Глава 1
Недалеко от Каскейда
Поместье
Наше время
В бытность стариком-трезвенником Суэггеру только и оставалось, что сидеть в кресле-качалке у себя на крыльце. Отстранённый, жёсткий, стоический — он ни на что не отвлекался и безразлично наблюдал за сменами солнца и луны, облаками, птичьими стаями, луговыми собачками вдалеке и случайными антилопами на горизонте. Над прерией дул ветер, вдалеке виднелись горы — но всё это ничего не значило.
Каждое утро он пил кофе, что приносила его жена, погружался в лэптоп, пока не становилось скучно, смотрел на игру ветра с травой, пока и она не наскучивала, сидел в кресле, раскачивался… ему было одиноко.
Джен отсутствовала почти весь день. Одна из дочерей была телекорреспондентом в Вашингтоне DC, другая на лето уехала на курс верховой езды в Массачусетс, где пыталась соединить западную стать с восточным стилем. Сын занимал пост ассистента директора школы снайперов ФБР в Квантико, Вирджиния. Суэггеру же осталось только кресло и общество призраков и воспоминаний.
Погибшие друзья, забытые места, призывы — слишком близкие, чтобы приблизиться, дальние выстрелы, тонны удачи, потерянная жена, найденный сын, убитый отец, учинённое в паре мест правосудие — всё это оставило ему немыслимое количество шрамов и никогда не уходящее ощущение запаха огня и порохового дыма. Одиссеей это не назовёшь: скорее, одна передряга за другой.
— У тебя депрессия — как-то сказала ему жена.
— С чего бы это? У меня есть всё, что я хотел. Друзья, отличная жена, чудесные дети. Я выжил в нескольких войнах.
— С того, что тебя это всё никогда не заботило. Это всё досталось случайно и не имеет смысла. Тебя заботит нечто другое: например, репутация в глазах твоего чёртового отца, потому что он умер раньше тебя и его смерть тебя никогда не покидала. Вот почему ты в депрессии: в последнее время ты не можешь его порадовать и никогда не мог порадовать его как следует. У тебя дела, тебе нужно с кем-то повидаться.
— У меня всё в порядке. Я езжу на лошади каждый день, не ем слишком много и до сих пор могу вложить пулю в любое место, которое могу разглядеть. Так с чего бы мне впадать в депрессию?
— Тебе нужна цель, миссия. Или молодая женщина — чтобы влюбиться, но так и не притронуться. Я заметила, что такие вещи часто ходят вместе. Тебе нужна война, нужен кто-то, кто будет стрелять в тебя, а ты будешь отстреливаться. Тебе нужно это всё — а всё, что у тебя есть, всё, чего может хотеть человек — насколько прекрасным оно бы ни было — тебя не устраивает. Для большинства — наверное, но не для Боба Ли Суэггера, шерифа пересохших ущелий и долгих полудней.
Вскоре Бобу пришло электронное письмо за авторством настоящего человека: Дж. Ф. Гутри, бывшего британского оружейника, сделавшего карьеру в написании книг о снайперском мастерстве на протяжении XX и XXI веков и просившего Боба рассказать его историю. Боб вежливо отшил его, не имея никакого желания ворошить старые схватки, поскольку и без того каждую ночь становился их участником. Однако, Гутри был настолько очарователен, что интернет-переписка завязалась в зацвётшую дружбу.
«Дорогой Суэггер!
— писал «Джимми» Гутри, —
я подумал: почему бы не пригласить тебя на ежегодный снайперский матч Второй Мировой Войны, который проводится Британским стрелковым клубом и в этом году состоится в октябре на старом стрелковом полигоне возле Бисли. Ты прекрасно проведёшь время. Почитатели и фанаты будут знать достаточно, чтобы держать дистанцию, а ты встретишь немало добрых коллег-британцев — хорошее место, чтобы поговорить о мастерстве. Тут это любят.
Я сам буду стрелять из моего драгоценного Энфилд-4(Т), конечно же, а тебе буду рад уступить либо Гаранд М1, либо Спрингфилд с оптикой «Юнертл» из своей коллекции. А если хочешь поплясать со старыми переделками — привози свою М40.
Определённо, тебе понравится, а толковые парни будут рады потереться возле самого Гвоздильщика. Пиши, если заинтересуешься. Соглашайся.
Джимми».
Это было бы забавно. Это цель, что-то, ради чего стоит организоваться и приготовиться. Это снова вернёт его в мир и докажет, что в свои шестьдесят восемь у него хватает ещё топлива в баках.
Но: эта вылазка также ввяжет его в контакт с людьми, которых привлекают убийцы. Он знал и понимал это. Некоторые люди, пусть даже и никогда не признавая этого, мечтают об убийствах и бывают привлечены мастерами этого дела, одним из которых Суэггер, несомненно, был. Их влёк не секс, не мудрость, не фантазия и на самом деле даже не дружба. Их аура питалась путём, близким к вампиризму. Возможно, что и сам Джимми был таким человеком — и если так, то он скрывал этот факт лучше других.
От подобных взаимодействий Суэггер всегда чувствовал себя несколько растерянным: не то чтобы в них самих было что-то плохое, но они оставляли плохое чувство. Тут было слишком много от убийства, словно само убийство было целью. На самом же деле убийства никого не могли удержать в профессии надолго: требовалось верить в нечто большее и служить этому: долгу, стране, чести, парню в соседнем окопе, воле выжить, победе, чему-то всегда неясному и не до конца понимаемому — назовём это Большой Картинкой — можно было превозмочь всё и преуспеть. Чем бы оно ни было, делиться этим оказывалось нелегко, особенно с тех пор, как он совершил ошибку, слишком много прочитав по этой теме и постигнув избыточный объём знаний, ввергнувший его в ужас самопознания.
На приглашение Джимми он ответил типично: «Я подумаю об этом».
О, привет: ещё одно письмо. Приятное и длинное, от его дочери Мико из конного лагеря в Беркшире. Она поехала туда потому, что все говорили: было бы неправильно не дать ей шанса учиться в восточной школе и открыть для неё новую жизнь. Также говорили, что в её верховой езде присутствовал восточный стиль, тянувшийся из её происхождения, который сделает обучение легче и даст ей основу культуры, к которой она принадлежит.
Боб обстоятельно и с удовольствием ответил ей, но после всё же обнаружил себя на крыльце с продолжающим болеть бедром (оно всегда болело), ветер всё так же дул над прерией и настало время для очередной чашки кофе.
Вернувшись с кофе, Боб попытался представить, куда он поедет на лошади днём, обдумывая, не стоит ли завтра встать пораньше и попасть на завтрак к Рику в Каскейде — этим ритуалом он всегда наслаждался, слушая разговоры о чемпионате штата по футболу или морской пехоте. Ничего большего там обычно не происходило.
Иногда всё случается очень быстро. Новое сообщение от Кэти Рейли из Москвы, где она работала корреспондентом «Вашингтон Пост». Несколько лет назад у них в Москве было приключение, они нашли друг друга симпатичными и с тех пор поддерживали связь. У неё было то же колючее и провокативное чувство юмора, что и у Боба, ей доставало ума, так что им нравилось подкалывать друг друга.
«Суэггер, что такое «Мосин-Наган 91»? Я знаю, что это какое-то оружие, но Гугл смущает меня всякий раз, как я туда лезу.»
Что за чёрт? В сотнях электронных писем тема оружия никогда не всплывала, возможно поэтому Кэти и нравилась ему. Какое-то время он думал что это шутка, но нет — она не шутила о Мосине.
Боб ответил прямо — или настолько прямо, насколько он мог быть прямым с Рейли.
«Это винтовка, используемая русскими войсками с 1891 по примерно 1947-й. Длинная, неуклюжая штука, похожа на ружьё стражников из «Волшебника страны Оз», но надёжная и точная. Болтовый затвор (поймёт ли Рейли, что такое «болтовый затвор»?) «Рукоять», которую нужно поднять, потянуть назад, толкнуть вперёд и снова опустить для выстрела. Я бы рассказал тебе, зачем это всё, но ты забудешь через три минуты, так что просто поверь мне. Калибр 7,62, стреляет патроном, который ошибочно называется «Мосин-Наган 7,62», некоторые ещё добавляют «*54» — это длина патрона в миллиметрах, армейский патрон примерно тридцатого калибра. Эквивалент нашего 30–06 (как будто бы Рейли знала, что такое 30–06) — это наш патрон обеих мировых войн».
Чего ради на земле Рейли понадобилась такая информация? Она собралась на оленью охоту? Они вкусные, как слышал Боб — особенно красноносые.
Он подождал, но ясности не прибавилось. Наставало время отправляться на лошади, так что Боб поднялся, направился на конюшню, оседлал новую лошадь по кличке Лошадь — всех своих лошадей он звал Лошадями — и поехал на юг, затем на запад, затем на север — пока не прошло три часа. Было здорово чувствовать под собой Лошадь, вокруг себя — луга, а на горизонте с трёх сторон видеть марево над пурпурными горами.
На лошади жалеть себя не приходится, а не то быстро упадёшь. Жара и солнце всегда приводили Боба в хорошее настроение, и оказалось несложно сконцентрироваться на Мосин-Нагане и вспомнить всё, что он знал об этой винтовке — всё, что (как он думал и как предполагал) он помнил.
Например, он знал, что бывал подстрелен из неё. Первый тур, заместитель командира взвода, Вьетнам, 64–65 — более поздний поток китайских АК ещё не начался, так что ВьетКонг использовал всё, до чего мог дотянуться и мосинки из Китая были ближе всего. Однако, Они быстро поняли, что старая рабочая лошадь с пятизарядным магазином и медленным болтовым затвором не тянет ни против карабинов М1, используемых южными вьетнамцами, ни против его собственного М14. Постепенно стали появляться АК и СВД, и американцы стали испытывать на себе новые навыки партизанской войны, ставшие возможными благодаря современному оружию. Хорошие новости для них — и плохие для нас.
Вернувшись назад, он поставил Лошадь в стойло, принял душ и направился в мастерскую. Текущий проект: патрон 6,5 Кридмур от Хорнади, сверхточный. Возможно, снайперский патрон будущего? Это заполняло его разум, как и всегда, спасая от себя самого, давая нечто, что можно было планировать и обдумывать. Он снарядил полторы сотни патронов, используя пять разных навесок пороха с разницей в одну десятую грана, а затем отстрелял группы (чтобы найти лучшую) через кастомный ствол 6.5, сделанный специально для него оружейником в Редфилде, штат Вашингтон. Затем он ещё раз сходил в душ, поприветствовал прибывшую Джен и они вместе поужинали. До заката солнца Боб не возвращался к электронной почте.
Снова Рейли.
«Отлично, это винтовка. А какая связь с ПУ 3,5? Что это такое? Что это за место, где мы?»
Боб узнал строки из «Травы» Карла Сэндберга, части его труда о Первой Мировой Войне:
«Я трава, я всё покрою —
Кучи трупов высотою
Как Аустерлиц и Ватерлоо,
Но два года, десять лет —
И прохожий человек
Спросит: что здесь? Где мы?»
Она не знала, насколько подходящи были эти слова и как они были далеки от шутки.
«Место — снайперленд, Россия. Могу даже время назвать: 1939–1945 годы. Это советский оптический прицел, который они ставили на Мосин-Наганы, превращая их в весьма неплохие на мой взгляд снайперские винтовки. Русские действительно верили в снайперов как стратегическую концепцию и посылали их тысячами против нацистов. Прицел (3,5 означает кратность увеличения) был прочным, надёжным и примитивным — ничего похожего на компьютерные штуки, которыми мы сейчас пользуемся. Дальность ограничивалась примерно полутысячей метров, а ещё вернее — поближе. В любом случае, если ты увидишь Мосин-Наган 91 в соединении с ПУ 3.5, да ещё и годы будут с 39-го по 45-й — ты точно в снайперской вселенной.
Теперь у меня вопрос: а что Рейли делает в снайперской вселенной? Это не твоё обычное соседство».
Ответ не заставил себя долго ждать — примерно пять минут.
«Очень помог, благодарю! Начинает срастаться. Что же касается того, почему — ну, это длинная история, связанная с работой. У меня дедлайн, завтра вернусь с подробными объяснениями.»
Прошёл ещё день до очередной вести от Рейли.
«Извиняюсь, это обычная скучища. Ничего, чем можно было бы восторгаться — просто вероятность. Читателю интересны женщины — герои: знаешь, либеральная пресса мыслит антимужскими профеминистскими мемами и всё такое. Я раскопала одну вещь, которая их заинтересовала и отвлекла меня от этого *&^%$))&! сибирского трубопровода.
Я была на московском блошином рынке пару недель назад и купила кучу старых журналов, рассчитывая найти в них идею для истории. Один из них — «Красная звезда» 1943 года — военный, пропитан сталинским агитпропом до чертей. На обложке там были четыре женщины — они держались за руки, а униформа у всех увешана медалями.
Три из них выглядели как доярки-лесбиянки из пенсильванской Голландии, но четвёртая — ты от меня этого не слышал — была просто сногсшибательной куколкой, затмевая остальных. Я прочитала статью, и оказалось, что все они была русскими снайпершами. Много смерти — как ты сказал бы — в Ленинграде, затем две из них воевали в Сталинграде, одна — в Одессе, а потом шло всякое про Мосин-Наган и ПУ 3,5. Их имена там тоже были. Красотку звали Людмила Петрова, она отличилась в Сталинграде. Это было для меня новостью. Я погуглила на предмет «русские женщины-снайперы» и чего только не нашла: четыре тысячи снайперов убили двадцать тысяч немцев, имена и всякое разное, но ни упоминания о Людмиле Петровой. Я искала дальше и дальше, и обнаружила, что остальные три из них удачно выжили и были прославлены коммунизмом, отойдя от дел — о Петровой не было абсолютно ничего.
Согласно статье 43 года её звали не «Люда», как обычно зовутся Людмилы, а «Милли». Основываясь на этом, я копала глубже и глубже, и верно — где-то в середине 44-го Милли исчезает. Не как личность, а как персонаж. Её просто стирают. Я нашла несколько других копий фотографии из «Красной звезды», но там она была ретуширована или замазана. Люди Сталина стёрли её — тогда такое практиковалось. Оруэлл, помнишь: «Тот, кто контролирует прошлое — контролирует будущее. Тот, кто контролирует настоящее, контролирует прошлое».
Это меня очень заинтересовало и я продолжила поиски. Что же случилось с Милли? Что она сделала такого, что могло бы разгневать красных боссов и заставить их стереть её из истории? Пока мне не очень везло, но я продолжу искать — в своём скучном огайском стиле. Возможно, у меня появятся новые вопросы к тебе касательно снайперов, хорошо? Да, и посмотри вложение — я прислала скан той самой обложки, чтобы ты мог на неё посмотреть.»
Боб сделал, как было сказано и внимательно всмотрелся в женщину на фото.
Затем позвонил жене.
— Я еду в Москву как только улажу бумаги, — сказал он ей, затем зашёл на Амазон и купил книг о Восточном Фронте на шестьсот долларов.
