публично пообещал, что если в отношении его будет продолжаться травля, то он в долгу не останется. Авторитет намекнул на то, что у многих рыльце в пушку. Он сможет пролить свет на массу темных историй и даже громких нераскрытых убийств.
Вопреки его ожиданиям, этот демарш не заинтриговал, а возмутил прессу. Пеплова называли шантажистом, на митингах и предвыборных встречах ему советовали отнести свой компромат в милицию.
«Он либо лжец, либо его можно привлекать за недоносительство», — лаконично выразил суть дела один аналитик.
Понятно, что все это говорилось в его отсутствие. Пеплов уже не числился ни в каких списках. Даже такой низкий уровень, как областная дума, ему уже не светил ни при каких раскладах. Так Семен Пеплов стал политическим трупом.
Более того, начались резкие наезды на наиболее уязвимые части его империи — отсутствие лицензий на фармацевтику, нарушение законодательства об экспорте цветных металлов, незаконное оформление земельных наделов. Это только начало большого списка.
Пеплов отбивался, как только мог. Он кричал, что работал в точности по законам, установленным в тот период, но все прекрасно понимали, что это были за времена. В результате земля у него отбиралась, входные железные двери его заводов заваривались, а в суды один за другим сыпались иски от каких-то личностей, совершенно неизвестных и неинтересных Пеплову.
«Хорошо, — решил Семен. — Будь по-вашему на этот раз».
Он сделал короткое заявление, что уходит из политики. «Так и не войдя в нее», — тут же съязвили нанятые комментаторы. Пепел попытался хотя бы вернуть деньги, вложенные в свою неудавшуюся карьеру. Это оказалось абсолютно невозможным.
— Мне сказали, что эти средства возвращены быть не могут, — рассказывал он потом Крайнову. — Так как их выплата касалась услуг частного порядка, предоставляемых кандидату в депутаты независимо от результатов его избрания. — Какова формулировка, а?! — восхищался Пеплов. — И кто из нас жулик?
— Бизнес справедлив, Сема, политика — нет, вот и вся разница. А акулы везде, была бы наживка, — отвечал майор.
Так что деньги, вложенные Пепловым, накрылись медным тазом, а вот те средства, которые давали ему, приходилось возвращать. Ну да, вроде бы Крайнов был прав — там политика, тут бизнес. Но отдать деньги оказалось уже проблематично.
Пепел сильно поиздержался во время избирательной кампании, так и не начавшейся для него. Просто так изъять из кошелька, и так уже изрядно похудевшего, значительные суммы, даже в рассрочку, оказалось нереальным. Семену пришлось делиться активами, которые будто по мановению волшебной палочки меняли владельцев и перемещались в руки москвичей либо под крыло силовых ведомств, к зиц-председателям и директорам, подпись которых на самом деле ничего не стоила.
Неясно, когда именно Пеплов понял, что его дни в Радлове сочтены. Это всегда бывает непонятно тем, о ком идет речь. Со стороны всегда виднее, а человек, вокруг которого сужается петля, которая вот-вот захлестнет горло, все еще на что-то надеется и верит в лучший исход вопреки очевидности.
Пеплов стал чаще бывать за границей, присмирел и даже учредил при каком-то отделении ЮНЕСКО фонд, который должен был поддерживать экологию региона. Такое событие получило хорошую прессу, но имя Пеплова нигде не упоминалось, только название фирмы, которая формально выступила инициатором благого начинания. Это тоже был звоночек, хотя и на сей раз Пеплов воспринял его с другим знаком — не все, мол, потеряно.
Трудно сказать, был ли Пепел идеалистом или переоценивал свои возможности. Но, так или иначе, процесс пошел. Чаша вскоре должна была переполниться.
Конечно, не все активы Пепла были сосредоточены в Радловском районе. У него много чего было и в Москве, и на Севере, и, разумеется, за границей. О последнем сегменте мало кто знал. Досужие языки поговаривали о двадцати процентах акций крупного казино в Лас-Вегасе, ресторанах на Корсике и дорогих санаториях в районе Травемюнде, но доподлинно никто ничего утверждать не мог.
Даже после так называемой смерти Пепла это осталось тайной. Но кто и на что мог претендовать из этого богатства? Прямых потомков у Пеплова не было, завещания он не оставлял.
Если же говорить об активах Семена Пеплова в России и смотреть только по бумагам, то ему принадлежало множество земельных наделов как в Радловском районе, так и в Московской области. Он владел блокирующим пакетом акций нескольких не особо крупных предприятий. Дальше шла всякая мелочь — пивные рестораны, фастфуды, ремонтные мастерские.
Для большинства горожан эта информация была весьма скандальной, но знающие люди понимали, что Сема просто не хотел светиться и многие фирмы держал в тени. Их-то и съели конкуренты в первую очередь.
С остальными разобрались тоже просто, но не сразу. Что-то обанкротили и потом сменили вывеску, где-то постепенно вытеснили руководящий состав, вводя в администрацию, а потом и в число учредителей своих послушных людей. Постепенно империя Пепла перешла под крыло силовиков, а смотрящим назначили Крайнова, который к тому времени дослужился до полковничьего чина.
Вторым Пеплом Крайнов не стал. Он был воспитан на принципах подчинения, а не единоначалия. Да и темперамент у полковника был совсем другой, вполне подходящий для нынешних стабильных и предсказуемых времен.
Пепел понял, что ему пора линять, буквально за несколько месяцев до «окончательного решения» своего вопроса. В недрах спецслужб обсуждались варианты его ареста или устранения. Вряд ли кто-то слил ему такую информацию, но данную гипотезу исключать было нельзя.
В лучшие свои годы Семен был вполне респектабельным бизнесменом, но никогда не чурался откровенно криминальных дел. Речь, конечно, уже не шла о банальном рэкете или наездах. Это были солидные поставки контрабанды, финансовые махинации, контрафакт.
Иногда Пеплов брал деньги за посредничество и сводил между собой нужных людей не только из деловых кругов. Он был не прочь получить небольшой процент за коридор на границе, например. Его мало интересовало, что именно в течение дня могло прошмыгнуть сквозь это окно — оружие, наркотики или антиквариат. Лишь бы имя Семена Пеплова в таких случаях нигде не фигурировало.
Обычно такими вот услугами оставались довольны обе стороны. Редкие конфликтные ситуации были связаны с неожиданными проверками или деятельностью «крота», прикормленного продавцом или покупателем.
Но Пеплов всегда был в тени и благоразумно не выступал на свет. Он только договаривался с верными людьми и платил им, а торговцы или покупатели отстегивали ему. Разумеется, не прямые исполнители. Вне зависимости от исхода дела Семен Пеплов традиционно оставался с честно заработанным наваром.
В этот раз речь шла о транспортировке некоего продукта из отдаленных северных регионов России в Данию. Судя по схеме, которую предложили продавцы, товар должен был сначала поступить на польскую границу, потом проследовать до Германии и лишь затем попасть в руки покупателя. В этом очень сложном деле были задействованы лишь предельно надежные перевалочные пункты.
Пеплов предложил куда более простой и дешевый вариант — товар передается его доверенным лицам в Петербурге и переправляется напрямую в Копенгаген. Он обещал, что драгоценный груз поедет в багаже спортивной делегации юниоров, которая отправлялась на соревнования в Данию. Подробный досмотр довольно громоздкого снаряжения спортсменов не предполагался, так что риск был минимален.
Разумеется, сами спортсмены не должны будут знать, что они везут. Товар спрячет среди их вещей подкупленный таможенник. Коррумпированный офицер таможенной службы в датской столице изымет его и передаст доверенным лицам.
Жадность возобладала над здравым смыслом. Когда была подсчитана экономия, получаемая в ходе секвестрования логистических операций, головы закружились даже у самых трезвых. Боссы дали добро на предложенный Пепловым вид транспортировки, и операция началась.
Сначала все шло как по маслу. Пакет размером с чемоданчик-дипломат курьер получил в Петербурге и отправился в район порта, ведомый сразу четырьмя хвостами. Там он встретился с координатором таможенной службы и передал ему груз. Тот лично, в присутствии трех наблюдателей — таково было условие продавца! — поместил пакет среди похожих и разрешил начать погрузку.
В Копенгагене повторилась та же история. Офицер, проверяющий груз на предмет возможного провоза контрабанды, эту самую контрабанду изъял и передал потасканного вида коммерсантам, приехавшим на запыленном черном «Вольво».
Те удостоверились в том, что пакет тот самый. Только покупателю и продавцу были известны тайные опознавательные знаки, нанесенные на второй слой упаковки.
В результате этой блестящей операции клан кавказских воров провалил транспортировку якутских алмазов в Данию. Тамошние радикалы намеревались передать средства, вырученные от продажи камней, арабским террористам.
Пепел «погиб» в тот день, когда пароход пересекал Северное море. Корабль причалил, а радловская полиция уже собирала по кустам чьи-то ошметки.
Сема Пеплов, может быть, и избавил север Европы от серии терактов, но кавказских воров он при этом кинул по-крупному. Клан Мусы два года возвращал долг северным алмазным баронам и еще три года платил им проценты.
После такого удара криминальная группировка, некогда весьма мощная, начала терять и вес в уголовной среде, и бойцов. Ряды ее заметно поредели. Но те, кто остался, обозлились и поклялись уничтожить предателя, кто бы им ни оказался.
Кандидатов, собственно, было немного: два таможенника по обе стороны моря, трое встречающих. Были выделены специальные средства на разработку каждого подозреваемого. Вдобавок питерский курьер и тот человек, который передавал ему упаковку с российской стороны, прошли специальную проверку.
Во всех случаях результаты были нулевыми. Кавказцы решили, что рано или поздно правда должна открыться, стали просто ждать и постепенно наращивать обмякшие мускулы.
Пепел мог надеяться, что к моменту его возвращения в Радлов группировка Мусы так или иначе сойдет на нет, бандитов либо пересажают, либо перестреляют. Но, на его несчастье, клан оказался живучим.
Тем более что на четвертый год открылась суть проблемы. Предателем оказался один из своих. Он попросту ссыпал алмазы в холщовый пакет и передал их Пеплову за огромное вознаграждение, которое пустил на приданое своей дочери.
Тайна так и не раскрылась бы, но через четыре года у него тяжело заболела мама. Он счел эту беду наказанием небес за неблаговидный поступок. Предателя быстро зарезали, его маме из общака оплатили дорогостоящее лечение, а Пепла стали искать.
Пять лет для клятвы — не срок. Возвращаясь в родной Радлов, Пепел не мог знать, что или, вернее, кто его там будет поджидать.
Пока разрабатывались детали транспортировки морем столь ценного груза, Пепел не терял времени. Он договорился с несколькими людьми об услугах, заплатил за них и исчез накануне отхода судна. Курс он держал отнюдь не в Копенгаген, как можно было бы предположить, а в Стокгольм.
В Радлове же в назначенный час один из его людей, некогда работавший каскадером, разогнал известную в городе машину Пепла с трупом бомжа на водительском сиденье и вовремя выпрыгнул. Он успел придать автомобилю максимальную скорость и верное направление.
Его напарник за десять минут до этого установил на дороге грузовик с баллонами, доверху заполненными бытовым газом. Третий участник спектакля, сотрудник ППС, нашел зуб, отброшенный взрывом. Дантист, пользовавший Пепла, опознал в нем свою работу. Четвертый, судмедэксперт, дал заключение о том, что найденные фрагменты останков с высокой степенью достоверности принадлежат Семену Пеплову.
Самые ценные кадры своей братвы Пепел забрал в Стокгольм. Сержант патрульно-постовой службы и врач спустя некоторое время были аккуратно переведены на более высокооплачиваемые должности подальше от Радлова.
Шведский криминальный мир являл собой довольно пеструю этническую среду. Здесь были представители самых разных наций и конфессий, объединенных в крепко сбитые группы, то вступавшие между собой в партнерские отношения, то затевавшие кровавые стычки.
Пеплов и раньше частенько наезжал в Скандинавию, кое с кем был знаком и вел общий бизнес. Его российский статус позволял Пеплову быть своим как среди откровенных бандитов, так и в деловых кругах, с которыми сотрудничала мафия. Это было удобно, но приходилось, в отличие от России, все время переключать регистр. Иначе он мог бы запросто попасть в неловкую ситуацию.
Близкое расположение Скандинавии к России позволяло Пеплу держать руку на пульсе событий, происходящих на родине. Он не рассчитывал на скорое возвращение, но не исключал такой возможности.
Пожив на Западе года два и проанализировав российские события, Пеплов понял, что Крайнов был прав. Время ярких и харизматичных личностей в российской политике прошло. Девяностые давно канули в Лету. Семен не жалел об этом десятилетии, вспоминал о нем только как о времени, в которое он был молод.
Можно было бы, конечно, остаться в Швеции навсегда, перебраться за океан или выбрать для спокойной и уединенной жизни какой-нибудь островок, но Пеплову не давали покоя его активы, оставшиеся в Радлове. Он знал, что там происходит. Черемшанов мотался к нему регулярно и за коротким, но сытным обедом в каком-нибудь из дорогих отелей подробно рассказывал, как обстоят сейчас дела.
Пеплов видел, как его собственность перетекала в руки безликих управленцев, превращающих поэзию бизнеса в простейшую функцию получения прибыли. Он понимал, что этот период в развитии страны неизбежен, но надеялся, что спираль истории сделает свой виток и старые добрые времена снова начнутся.
Пепел не рассчитывал на то, что с ним кто-то сегодня станет всерьез считаться, разве что из уважения, да и то лишь на первых порах. Но и спокойно смотреть на происходящее он тоже не собирался, хотя посылать своих эмиссаров не мог, поскольку формально являлся покойником.
Особенно его раздражало, что именно Крайнов встал на его место, причем не сам, а был именно назначен сверху. Можно подумать, что империю выстроил не лично он, Пеплов, вот этими самыми руками, а серые крысы в погонах разного цвета.
— Я похож на человека, который жмет сразу и на газ, и на тормоз, — признался однажды Пепел своему визитеру. — Не могу ни изменить что-то, ни смириться с этим. Как ты думаешь, что делать в такой ситуации?
— А ты жениться не подумываешь? — спросил его Черемшанов.
— А зачем? — наивно возразил Пепел. — Мне и так хорошо. Весь фотомодельный ряд к моим услугам.
— Но это же совсем другое!
— Вот-вот! А мне нужно вовсе не другое, а то самое! — Он смачно расхохотался.
На самом деле Пеплу не хватало Даши. Недаром он так тщательно скрывал их отношения от чужих глаз. Семен не хотел, чтобы к ней прилип ярлык любовницы бандита.
В том, что рано или поздно правда раскроется, Пепел не сомневался, но предпочитал не торопить события. Когда нужно, они сами так ускорятся, что мало не покажется. Лучше на пути не попадайся.
Шведский бизнес был интересен финансово, но как-то пресен по внутренней сути. Пеплов, привыкший мыслить категориями в десятки миллионов, поначалу не мог понять, почему эти сказочные богачи так расчетливы и экономны в мелочах.
Пресловутый менталитет? Века протестантского воспитания? Загадочная шведская душа? Можно было искать ответ на эти вопросы или же приспосабливаться к новым условиям. Именно этим Пеплов и занялся, причем не без успеха.
После нескольких рискованных финансовых операций, принесших ему баснословную прибыль, на Пеплова стали смотреть с уважением не только откровенные бандиты, но и вполне респектабельные банкиры. Рисковать, как привык он, здесь не пытался никто. Пеплов даже ввел на какое-то время новую моду, русский стиль, предполагавший головокружительные операции на рынке ценных бумаг, которые могли обогатить игрока или же разорить его подчистую.
Так или иначе, но к Пеплу стали присматриваться. Уже через непродолжительное время скандинавы решили, что с этим русским, пожалуй, стоит иметь дело.
