Глава 31
Автовокзал Львова
Наше время
Ему не хватало дыхания, губы пересохли, ужасно болела голова и кололо в боку. Таковы были последствия автобусного путешествия по Украине. Древнее транспортное средство, отыскавшее, наконец, последние ямы для проверки своих амортизаторов, теперь подъезжало к… ну, «вокзалу», хотя это не было правильным словом. «Вокзал» подразумевает порядок, дисциплину, точность — в целом, систему. Здесь же посадка и высадка происходили в некоем подобии дарвиновской мясорубки, в которой набившиеся автобусы ломились и продавливали себе путь поближе к зданию, пока не достигали точки, в которой уже не могли двигаться дальше. Это приводило к хаосу из автобусов, стоявших под самыми разными углами — дикому и безумному, автобусному вокзалу после конца цивилизации.
Их водитель также впёрся сюда, героически прокладывая себе путь гудком и проклятьями, пока, наконец, и сам не достиг точки невозможности дальнейшего движения. Конец поездки, двигатель заглушен — низковаттный кондиционер издал последний предсмертный вздох — и водитель распахнул двери, чтобы выпустить своих пассажиров в рукопашную схватку.
Прошлой ночью Боб оставил машину в роще за городом, чьего названия он уже не помнил и совершенно точно не мог произнести. Сам он прятался в той же роще до рассвета, а утром проскользнул в город, пытаясь не выделяться — чему способствовали джинсы и серая рубашка-поло. На площади он присоединился к группе людей, ожидавших автобуса, вместе с которыми и уехал. Водитель потребовал плату, поскольку с социализмом было покончено, и Боб, пусть и мерзкий американец, протянул ему несколько купюр, порывшись в которых, водитель собрал свою жатву. Боб так и не понял, был ли он бессовестно ограблен или же получил огромную скидку. Затем начались три часа пытки.
Было отрадно, что концом путешествия оказался Львов — тот приятный, старый город, вечер в котором несколькими днями ранее немедленно вспомнился Бобу. План: найти отель, расплатиться наличными, позвонить Рейли, встретиться в Яремче, позвонить Стронскому, организовать быстрый отход, добраться до Яремче, убраться оттуда. Достаточно просто. Он подождал, пока рассосётся куча-мала на выходе и вышел сам, вдохнув свежего воздуха вперемешку с выхлопом.
Здесь царила толкотня вперемешку с гудками, криками, руганью, спешкой, уклонениями и бегом по пересечённой местности: разнообразная публика с превалированием старух пыталась прокладывать себе путь в лабиринте между автовокзалом и прибывающими и отъезжающими автобусами, пытаясь не быть ими задавленными. Боб не спешил толкаться и ругаться, доверившись толпе и понимая, что одно направление ничем не лучше другого, так что оставалось следовать по пути наименьшего сопротивления.
В этот момент в него выстрелили.
Ему показалось, что кто-то со всей силы ударил его в бок раскалённой кочергой. Но никакого звука не было — даже несмотря на то, что в шкуре автобуса, стоявшего перед ним, возникла круглая дырка от пули.
Боб моментально понял, что кто-то позади него плохо прицелился из пистолета с глушителем, не попав в центр массы. Он метнулся вправо, затем влево, ускорился, свернул влево за следующим автобусом выбрал другой путь, снова метнулся влево и вправо, стараясь двигаться слишком быстро для того, чтобы стрелок мог его выцелить и пытаясь потеряться в хаосе и лабиринте толпы.
Кто-то пытался убить его. Первым выстрелом тот парень промахнулся, поскольку стрелял от бедра. Видимо, он нёс пистолет у ноги, спрятанный под пальто, увидел цель и поторопился выстрелить.
Суэггер понятия не имел, кто это был. Обернувшись, он увидел массу людей — никто из них не выглядел подозрительно: обычные украинские работяги, студенты-оборванцы с рюкзаками, несколько переживших эпоху царизма и несколько детей, почему-то держащих руки в карманах друг друга. Его собственный бок жгло, но кровь практически не текла: хоть и было больно, но он знал, что если боку не достанется удара — мешать ходить он не будет. Ему и раньше приходилось получать пули. Это не самое страшное.
Боб повернулся ещё и ещё, пытаясь устоять на ногах. Впереди толпа пассажиров иссякала, делаясь реже. Он подумал, что может нырнуть в такси и уехать, но тут же решил, что скрываться нельзя: если скрыться, то стрелок — кем бы он ни был — найдёт его так, как нашёл здесь и на этот раз лучше приготовится. Он будет мёртв, а стрелок скроется.
Нужно найти его и уничтожить здесь.
Прежний Боб — может быть, настоящий или даже единственный Боб захватил его разум. Зрение обострилось и углубилось, мышцы наполнились убийственной силой, воля собралась в одной точке. Ему нравились такие моменты: весь мир тогда исчезал. Не было никакой цивилизации, никакого дерьма со званиями и кастами, никаких ожиданий и предсказанных действий. Только он, тот парень и джунгли из автобусов.
Он обернулся и направился назад, в гущу толпы, беспорядочно выбирая путь между автобусами. Внезапно один тронулся и раздался гудок. Мать с коляской обрушила визги на водителя, сдавшего назад. Суэггеру подумалось, что колёса автобусов уничтожат его быстрее, нежели старания убийцы.
Двигаясь дальше, он отчаянно пытался увидеть знаки в каждом проходящем: спрятанные руки, движение под углом, чтобы скрыть пистолет или длинное пальто в жаркий день. Всё это он должен был высматривать, не выходя из дзена, не прилагая никаких видимых усилий, поскольку слишком активный поиск привлечёт внимание стрелка, который увеличит дистанцию и выстрелит издалека.
«Давай, ублюдок» — думал он. «Подходи и бери. Посмотрим, насколько ты хорош».
Его глаза расширились, дыхание сжалось, мышцы напряглись. Он шёл, слегка поднявшись на пальцах ног, поскольку это даст ему преимущество при первом ударе. Полная боевая готовность, зелёный сигнал.
Сюда, туда, туда, сюда…
Смотрел ли охотник под автобусами, высматривая «Нью балансы» Боба? Подходил ли сзади, медленно сближаясь? Боб ещё раз обернулся, но никто не выдал себя быстрым движением или бледным лицом и сухостью губ — признаками охотника в деле.
Боб снова повернулся вперёд, двигаясь внешне бесцельно. Подождав, пока рассосётся очередной узел толпы, он протиснулся вперёд, между двумя автобусами, где три пожилые леди прокладывали себе путь, причём одна из них была с ходунками.
Опустив голову, он неторопливо сблизился с ними, готовый действовать.
Старухи были одеты в просторные, чёрные крестьянские платья. На головах у них были платки, частично скрывавшие тёмные лица, а на плечах — шали, которые старухи удерживали сжатыми на груди кулаками. Они…
Боб хлёстко ударил одну из них — посередине — открытой ладонью в нос, наслаждаясь заслышанным хрустом и отдачей в руку, сообщившей голове, что удар пришёлся чётко в цель. Отлично.
Бабка попятилась назад, и тут показался пистолет — «Макаров» с шестидюймовым глушителем. Однако, Суэггер перехватил запястье левой рукой и выкрутил, нанеся ещё один удар, подобный первому — жёсткий, прямой, открытой ладонью в нос, брызнувший потоком крови. Вокруг послышались крики, а боковым зрением он увидел, как разбегаются люди вокруг. Теперь он подкосил бабку подсечкой, как следует приложив её об землю и продолжая крепко сжимать запястье руки с пистолетом. Шагнув через упавшую бабку и по пути приложив пяткой в лоб, Боб выкрутил ей руку так, что скрученный локтевой сустав отправил острый сигнал высоковольтной боли в рухнувшее тело. Оставалось только взять не успевший выпасть из ослабевшей руки пистолет и приложить ствол к её горлу, ощутив, как оппонент обмяк под нажатием смертельного инструмента.
Было соблазнительно нажать на спуск. Щелчок, как при закрытии двери холодильника — и деятель отбывает к ангелам. Но Боб не стал так делать и оставил спуск в покое. Вместо этого он нагнулся и прошептал по-английски:
— Волосатые костяшки, тупой ты уё…ок, — а затем ещё раз треснул по окровавленному лицу, на этот раз локтем и ощутил, как от удара крошатся зубы.
Распрямившись, он увидел, что с обоих сторон коридора меж двумя автобусами на него глазеют замершие люди, а пассажиры набитых автобусов прижались к окнам.
Он снова нагнулся к «бабке», схватил верх платья и рывком разорвал его, открыв обозрению набитый салфетками лифчик, который также отбросил в сторону, обнажив мощную, волосатую мужскую грудь, испещрённую татуировками. При этом Боб схватил тело за бицепс и развернул так, чтобы зеваки всё видели. Фальшивая «бабка» заходилась в стонах боли, хватаясь за пытаемый бицепс другой рукой.
— Мафия! — сказал Суэггер, зная, что это универсальное слово.
— Аааа, — раздался понимающий вздох толпы, позволивший ему бросить избитого стрелка обратно в пыль, повернуться и уйти сквозь расступающихся людей. Они всё поняли. Кто-то указал ему дорогу, и после пары поворотов Боб увидел такси, которое и занял.
Москва
Расследование Крулова
Не самое респектабельное место.
— Ладно, — сказал Михаил Лыков, СВРовец. — Тебе что-то нужно. Наверное, у тебя и денег много? Я не предатель, но за некоторое количество всякое возможно. Капитализм, понимаешь ли.
— Денег нет, — ответил Уилл. — Но я знаю, что ты дашь мне то, что нужно в обмен на то, что я тебе предложу.
— Что тебе нужно?
Михаил опрокинул ещё один стопарь водки. Хорошая. Ничего особенного, но хотя бы на картошке, в отличие от всякого дерьма современной эпохи.
— Дело. Настолько старое, что оно было начато тогда, когда контора называлась НКВД. Настолько старое, что я не думаю, что какая-то ценность в нём осталась. Поэтому-то я и есть идиот, который даст тебе за него нечто ценное.
Они сидели в низкопошибном московском стрип-клубе, звавшемся «Животное» Множество женщин вели бизнес в тёмных уголках этого заведения под стучащий грохот плохого русского синти-рока. Естественно, что тут было любимое место Лыкова, и многие парни из СВР приходили сюда. Девчонкам они были хорошо известны и никогда не получали скидки.
Михаил помог Уиллу достать несколько интересных историй в прошлом, обычно за недорого — «это для детей», как он выражался. Как минимум трое из детей — блондинка Ева, азиатка Джун и чешка Магда — были здесь этой ночью.
— Что такого важного в этом деле?
— Это забавно, но я не знаю. Возможно, что и ничего. Но я рыскал по архивам три дня и ничего не нашёл, как будто бы всё стёрто. Однако, кто бы ни стирал сведения — я думаю, что из коллективной памяти КГБ сведения не могут быть стёрты.
— У этих парней есть свои стандарты, — отозвался Михаил. Ещё водки… он поймал взглядом Джун. Похоже, она сегодня свободна. Он подмигнул, и Джун подошла и села рядом, лизнув его в ухо и прошептав нечто, что он нашёл крайне интересным. Тут же встав, она качающейся походкой покинула их, оставляя манящий шлейф парфюма и и грешных мыслей.
— Красивая девочка, — оценил Уилл. — Понимаю, почему она тебе нравится.
— Я иной раз жертвую в фонд её образования, — сказал Михаил, найдя собственную шутку забавной. Уилл так не думал, поскольку деньги на образование своей дочери он проматывал в эту ночь, но сделал вид, что ему также смешно.
— Эта папка о том, кого я знаю?
— Сомневаюсь.
— Если это большой человек, сведения о нём должны быть в архивах других мест.
— В этом-то и дело. Я думаю, что кто-то всё стёр.
— В России многое стирается, — согласился Михаил. — Люди делают деньги, затем уничтожают сведения о себе и живут новой жизнью. Такое постоянно случается. Я мог бы тебе рассказать пару историй.
— Мне нужна история одного человека.
— Так в чём же твоё предложение?
Уилл поднял руку. К ним снова подошла Джун, улыбнувшись Михаилу. Михаил заулыбался в ответ и заметил, что рука Уилла всё ещё поднята. Магда, та самая чешка, также присоединилась к ним, также улыбнувшись Михаилу и мягко лизнув ухо Джун, которая пару раз толкнула её бедро своим. Но рука была поднята… Ева втиснулась между подружек, поприветствовав их привычным вылизыванием ушей той и другой. Все три смотрели на Михаила.
— Я посмотрю — ты вечеринку собрал. Присоединишься ко мне? — спросил Михаил.
— О, я думаю, ты и без меня разберёшься, — отказался Уилл, думая, удастся ли ему милостью бога пропихнуть эти расходы через кассу «Пост» или же его младшей дочери придётся пойти в будущем году в общественный колледж принца Джорджа.
— Чьё дело? — спросил Михаил, встав из-за стола.
Уилл уже всё записал: «Василий Крулов, ассистент Сталина с 1942-го по 1954-й, исчез в середине 50-х».
Михаил даже не посмотрел в записанное.
— Послезавтра будет.
Девчонки увели его.