Неизвестно, скончался ли раненый парень сразу или еще пожил какое-то время. В любом случае, когда в четыре часа утра в барак пришли охранники, он находился в более или менее удовлетворительном состоянии. Парня сразу же унесли, хотя и не в «дом криков», как его заверили.

Эрл был уверен, что парню удастся выкарабкаться. Рана была неглубокая, хотя и оказалась задета артерия; последние два часа до рассвета Эрл провел, держа руку на бедре раненого, зажимая пальцами фонтан крови, а парень при этом жалобно стонал, призывая маму. Остальные заключенные удерживали его силой и успокаивали пением.

Однако парень все равно умер.

Что касается Полумесяца, тот же самый беспроволочный телеграф распространил среди заключенных известие о том, что у верзилы сломана челюсть. Его перевязали, как могли, однако в самом ближайшем времени отправят на тюремном пароходе в Паскагулу, где им займется хирург. После этого какое-то время Полумесяц проведет там, под пристальным надзором охраны. А через несколько недель, когда челюсть срастется, он вернется в Фивы.

Настал новый день, и заключенных опять погнали работать на насыпь. Эрл орудовал лопатой усердно, однако держал ее под странным углом, поскольку не хотел, чтобы открылись раны, так и не зашитые, а просто перетянутые тряпьем. Эрл понимал, что от удара или резкого толчка снова может начаться кровотечение. Артерии не задеты, поэтому от потери крови он не умрет. Просто будет слабеть все больше и больше.

В этот день солнце палило, словно глаз чудовища. Огромное, злобное, оно поливало землю обжигающими лучами, высушивая силы и жизненную энергию. Мухи, мошкара. Тяжелый труд, плохое питание, вечная нехватка воды. Начальник участка непрестанно издевался над Эрлом, сидя верхом на лошади. Однако теперь, поскольку Эрлу удалось продержаться в живых гораздо дольше, чем кто-либо мог предположить, начальник участка опасался его и старался не подходить к нему слишком близко. Теперь охранники боялись Эрла. Эрлу это нравилось. Где-то в глубине души ему это очень нравилось.

В три часа дня начался ливень. Он хлестал с небес с такой яростью, что даже начальник участка, натянувший охотничий дождевик, понял, что продолжать работу бессмысленно — редчайшая уступка природе. Он приказал заключенным выбраться из затопленной ямы на насыпь, где те могли переждать непогоду.

Эрл, как всегда, сидел особняком. Но сейчас у него возникло странное ощущение, что остальные придвинулись к нему ближе, чем раньше.

— Эй ты, белый парень, ты занимался боксом? Не иначе как ты занимался боксом, приятель. Ты быстро орудуешь руками.

Голос донесся откуда-то сзади, однако, обернувшись, Эрл увидел, что на него никто не смотрит.

— Довелось немного подраться в армии, — сказал Эрл, отвечая на первый вопрос, который ему задали негры с тех пор, как в день своего появления в бараке он разобрался с Полумесяцем и его молодыми приспешниками.

— Я сам пару лет выступал на ринге. Ты проворно работаешь руками и умеешь уклоняться от ударов. И двигаешься хорошо.

— Смотрел на других и учился, — неопределенно ответил Эрл.

— Если ты такой умный, дружище, почему же ты совершил одну большую ошибку? Если хочешь знать, ты глупее самого глупого ниггера.

— И какую же ошибку я совершил?

— Ты должен был прикончить Полумесяца. Когда он упал и больше не мог драться. Тебе следовало выдернуть нож из бедолаги Малыша и выпотрошить Полумесяца.

— Он сказал, что с него достаточно.

— Ну ты и тупой, дружище. Какой же ты тупой! Этот верзила вернется сюда с одной только мыслью в голове. Он тебя убьет. Ты уже дважды отлупил его, и он должен тебя убить. Тебе придется прикончить его в первую же ночь, как он вернется сюда, иначе ты сам станешь покойником, твою мать.

Эрл вынужден был согласиться, что это дельный совет. Полумесяц не из тех, кто способен чему-то научиться. Неделю, две, три он пролежит в тюремном лазарете в Паскагуле, пользуясь лишь самой минимальной медицинской помощью, терзаемый мучительной болью, и все это время будет пестовать злобную ярость, думая только об Эрле, отполировывая до блеска ненависть, так что вскоре у него в голове не останется никаких других мыслей, абсолютно никаких. Только на это и способен такой человек, как Полумесяц.

Следовательно, Эрл должен его убить.

Или должен приготовиться умереть сам.

Или должен бежать.

Эрла нисколько не прельщал ни один из этих вариантов. Вместо этого он попытался просто перебороть отчаяние, урвав мгновение отдыха под теплым проливным дождем, наслаждаясь чувством очищения. Эрл огляделся по сторонам: острые листья пальм сабаль раскачивались на ветру, а прямо впереди, под склоном насыпи, в яме, где почва стала еще более раскисшей и отвратительной, пробивалась свежей, сверкающей зеленью молодая растительность. Казалось, в Миссисипи перенесся Гуадалканал: дикая красота природы резко контрастировала с убогостью и жестокостью людей. Это было сейчас. Это было в настоящем. Этому можно было радоваться.

— Эй, — окликнул Эрл заключенного, обратившегося к нему, — объясни мне вот что. Тот «дом криков», о котором вопил благим матом Малыш, что это такое?

— Белый парень, ты вряд ли захочешь туда попасть. Поверь мне на слово.

— Это означает полный конец?

— Ты видел тех пришибленных, что живут у нас в бараке? Посмотри, вон они стоят.

Эрл мельком взглянул сквозь пелену дождя на небольшую кучку сумасшедших, которые стояли особняком, глупо хихикая и бормоча что-то бессвязное. Некоторые из них были ему знакомы: один негр постоянно разговаривал сам с собой, другой обжимал себя руками с такой силой, будто хотел задушить, еще один джентльмен выглядел так, будто в его тощее, словно веретено, тело воткнули стальной штырь. У каждого на рубахе была нанесена ярко-красной краской большая цифра, чтобы отличать их друг от друга.

— Всех этих ребят следовало бы отправить в больницу.

— Никаких больниц здесь нет. Есть только «дом криков». Ты здесь недавно и еще не все знаешь, но когда кто-то становится настолько плох, что уже не может больше работать, за ним приходят ночью. Его забирают в «дом криков». Мы называем это место так. Его не видел никто. Оно находится чуть к западу отсюда. Окунь утверждает, что там прохладно и чисто. Но вот только, попав туда, человек сходит с ума, и в тихую погоду, если ветер дует с запада, его можно слышать. Слышать, как он кричит. Кричит, кричит и кричит. У наших ниггеров это место не выходит из головы, они считают, что там проводятся какие-то самые страшные пытки. Считают, что охранники специально устроили место для самых страшных пыток.

— И что происходит потом?

— Через какое-то время крики прекращаются. И человек больше не возвращается назад. Никто и никогда еще не возвращался из «дома криков».

— Я постараюсь держаться от этого места подальше, — сказал Эрл. — А чем больны эти люди?

— Не знаю, белый парень. Одни говорят, у них заражение крови. Другие говорят, это лихорадка с реки. Кто-то говорит, всему виной уколы, которые делает нам врач во время осмотра. Это бывает раз в три-четыре месяца.

— Какой врач может допустить, чтобы люди заживо пеклись под палящим солнцем?

— Белый врач, — просто ответил заключенный, показывая, что разговор окончен.

Ливень прекратился так же внезапно, как и начался, и начальник участка, сбросив дождевик, со своим пистолетом-пулеметом по имени «Мейбел Луиза», сверкающим от постоянной чистки, прискакал по дороге, которая проходила по верху насыпи, и приказал заключенным спускаться вниз.

— Шевелитесь, ленивые ниггеры. Пора приниматься за работу. И ты тоже, белый парень. Не думай, что тебе будет послабление. Если я замечу, что ты отлыниваешь от работы, я отлуплю тебя по заднице палкой!

Эрл поднялся с земли, чувствуя, как боль впивается в его тело тысячью раскаленных острых лезвий. Осушенная яма манила к себе непролазной грязью, пнями кипарисов, твердых как железо, бесконечным сплетением куманики и терновника, москитами и змеями.

— Делай, как сказал босс, а не то я надаю тебе по заднице, белый парень, а может быть, хе-хе, и в задницу!

Это был Окунь, из-за дождя приехавший незамеченным на своей повозке, запряженной парой мулов.

— Ну-ка, Окунь, втолкуй ему, что к чему! — весело крикнул кто-то из охранников.

— Слушаюсь, сэр. Будет исполнено, босс. Я переговорил со стариной Полумесяцем перед тем, как его увезли отсюда. Так вот, прежде чем тебя выпотрошить, Полумесяц тебя трахнет! Да, сэр, именно это он и сделает. В задницу! Сделает из тебя свою любимую шлюху. И ты подохнешь, как сучка! Ха, черт побери, как тебе это нравится? Ты будешь красить губы помадой! Станешь любовницей Полумесяца!

Эти грязные намеки здорово встревожили Эрла. Он считал гомосексуализм чем-то ненормальным, очень плохим, такой вещью, о которой нельзя говорить вслух. Однажды Эрл увидел двух морских пехотинцев, занимающихся сексом у сортира в полевом лагере на одном из островов. Он немедленно добился их перевода в другие части, в разные дивизии. Почему-то Эрл испытывал необъяснимый животный страх перед подобными вещами.

— Хо-хо, не думаю, что белому парню приятно сознавать, что он станет мисс Кэтрин Хепберн для старины Полумесяца, когда тот вернется назад! Эй, белый парень, если ты научишься готовить жратву и носить нейлоновые чулки, возможно, Полумесяц женится на такой бледной красавице!

Эрл полностью ушел в работу, стараясь не обращать внимания на новую оскорбительную насмешку Окуня, который поистине обладал даром выводить его из себя.

Пока Эрл орудовал мотыгой, обрубая корни старому дереву, Окунь изображал смачные чавкающие звуки в духе Ланы Тернер под громогласный хохот охранников и, в первую очередь, начальника участка.

Эрл старался прогнать из головы омерзительную картину, но не мог. Его, раздетого донага, укладывают на койку, а Полумесяц подходит к нему сзади и делает свое дело. Пережить подобный позор он не сможет. Это его убьет. По какой-то причине Эрл боялся этого больше всего на свете, вопреки логике и здравому смыслу.

Он понимал, что это его убьет.

Уж лучше пусть ему продырявят пулей живот и он умрет долгой, мучительной смертью, чем будет жить с сознанием такого позора.

Эрл рубил и копал, копал и рубил. Вернулось солнце, а вместе с ним и палящий зной. Провалившись в туман страха, Эрл старался видеть только то, что находилось прямо перед ним. По крайней мере, один полезный момент в этом был, ибо вторая половина дня прошла для него гораздо быстрее, чем обычно, и вскоре уже начали сгущаться сумерки и послышался приказ забираться на насыпь.

— Заключенные, всем вылезти из ямы и построиться.

Взобравшись наверх, Эрл увидел нечто новое. Автомобиль.

Это был первый автомобиль, который он увидел с тех пор, как попал в колонию.

Черный седан «гудзон», сияющий кремово-розовым светом в лучах заходящего солнца. А рядом с машиной стоял, подобно генералу, окруженному свитой, главный противник Эрла, Великан собственной персоной, смотревший на окружающий мир в темных очках в духе генерала Макартура. Рядом с сержантом суетились двое приспешников; начальник участка, занимающий еще более низкое место в иерархии тюремного начальства, спешился и подобострастно ждал распоряжений поодаль.

Даже сквозь черные стекла очков взгляд Великана пронизывал Эрла, но он постарался не задерживаться мыслями на этом. Он просто взобрался по скользкому склону насыпи, отдал мотыгу старосте, который убрал ее в сарай для инструмента, и направился на свое место изгнанника в конце строя заключенных.

Но внезапно двое охранников подскочили к нему с обеих сторон, а третий набросился на него сзади. В следующее мгновение они навалились на Эрла, туго натягивая цепи. Еще двое охранников в целях дополнительной безопасности плотно прижали ему руки к телу. Эрла потащили к машине. Вынужденный унизительно семенить мелкими шажками, он подошел к Великану.

— Ты все еще жив, Джек Богарт? — спросил тот. — А знаешь что? Я на тебе заработал немного деньжат. Понимаешь, охранники клялись, что ты не продержишься и одной ночи. Ты же продержался целых двенадцать. Убил одного человека, хотя бы и жалкого негра. Завел себе друзей, произвел впечатление на окружающих. Я поставил на тебя деньги и сейчас приехал за тем, чтобы получить свой выигрыш.

Бах!

Кто-то сильно ударил Эрла по затылку.

— Когда мистер Великан говорит с тобой, сынок, смотри ему в лицо. Вот как у нас принято.

— А ты, надо признать, крепкий орешек, братец Джек, — продолжал Великан. — Избитый и изрезанный, ты продолжаешь драться. Насколько я слышал, дальше будет только хуже. Все говорят, у старины Полумесяца в отношении тебя особые планы. А мне почему-то кажется, что тебе вряд ли понравится то, что он задумал. Мне почему-то кажется, что такой герой, как ты, не вынесет, если его лишат достоинства. В этом случае он станет ничем. Это правда, Джек Богарт?

Бах!

Еще одна оплеуха по затылку.

— Ты что, парень, проглотил свой язык? Отвечай начальнику охраны.

— Меня зовут Джек Богаш, — сказал Эрл. — А вовсе не Джек Богарт, как того парня из кино. Я простой водитель грузовика из...

Бах!

Охранники еще несколько минут продолжали избивать Эрла, просто так, ради удовольствия. Даже начальник участка, набравшись храбрости, подошел к скованному Эрлу и пару раз пнул его ногой. От одного из ударов у Эрла на теле раскрылась рана, и рубаха быстро пропиталась кровью.

— Достаточно, — наконец остановил своих ребят Великан. — Поднимите его и усадите назад в машину. Джек Богарт, сейчас тебе придется немного прокатиться.

Опутанный цепями, зажатый с обеих сторон грузными тушами охранников, которые для пущей безопасности воткнули ему в ребра обрез «винчестера», Эрл проехал через всю колонию. Один раз ему даже удалось мельком разглядеть вдалеке ленту реки, бледную, плоскую и широкую, напоминавшую автостраду, которая уходила из города. Но тотчас же заросли сомкнулись, и тропическая растительность взяла свое. Машина подъехала к воротам.

— Да, сэр, — сказал Великан, остававшийся на переднем сиденье, пока водитель, выбежав из машины, отпирал и распахивал ворота, — хорошенько слушай то, что скажет тебе этот человек. Второго шанса на освобождение у тебя не будет. Мы здесь не торгуем индульгенциями. Мы не занимаемся спасением. Мы караем. Мы заставляем зло расплачиваться за свои грехи — вот в чем состоит наша работа. Однако, учитывая мою глубокую и искреннюю любовь к разным героям, я приготовил для тебя кое-что особенное — в смысле искушения. Сейчас мы проверим, насколько ты крепкий. Боль тебя не пугает, мистер Герой, как и страх смерти или полной деградации. Мы предложим тебе то, что дьявол предложил самому Иисусу Христу, а именно весь мир.

Он тихо фыркнул в сгущающихся сумерках.

Мягко ворча двигателем, машина катилась по узкой дороге, ведущей через джунгли, и вскоре подъехала к аккуратному зданию, приютившемуся среди ладанных сосен и пальм сабаль, белому и чистому, построенному в соответствии со строгими нормами государственных ведомств. От него повеяло 1943 годом: здание напомнило Эрлу командные пункты, которые «морские пчелы» так быстро возводили в джунглях подальше от боевой зоны, где можно было в спокойной обстановке решать вопросы управления войсками.

Когда Эрла вытащили из машины, его ждал новый сюрприз: откуда-то доносился приглушенный механический гул. Звук работающих электрогенераторов, укрытых от случайных глаз, — еще одно сходство с Тихим океаном военной поры.

Войдя в здание, Эрл был поражен: его встретила прохлада.

Здесь работали кондиционеры.

Температура в помещениях была не выше двадцати двух градусов по Цельсию. Очутившись в полумраке, Эрл заморгал. Двое здоровенных охранников потащили его по сверкающему чистотой коридору с низким потолком. По обеим сторонам коридора находилось что-то вроде больничных палат, и за одной, чуть приоткрытой дверью Эрл успел разглядеть чернокожего человека, судя по всему, умирающего, с кислородной маской на лице. Они дошли до конца коридора, где находился кабинет, чистый, с современной обстановкой в военном стиле: шкафчик с лекарственными препаратами, раковина, полка с пузырьками, стопка чистых полотенец, стерильные упаковки с таблетками или медицинскими инструментами, кушетка.

Эрла встретили двое в белых халатах, накинутых на обычную одежду.

— Веди себя спокойно, Богарт, — сказал один из охранников. — Дай этим ребятам сделать с тобой все, что им нужно, а не то я хорошенько стукну тебя по голове, так что не обрадуешься.

Эрла уложили на кушетку. Мужчины в халатах быстро стащили с него грязную одежду и вымыли его с тщательностью санитаров, каковыми они, видимо, и являлись, равнодушные, знающие свое дело, спокойные. Продезинфицировав раны, санитары умело наложили на них швы. Эрл вздрагивал каждый раз, когда игла прокалывала его разорванную кожу, но санитаров нисколько не смущало то, что они делают ему больно.

Затем появился шприц. Эрл непроизвольно поежился, когда один из санитаров набрал из ампулы какую-то жидкость, после чего подошел к нему, протер руку ваткой со спиртом и быстро ввел иглу под кожу. Почему-то это показалось Эрлу более болезненным, чем все предыдущие побои.

— Если хотите знать мое мнение, вы только даром переводите лекарство на этого жалкого типа, — заметил один из охранников.

— А тебя никто не спрашивал, Руфус, — снисходительно бросил один из санитаров, которого, как успел выяснить Эрл, звали Клитом.

Это замечание, поставившее охранника на место, наглядно продемонстрировало, кто какое место занимает на иерархической лестнице.

— Так, а теперь исчезните, — приказал охранникам второй санитар. — Дальше мы сами им займемся.

Охранники подчинились, недовольные тем, что ими понукают люди физически более слабые, но занимающие более высокое положение.

— Так, это тебя успокоит, — сказал санитар, быстро делая Эрлу еще один укол. — Обычный транквилизатор, милок. Расслабься и ни о чем не беспокойся. Посиди здесь немного.

Эрл стал ждать. Введенное лекарство оказалось очень сильнодействующим; оно буквально оглушило его, и весь мир вокруг стал чуть расплывчатым. Эрл заморгал, силясь не потерять сознание. Его быстро захлестнула волна безмятежного спокойствия, даже сонливости.

— Ну вот, солнышко, — удовлетворенно заметил вернувшийся санитар. — Ты уже совсем успокоился. Отлично, а теперь иди с нами.

Эрла, по-прежнему скованного, укутали в махровый халат, и санитары вывели его в другую дверь. Эрл пытался отмечать все детали, но те никак не желали держаться у него в памяти и постоянно куда-то ускользали.

Это больница? Здесь стоял больничный запах, но в то же время не ощущалось обязательной деловитой суеты. Это обстоятельство не сочеталось с представлением о больнице. Эрл никак не мог разобраться, в чем тут дело.

За последней дверью находилось странно освещенное помещение. Санитары усадили Эрла на стул и встали по бокам.

— Врач сейчас тебя посмотрит, упрямый ты наш. Сиди спокойно и жди.

Ничего другого Эрл сейчас и не мог делать. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

Он сидел и ждал.

Дверь открылась, и в помещение бесшумно вошел мужчина. Даже сквозь странный туман, затянувший его сознание, Эрл сразу узнал того врача, который делал ему уколы после заточения в «гробу».

— Друг мой, хотите сигарету?

Эрл молча кивнул.

В скованные руки вложили сигарету, и он поднес ее ко рту. Санитар поспешно зажег сигарету, и первая затяжка, пробившись сквозь пелену дурмана, показалась Эрлу райским блаженством.

— Знаете, а ведь того, что с вами происходит, могло бы и не быть, — сказал врач.

Эрл ничего не ответил.

— Вы в высшей степени незаурядный человек. Сильный, крепкий, упорный — одним словом, герой. Никто этого не отрицает. Но вы сражаетесь с джунглями, а джунгли неизменно одерживают верх. Не сомневаюсь, что вы это уже поняли.

Эрл сознавал, что его собеседник прав, но не желал признавать это вслух. Он продолжал молчать.

— Кто вы? Не может быть, чтобы вы были тем, за кого себя выдаете. Для этого вы слишком умный, слишком опытный, слишком хорошо подготовленный. И вами движет убедительное побуждение. Вы работаете на какое-то федеральное ведомство? Вероятно, на ФБР? Или на военную разведку? Вы работаете на армию? Каков ваш интерес в этом деле? Кого вы представляете? Зачем вы здесь?

Ничего не ответив, Эрл сделал еще одну глубокую затяжку.

— Вы продолжаете борьбу. Это просто поразительно. Вас следует внимательно изучить. Я уже достаточно насмотрелся на героев, поверьте мне, и в большинстве своем они оказывались обычными людьми, которых обстоятельства вынудили совершить нечто невероятное. Вы же ведете себя героем день за днем. День за днем. Поразительно.

Эрл снова ответил ему молчанием.

— Ну хорошо, — снова заговорил врач. — Я хочу предложить вам выход. Дать вам надежду. Вам даже необязательно говорить нам, кто вы такой, по крайней мере, до тех пор, пока вы сами этого не захотите, а вы со временем обязательно это захотите. Мое предложение очень простое. Перемените сторону.

— Переменить сторону? — переспросил Эрл.

— Ну да. Присоединяйтесь к нам. Нам нужны хорошие люди. Я смогу сделать вас своим заместителем. Вы будете сытно есть, спать на чистом белье, у вас будут несложные обязанности. Поначалу ваша работа будет казаться вам странной, быть может, даже пугающей. Но вскоре вы поймете, что мы занимаемся здесь очень важным делом. Эта работа крайне важна, и она облагораживает всех, кто с ней хоть как-то связан. Эти несчастные чернокожие заключенные, этот тупой белый сброд, который их охраняет, жестокость, смерть — все это оправдано. Все это делается ради высшего блага нашей родины и нашего образа жизни. Вы поймете это не сразу. Но со временем обязательно поймете. Поверите в высшую правоту нашего дела. Вот тогда мы сможем отпустить вас туда, откуда вы пришли. И вы даже не будете держать на нас зла; наоборот, вы будете гордиться тем, что послужили родине.

Сделав последнюю затяжку, Эрл загасил сигарету о стол.

— Нет, — сказал он. — И не надейтесь. Ни за что на свете. Возможно, мне суждено умереть здесь, но я не приму участия в том страшном деле, которым вы здесь занимаетесь.

— А жаль, — сказал врач.