Часть четвертая
Последнее сражение за Иводзиму

— Здесь, — решительно произнес Боджер.

— Здесь? — переспросил Тони Зи.

На самом деле это был не перекресток. Просто 37-я изгибалась вправо, переходя в П-стрит, или, если смотреть с противоположной стороны, П-стрит изгибалась влево, переходя в 37-ю.

— Только здесь, — повторил Боджер.

— Мик, я вижу еще сотню других мест.

— Назови их. Не тычь пальцем, а просто перечисли.

— Ну, например, любое из зданий студенческого городка, — сказал Тони.

Они стояли у конца забора, огораживающего территорию Джорджтаунского университета по 37-й улице. Сама стена слишком высока, чтобы заглянуть через нее, но они знали, что там: несколько акров лужайки, покрытой ажурным узором дорожек и утыканной скамейками, значительная ее часть в тени огромного зонта вековых деревьев. Общая длина ярдов двести пятьдесят. Со своего места Боджер и Тони могли видеть Г-образный строй величественных готических зданий с древними каменными стенами, увитыми плющем, сводчатые окна общежитий, арки и все прочие характерные приметы, указывающие на строгую торжественность высшего образования. Комплекс строений, обрамляющих лужайку с севера и запада, был обращен прямо в сторону юго-восточного угла лужайки, где находился вход в библиотеку Лоинджера. Именно это стоящее особняком творение ультрасовременной архитектуры и должно стать местом предстоящего выступления Ибрагима Зарси перед творцами внешней политики Соединенных Штатов. По слухам, там, перед избранными гостями, в основном из Государственного департамента и администрации, и несколькими десятками журналистов Зарси собирался официально объявить о своем намерении выставить кандидатуру на президентских выборах, которые должны состояться в Афганистане через несколько недель.

— Все эти здания будут закрыты, — возразил Боджер. — Крус ни за что не сможет туда проникнуть. Лужайка будет оцеплена; ему не удастся пробраться туда, чтобы произвести выстрел. И ты не учитываешь его способности. Крусу не нужно никуда проникать, потому что, в отличие от нас, ему не нужен упор, подставка или сошка, определитель погодных условий «Кестраль», дальномер, компьютер и вся прочая дребедень. Он мастерски стреляет с руки. И он будет стрелять отсюда, — закончил Мик, указывая туда, куда следовало обратить внимание напарнику.

Последовав его совету, Тони повернулся и увидел конец стены, к которому под прямым углом примыкала кованая решетка, как и полагается, с заостренными вертикальными пиками. Между забором и решеткой оставалась узкая щель, и Тони понял, что снайпер сможет в нее протиснуться. А когда он окажется с противоположной стороны забора, ему откроется вид на вход в библиотеку, откуда после выступления выйдет торжествующий Зарси, размахивая рукой поклонникам и позируя перед объективами. После чего он направится к лимузину, стоящему на 37-й улице. Дистанция будет около двухсот пятидесяти ярдов.

— Крус протискивается здесь, достает винтовку с глушителем, негромкий хлопок выстрела — и через мгновение, которое потребуется пуле на полет до цели, у сияющего Зарси, улыбающегося журналистам, сторонникам и всему миру, на лице образуется зияющая воронка.

— Может быть, Крус ворвется в один из домов на левой стороне Тридцать седьмой, выстрелит сверху. Оттуда отличный ракурс на вход в библиотеку.

— Об этом позаботится Секретная служба. Ребята постучатся во все двери, переговорят со всеми людьми и попросят не приближаться к окнам во время выступления и после него. На крышах всех зданий в Джорджтауне будут дежурить снайперы. Рей это знает, и он понимает, что лучшее для него — пробраться на задворки, причем как можно позже. Именно сюда, как я уже говорил.

— А ты не думаешь, что здесь также будет полно фараонов?

— Точно. Они перекроют П-стрит и Тридцать седьмую. Никаких машин. Но это не имеет значения. И знаешь почему? Потому что Крус уже на месте.

— Уже на месте?

— Возможно, он уже сейчас там, — продолжал Боджер. — Вот насколько сильно ему хочется сделать этот выстрел. Взгляни на стену вдоль П-стрит. Посмотри, что за ней. Похоже на рощу или лес, совершенно неухоженный, который только и ждет, когда университет построит новую химическую лабораторию или еще что-нибудь. Крус придет туда сегодня ночью, облаченный в маскхалат, и, скорее всего, устроится недалеко от стены. И станет ждать. Ночь и весь следующий день. Он будет ждать, не обращая внимания на дождь, снег, землетрясения, укусы насекомых, приступы депрессии, выигрыш в лотерею, сношающихся кошек и собак. Тридцать шесть часов без движения и звука, не отвлекаясь даже на то, чтобы сходить по нужде. Вот какова религия этого ублюдка. Завтра роща будет оцеплена, но Крус уже на месте. Ее прочешут с собаками, но он, вероятно, надушился мочой скунса, так что собаки обойдут его стороной. Человеческий глаз не сможет его различить. И завтра вечером, когда придет пора охоты, он выберется из укрытия. До места, откуда последует выстрел, не больше пятидесяти шагов. Ему нужно перебраться через стену, но для такого спортсмена это плевое дело. Если наткнется на полицейского, уложит его каратистским приемом за пару секунд, после чего проскользнет в щель между забором и оградой. Большой человек выходит на крыльцо, вспыхивает красная точка, и игра окончена. Парня не беспокоит то, как он будет уходить. Отход в его планах не значится. И неважно, если секунду спустя я всажу ему в голову пулю с полым наконечником, или он проведет остаток своих дней в федеральной тюрьме, или получит иглу в вену. Сержант морской пехоты Рей Крус сделал свое дело, и согласно его кодексу «Semper fi», согласно всей той чуши, в которую он верит, которая разделяет его и нас и делает нас дерьмом, а его — благородным рыцарем, только это и имеет значение. Его тщеславная мораль является единственным изъяном. У него есть кодекс чести, а у нас — нет.

— Мик, именно поэтому ты его ненавидишь?

— Никакой ненависти я к нему не питаю, твою мать. Я его люблю. Мне хотелось бы быть хоть вполовину таким же крутым, как он. Но я ни за что таким не стану — особенно после всего того дерьма, что мы навешали ему на задницу. Мне хотелось бы позволить ему сделать этот выстрел. Хотелось бы просто уйти. Но мы показали свою алчность, и теперь только остается идти до конца. Мы взяли бабло, так что обратного пути нет. Вот наш кодекс. Не слишком симпатичный, но, черт побери, я буду играть по его правилам, как и Крус, до самого конца.

— Где будем мы, Мик?

— Ты имеешь в виду в философском плане? Где-то между Хаусманом и Ксенофонтом.

— Нет, Мик, я имею в виду пространственно-временное местонахождение. Именно это я хочу знать.

Мик развернулся, но указывать рукой не стал.

— Дальше по П-стрит, почти у Висконсин-авеню. Помни, полиция перекроет улицу, так что машин не будет. Оттуда будет прямой выстрел до того места, где появится Крус. Мы приезжаем загодя, оставляем машину, чтобы занять место. Отправляемся в кино, а вернувшись, облачаемся в снаряжение и ждем. Все расстояния заранее измерены лазерным дальномером, никакого ветра завтра вечером быть не должно. Я уже установил прицел, так что задержки не будет. Вместо «пятидесятки» я возьму «триста тридцать восьмую», обращаться с ней гораздо проще. Я лежу на заднем сиденье, стреляю через опущенное окно. Ты рядом со мной, наблюдаешь в бинокль. Ты находишь Круса, указываешь его мне, и, как только он оказывается у меня в перекрестии, я его заваливаю, независимо от того, будет он сам стрелять или нет. Глушитель скроет звук выстрела, все услышат только звуковой удар в шестистах ярдах, который ни о чем не скажет. Я затаскиваю винтовку в машину, ты садишься за руль. После чего мы просто уезжаем, сворачиваем налево на Висконсин, едем в аэропорт Балтимора — Вашингтона и садимся на самолет во Флориду. Если будет время, мы избавимся от оружия и сожжем машину, однако на самом деле это не так уж и нужно. Макгайвер заверил меня в том, что все стволы были закуплены за границей для тайных операций, а машина зарегистрирована через целый лабиринт подставных компаний и корпораций, банков на Каймановых островах, мексиканских агентств проката и чего-то там еще.

— Предположим, ты ошибся, Мик. Предположим, Крус не объявится или объявится где-нибудь в другом месте.

— Нет. Он обязательно будет здесь. Он сам не знает почему, но я знаю. Он должен сделать все по-снайперски. Довести до конца задачу, поставленную перед Два-два, сделать выстрел. Вот его цель. Вот что подсознательно движет им. Он будет именно там, где я сказал. Это единственное место, откуда можно сделать выстрел.

— Но я просто хочу сказать, что много всего может пойти наперекосяк. И Крус не объявится. Что тогда?

— Ну, — сказал Мик, — полагаю, нам придется прямо на месте совершить харакири.

— Только не я, Мик. Тони Зи не по душе всякие самурайские штучки. Давай я просто буду очень переживать целых три дня, договорились?

— Четыре дня, — поправил Мик. — Минимум.

— Сержант, я знаю, что ты профессионал. Но давай представим, что я немощный старик, страдающий кратковременными провалами памяти, и начисто забыл то, что мы повторили всего каких-нибудь семь минут назад. Пожалуйста, еще раз.

Рей пристально посмотрел на высокопоставленного сотрудника ФБР, на Свэггера, который якобы был его родным отцом — он все еще никак не мог свыкнуться с этой мыслью, — на красивую женщину с азиатскими чертами лица, представлявшую Управление. Эти трое были здесь звездами, а вокруг суетились рядовые оперативники, техники, ковбои-спецназовцы, связисты, хотя все машины находились в целой миле отсюда.

— Вы высадите меня около водохранилища. Моя задача заключается в том, чтобы преодолеть где-то около мили по склону холма и оказаться по ту сторону стены, выходящей на П-стрит, точно в том месте, где П-стрит поворачивает налево и становится Тридцать седьмой.

— Вы считаете, это хороший вариант? — спросила женщина.

— Это единственно возможный вариант, мэм. Стрелять можно только оттуда.

— Выбор сделал Свэггер, — вмешался Мемфис.

— Это очевидное решение, — подтвердил Боб.

— Я добираюсь до места и жду рядом со стеной, выходящей на П-стрит, — продолжал Рей. — За стеной слышна возня полицейских. Я знаю, что все вокруг запружено фараонами. Мы надеемся, что плохие ребята находятся дальше по П-стрит, ближе к Висконсин-авеню.

— Еще одно предположение, — заметила женщина.

— Оно правильное. Если я здесь, они должны быть там. Они могут выстрелить только оттуда. И я, и они накрепко привязаны к топографии этого места.

— Продолжайте.

— Я жду, жду, выкуриваю пару сигарет, слушаю рок-музыку в наушниках, смотрю кино «Дом потерянных женщин» на портативном проигрывателе видеодисков, тра-ля-ля.

— А у него есть чувство юмора, — заметил Мемфис. — Мне это нравится.

— Юмор защищает от пуль, хотя бедняге Билли Скелтону он нисколько не помог. Так или иначе, час ведьм — 19.15. В этот момент я покидаю укрытие, ползу к дороге, отделяющей меня от позиции для стрельбы у конца стены вдоль Тридцать седьмой улицы, проверяю ситуацию с фараонами. Мне нужно перескочить через стену. Возможно, мне удастся пересечь дорогу без проблем, скрытно, потому что я настоящий черепашка-ниндзя. Может быть, мне придется оглушить полицейского. В любом случае я раскрываю себя, двигаюсь, и когда я выхожу на позицию — ба-бах! — меня сбивают с ног полицейские, которые прятались с противоположной стороны дороги. Меньше чем за десять секунд на меня набрасывается человек двадцать копов. Я двигаюсь так быстро, что Мик Боджер не рискует стрелять, у него нет четкой визуальной картинки — по крайней мере, так в теории. Однако он настроен решительно, его дружок Земке — наблюдатель с биноклем, и Боджер готов идти до конца. Так или иначе, полицейские валят меня на землю, подъезжает пара патрульных машин. Я в наручниках, со всех сторон окружен фараонами, меня тащат к полицейской машине и сажают сзади. После чего я жду выстрела, выставив свой профиль в заднем стекле. Когда Боджер выстрелит, я быстро пригибаюсь и уворачиваюсь от пули до того, как она прилетит.

— Ха-ха, — делано рассмеялся Ник.

— Ну, хорошо, когда меня посадят в машину…

И Рей продолжил излагать план Ника, подробно и досконально, поставив точки над всеми «i», и Свэггер наконец более или менее успокоился, услышав все это в который уже раз.

— На мой взгляд, план хороший, — подытожил Ник. — Но, с другой стороны, это я его придумал, поэтому он и должен казаться мне хорошим. Сержант Свэггер, у вас есть какие-либо замечания?

— Сержант Крус, ты только не вздумай умничать. Ты ни секунды не стоишь на месте, ты постоянно в хаотическом движении. Если ты предоставишь этому подонку хотя бы тень шанса, он тотчас же всадит в тебя пулю. А если он будет стрелять из «пятидесятки» или чего-нибудь мощного, от бронежилета не будет никакого толку.

— Я все понял, — заверил его Рей.

— Да уж надеюсь. Если ты чего-то не понял, я надеру тебе задницу.

— Если я чего-то не понял, то буду трупом.

— Неважно. Все равно надеру тебе задницу.

Рей лишь покачал головой, поражаясь непримиримости этого человека. Тот, кто был сержантом, останется сержантом до конца дней своих, что бы ни произошло.

— Знаю, Крус, вы чувствовали бы себя лучше, если бы у вас была винтовка, — наконец сказал Мемфис. — Но вы понимаете, что на это мы не можем пойти.

— А то как же, — усмехнулся Крус. — Буду играть по вашим правилам, хотя меня от этого воротит. Лично я просто вызвал бы «Хищник» и вырыл бы с помощью «Пейвуэй-2» большую воронку. Но в этом городе музыку заказываете вы.

Микроавтобус подъехал к южной оконечности лесистой местности за стоянкой клиники Джорджтаунского университета. Он притормозил лишь на мгновение, и Рей выскользнул. Пересек аллею, перебрался через невысокую кирпичную стенку и оказался на уходящем вниз склоне, заросшем деревьями, который должен привести к пересечению П-стрит и 37-й, где расставило засаду ФБР, а Рея ждала встреча с Миком Боджером, взявшим его на мушку.

Движения стесняли неудобный маскхалат и бронежилет. Впереди за деревьями виднелись два готических шпиля — вклад университета в узнаваемые силуэты города. Ориентируясь по ним, Рей направился вниз, прислушиваясь к звукам человеческой активности, с достаточным основанием уверенный в том, что камуфляж и медленные движения сделают его невидимым для тех, кто может оказаться здесь, на этом неприступном клочке неухоженного леса.

Но при этом он не мог удержаться от размышлений.

По словам Свэггера, всё решили поступившие совсем недавно материалы с допросами свидетелей. Кому-то из военно-морской разведки под давлением ФБР наконец удалось разыскать пожилую супружескую пару, которая в конце шестидесятых — начале семидесятых была знакома с Томашем и Урлиндой Крусами, когда те жили на военно-морской базе Субик-Бей. Этот же следователь нашел еще двух свидетелей, подтвердивших рассказ.

Сюжет вкратце: Томаш и Урлинда очень переживали по поводу того, что у них нет детей, особенно теперь, когда муж оставил службу и ему уже стало не нужно выходить в море. Он устроился работать в особый отдел флота на зарплату, которая по филиппинским меркам считалась очень неплохой. Однако бывший моряк не мог довольствоваться бездельем: гольф, поездки в Европу, визиты к родственникам жены могли занять его лишь ненадолго. Супруги начали активно заниматься тем, чтобы усыновить ребенка.

Но после Новогоднего наступления и восстания в Сайгоне Томаш и Урлинда исчезли на целый месяц. Вернулись они с трехмесячным малышом. Предложенное ими объяснение, хоть и очень неуклюжее, приняли: якобы Урлинда принимала какие-то специальные препараты, чтобы забеременеть, супруги отправились на лечение в Австралию, где состоялись преждевременные роды, и вот теперь они возвратились домой. Свидетельство о рождении, выданное в Австралии, придало этому объяснению юридическое основание. Рейес Фиденсиу Крус был официально оформлен как родной сын Томаша и Урлинды Крусов, проживавших в живописном жилом районе обширной военно-морской базы, по сути дела, небольшого американского города на Филиппинских островах.

Однако в Государственном департаменте данные о поездке в Австралию отсутствовали. Более того, бесстрашный следователь установил, что сразу же после Новогоднего наступления чета Крусов побывала в Сайгоне. Все указывало на то, что там им удалось купить на черном рынке ребенка со смешанной европейско-азиатской кровью. Никаких вопросов они не задавали, а если бы и задали, вряд ли им смогли бы ответить. Предположительно после кровопролитных боев с большими жертвами среди мирного населения произошел резкий всплеск количества младенцев, выставленных на продажу. Вероятно, свидетельство о рождении — следователь быстро установил, что оно подложное, — также являлось частью сделки, однако в те времена кому было до этого какое дело? Крусы счастливы, сынишка рос смышленым, подвижным и ловким, перенимая лучшее из наследия американской и филиппинской крови.

Вот в какую историю верил сам Рей до тех пор, пока ему не рассказал нечто совсем другое человек, назвавшийся его родным отцом.

По словам Свэггера, тот находился во Вьетнаме во второй командировке. К тому времени уже звезда морской пехоты, он был передан в распоряжение Центрального разведывательного управления для выполнения одной специальной операции, для которой отбирались лучшие и самые храбрые сержанты и младшие офицеры, в основном из войск особого назначения, но также из морской пехоты и «Морских котиков». Сам Боб отзывался об этом как о чем-то несущественном, вроде наряда на кухню, словно ему просто приходилось допоздна отдраивать кастрюли. Однако Рей знал, что в специальную группу брали элиту спецназа, которая отправлялась в длительные рейды на территорию Лаоса, где устраивались засады на путях снабжения.

Бойцы без колебаний вступали в бой с вьетконговцами. Они выполняли свой долг, и даже больше. Но во время одного задания сержанта Свэггера ранили, и его отправили в Сайгон лечиться.

Там он познакомился с некоей Тиен Дынг, старшей дочерью полковника Нгуена Тань Дынга из 13-й воздушно-десантной дивизии армии Южного Вьетнама, и влюбился в нее. Это было не обычное мимолетное увлечение военного времени. Свэггер встретился с родителями Тиен, открыл свои намерения и официально попросил руки дочери. Они с Тиен поженились. Боб долго обивал пороги, чтобы получить для жены визу, намереваясь после окончания командировки вернуться вместе с ней в Штаты. Однако бюрократическая волокита оказалась очень долгой, так что ему пришлось продлить командировку и устроить так, чтобы Тиен рожала в военно-морском госпитале.

Все разбило вдребезги Новогоднее наступление. Свэггер находился в Лаосе, командовал «топором», взводом, чья задача заключалась в том, чтобы затаиться в засаде и внезапно обрушиться на отступающие под натиском главных сил подразделения вьетконговцев и северовьетнамской армии. Работа опасная, но очень действенная; и многие считали, что специальная оперативная группа наглядно демонстрировала, как нужно вести войну, чтобы одержать победу.

Когда Боб возвратился, выяснилось, что квартал, в котором проживало семейство Дынг, подвергся жестокой бомбардировке. В живых почти никого не осталось. Никаких архивов. Свэггер так и не узнал, успел ли родиться ребенок до того, как все сокрушила война.

Остальное осталось невысказанным, но Рей восстановил это, скользя через погружающийся в сумерки лес к стене вдоль П-стрит. Догадавшись, что Свэггер потерял во Вьетнаме жену и ребенка, он попытался представить ту яростную горечь утраты. Может быть, именно поэтому Боб потратил столько сил, чтобы овладеть искусством меткой стрельбы; именно поэтому сам вызвался снова отправиться на вражескую территорию, где сражался так, как в то десятилетие сражались лишь считаные единицы.

И, может быть, именно этим объяснялись двадцать лет беспробудного пьянства и горького одиночества, прежде чем он смог возродиться заново и каким-то образом найти обратную дорогу в большой мир, вернуться к нормальной жизни.

Свэггер настаивал на том, чтобы провести сравнительный анализ ДНК, однако он наперед был уверен в результатах: по его словам, в определенном освещении и ракурсе Рей так похож на его собственного отца, Эрла, что становилось чуточку жутко. Наклон головы, руки, то, как он прищуривался в минуту задумчивости, категорическое нежелание демонстрировать гнев, возбуждение, восторг — любые чувства, кроме сухого смешка и тонкой иронии. Вылитый Эрл, точная копия Эрла, в гораздо большей степени Эрл, чем сам Боб.

«Ему-то хорошо, — размышлял Рей. — Ну а я? Кто я такой? Американец, сын Боба и внук Эрла, или филиппинец, сын Томаша? А может быть, я вдруг нежданно-негаданно оказался вьетнамцем?»

Но тут Крус понял, кто он такой: переняв это от отца, он был до мозга костей снайпером.

Они посмотрели кино. Дерьмово. Сходили в массажный салон. Дерьмово. Поужинали в хорошем ресторане. Дерьмово. Вернулись на такси обратно в Джорджтаун. Дерьмово. Они нервничали. И это тоже дерьмово. И вот, скрючившись в тесной машине, стоящей на тихой улице в двух кварталах от полицейского кордона, перегородившего П-стрит, они натянули бронежилеты поверх черных курток и штанов. Нахлобучили на головы шапки, закрывая уши.

— Почти все готово, твою мать, — сказал Тони Зи.

— Зи, слушай сюда. Если меня зацепят, не делай никаких глупостей вроде того, чтобы возвращаться ко мне или болтаться рядом, прикрывая меня огнем. Как только мы завалим этого козла, наступит время смываться, и если тебе придется уходить в одну сторону, в то время как я буду уходить в другую, ничего страшного. И если ты сможешь уйти, а я — нет, тоже ничего страшного. Стыкуемся в Майами.

— Ничего не случится, Мик. Мы замочим Круса, а тупоголовые фараоны будут гадать, откуда пришел этот звуковой удар. Отправимся в аэропорт, оставив в машине бомбу с часиками, чтобы рвануло в полночь, и спокойно улетим. Какой-нибудь садовник только через несколько недель обнаружит Круса, застрявшего между оградой и стеной. Все будут гадать, что это еще за чертовщина и кто прикончил Рея Круса. А тем временем у нас с тобой целый год девочек, джина и наркоты, круглые сутки все семь дней в неделю. И вот в чем лучшее: долбаная вселенная разваливается на части, подпорки, державшие ее, трещат и ломаются, но мы сделали свое дело, выполнили свое предназначение. И разве могло быть иначе? Определенно, это круче, чем преподавать английский в школе или торговать компьютерными программами.

— Тут ты прав. Просто чтобы ты знал: вы с Карлом — лучшие, с кем я когда-либо работал. Жаль его, но ты можешь быть уверен, братишка, я буду у тебя за спиной.

— То же самое, Адонис.

— А теперь давай прикончим этого недоноска.

Они снова устроились в задней части джипа. Бинокль и «Сако» «ТРГ-42» под патрон «Лапуа магнум» калибра.338 со здоровенным оптическим прицелом «Найтфорс» уже лежали на месте. Подельники заняли позиции. Тони прильнул к биноклю, а Мик взял винтовку.

— Так, постой-ка, — вдруг спохватился он. — Проверь Свэггера. Посмотри, где он. Возможно, это окажется кстати.

— Тут ты прав, — согласился напарник.

Перекатившись назад, он достал из кармана портативный компьютер и включил питание. Словно по волшебству, на экране появилась сеть улиц, где они сейчас находились, и еще через несколько секунд ожила мигающая точка, неизменно сообщающая астрономические представления спутника о том, где в настоящий момент находится Свэггер.

— Точно, он на месте. В библиотеке. Наверное, федералы устроили там командный пункт.

— Хорошо, — сказал Боджер. — Если федералы что-то задумали, Свэггер должен находиться здесь, неподалеку. Крус у нас в кармане. Я преисполнен уверенностью. Операция завершится успешно.

— Отлично. Свэггер двигается, не очень сильно, но движение есть. — Тони сверился с часами. — Хорошо, это означает, что выступление подходит к концу. Свэггер понимает, что приближается момент максимальной опасности, и старается занять место поближе к Зарси.

— Бери бинокль, братишка.

Тони снова прильнул к окулярам бинокля. Он увидел каменную стену, покрытый травой склон, уходящее под прямым углом кованое ограждение, аллею, ведущую в студенческий городок, еще одну ограду и затем дорогу, предположительно ведущую к стоянке. Ярдах в тридцати дальше по 37-й стояли двое полицейских, рядом, разговаривая друг с другом, спиной к дорожке и воротам.

Дистанция была шестьсот ярдов, и к этому времени уже заметно стемнело. Для прибора ночного видения расстояние слишком большое, однако оптика давала превосходное разрешение, и отраженного света от фонарей студенческого городка и домов на противоположной стороне Тридцать седьмой было достаточно.

— У меня отличная картинка.

— У меня тоже, — сказал Боджер.

Винтовка представляла собой фантасмагорию всех новейших фокусов, призванных обеспечить точность стрельбы. Свободно плавающий ствол, казенная часть уложена и утоплена в зеленое пластмассовое ложе, оснащенное всеми необходимыми приспособлениями повышения точности, начиная с первого и по двести тридцать третье, включая прочную пистолетную рукоятку, а также механизмы тончайшей настройки, позволяющие смещать целые элементы, стороны и полусферы в ту или в другую сторону. Внешне винтовка напоминала набор пластмассовых водопроводных труб, собранных вместе группой пьяных клоунов, однако Мику было с нею удобно, словно в сшитой на заказ обуви. Установив ее на двуногой сошке, Боджер приложил к соответствующим местам руку, глаз и плечо. Из опущенного заднего окна высунулся лишь самый кончик навинченного на дуло глушителя, а стекла были так сильно тонированы, что разглядеть внутри машины снайпера можно только в том случае, если целенаправленно его высматривать.

В оптический прицел, установленный на скромное шестикратное увеличение, Мик увидел то же самое, что и Тони, но только в меньшем масштабе. Зато никаких дерганий, колебаний, раздражающей дрожи, связанной с дыханием, что является существенным преимуществом небольшого увеличения.

— Я взял место в прицел, — сказал Мик. — Я чувствую удары своего сердца, чувствую, как движутся атомы в моем теле. Господи, ты не поверишь, какая у меня полная сосредоточенность.

— И у меня тоже, братишка. Точно.

— Теперь в любую секунду, — пробормотал Мик, и оба поняли, что время болтовни прошло.

Они ждали. Дерьмово. Ждали. Дерьмово. Ждали. Очень дерьмово.

— Есть! — вдруг воскликнул Тони, и в его голосе прозвучали торжествующие нотки. — Я его вижу! Господи Иисусе, он только что появился из-за железной ограды у входа на стоянку. Ты раскусил его в самую точку, Мик! Он в двадцати футах от того места, откуда будет стрелять.

— Фараоны, фараонов ты видишь?

— Они пялятся в противоположную сторону, кретины. Похоже, Крус пытается решить, нужно ли их оглушить, прежде чем двигаться к щели в заборе, или же просто идти вперед в надежде на то, что они не обернутся.

— Я его вижу, но он постоянно мечется взад и вперед, так что у меня нет времени взять его на мушку.

— Ты хладнокровен?

— Словно рука смерти, дружище. Пусть ублюдок двигается; как только он замрет — точка, мы его завалим.

Крус скользнул мимо дороги и присел на корточки у разделительного блока между ней и тротуаром.

— Он идет вдоль ограждения. Затем он нырнет в щель. Как только окажется на месте, я его сниму. У меня нет желания стрелять через ограду.

— Ты хладнокровен?

— Я хладнокровен как лед, парниша. Нас ждут великие дела.

Оба видели, как снайпер пробирается вперед, однако проблема заключалась в кованой ограде. Под таким углом промежутки между прутьями получались совсем маленькими, так что глупо рисковать, стреляя сквозь них. Пусть Крус пройдет вдоль ограждения, окажется на месте, и вот тогда его можно будет замочить.

— Он уже почти…

И тут сцену безумными лезвиями вспороли лучи яркого света. Они вырвались из-под крыши здания, три, четыре луча, захватив в перекрестие снайпера, ползущего вдоль ограждения. Из кустов и с земли появились люди, в какие-то доли секунды преодолевшие расстояние до снайпера. Они взяли его под прицелы ружей, кто-то крикнул, но на таком удалении разобрать слова невозможно.

— Проклятье! Это ловушка, твою мать! Ее подстроил Свэггер! Проклятье! — в ярости воскликнул Тони. — Твою мать, твою мать, твою мать, твою…

— Оставайся с биноклем. Быть может, я смогу выстрелить, когда Круса поведут к машине. Сохраняй хладнокровие, черт побери, сохраняй хладнокровие.

— Они его взяли. Их шестеро. Навалились со всех сторон!

Один полицейский отделился от кучи-малы и заговорил в рацию. Через мгновение из ночной темноты вынырнула патрульная машина, мигая красными и синими огнями. Выехав из-за угла, она устремилась к месту действия. Машина затормозила, и из нее выскочили двое полицейских.

— Отлично, Крус садится в машину. Оставайся с ним, — распорядился Мик. — Я ориентируюсь. Говори, говори!

— Фараоны его держат… господи, он вырывается… опля, его сбили с ног, надели наручники… о да, теперь его тащат к машине. Я его даже не вижу, так много вокруг него фараонов… отлично, его подвели, пригнули ему голову… дверь открылась, он садится внутрь…

— Он у меня на мушке, — пробормотал Мик.

Он увидел Круса. Силуэт его головы отчетливо показался в заднем стекле машины, освещенный пульсирующими огнями полицейских мигалок. Мик выполнил небольшую поправку, точно совместил перекрестие прицела с центром головы, зная, что пуля 338-го калибра, гораздо более мощная, чем 308-я, отклонится меньше чем на дюйм, проходя сквозь стекло, и, попав в цель, разбрызгает в стороны органическую материю, оказавшуюся в конце ее долгого пути. В это мгновение абсолютной истины и ясности его палец, подчиняясь собственной воле, плавно надавил на спусковой крючок, и раздался выстрел.

Он поимел их. Естественно. Они жаждали, чтобы их поимели. Они верили так истово, так жадно, так страстно.

— И наконец, — сказал Ибрагим Зарси, — и наконец, я скажу о чести. В наши дни о ней вспоминают нечасто. Это старомодная добродетель, существующая в книгах о рыцарях Круглого стола и Багдаде великой эпохи халифата. Это то, что связывает всех людей доброй воли, беззаветно храбрых и кристально честных, отодвигая на второй план веру, религию, секты, союзы, партии и все остальные искусственные объединения, какие только придумало человечество. Честь связывает не группировки, а самих людей. И вот, стоя здесь, в свете прожекторов, я вижу не группу так называемых «американских дипломатов» и «тех, кто определяет внешнюю политику». Не смотрю на мундиры, костюмы, прически и цвет кожи. Не различаю полов. Я вижу мужчин, и вы должны простить старика за то, что он на какой-то миг отходит от политкорректного подхода к проблеме полов. Присутствующие в этом зале женщины — это такие же мужчины, в том смысле, что они стойкие воины в битве за мир во всем мире! За то, чтобы буквы ЗВС означали не «замаскированное взрывное устройство», а «зимние виды спорта», и эти зимние виды спорта развивались бы во всем мире, чтобы даже мусульманин смог выполнить тройной тулуп!

Он подождал, когда смолкнет смех, наслаждаясь накатывающимися на него волнами любви.

— Это сможет произойти только в том случае, если у людей есть честь. И передо мной люди чести. Я вижу своего нового друга Джексона Коллинза, который направляет деятельность Управления в том, что касается моей страны. А также Теодора Холлистера, который обеспечивает общее руководство, Артура Росситера, который обладает неброской внешностью, однако на самом деле он мужественный воин, каких еще поискать. И, наконец, Уолтера Троя, который заботится о том, чтобы все то, что должно свершиться, свершалось. Вот люди, которых я люблю и уважаю. Они верят в мою родину и ее будущее. Они понимают, что наши страны и народы должны дружить и учиться друг у друга. Они понимают, что нас объединяет взаимное доверие, позволяющее нам преодолевать незначительные разногласия. И я клянусь, мои друзья, мои досточтимые друзья, что настанет день, когда мы избавимся от всего того, что нас разделяет. Клянусь в этом своей честью!

Его глаза вспыхнули исступлением, принявшим форму слез, и они потекли по щекам.

— И вот — это мой долг, моя святая обязанность, но в первую очередь этого требует моя честь, — я объявляю о том, что выставляю свою кандидатуру на предстоящих выборах президента моей страны. Вернувшись в воскресенье на родину, начну борьбу за сердца, души, умы и любовь соотечественников. Спасибо вам, американцы, за то, что показали мне, падшему грешнику, дорогу обратно к чести!

Дипломаты, обыкновенно степенные люди с сухими глазами и лицами гробовщиков, встали в едином порыве и разразились громом аплодисментов.

— Точно в цель! — воскликнул Тони Зи. — Хо-хо-хо! Трехочковый бросок, пробежка до базы, гоо-олллллл! А теперь пора…

— Проклятие! — оборвал его Мик. — Я попал в долбаный телевизор. Он разлетелся вдребезги. Это ловушка, твою мать!

Его пуля попала точно в середину того, что должно быть головой Круса, но на самом деле ею не являлось. По изображению Круса, которое еще мгновение сидело совершенно неподвижно, а затем исчезло в брызгах разлетевшегося вдребезги пластика и искрах перебитых электрических проводов, Боджер понял, что проделал дыру в экране с записанными заранее кадрами.

Из боковых переулков вдоль П-стрит на протяжении пяти кварталов выкатились тяжелые джипы, устремившиеся прямиком к наемным убийцам.

Казалось, одновременно началась всемирная конвенция спецназа: из кустов повыскакивали бойцы с всевозможными пистолетами-пулеметами и черными автоматическими винтовками, вспыхнули прожектора, а усиленный громкоговорителем голос непонятно откуда объявил: «Те, кто находится в черном «Эксплорере», выходите с поднятыми руками, вы окружены сотрудниками ФБР». Низко над головой закружили вертолеты, также направляя вниз лучи света, проникающие сквозь заросли вязов. Внезапно весь окружающий мир погрузился в войну.

Мик с силой хлопнул напарника по плечу.

— Отлично, сынок, — сказал он. — Давай-ка покажем этим ублюдкам, что к чему.

— Мамочка моя, — откликнулся Тони, — начинается большое родео!

Мик подхватил «МП-5», лежащий рядом со здоровенной снайперской «Сако», высунул дуло в открытое заднее окно, удерживая оружие одной рукой, и выпустил в темноту по ближайшим полицейским длинную очередь. С удовлетворением отметил, как те распластались на земле. Услышал, как «М-4» в руках Тони Зи меньше чем за две секунды опустошила магазин на тридцать патронов, и головной джип задрожал в тон множественным попаданиям, после чего вильнул влево, налетел на что-то твердое, вильнул вправо и наконец застыл на месте, врезавшись в припаркованную машину и полностью перегородив П-стрит.

— Отличная работа! — заорал Мик.

Ночь наполнилась волшебством хаоса. «Эксплорер» также задрожал, получая попадания пуль, протестующе зазвонил разрываемый металл. Машина быстро осела на продырявленных колесах. Стекла покрылись паутиной трещин, но какое-то время еще держались, однако пули продолжали попадать в них, и сначала одно, затем другое разлетелось брызгами сверкающих осколков.

Мик выбрался первым, с левой стороны, на газон, а пули вспахивали землю вокруг, выбивая облачка перегретых растительных белков. Он прижался к машине, стремясь найти за ней хоть какую-то защиту, и тут из раскрытой двери вывалился Тони Зи, торопливо и неуклюже.

Увидев второй джип, который выскочил на тротуар, объезжая подбитую машину, Боджер навел на него мушку и полоснул длинной очередью. Джип судорожно заметался из стороны в сторону, разбрасывая из пробоин в корпусе всякий мусор, и врезался в дерево. Вспыхнули новые фары, но Мик и Тони стреляли поочередно, один поверх другого, в классической связке спецназа, разряжая магазины по всему движущемуся, так что оторопевшие агенты попятились назад. Никто из тех, у кого был полицейский значок, не имел желания попасть в списки погибших.

Перестрелка получилась впечатляющая — все, что только можно пожелать в этом безумии. Лучшие гангстерские боевики, ограбление отделения «Американского банка» в Норт-Голливуде, Красавчик Нельсон, отстреливающийся от агентов ФБР, с дымящимся «томпсоном» в руках! Всё сразу, всё вместе, весь мир, охваченный кровавым хаосом.

Из дул вырывались частые вспышки пламени, бездымный порох извергал пьянящий дьявольский аромат, такой сильный, что волосы в ноздрях вставали дыбом от наслаждения, а стреляные гильзы мелькали в воздухе, словно насекомые, кружащиеся возле улья. Отдача доставляла удовлетворение, ударяя сильно, но не больно, и поверх этой драмы разыгрывалась другая, с падающими людьми, разбивающимися стеклами, мечущимися машинами, летящей пылью, ломающимися вещами. Конец света, потонувший в хлынувших неудержимой лавиной потоках дерьма.

Мик молниеносно заменил магазин.

— Ребята, вы захотели маленькую войну? — крикнул он. — Отлично, ублюдки, мы вам устроим маленькую войну. И знаете что? Мы любим войну!

Тони захохотал. Воистину, это рай профессиональных солдат. Именно то, о чем они только мечтали в те минуты, когда становились честными по отношению к самим себе. Последняя большая прогулка с дьяволом. Огневая мощь, разрушение, море боеприпасов и враг, который ждал, что ты поднимешь руки, и не думал получить Третью мировую войну здесь, в степенном Джорджтауне.

— Как ты? — спросил Мик, передергивая затвор.

Тони тоже вставил в карабин свежий магазин.

— Лучше не бывает, — ответил он. — Господи, как же мне хорошо! Жаль только, с нами нет Крекера.

Сунув руку в карман, Мик достал горсть каликов и проглотил их всухую. Таблетки взорвались у него в голове осветительными зарядами, налетевшими на пластину из нержавеющей стали. Твою мать, он зарядился на славу! По высшему классу, одержимый безумием войны.

Тони также проглотил горсть таблеток, и приятели обменялись кривыми усмешками, полными презрения ко всему миру, жаждой смерти и вожделением. Возможно, именно такими взглядами обменялись Мэтикс и Платт перед торговым центром «Саниленд» в округе Дейд в 1986 году или снайперы группы «Дельта» Шугарт и Гордон на месте крушения вертолета «Блэк хок» в Могадишо в 1993-м.

— Давай отправим на тот свет парочку ублюдков, — предложил Тони.

Приятели встали, стреляя навскидку. Их пули, уйдя в ночную темноту, вспахали груды мусора, искрошили штукатурку, разбили вдребезги стекла, превратили сталь в осколки шрапнели, воистину наполнили атмосферу стопроцентной вероятностью смерти. Затем они побежали через чей-то двор, а вокруг ответный огонь поднимал фонтанчики земли. Одна пуля сбила с ног Тони, однако бронежилет остановил ее, и через мгновение он уже снова вскочил на ноги, хохоча словно сумасшедший.

— Долбаный козел решил, что завалил меня! — воскликнул Тони. — Не повезло кретину!

Они нырнули между домами.

Мик, снова сменив магазин, усиленно заморгал, прогоняя из глаз пот. Подняв взгляд, он увидел девочку, которая с любопытством смотрела на них в окно.

— Ложись, малышка, ложись! — отчаянно замахал рукой он.

Девочка улыбнулась.

Мик улыбнулся в ответ, подмигнул, затем снова подал знак «ложись», и на этот раз девочка повиновалась.

— Ты готов? — спросил Тони Зи.

— Заряжен, на взводе, словно породистый жеребец, готов танцевать рок-н-ролл и умереть громко и весело!

— Я просто тащусь, это самая настоящая «Схватка»!

— Это снова тот великий матч в Обернском университете, только еще круче, — рассмеялся Мик. — Катись, волна! Отлично, предлагаю по моему сигналу направиться в Висконсин, где мы сможем по-настоящему похулиганить.

— Давай же, лентяй, — усмехнулся Тони.

Они побежали между домами, один с «МП-5», другой с «М-4», два терминатора в громоздких бронежилетах, обезумевшие от наркотиков и жажды разрушения, вспотевшие, обреченные, получающие наслаждение от каждой секунды происходящего.

Надев бронежилет и каску, Ник отправился на место действия.

Вокруг все возбужденно говорили по рациям, направляя спешащие на подмогу группы спецназа, авиацию над головой и столпотворение машин чрезвычайных служб, и все это безумие только усугублялось стремлением Секретной службы поскорее увезти отсюда свой драгоценный объект.

— Предупреждал я, что эти ребята просто так не сдадутся, — проворчал Боб.

— Господи, добудь мне винтовку, я должен быть там! — воскликнул Крус.

— Ты остаешься на месте, Рей, — произнес Свэггер тоном, не допускающим никаких возражений. — Ты никуда не пойдешь.

До них доносилось: «Подозреваемые пересекли Висконсин-авеню, стреляя в обе стороны. Они палят по витринам, дали очередь по окнам автобуса, повсюду лежат люди, нам нужно как можно больше медиков…» И затем голос Ника: «Говорит командир оперативной группы. Ни в коем случае — повторяю, ни в коем случае не направлять медиков на место до тех пор, пока подозреваемые не будут задержаны. Я лично сообщу эту информацию».

— Говорит командир отряда специального назначения округа Колумбия. У меня десять вооруженных человек на углу Висконсин и П-стрит, готовы действовать. Мне нужно разрешение. Командир оперативной группы, нам можно…

— Командир спецназа округа Колумбия, не двигайтесь с места, у нас двое вооруженных преступников, с ними очень трудно справиться.

— Командир оперативной группы, говорит Воздух-шесть. Я хорошо вижу цель, на борту снайпер, разрешите открыть огонь?

— Если можете, завалите его, но помните, что преступники, судя по всему, в бронежилетах, поэтому я предлагаю целиться в голову, и если вы их уложите, советую для полной гарантии перед тем, как к ним приближаться, вышибить им мозги.

— Маневрирую для выстрела… о, снайпер выстрелил. Кажется, он…

Все члены экипажа вертолета возбужденно заговорили разом.

— Говорит Хлыст-четыре, я вижу одного подозреваемого на земле. Второй забежал в магазин в доме 2955 по Висконсин; кажется, он собирается там забаррикадироваться.

— Воздух-шесть, это был ваш выстрел?

— Подтверждаю, мой выстрел.

Свэггер узнал голос Рона Филда, с которым уже сталкивался несколько лет назад в другом деле. Теперь Филд заведовал школой подготовки снайперов ФБР.

— Отличная работа, Ронни. А теперь слушай меня: я хочу, чтобы ты с максимальной высоты всадил ублюдку в голову вторую пулю. Всем подразделениям стоять на местах, пусть снайпер убедится в том, что с преступником все кончено.

— Вас понял, командир, доведу работу до конца.

Радиоволны, по-прежнему наполненные статическим электричеством, треском и пылью, на несколько мгновений очистились от голосов, и затем во всех наушниках послышался один резкий хлопок.

— Ублюдок превратился в отбивную, — доложил снайпер, и тотчас же последовали подтверждения этого.

— Отличный выстрел, Ронни, — поблагодарил Ник. — Всем подразделениям собираться у 2955 по Висконсин, преступник забаррикадировался внутри. Разрешаю медикам заняться пострадавшими в коридоре вдоль П-стрит, но всем, кто не имеет отношения к спецназу, держаться подальше от Висконсин. Спецназ округа Колумбия, разрешаю следовать к 2955 по Висконсин, где забаррикадировался преступник. Спецназ ФБР предупрежден о вашем появлении. Мы имеем дело с крайне опасным преступником.

— Этот тип полагает, что ему дали роль Брюса Уиллиса, — заметил кто-то.

Тони Зи упал. В воздухе летало столько всякого дерьма, что невозможно определить, кто сделал выстрел. Но Тони валялся на мостовой в луже крови, корчась от боли, а карабин отлетел на несколько шагов. И все же он попытался подняться на четвереньки, отчаянно махая Мику рукой: «уходи, уходи», беззвучно шепча это слово, хотя его губы и бородка уже покрылись пеленой крови.

Затем прицельный выстрел в голову сбил с него шапку, и Тони затих. Все было кончено.

— Vaya con dios, amigo, — прошептал Мик, чувствуя, как его полоснуло лезвие острой боли. Ушел еще один отличный парень, на которого можно положиться в перестрелке.

Набрав полную грудь воздуха, он посмотрел вдоль Висконсин-авеню в одну сторону, затем в другую. Повсюду царил фестиваль синих и красных огней, а за занавесом пульсирующей иллюминации притаились фигуры, черные силуэты, присевшие на корточки с оружием в руках, стремящиеся найти точку для прицельного выстрела. Мик уже получил четыре попадания в грудь и спину, но его спасал бронежилет. Он понимал, что оставаться на открытом месте нельзя. Снайперы, самые неповоротливые бойцы спецназа, наконец нагонят своих товарищей и окажутся в первых рядах. Быть может, как раз сейчас один из них уже устраивает винтовку на капоте машины, чтобы выстрелить в голову. А пока что шальные пули выбивали гейзеры пыли вдоль всей улицы, со звоном разбивали стекла окон, дырявили припаркованные машины. Мик видел в темноте крадущиеся тени, которые приближались к нему, чтобы сделать последний выстрел.

«Всех вас в задницу, дилетанты! — подумал он. — Тоже мне, спецназ! Попробовали бы вы там, где это по-настоящему, где тебя может в любую минуту разорвать на части самодельная бомба, где приятная девушка, торгующая лепешками, может вытащить «калашников»! Где парень с милой улыбкой на лице и мягким, сочувствующим взглядом говорит: «Аллах акбар!» — и взрывает себя и всех тех, кто находится в радиусе ста шагов! Попробовали бы охотиться на ублюдков на козьих тропах, среди голых скал, в крошечных поселениях с домами из дерева и глины, где в любую секунду тебя может поджарить долбаный РПГ! Или трое суток валяться в собственном дерьме и моче, только ради того, чтобы сделать один-единственный выстрел! Вот тогда будете говорить, что вы профессионалы».

Развернувшись, Мик пнул ногой дверь и ворвался в магазин.

Сначала ему показалось, что здесь никого нет. Но, добежав до дальнего прилавка, он увидел четырех перепуганных людей, сбившихся в кучу.

— Эй, — окликнул их Боджер, — я возьму только упаковку пива и пачку «Кэмел». Кстати, у вас случайно нет девятимиллиметровых патронов с полым наконечником?

Он рассмеялся собственной шутке. Губы пересохли и растрескались, хотя лицо было покрыто потом, кровью, дерьмом и чем там еще. Мик мельком увидел свое отражение в стеклянной двери холодильника с пивом. Коренастая фигура в черном, натянутая на уши шапочка, лицо в красных пятнах, бронежилет, в руках пистолет-пулемет, «ЗИГ-Зауэр» в кобуре на бедре, черные высокие ботинки «Даннер» с заправленными штанинами, повсюду в карманах запасные магазины.

Господи, как же он прекрасен! Олицетворение войны. Олицетворение спецназа. Он был настоящим. Никто не сможет перед ним устоять.

Мик завершил разворот, вскинул пистолет-пулемет над полками, отделявшими его от двери и витрин, и разрядил остаток магазина длинной очередью, которая разбила стекло в сверкающие брызги, оставив только несколько неровных осколков, застрявших в раме.

Он нагнулся. Одна из женщин была светловолосая. Блондинки лучше всего. Обойдя прилавок, Мик схватил ее за волосы, рывком поднимая на ноги. Женщине оказалось лет сорок, привлекательная, из тех вашингтонских дам, что ходят на приемы. Мик потащил ее к двери холодильника высотой в человеческий рост.

— Эй, вы, — крикнул он тем, кто оставались за прилавком, — убирайтесь отсюда, только не забудьте выходить с поднятыми руками, а то эти кретины пристрелят вас на месте. Я хочу видеть главного фэбээровца, и живо, а то наша Диана Сойер получит по полной.

Мик затолкал женщину в холодильник и почувствовал прикосновение ледяного воздуха к покрытой потом коже. От него повалил пар. Вот это было смешно. Боджер затащил женщину к задней стенке и заставил ее опуститься на пол.

— Пожалуйста! — взмолилась та, полностью отдаваясь животному страху. — У меня есть дети…

Мик рассмеялся.

— У меня тоже. Штук пятьдесят. Просто я никого из них не знаю. Вот, выпей пива.

Взяв с полки большую банку, он нагнулся и протянул ее женщине. Это оказалось «Саппоро», отличный пивас. Затем Мик взял банку себе, пинком подтолкнул женщину вперед и уселся позади нее, спиной к стене, так чтобы женщина загораживала его от двери. Обвив своими мощными ногами ее бедра, привлек ее к себе. Отбросив «МП-5», прижался к женщине, крепко, интимно, сексуально, и достал «ЗИГ». Взведя курок, положил запястье женщине на плечо, небрежно прикоснувшись дулом пистолета к мочке ее уха.

— Я тебе вот что скажу, — начал Мик. — Я совсем близко, и ты думаешь о сексе. Это твой первобытный страх. Но членом орудовать не буду, хорошо? Возможно, мне придется тебя убить, милашка, но насиловать не собираюсь, так что можешь успокоиться. А теперь открой мне пиво.

Он протянул женщине банку левой рукой. Та долго возилась с крышкой трясущимися пальцами, содрогаясь в истерических всхлипываниях, но наконец ей удалось открыть банку, и она вернула ее Мику.

Тот жадно отпил большой глоток, и — господи, разве это было не лучшее пиво, какое ему только доводилось пробовать в своей жизни?

— Черт, — пробормотал Мик. — Сегодня в офисе выдался напряженный денек!

Он снова рассмеялся собственной плоской шутке. Они посидели несколько минут, слушая, как на улице организуют свои силы различные службы и ведомства.

Наконец дверь холодильника открылась.

— Боджер?

— Это моя фамилия, не трепи ее языком напрасно.

— Боджер, я Мемфис из ФБР. Тебе это не нужно. Отпусти женщину. Не в твоей натуре подвергать риску безоружного человека. Ты профессионал.

— Она подпишет контракт на книгу и целый год будет светиться на телевидении. Возможно, даже станет телезвездой. Для этого она подходит гораздо лучше, чем мы с тобой, Мемфис.

Женщина поежилась. Мик допил пиво, затем указал на банку, которую дал женщине, откатившуюся на несколько дюймов от ее ноги. Женщина послушно схватила банку, открыла ее и протянула Мику.

— Спасибо, милашка, — поблагодарил тот. — А теперь просто закрой глаза и думай о самом счастливом дне в твоей жизни. Свадьба. Рождение Николаса фон Фезерстоуна Третьего. Развод и щедрые отступные. Тот день, когда ты загнала мяч в восемнадцатую лунку и похоронила притязания Дженнифер Тильден на председательство в вашем сучьем клубе. Неважно, в общем, просто думай об этом, и все закончится через несколько минут. — Он отпил еще глоток.

— Боджер, ты отсюда никуда не уйдешь. И ты это прекрасно понимаешь. Ни о каком освобождении от ответственности не может быть и речи — после Балтимора и филиппинцев, а также тех полицейских, которых ты убил сейчас. Но я спасу тебя от иглы в вену, устрою в хорошую тюрьму, быть может, в отдельную камеру, где можно не бояться анального секса со стороны «Черных рейнджеров». Освободи женщину, брось оружие, выйди с поднятыми руками и дай показания против тех козлов, что засунули тебя сюда, и все будут счастливы.

Мик снова расхохотался.

— А теперь я скажу тебе название игры, в которую мы будем играть. Она называется «Вышибет ли Мик мозги леди Астор?». Полагаю, она жена какой-нибудь важной шишки. Это станет очень черным пятном на твоей репутации, Мемфис. — Он опять рассмеялся над своим извращенным чувством юмора, изуродованным наркотиками. Теперь для него все смешно. — Отлично, вот какая у нас игра. Мне нужен Крус. Приведи его сюда, пусть он войдет в эту дверь. После чего миссис Ван Джексон отправится домой к мужу, третьему помощнику министра сельского хозяйства и минеральных ресурсов. Я получаю Круса, вы получаете леди Плюшевую Задницу. Да, и поторопись. У тебя есть, скажем, три минуты. Или я вышибу ей мозги, твою мать, и выйду на улицу, стреляя, а если ты еще это не заметил, стреляю я очень хорошо, так что захвачу с собой в ад много парней из спецназа. Только выстрелы в голову. Малейшие признаки слезоточивого газа или какого-нибудь другого химического дурмана, и леди Винтроп украсит холодильник своим мозговым веществом, и я знаю, чья карьера после этого отправится на помойку. Живо мне Круса!

Водитель гнал что есть мочи. Он мчался в противоположном направлении по улицам с односторонним движением, с ревом входил в крутые повороты, до упора вздергивая ручной тормоз и пуская джип наперекор законам физики, а в тех местах, где дорогу перегораживали машины чрезвычайных служб, выскакивал на тротуары, ломая кустарники и маленькие деревца.

За окнами проносился Вашингтон, погруженный в войну. Санитары, возящиеся с ранеными, повсюду носилки и капельницы с плазмой, бойцы в бронежилетах с суровыми лицами, обилие ларингофонов, рев летающих на бреющем полете вертолетов, оружия больше, чем на ежегодном съезде НСА. А в целом нескончаемый день высадки в Нормандии в сгустившихся сумерках.

— Я вижу, к чему все идет, — сказал сидящий на заднем сиденье Боб. — Боджер по-прежнему хочет поразить цель. Рей, ты имеешь полное право отказаться. Ты не обязан совершать геройства, ты меня слышишь? Достаточно того, что ты уже сделал.

Крус промолчал. Он сидел съежившись на переднем сиденье, едва заметно дыша, его смуглое лицо было напряжено и вспотело. По его виду никак нельзя определить, услышал ли он Свэггера.

Казалось, потребовалась целая вечность, но в конце концов машина добралась до продовольственного магазина на Висконсин-авеню. Витрины разбиты выстрелами, вокруг сгрудились машины чрезвычайных служб — за исключением узкого прохода, который поспешно освободили, чтобы пропустить джип. Освещение усилили, осколки стекла ловили и отражали лучи яркого света. Везде облаченные в кевлар и каски бойцы спецназа, присевшие за укрытиями с оружием наготове, в полном напряжении, буквально излучающие боевой настрой.

Не успели Свэггер и Крус выйти из машины, как на них камердинерами набросились агенты ФБР, облачившие их в бронежилеты и каски. Снайперы шагнули в выбитые двери, на битое стекло и толстый липкий слой пива, содовой, кукурузных хлопьев, консервированных персиков, сгустков йогурта, кучек тающего мороженого, блинчиков, пачек сигарет, раздавленных пончиков — на полу самая настоящая война различных продуктов, результат пальбы, которую устроил Мик, войдя в магазин. Вдоль одной стены сидели на корточках спецназовцы, лучшие бойцы Бюро, готовые к Армагеддону. У самого входа в холодильник, с распахнутой настежь дверцей, устроились Ник и целая флотилия связистов с рациями.

Оглядевшись вокруг, Свэггер увидел новые свидетельства того, что Боджер знал свое дело. Холодильник с пивом: гениальный ход. Никакой снайпер не сможет сделать прицельный выстрел, никто не обойдет сбоку, а такого профессионала, как Боджер, нисколько не смутят шоковые гранаты и прочая дребедень, отвлекающая внимание. Внутрь вела только одна дорога.

Ник возбужденно замахал рукой, подзывая их к себе.

— Так, — хриплым шепотом произнес он на ухо Крусу, — вот что мы имеем. У Боджера заложница, какая-то женщина, которой не посчастливилось оказаться здесь. Он грозится, что, если ты не войдешь к нему, он размозжит ей голову пулей, после чего выскочит из холодильника, паля направо и налево. Выбор за вами, Крус. Никто не скажет вам слово, если вы откажетесь. Должен вас предупредить, ваши шансы остаться в живых между ничтожными и нулевыми.

— Я все понял.

— Мемфис, проклятие, ты не можешь отправить его туда! — закричал Свэггер. — Боджер просто пристрелит его и с сознанием выполненного долга пустит себе пулю в висок!

— Решать ему, — напомнил Ник. — Крус, скажите одно слово, и я направлю туда спецназ под завесой шоковых гранат. Возможно, Боджер блефует, возможно, у него кончились патроны, возможно, в конечном счете он не сможет прикончить невинную женщину и выберет судьбу Джимми Кэгни, и все кончится благополучно.

— А нельзя просто взорвать холодильник? — спросил Свэггер. — Зайти сзади?

— Здание старое, стены толстые. Заряд, достаточно мощный, чтобы проделать дыру, убьет обоих.

— Где мой маленький друг? — послышался пронзительный крик сидящего в холодильнике Боджера. — Я хочу увидеть своего маленького друга. Мы вместе служили в Афганистане, вам это известно? Мы боевые друзья! — Его крик закончился сухим хриплым смехом. — Если прямо сейчас малыш Рей не войдет в эту дверь, настанет пора замочить сучку! — снова заорал он. — Готовьтесь, это конец мамаши Шатсуорт Осборн. Я знаю, что Крус здесь. Я слышал, как подъехала машина.

Встав, Рей стащил с себя бронежилет и отшвырнул в сторону дурацкую кевларовую каску.

— Хорошо, — сказал он, — я иду. — Он повернулся к Свэггеру. — Извини, старик. Мне не захочется жить в мире, в котором эта женщина умрет, а я останусь в живых. — Он развернулся. — Боджер, не стреляй. Это Крус. Я иду к тебе.

Боб протянул было руку, чтобы прикоснуться к сыну, не в силах отмахнуться от горькой мысли: «Нет, это неправильно, я же только что его нашел!», чувствуя, как из глубины колодца, о существовании которого он даже не подозревал, поднимается волна боли и страха. Но Рей уже шагнул в распахнутую дверь и скрылся в холодильнике.

Свэггер подумал, что вот он, самый страшный кошмар войны. Он стрелял сам и стреляли в него, он убивал ножом, испытывал жуткий ужас, выматывался до полного истощения, видел, как ребят, выполнявших его приказы, разрывало на куски. Ему здорово доставалось с полдюжины раз, он чувствовал страх при виде крови, собирающейся в бесконечные озера, испытывал панику, молил бога пощадить его, судорожно вжимался в землю, стараясь укрыться от посланцев смерти, ищущих его, — он испытал всё. Но нет ничего хуже, чем посылать на смерть сына. Свэггер беззвучно заплакал.

Сначала Крус ничего не смог разглядеть. По какой-то причине холодильник внутри был затянут легкой дымкой. Он увидел лишь стеллажи высотой по плечо и сверкающую алюминиевыми боками экспозицию всех ведущих мировых сортов пива. Но затем Рей услышал дыхание и проследил, откуда оно доносилось. Заглянув за последний стеллаж, он увидел Боджера и женщину, переплетенных вместе у дальней стены.

Лицо дамы застыло в ступоре. Похоже, она потеряла всякую надежду и находилась в полубессознательном состоянии. Боджер прижимал ее к себе, обвив ногами ее бедра. «ЗИГ-Зауэр» с взведенным курком находился в дюйме от ее уха. Боджер высунулся из-за головы женщины, и Крус впервые смог хорошенько его разглядеть: поразительно привлекательный мужчина с отросшим ежиком светлых волос на голове, суровым широким лицом, тонкими щеками под нависшими балдахинами скулами и свирепыми обезумевшими глазами воина.

— Боджер, отпусти ее, черт побери. Она…

— Заткнись, щенок, это мой танец, я заплатил оркестру.

Рей застыл, чувствуя на себе взгляд противника.

— Столько с тобою хлопот, а ты — жалкая тощая крыса. Проклятие, если бы я в трех случаях оказался хоть на микросекунду быстрее, ты пополнил бы списки мертвых. У тебя рефлексы как у кошки, твою мать. Что, козел, думаешь, сможешь увернуться и от этого?

Оторвавшись от уха женщины, «ЗИГ» плавно повернулся в сторону Рея, точно в центр груди. Указательный палец Боджера принялся ласкать спусковой крючок.

— Это не война, — заметил Крус. — Это казнь. Такой солдат, как ты…

— Заткнись, ублюдок! Я потерял двоих замечательных парней, пытаясь замочить тебя. Известно ли тебе, как трудно найти таких хороших ребят?

— Я был знаком с одним таким. Билли Скелтон, младший капрал морской пехоты. Один подонок разорвал его пополам.

— В тот день ему не повезло. Знаешь, что я больше всего ненавижу в тебе, твою мать? Я чувствую это даже сейчас, хотя конец уже близок. Это твоя долбаная уверенность в своей моральной правоте. Вот ты стоишь передо мною, зная, что через три секунды я продырявлю пулей тебе сердце, и ничего не можешь с этим поделать, но по-прежнему считаешь себя святым, потому что поклоняешься какой-то сучке по имени Честь. И не понимаешь, что она стерва и отымеет тебя по полной, если только ей представится такая возможность. О да, у тебя есть кодекс. Честь, долг, родина. Semper fi, весь этот благочестивый вздор, истинная вера, патриотизм, День независимости, яблочный пирог и вся прочая ерунда из фильмов про войну сороковых годов. О, у тебя есть кодекс, сержант Крус, вот что дает тебе моральное превосходство.

Рей ничего не мог ответить на эти безумные бредни.

— Посмотри на меня. Посмотри на меня! — взвизгнул Боджер, и Крус заставил себя посмотреть прямо в глаза этому человеку.

— Знаешь что, малыш, легко умереть за то, во что веришь. Я видел это десять тысяч раз, и это не так уж и захватывает. Знаешь, что трудно? А трудно вот что: умереть за то, во что не веришь. Вот с чем сталкивались самураи. Они умирали за своего господина, который, как они прекрасно знали, был жалким трусом, подлецом и мошенником. Но они все равно шли на смерть. Вот каким был их кодекс, и я скажу, что это намного труднее, чем та показуха, которую ты называешь патриотизмом. — Его глаза сверлили Рея насквозь. — Вот наш кодекс, козел. Те, кто в день, когда небо обрушилось и земля разверзлась, выполнили свой долг наемников, получили плату и умерли.

Улыбнувшись, он поднес пистолет к виску и вышиб себе мозги.

Сначала, свернув с ярко освещенной круговой магистрали под названием «Кольцо», они ничего не увидели. Деревья по обе стороны дороги, крутые откосы насыпи, мутные огни домов, цивилизация за шумозащитными экранами, движение быстрое и по-прежнему слишком оживленное. Биляль вел машину особенно осторожно, с огромным трудом справляясь с бесконечно возросшим напряжением: конец был так близок, ждать осталось совсем недолго.

Но затем сплошная полоса погруженных в темноту деревьев разорвалась, слева вдалеке показалась река, а за ней, освещенный, словно театральные подмостки, раскинулся сам город.

— Да, это не Париж, — пробормотал профессор Халид. — Когда я впервые увидел Париж — о, то было зрелище. Но ничего, довольно милый. Такой белый.

Огромный город простирался на противоположном берегу реки, сияя в отраженном свете сразу двух источников, воды внизу и низко нависших облаков вверху.

— Ха, — презрительно заметил доктор Фейсал, — город как город. Ничего чудодейственного в нем нет. Знаешь ты его название или не знаешь, это просто лишь скопление кварталов городской застройки с несколькими памятниками, более красивое ночью в своем одеянии из огней, чем при свете дня, когда обнажается его показное безвкусие… Нас что, ждут? Смотрите!

Он указал вперед. Там действительно что-то происходило. За высокими арками моста, переброшенного через реку, слева на крутом берегу виднелось скопление зданий в готическом стиле. Где-то над ними или чуть позади беспорядочный рой кружащих вертолетов, безумие взметнувшихся ввысь прожекторов, а на земле, увиденное сквозь просветы в лабиринте улиц, — самое настоящее столпотворение, озаренное множеством полицейских огней, быстро мигающих красным и синим цветами.

— Быть может, это какой-то праздник, — предположил Халид.

— Нет, нет, только не с таким обилием полиции, — возразил сидящий за рулем Биляль. — Вероятно, случилась какая-то крупная катастрофа, пожар, преступление, что-нибудь такое банальное.

— Надеюсь, никто не пострадал, — сказал Халид.

— Какой же вы глупец! — воскликнул Фейсал. — Эти люди бомбят вашу родину, убивают соотечественников, оскверняют святыни, это сброд бездушных неверных, однако вы проливаете слезу, когда несколько человек погибли при пожаре в борделе.

— На самом деле мою родину они никогда не бомбили, и я вовсе не плачу, но сочувствую горечи утраты. Это очень сильная боль, и неважно, какой веры придерживается человек, которого она постигла. Вы бы это понимали, Фейсал, если бы в вас была хоть капелька сострадания, однако вы слишком любите себя…

— Люблю себя? Люблю себя! Разве я трачу каждое утро целый час на то, чтобы укладывать в ту или в другую сторону скудные остатки своих волос? Разве я тайком любуюсь собой в каждом зеркале? Разве я владею целым лексиконом очаровательных взглядов, почерпнутых из развращенных западных фильмов? Халид, будьте добры, покажите нам «слегка разгневанное, но втайне довольное» выражение.

— Вы сами смотрели западные фильмы, и не раз. С вожделением любуясь плотью, которая так щедро демонстрируется в них. Я вижу ваши высохшие глаза на старческом сморщенном лице, когда они провожают взглядом шестнадцатилетнего подростка в футболке и шортах. Вижу, как вы поправляете налившийся внезапной эрекцией член, надеясь, что никто этого не заметит. Нам крупно повезло, что из-за вас нас всех не арестовали…

— Старики! — не выдержал Биляль. — Молчать! Я устал от ваших нескончаемых склок. Ругань, ругань, ругань через всю Америку. Вы даже не замечаете эту Америку, если не считать мороженого…

— Это вот он, стервятник, одержим мороженым.

— Однако я не глазею на себя в зеркала, и мое сердце всецело принадлежит исламу.

— Прекратите же! — взорвался Биляль, поймав себя на том, что под влиянием стресса, вызванного спором стариков, он незаметно увеличил скорость.

Биляль нервно взглянул в зеркало заднего вида, проверяя, не увязалась ли за ним патрульная машина полиции штата Вирджиния, но ничего не увидел и снова сбросил скорость до допустимого предела.

— Тишина. Молча смотрите на то, что вы собираетесь уничтожить. Ради этого вы проделали такой путь. Взгляните на свою судьбу. Заключите ее в объятия. Восхвалите бога. Выполняйте то, что гласит священный текст. И заткнитесь, мать вашу!

Слева на противоположном берегу реки проплывал серебряный с белым город. Он напоминал Рим из кино. Его храмы сделаны из мрамора с колоннами, толстыми, словно вековые дубы, крыши плоские, и все это освещено гением, прекрасно разбирающимся в игре света и тени на сверкающих поверхностях, который, словно по волшебству, превратил всё в чудесные образы, вызывающие в памяти древние висячие сады.

Город весело подмигивал через широкую черную гладь реки, мерцающую отсветами, поочередно предлагая свои знаменитые достопримечательности — Центр имени Кеннеди, Мемориал Линкольна, высокий шпиль памятника Вашингтону. Мелькнувший особняк президента, окруженный деревьями, и, наконец, колоссальный купол с треплющимся на ветру флагом, подающим сине-бело-красные сигналы в такт волнообразным движениям огромного полотнища.

— Вы видите коррупцию, упадок, святотатство? — спросил Халид.

— Разумеется, нет. Эти люди прячут все глубоко внутри. Именно гниль изнутри угрожает миру. Но да, они устроили красочное шоу. Капитолий красив, не стану спорить, однако красота его выражает не любовь, а силу, не миролюбие, а войну и жажду стереть с лица земли всех врагов. В его изяществе и величии я вижу наш конец, если мы только не уничтожим его первыми. На самом деле именно его громада вдохновляет меня на то, что я должен сделать, хотя у меня никогда не было ни тени сомнений.

Халид вздохнул.

— Кто бы мог подумать, что в душе у этого похотливого старикана еще осталось немного поэзии… Да, Фейсал, я вижу то же самое. В своих снах я также ощущаю необходимость уничтожить все это.

В этом, и только в этом старики были солидарны.

Никаких допросов.

— Вот почему Боджер так поступил, — объяснил Боб. — Он говорил нам: «Я ни за что не выдам своих хозяев, они этого не заслужили», но действовал по кодексу наемников, жить по которому, как он сам признался, гораздо труднее, чем по кодексу морского пехотинца. Однако Боджер в конце концов так и не получил это право, Крус оказался храбрее его.

— Крус — герой на все сто процентов, тут никаких сомнений, — согласилась Сьюзен. — В этом он ничуть не уступает Свэггеру.

— На самом деле он гораздо лучше меня, — поправил Боб. — Он не совершил ошибку и не постарел.

— Но это еще впереди, — сказал Крус.

— А тебе большое спасибо, — обратилась Сьюзен к Свэггеру, — за то, что ты не стал голословно утверждать, будто эти таинственные боссы скрываются в Управлении.

— Я просто научился не портить с тобой отношения. Быть может, Управление тут ни при чем. Но речь идет о человеке, обладающем силой творить мерзости и скрываться от последствий. Этот человек выходит на охоту, не боясь получить пулю в ответ. Именно этот ублюдок мне и нужен.

— Возможно, сейчас как раз то время, когда мы его возьмем.

— Ну, если не сегодня вечером, то завтра, — сказал Боб.

— Свэггер всегда поражает цель, — добавил Ник.

Они стояли рядом с «Эксплорером», который использовал отряд контрактников. Машина превращена пулями в решето, в ней не осталось целых стекол и дверей, все колеса спущены, а в лужице вытекших жидкостей валялись осколки стекла и кусочки искореженного металла.

— Похоже на последнюю поездку Бонни и Клайда, — заметил кто-то. — И догадайтесь, что внутри. Та же самая добыча. Только посмотрите, что было у этих ребят.

Криминалисты деловито фотографировали и протоколировали улов: одна винтовка «барретт» «М-107» 50-го калибра с оптическим прицелом «Шмидт и Бендер», четыре девятимиллиметровых пистолета, одна винтовка «Сако» «ТРГ-42», одна неавтоматическая винтовка под патрон.338 «Магнум» с десятикратным оптическим прицелом «Шмидт и Бендер» и сделанным на заказ глушителем «Джемтек», два карабина «М-4» с оптикой «Эймпойнт» или «ИО Тех», по меньшей мере четыре тысячи патронов всевозможных калибров, бинокль «Шмидт и Бендер», двухспектральный прибор ночного видения, куча радиостанций «Моторола», несколько сотовых телефонов, с полдюжины фонариков «Шурфайр», банки йогурта, пачки жевательной резинки, несколько пузырьков с амфетаминами, несколько…

— Послушайте, мистер Мемфис, — вмешался Крус, — мне не по душе учить вас, как нужно заниматься своим делом, но я не вижу здесь никакой спешки. Мы просто стоим и со смехом обсуждаем барахло, которое имелось у этих парней. Но разве вы еще ничего не поняли? Снаряжение первоклассное, лучшее из лучших. Морская пехота оснащена не так хорошо. И то обстоятельство, что даже в самом конце визита Зарси кто-то по-прежнему отправляет на его защиту обученных людей с такой ценной техникой, потому что, на его взгляд, ФБР и Секретная служба с этой задачей не справятся. Лично мне все это указывает на то, что еще не все кончено, что-то еще должно произойти, поэтому тот человек готов оберегать Зарси до самого конца, не обращая внимания на риск. И вот я смотрю на то, как секунды уходят, а никому до этого нет дела.

— Земля вызывает Круса, — сказал Ник. — Сбор вещественных доказательств лежит в основе расследования любого преступления, и ошибки, допущенные на этом этапе, могут поставить под угрозу срыва ход следствия. Эти криминалисты опытные, доскональные, лучшие в мире. Им нужно обеспечить условия для работы, и как только они разберутся в том, что же у них в руках, они передадут все нам.

Крус ничего не сказал, но было видно, что он остался неудовлетворен.

— Отлично, — наконец произнес один из криминалистов, подходя к Нику, — это ведь то, что нужно, правильно? Вы искали именно это?

— Оно самое, — подтвердил Ник.

— Один телефон спутниковой связи «Турайя» самой последней модели, СГ-2520. Занесен в опись и проверен на отпечатки пальцев. Распишитесь вот здесь, господин заместитель директора, и в протоколе будет отмечено, что он временно передан вам на хранение. Нацарапайте на нем ключом или еще чем-нибудь свои инициалы, и когда будете его возвращать, распишитесь еще раз. Таковы правила.

— Хорошо, — согласился Ник. Бросив взгляд на Рея, он затем повернулся к Сьюзен и Бобу и нацарапал на пластмассе грубые «НМ». — Полагаю, вы найдете это весьма любопытным. Я включу громкоговорящую связь, чтобы вы также были в курсе. Итак, ребята, начинается главное представление!

Помощник принес Нику сотовый телефон. Тот нажал кнопку и дождался ответа.

— Говорит агент Джеффри Нил, отдел технической поддержки, Квантико, — послышался голос.

— Агент Нил, это заместитель директора Ник Мемфис. Как вы и предполагали, мы обнаружили очень совершенный спутниковый телефон. Не желаете вскрыть его для нас?

— Именно для этого я здесь, сэр.

— Говорите, что нам делать.

— Опишите то, что вы видите на экране.

Ник включил аппарат, внешне похожий на обычный сотовый телефон, с каким ходят в школу подростки, но только со складывающейся телескопической антенной. Как и у всех, у него над клавиатурой имелся маленький экран, на котором появилось сообщение.

— Здесь надпись: «Введите код для снятия блокировки».

— Отлично. Полагаю, кода у нас нет. Так что нам придется войти через заднюю дверь — не обижайтесь на меня за эти слова.

— Агент Нил, главный комик здесь я, и острить позволяется только мне, договорились? А ваша задача заключается в том, чтобы смеяться над моими шутками.

— Вас понял, сэр. Мне нужно, чтобы вы ввели с клавиатуры число 667723, после чего трижды нажали «звездочку». Сделайте это медленно и тщательно. Этот код заложен в процессор субподрядчиком, одной израильской фирмой, разработавшей программное обеспечение по просьбе разведки «Моссад». О нем известно считаным единицам.