Книга: Третья пуля
Назад: Глава 14
Дальше: Глава 16

Глава 15

Прошла неделя, прежде чем Свэггер встретился с Ричардом, на сей раз перехватив его в аптеке, где тот покупал лекарства по рецептам.
– Черт возьми! – воскликнул Ричард, заметно вздрогнув, когда его старый приятель Джек Брофи возник из ниоткуда. – Вы всегда появляетесь совершенно неожиданно.
– Я проделал определенную работу и получил результаты, – сказал Свэггер. – Не хочу, чтобы кто-нибудь из этих ребят прикончил меня.
– Я мог бы познакомить вас с людьми, способными помочь вам.
– Спасибо, Ричард, но мне не хотелось бы заводить лишние знакомства. И все же, чувствую, что кто-то следит за мной.
– Понятно. А если я попробую помочь вам без привлечения других людей?
– Каким образом?
Ричард изложил свой план. У него имелся знакомый в далласской Ассоциации частных лечебниц, которая выпускала еженедельный бюллетень. Идея заключалась в том, чтобы опубликовать объявление с предложением к тем, кто работал в здании «Дал-Текс» в 1963 году и хочет поделиться воспоминаниями с исследователем, обратиться к Ричарду. Так они могли бы выяснить, насколько вероятно было проникновение в здание, каким его представлял себе Джек.
Свэггер поблагодарил Ричарда, все хорошенько обдумал и после нескольких дней слежки за ним одобрил план. На следующей неделе они посетили три лечебницы и побеседовали с тремя стариками, двое из которых сказали, что это возможно, и один сказал, что нет.
– В тот день здание было почти пустым, – вспоминала миссис Колодни. – В полдень мы все спустились вниз, чтобы занять удобные места, откуда можно посмотреть на президента. А после всего, что случилось, кто захотел бы вернуться на работу? Я не работала до понедельника. Такое было горе.
Мистер О’Фаррелл не согласился с такой точкой зрения – главным образом потому, что сам был исследователем-любителем.
– Если вы посмотрите, то увидите, что со стороны Хьюстон-стрит на стене здания располагалась пожарная лестница. И на ней сидели люди, наблюдавшие за проездом президента. Если бы из здания был произведен второй выстрел, они непременно услышали бы его и потом показали бы, что стреляли в двенадцати или пятнадцати метрах над ними. Но такие показания отсутствуют. Так как же это могло быть?
– Возможно, они использовали глушитель, – сказал Свэггер.
– Все это голливудская чушь! – В голосе старика прозвучали нотки негодования. – Вы насмотрелись этих дурацких фильмов и телепередач! Ни один глушитель не глушит по-настоящему. Звук выстрела все равно слышен, пусть и не так громко. Если кто-то стрелял из окна, они ощутили бы ударную волну и услышали бы нечто чертовски подозрительное. Они же слышали только то, что слышали все остальные: три громких выстрела, произведенных не кем иным, как мистером Ли Харви Освальдом.
Свэггер прекрасно знал, что это было не так. Звук можно спрятать различными методами – главным образом с помощью эффективного глушителя, а также за счет выбора места. Опытный стрелок расположился бы в глубине плотно закрытой снаружи комнаты, как можно дальше от слегка приоткрытого окна, дабы максимально уменьшить громкость звука выстрела и силу ударной волны. Если только люди на пожарной лестнице специально не прислушивались и не слышали прежде звуки выстрелов из винтовки с глушителем, они не могли ничего заметить.

 

Свэггер отыскал Ричарда в ресторане на Палм-стрит, когда тот поглощал свой еженедельный бифштекс, запивая его мартини.
– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? – спросил он, как всегда появляясь ниоткуда.
– Послушайте, – сказал Ричард, – вы наверняка служили в разведке, и не говорите мне, что нет. Вы перемещаетесь слишком бесшумно и владеете навыками слежки.
– Ничего подобного, – возразил Свэггер. – Но мне пришлось иметь дело с коммунистическими повстанцами в горах Эквадора, а также в Малайзии. Эти люди охотились на нас, считая, что мы эксплуатируем бедных крестьян. У меня развилось шестое чувство в отношении опасности, и я научился скрываться. Однажды прошел в метре от двух партизан, вооруженных АК-47, и они не заметили меня, хотя смотрели мне вслед.
– Вы наверняка дурачите меня.
– Как бы то ни было, я хочу рассказать вам о том, что мне удалось обнаружить в Интернете. Там много всякой чуши, но этому парню, судя по всему, кое-что известно.
По словам одного исследователя, когда эксперт ФБР Роберт Фрэзиер говорил о регулировке прицела на винтовке Освальда, было очевидно: он, будучи выдающимся снайпером, не знает, что если прицел отрегулирован неправильно, выстрелы будут приходиться в место, отстоящее от цели на определенном расстоянии. Оно зависит от величины ошибки в расчете, и с увеличением дистанции это расстояние увеличивается. Если, к примеру, на дистанции пятнадцать метров это расстояние составляет два с половиной сантиметра вниз и столько же вправо, на дистанции тридцать метров оно будет составлять уже пять сантиметров, и так далее.
– Возникает вопрос, – пояснил Свэггер, – как этот парень может утверждать, что винтовка имеет точный бой, если он не имеет ни малейшего представления о физике оптического прицела? Как он может говорить, что из такой винтовки легко стрелять? Он недостаточно компетентен, чтобы делать такие заявления, но они стали ключевыми факторами при подготовке заключения комиссии, согласно которому Освальд был способен произвести третий, самый длинный выстрел по самой маленькой и наиболее быстро движущейся цели.
– Это не моя сфера, – сказал Ричард. – Кажется, я вас понял, но будет неплохо, если вы покажете мне, как, по-вашему, все происходило.
– Обязательно покажу, – заверил его Свэггер. – Когда я скомпоную все это, вы прилетите ко мне, и я отведу вас на мое стрельбище. Вы увидите. А пока, пожалуйста, подумайте, с кем бы я мог здесь обсудить эту тему.
– Так, винтовки, – задумчиво произнес Ричард. После минутного размышления его вдруг осенило. – Вы слышали когда-нибудь о человеке по фамилии Адамс? Разумеется, в мире оружия.
– Нет, – неуверенно ответил Свэггер. – Хотя подождите, есть такой парень, Марион Адамс, писатель. Выпускает такие большие книги с картинками о Ругере и Винчестере, что-то вроде корпоративных историй или исторических сборников. Это он?
Ричард протянул визитку, надпись на которой гласила: «Марион Ф. Адамс. Историк и эксперт по огнестрельному оружию». На ней был указан номер мобильного телефона, адрес электронной почты и изображен 7,5-дюймовый «Кольт Миротворец».
– Он приезжал пару недель назад и рассказал мне свою версию событий – вы знаете, я слышал их множество. Но в основе этой, как и у вас, находится оружие. Речь в ней идет о том же – о винтовке «винчестер», стреляющей пулями, предназначенными для «манлихер-каркано», с гораздо большей скоростью.
– Черт возьми! – возмутился Свэггер. – Это моя интеллектуальная собственность. А вы говорите мне, что другой парень…
– Нет-нет, подождите секунду. Он сказал, что далек от разгадки того, что в действительности произошло. Все эти сайты вызывают у него головную боль. Интернет не для него. Ему нужно что-нибудь попроще. Он спросил меня, не знаю ли я какого-нибудь исследователя, знакомого с фактами убийства и его версиями и разбирающегося в оружии. Вам это ни о чем не говорит?
Лицо Свэггера помрачнело, глаза прищурились. После некоторой паузы он пробурчал:
– Я потратил годы, чтобы узнать то, что знаю сейчас, и не желаю раскрывать это какому-то парню, сочиняющему книги с картинками, которые никто не читает. Это моя интеллектуальная собственность. Это все равно что уступить участок земли, богатый природными ископаемыми.
– Джек, – сказал Ричард, – я вас прекрасно понимаю. Не расстраивайтесь. Он не произвел на меня впечатления слишком организованного человека.
– Вы сказали ему обо мне?
– Имя я не называл. Сказал только, что знаю человека, идеально соответствующего его требованиям. Я свяжусь с ним и скажу, что вы не…
– Одну минуту. Раз он издавался, значит, вхож в нью-йоркские издательства – такие, как «Саймон и Шустер», «Кнопф» и «Рэндом Хауз», книги которых на виду у всех. У меня появилась идея: если мне удастся сформулировать свою версию, я приду с ней к ним, даже если они украдут у меня больше, чем другие парни.
– Что я могу сделать для вас?
Свэггер задумался. Лицо его просветлело.
– Подождите немного. Дайте мне разобраться с этим парнем. Я не писатель, а инженер. Может быть, он сможет помочь мне, может быть, я смогу помочь ему. Но, черт возьми, больше ничего не говорите ему обо мне!

 

Мемфис вновь привлек к работе агента Нила, и результаты не заставили себя ждать. Он сообщил Свэггеру собранную информацию во время их еженедельной встречи в случайно выбранном кафе «Сиэтлс Бест» в пригороде.
– Ну вот, у нас имеются исчерпывающие сведения, – сказал он. – Марион Адамс, пятьдесят девять лет, выходец из аристократической семьи, занимавшейся оружейным бизнесом. Его отец был управляющим ныне не существующей оружейной компании, производившей преимущественно пистолеты калибра.22 для стрельбы по мишеням, очень высокого качества. Когда в конце шестидесятых популярность стрельбы по мишеням значительно снизилась, деятельность компании постепенно прекратилась. Но Марти, как его называли, имел обширные связи и сумел сделать карьеру в качестве писателя и консультанта. Он выпустил девятнадцать книг – многие по заказу крупных производителей. Его связи открывали ему многие двери, и он писал идеализированные истории компаний. Он знал всех, и его книги называли «технически прекрасными».
– Я видел их, – сказал Боб. – По-моему, у меня даже есть несколько.
– Судя по всему, он обслуживает индустрию высококачественного, элитного оружия. Ну, знаешь, состоятельные парни ездят на сафари с оруженосцами, охотятся на голубей в Аргентине с использованием пистолетов «парди» и платят пятнадцать тысяч за краску под названием «дакс он э чизпик морн».
– Я представляю, – сказал Боб, знавший людей, исповедовавших охотничий культ, которые втайне были влюблены в традиции охоты на крупного зверя тридцатых годов, мечтали бродить по саванне с Хемингуэем и Филиппом Персивалем и сидеть с ними каждый вечер за коктейлем в хорошо освещенном, комфортабельном лагере, пока местные ребята делают за них всю работу.
– Это сложный рынок, и его главной проблемой являются подделки. Подделать редкое оружие гораздо легче, чем тысячедолларовую банкноту или картину Рембрандта. Львиную долю своих денег Марти зарабатывает тем, что подбирает для коллекционеров оружие, получая гонорары от обеих сторон сделки, и проводит его экспертизу на аутентичность. Кому хочется потратить пару сотен тысяч на редкий ранний «кольт», чтобы потом дома обнаружить на нем клеймо «Сделано в Италии»?
– Никому, – согласился Свэггер. – Да, это настоящий Клондайк для мошенников.
– Поэтому так и ценятся честные люди вроде Марти. Однако недавно прошел слух. Один парень купил по рекомендации Марти дорогое оружие, а приятель осмотрел его и сказал: «Хм, похоже на подделку». И теперь парень, гордившийся своим приобретением и уверенный в его подлинности, полон сомнений. Но ничего существенного мы не нашли. Как и у Ричарда, у него, похоже, все в порядке. Никаких экзотических связей, ни малейших намеков на криминал.
– Понятно, – сказал Боб.
– Ты будешь встречаться с этим парнем?
– Обязательно.
– Думаю, это правильное решение. В данный момент в Далласе за тобой точно никто не следит. Те двое сошли со сцены. Судя по всему, Хью, или кто бы то ни был, либо потерял к тебе интерес, либо еще тебя не нашел.
Свэггер невесело кивнул.
– Так думал каждый из тех, кого я застрелил, за секунду до гибели.
Воспоминания секретного агента Хью Мичум
Я отчетливо чувствую, что на меня идет охота. Жду сообщений от различных агентов, будучи уверенным в эффективности моих средств защиты. Я абсолютно уверен в их надежности. Хм, но почему тогда я пью так много водки?
Как бы то ни было, давайте вернемся в далекое прошлое, куда более интересное, нежели настоящее, когда я обхаживал идиота по имени Ли Харви Освальд. После нашего ужина я решил не давить на него и дать время, чтобы он хорошенько все обдумал и дозрел самостоятельно.
Следующий день я провел в западной части Далласа, где посетил еще два мексиканских ресторана, получив от обоих истинное удовольствие. За ланчем прочитал «Таймс», как всегда, очень внимательно. На глаза попалась заметка о конференции в Белом доме, посвященной ситуации в Республике Южный Вьетнам и разочаровавшей всех по причине ее ухудшения после произошедшего несколькими неделями ранее переворота, в результате которого убит Нго Динь Зьем. Не знаю, чего они ожидали, и это опять вызвало у меня раздражение – и не только потому, что мой отчет, по сути дела, остался без внимания, но и потому, что, судя по всему, готовился новый парад, и мне уже слышались барабанные дроби и звуки труб.
Я провел в Южном Вьетнаме шесть месяцев, с октября 1962 по март 1963 года, и не видел там почти ничего, за что стоило бы умирать и убивать. Южане не отличались воинственностью и без нашей помощи не смогли бы противостоять армии Северного Вьетнама, оснащенной советским оружием и руководимой коммунистическими советниками. Я уже давно уехал оттуда к моменту переворота, который казался мне совершенно пустой затеей. Но слышал доклады и мог себе представить разъяренное лицо капитана Нгуена после того, как он расстрелял в затылок братьев Зьемов, сидевших на заднем сиденье бронированного лимузина, по дороге в генеральный штаб в Тан Сон Нхуте. Я видел в Лэнгли фотографию: президент Зьем, довольно приятный человек – по крайней мере, таким он мне показался в процессе моего общения с ним, – с развороченной пулей головой.
Однако мне нужно было сосредоточиться на моей миссии в Далласе. Я поехал в северном направлении и в нескольких километрах от центра города, еще в одном унылом предместье, нашел бар под названием «Патио». Это место произвело на меня не лучшее впечатление, но из газеты «Даллас таймс геральд» я знал, что здесь, на открытой веранде, любил посидеть за бокалом «маргаритас» генерал Уокер со своими «мальчиками». Еще выяснил, что он должен был выступить здесь с речью 25 ноября. Мне не потребовалось много времени для того, чтобы определить, куда поставить Алика, чтобы он не мог промахнуться, хотя и должен был сделать это, и куда поставить второго стрелка, чтобы он не промахнулся. Да, у меня уже сложилось довольно ясное представление, кто это будет, но в моем распоряжении еще была неделя.
Я сделал необходимые пометки, прикинул углы и высоты, выбрал пути отхода. Убедившись в том, что поздним вечером в понедельник автомобилей и пешеходов в городе мало, пришел к выводу, что Алик сможет, не привлекая к себе особого внимания, пересечь улицу, спрятать винтовку и пробраться дворами к автомобилю, который заберет его. Тем временем, в случае необходимости, второй стрелок мог бы беспрепятственно скрыться на автомобиле. Все это заняло бы не более четырех минут, которые в те времена составляли норматив времени прибытия далласской полиции к месту происшествия – это я тоже почерпнул из «Даллас таймс геральд».
Следует отметить, что после совершения этого убийства следующее уже не казалось чем-то из ряда вон выходящим. В секретных службах существовала культура ликвидации лидеров. Для нас это было обычным делом. Когда несколькими неделями ранее бронированный лимузин доставил свой кровавый груз в Тан Сон Нхут, все были убеждены, что киллер совершил праведный поступок, и выражали готовность делать то же самое на благо родины. Были и другие жертвы – красные марионетки в Африке, несколько диктаторов в Гватемале, отвратительный правитель постоянно сотрясаемой внутренними конфликтами Доминиканской Республики. По слухам, Дез Фицджеральд в то время планировал физическое устранение Фиделя Кастро. Вот кем мы были; вот чем мы занимались. Тогда никто не нес слезливую чушь по поводу святости человеческой жизни и ценности каждой человеческой души. Кто-то должен выполнять мужскую работу. Эти слова принадлежат не Оруэллу, насколько я знаю, но кто бы это ни сказал, он наверняка работал в секретных службах в пятидесятых и шестидесятых годах: «Люди спят спокойно в своих постелях благодаря тому, что грубые мужчины творят насилие от их имени». Мы были грубыми мужчинами, хотя и обладали изысканными манерами.

 

В тот вечер он, как обычно, вышел из автобуса и пошел по Норт-Бекли-стрит. Я подъехал к нему и заглушил двигатель.
– Добрый вечер, Алик! Может быть, выпьем немного водки? Сын агента Хотси сегодня опять участвует в матче.
Он огляделся и быстро нырнул в салон. Я нажал на газ.
Освальд не стал дожидаться, когда я с ним заговорю.
– Я сделаю все, что в моих силах. Это мой долг. Я сделаю это.
– Поздравляю вас, три предложения подряд без единой грамматической ошибки. Вы быстро учитесь.
– На этот раз ошибок не будет.
– Да, на этот раз ошибок не будет. Потому что я разработал план, маршрут подхода, маршрут отхода. Мы рассчитаем время до секунды, мы измерим расстояния, мы удостоверимся в том, что стрельбе ничто не воспрепятствует. Наше сознание будет ясным, наша подготовка будет тщательной. Мы сделаем все профессионально.
– Да, сэр.
– А теперь скажите мне, Алик, почему мы это делаем?
– Как почему? Потому что вы попросили меня об этом.
– Я имею в виду, в политическом, стратегическом, моральном плане. Какова наша цель? Мы готовим убийство. Людей не убивают просто так – из прихоти или в силу сомнительных психологических причин.
– Он плохой человек и поэтому должен умереть. Вот и всё.
– Для вас этого достаточно?
– Да. А для вас – нет?
– Нет, без соответствующей санкции. В своей докладной записке начальству я писал, что генерал Уокер оказывает давление справа на президента Кеннеди и что тот нес пособен противостоять этому давлению после неудач в заливе Свиней, в Вене и в кубинском ядерном кризисе.
– Я думал, что в кубинском кризисе Америка победила, и очень злился по этому поводу.
– Пропаганда. Хрущев согласился убрать свои ракеты с Кубы в обмен на то, что американцы уберут свои ракеты из Турции. Победили мы, поскольку наши ракеты представляли меньшую ценность, чем ваши. Генерал Уокер ставит это Кеннеди в вину. Где бы американцы ни решили воевать – в Южном Вьетнаме, на Кубе, где-нибудь в Южной Америке или даже в Европе, – это стало бы непоправимой ошибкой. Популярность Уокера может подвигнуть Кеннеди к необдуманным действиям. Безумие Уокера и слабость Кеннеди могут иметь трагические последствия для наших народов. Поэтому мы исключаем Уокера из уравнения. Отняв одну жизнь, мы, по всей вероятности, спасем многие.
– Я согласен, согласен с вами. – Лицо Алика светилось вдохновением. Мне даже показалось, что у него на глаза наворачиваются слезы.
Зачем я говорил все это? Я не уверен, что знаю ответ на этот вопрос. С Аликом все было просто. Мне ничего не стоило заставить его облачиться в женскую одежду, отправиться на Таймс-сквер и кричать там: «Да здравствует Россия!» Наверное, я спорил с самим собой и использовал его в качестве своего второго «я». Мне нужно было услышать аргументы, высказанные вслух, и я думал, что, возможно, смогу говорить на уровне подсознания, то есть более честно. Таким образом, мне удалось бы разобраться в своих собственных мотивах, в противоположность политическим заклинаниям, с помощью которых я оправдывал убийство, сознавая, что политика – вещь гибкая и способна оправдать любое преступление. Кроме того, я, по всей видимости, готовился к идеологической обработке второго стрелка, который был гораздо умнее Алика и вполне мог привести убедительные контраргументы.
Я чувствовал себя обязанным объясниться с ним. Алик не более чем расходный материал, жертвенное животное. Если бы все произошло, как задумано, он дергался бы на электрическом стуле, крича о том, что красные агенты отдавали ему приказы, исходившие прямо из СМЕРШа. Сомневаюсь, что палачи смогли бы удержаться от смеха. Я хотел, по крайней мере, нарисовать ему общую схему и внушить веру в то, что он внес свой вклад в ее осуществление. Это могло бы ему помочь пережить долгую ночь перед казнью.
– Через несколько дней мы встретимся опять, и я познакомлю вас с планом и картой. Хочу, чтобы вы подготовились. Не вступайте в споры, не читайте газеты, не забивайте голову новой информацией. Я хочу, чтобы ваше сознание успокоилось. Понимаю, вам будет трудно, ведь вы по натуре борец, но, пожалуйста, постарайтесь. Мне нужно, чтобы вы были готовы запомнить прочитанное, понимаете? Вам придется сосредоточиться, потому что я не могу передать план на бумаге. Если операция по той или иной причине сорвется, нельзя допустить, чтобы у вас нашли план, написанный на русском языке. Это повлечет за собой проблемы. Вам понятно?
– Да. Но что я должен делать, если меня поймают?
– Вас не поймают.
– Планы иногда проваливаются. Случиться может всякое.
– Тогда проявите терпение. Ничего не говорите. Так или иначе, мы вас вытащим. Может быть, обмен, может быть, побег, я не знаю. Мы никогда не бросаем в беде своих людей. Если вы попадетесь и сохраните веру в коммунизм, мы вас освободим, и вы поселитесь в Гаване в качестве почетного гражданина, пожертвовавшего всем во имя идеалов революции. Мы даже переправим на Кубу Марину, Джуни и ребенка, который должен родиться.
– Я знал, что могу рассчитывать на вас, товарищ, – сказал он.
– Очень хорошо. Итак, патроны у вас есть, а как насчет винтовки?
– Она находится у Марины в Форт-Уорте. Она о ней не знает, и я могу забрать ее в любой момент.
– Отлично. Пусть она пока остается там, а вы учитесь сосредоточиваться. По всей вероятности, спустя несколько месяцев после того, как вы осуществите эту операцию, мы привлечем вас к другому мокрому делу. Тем самым вы поспособствуете революции. Ведь в этом ваша цель, не так ли?
– Сейчас я кое-что покажу вам. – Он сунул руку в карман рубашки, достал конверт и бережно вытащил из него фотографию. – Смотрите, – сказал он, – вот кто я есть в действительности.
Я остановился у обочины и включил в салоне свет. Эта фотография стала известна во всем мире после того, как появилась на обложке журнала «Лайф» и в тысяче безумных конспирологических книг. Вы тоже наверняка видели ее. Алик, одетый во все черное, держит в руке винтовку, прижав ее наискось к туловищу; за поясом у него торчит пистолет, а в другой его руке номера «Дейли уоркер» и «Троцкистский Интернационал» – ему невдомек, что эти издания принадлежат двум враждующим между собой партиям. Он смотрит прямо в объектив камеры, удерживаемой нетвердой рукой Марины, и на губах его играет самодовольная ухмылка. Это нечто вроде романтического образа красного партизана, будившего в его воображении самые смелые фантазии, откуда-то из 1910-х годов, террориста с бомбой, из которой свисает длинный бикфордов шнур, Гаврилы Принципа, персонажа Конрада. Я испытал жалость к человеку, павшему жертвой иллюзий.
Следующие несколько дней я посвятил разработке плана. Дважды съездил на общественном транспорте к месту проведения операции, прошел пешком маршруты подхода и отхода, проследил за деятельностью полиции. Определил расстояние до ближайшего полицейского участка, после чего зашел в «Патио», сел за столик, выпил «маргаритас» и посмотрел, не будут ли бросаться в глаза движения Алика на крыше и второго стрелка в автомобиле, в котором я собирался его разместить. Я даже слазил на крышу, откуда предстояло стрелять, и попытался представить, как будут развиваться события.
После выстрела наступит мертвая тишина, за которой последует хаос. Второй стрелок, в полной готовности, будет ждать выстрела Алика. Если Алик промахнется, он выстрелит из винтовки с глушителем (я был уверен, что Лон решит эту проблему), и дело будет сделано. Но свидетели увидят все иначе. Одни будут говорить, что раздался выстрел, и голова генерала взорвалась. А что, если Алик промахнется и его пуля будет найдена? Да, риск есть, но в поднявшейся суматохе вряд ли кто-то сможет заметить ее. От второй пули – если Лон все сделал, как обещал, – не останется следа. Поскольку здание «Патио» сложено из кирпича, а стоящее за ним здание – из камня, в случае промаха Алика пуля, скорее всего, расплющится о твердую поверхность. Как бы то ни было, даже в случае наихудшего сценария развития событий появятся противоречащие друг другу версии, а произошедшее навечно останется скрытым за завесой тайны. Какие-либо серьезные улики или обоснованные свидетельства, способные привести к раскрытию нашего заговора, будут отсутствовать – если только Алик, оказавшись схваченным, что теоретически возможно, не заявит, что его заставили сделать это красные.
Самая трудная задача заключалась в разбиении плана на легко запоминающиеся части. Я попытался придумать мнемонический элемент, чтобы Алик со своими блошиными мозгами смог усвоить информацию. Я остановил свой выбор на APPLE: approach (подход), position (позиция), patience (терпение), liquidation (ликвидация), escape (отход). Я понимал, что «ликвидация» не очень подходит по смыслу. Тем не менее это слово ассоциировалось в общественном сознании с деятельностью НКВД и часто использовалось святым покровителем секретных агентов, Яном Флемингом, в его книгах о Джеймсе Бонде, которые Алик очень любил читать.
Каждое из этих слов содержало дальнейшую информацию. Например, слово APPROACH содержало набор цифр – 830 15-33—15, означавших 8.30, автобус № 15 до Тридцать третьей улицы, пятнадцать минут ходьбы по Тридцать третьей улице до зоны операции. И так далее, и тому подобное – информация для секретного агента. Я подумал, Алику понравится эта примитивная шпионская придумка, и если мне удастся разжечь его воображение, возможно, он постарается.
Я послал ему открытку, зная, что, с учетом скорости доставки почты в те дни, он получит ее на следующий день. Ее текст был лаконичен: «Техасский театр, 20.00, шоу». Это был кинотеатр, находившийся в полутора километрах от его дома, в котором, по иронии судьбы, он был арестован 22 ноября.
Алик явился вовремя. Фильм был глупым – что-то о тинейджерах на пляже – и вызывал у меня раздражение. Я увидел, как он вошел и сел. Я встал со своего места, подсел к нему и сунул ему в руку конверт с листком бумаги, на котором был изложен план.
– Дома запомните план и перепишите его себе на ладонь. Не уничтожайте листок. Вернете мне его при нашей следующей встрече. Каждый вечер изучайте план, пока не затвердите его наизусть. Я свяжусь с вами дней через десять. Операция назначена на 25 ноября.
После этого мы расстались. Вы, должно быть, помните, что в те времена копировальные аппараты были мало распространены. Копиру еще только предстояло завоевать мир, факсов не было, и существовали только чрезвычайно дорогостоящие фотокопировальные машины, производившие негативы. Так что Алик, при его стесненных финансовых обстоятельствах, вряд ли мог сделать копию плана.
Я оставил его в зале кинотеатра в тот момент, когда глупые калифорнийские девчонки, танцевавшие твист, начали исчезать в ночи. К тому времени я уже стал специалистом по общественному транспорту Далласа. Пройдя несколько кварталов к западу, оказался на автобусной остановке и, дождавшись автобуса, поехал в сторону центра. На следующий день улетел обратно в Бостон, а оттуда в Вашингтон. Теперь дело было за Лоном.

 

Возвращение из Далласа заняло почти целый день. Я приобрел за наличные авиабилет до Бостона, взял такси до Кембриджа, незаметно проник в отель, прокрался вверх по лестнице, спустился, оплатил номер, вновь приехал в аэропорт и вылетел в Вашингтон. Единственная проблема возникла в отеле, во время расчета, когда служащий за конторкой спросил:
– Все было нормально, сэр? Мы обратили внимание, что вы, судя по всему, не спали в постели.
– Все было замечательно. Послушайте, если кто-то станет спрашивать про меня, это частные детективы, нанятые моей женой. Так что возьмите, пожалуйста, вот это… – Я подмигнул и протянул служащему две банкноты по двадцать долларов. На протяжении всего полета из Далласа в Бостон я прикидывал, сколько следовало дать за молчание. Двадцать – слишком мало и только вызовет раздражение, пятьдесят – слишком много, и это обязательно запомнится. – И, пожалуйста, забудьте о том, что я не ложился в вашем отеле в постель.
– Конечно, сэр, – служащий улыбнулся. – И можете быть уверены, хозяйственные отчеты обязательно исчезнут.
В те дни все американские мужчины были заодно, и в стране процветала культура адюльтера – возможно, под влиянием журнала «Плейбой». Лично я никогда не изменял Пегги, но часто пользовался этим предлогом в случае необходимости.
Я позвонил жене из аэропорта Вашингтона и сказал, что вернулся, но, прежде чем появлюсь дома, заеду в офис.
Было уже около пяти часов. Я поднялся в свой кабинет и быстро отпечатал на машинке отчет о ходе операции «Павлин», содержавший список молодых пишущих звезд, с которыми у меня состоялись беседы. Указал тех из них, кто, по всей вероятности, ступит на стезю журналистики и посвятит свою жизнь сочинению киносценариев и романов или даже, бог даст, созданию телепередач. Должен заметить в качестве отступления, что после этой поездки в Даллас я превратил операцию «Павлин» из фикции в реальность. Со временем она стала одной из наиболее успешных акций Управления. Благодаря ей я приобрел множество друзей, которые оказывали мне услуги вплоть до завершения моей работы в Лэнгли, особенно во Вьетнаме, во время проведения операции «Феникс», когда мне было необходимо, чтобы в газетах появлялись правильные статьи.
Я также проверил, каково положение дел с тремя другими проводимыми мною операциями, имевшими долгосрочные цели, но мне не хочется утомлять читателя этими подробностями, тем более что они утомят и самого автора. Я послал нескольким коллегам внутриофисные записки с уточнениями, вопросами и требованиями, дабы не привлекать излишнего внимания к своему отсутствию.
К девяти часам я был дома. Пегги приготовила мне «хайбол», и прежде чем выпить его, я пообщался с мальчиками. Джек явно соскучился, о чем можно было догадаться по тому, с какой силой он обнял меня. Питер, мой средний сын, никогда не был особо привязан ко мне и не пытался этого скрывать. Однако мне сказали, что он произнес самую проникновенную речь на моих «похоронах» в 1993 году. Уилл был занят игрой и фактически не заметил моего возвращения. Мы с Пегги поужинали, после чего она отправилась спать, я сделал себе еще один «хайбол» и сказал, что немного задержусь, поскольку мне нужно проверить почту.
В основном это были счета, но среди них я обнаружил не совсем обычный, довольно большой и увесистый конверт без обратного адреса. На нем стоял штемпель почтового отделения городка Роунока, расположенного недалеко от поместья Лона в Юго-Западной Виргинии.
Я вскрыл его. Внутри конверта находился толстый номер иллюстрированного журнала «Стрелковое оружие и боеприпасы» с многочисленными фотографиями различного огнестрельного оружия и сопроводительными статьями. Пролистав журнал, я ничего в нем не обнаружил. Пролистав его еще раз более внимательно, я заметил, что одна из страниц в середине кажется слишком толстой по сравнению с остальными. Присмотревшись, я понял, что страницы 43 и 44 склеены, и когда разъединил их, между ними оказалось письмо. Это смешно! Лон практиковался на мне в шпионских шутках.
Я взял письмо и прочел приветствие:

 

Коммандеру Бонду 007
Из Технического отдела
По делу «Убийство Доктора Нет»
После прочтения сжечь

 

Старина Лон так и остался неунывающим охотником, и в этом духе он начал свое письмо.

 

Коммандер Бонд, я много размышлял по поводу вашего запроса, провел ряд экспериментов и нашел решение. Заварите кофе, поскольку вам предстоит долгая бессонная и по большей части скучная ночь, если только вы, подобно мне, не находите завораживающими тайны огнестрельного оружия и баллистики. Но, поскольку такие люди составляют около 0,0001 процента населения, желаю вам удачи.

 

Я должен еще кое о чем предупредить читателя. В данном случае лозунг Генри Джеймса в отношении повествования «Драматизируй, драматизируй, драматизируй!» заменен на лозунг «Объясняй, объясняй, объясняй». Для того чтобы понять, каким образом нам удавалось пятьдесят лет дурачить мир, вам придется познакомиться с множеством деталей.
Прочитав письмо Лона, я сжег его в камине. За эти пятьдесят лет не было, наверное, и дня, чтобы я не вспоминал о нем, поскольку оно, как я на то и рассчитывал, сделало возможным то, что произошло. Оно послужило фундаментом всего замысла. Я хорошо помню содержание письма и привожу его близко к тексту оригинала.

 

Позвольте мне начать с краткого изложения технических требований. Вам, Джеймс Бонд, поручено ликвидировать некоего Доктора Нет за его всевозможные преступления. При этом вы не должны попасться и не должны оставить свидетельства вашей причастности к этому делу, как и причастности к нему Британских секретных служб. К счастью, в вашем распоряжении имеется один простак, Феликс Лейтер из ЦРУ США, якобы разведывательной службы. Бедный Феликс: вы можете как угодно манипулировать им, поскольку ему так хочется быть похожим на уверенного в себе, обаятельного, внушающего уважение коммандера Бонда. Поэтому вам легко удалось уговорить его выстрелить в Доктора Нет. Увы, у него имеется единственное оружие – старая итальянская винтовка «манлихер-каркано» модель 38 калибра 6,5 мм с японским оптическим прицелом весьма сомнительного качества.
Вас беспокоит, что Феликс может промахнуться, и поэтому вы решили перестраховаться и привлечь второго, гораздо более опытного и умелого стрелка. Если Феликс промахнется, что вполне вероятно, этот второй стрелок поразит цель спустя секунду или около того. Но все баллистические свидетельства должны указывать на Феликса. В этой операции ему отведена роль козла отпущения.
Не буду писать здесь о позиции, углах выстрела, путях отхода. Это проблемы вашего отдела. Я решаю техническую задачу: как второй стрелок сможет поразить голову Доктора Нет таким образом, чтобы она не оставила никаких следов своего существования. Тогда, на основе результатов баллистической экспертизы, убийцей будет признан Лейтер. Вот что я сделал бы. Во-первых, снабдил бы Феликса патронами, которые он должен использовать. Таким образом, мы дадим Феликсу коробку патронов 6,5 «манлихер-каркано», изготовленных «Вестерн Картридж Компани» в соответствии с контрактом, заключенным с итальянским правительством, которые, оказавшись избыточными, были перепроданы итальянцами американским оптовикам и упакованы в красивые белые коробки.
Пуля, которую использует второй стрелок, должна быть, в своей основе, идентичной пуле Феликса и иметь такой же патрон, изготовленный на том же заводе «Вестерн Картридж Компани» в Сент-Луисе. Перед нами один из таких патронов. Рассмотрим его. Гильза имеет тупой конец, и из ее латунного корпуса, необычно длинного, с учетом общей длины патрона, выступает пуля с медным покрытием. Этот патрон не похож на ракету в такой же мере, как гильза с воткнутой в нее сигарой. Он слишком тяжел для своих размеров, что красноречиво свидетельствует о серьезности возложенных на него задач.
Известно ли вам, коммандер Бонд, что огнестрельное оружие и патроны не являются неизменными, какими представляются? Они весьма пластичны. Их можно совершенствовать. В них можно вносить самые разные конструктивные изменения, служащие определенным целям. Именно это мы и сделаем с нашим патроном «манлихер-каркано» калибра 6,5 мм.
Если вы забыли или никогда не знали: патрон состоит из нескольких элементов. Он содержит пулю, которая приводится в действие за счет быстрого сгорания – но не взрыва – пороха. Пуля располагается в латунном корпусе, называемом гильзой. Задняя часть гильзы, называемая капсюлем, имеет кольцо, плотно примыкающее к затвору благодаря точно выполненным желобкам, и прочно удерживается в коробке винтовки. Капсюль также содержит затравочную смесь, состоящую из определенных материалов, которая вспыхивает после удара бойка, воспламеняя порох и образуя расширяющийся газ, который толкает пулю в ствол и дальше, в историю. В данном случае это не имеет большого значения, но патрон представляет собой необычную, удивительную конструкцию, настолько эффективную и тщательно разработанную, что ее ничто не может заменить уже больше ста лет, и не сможет еще столько же. Но вернемся к нашему патрону – «манлихер-каркано» 6,5.
Первое, что мы сделаем, – извлечем пулю из гильзы, что легко осуществляется с помощью обычного приспособления для разрядки патронов. Мы выбрасываем гильзу, наполненную порохом и затравочной смесью. Она нам не нужна. Теперь рассмотрим то, что у нас осталось, – то есть пулю. Ее длина составляет 3 см, вес – 162 грана. Она покрыта слоем меди, и этот слой толще обычного, поскольку пуля призвана проникать глубоко в плоть, не деформируясь при этом. Медь покрывает свинцовый сердечник, который виден, если рассматривать пулю со стороны основания.
Зажмем пулю в тиски носиком вниз или поместим ее на токарный станок в горизонтальном положении. В мастерской каждого продвинутого любителя оружия имеется либо то, либо другое. Просверлим отверстие длиной 0,5 см через центр пули в продольном направлении, то есть через сердечник к носику, и остановимся на расстоянии 2,5 см от края носика, оставив его нетронутой. Что мы теперь имеем? Мы имеем пулю, которая весит на 20 гран меньше и имеет существенно изменившиеся характеристики, что не отражается на ее точности. Аккуратно срезаем или стачиваем примерно 0,3 см меди с тупого носика пули, чтобы обнажился свинец, который значительно мягче.
В результате у пули значительно улучшаются аэродинамические свойства, и она, проникая в живую плоть, особенно если это череп или любая другая кость, не сохраняет свою целостность, а распадается. Это происходит под воздействием двух факторов: во-первых, носик пули, который теперь состоит из мягкого свинца, расплющивается при ударе, расщепляется на лепестки, как у цветка, которые отгибаются назад; во-вторых, просверленное отверстие делает пулю более хрупкой, и она в результате удара распадается на мельчайшие части. При попадании в голову такая пуля вызывает сильное повреждение мозга.
Далее, мы берем модифицированную пулю и вставляем ее обратно в патрон, для выстрела в Доктора Нет. Но подождите! Мы выбросили гильзу патрона «манлихер-каркано» вместе с порохом. Стало быть, нам некуда вставлять нашу пулю. Или все же есть куда?
В этом-то и суть: мы вставляем пулю в гильзу патрона, называемого «винчестер магнум» калибра.264! Как такое возможно? Остановитесь и подумайте, коммандер Бонд. Калибр итальянского патрона выражается в единицах метрической системы – 6,5 мм, что примерно соответствует.264 дюйма. Пуля «манлихер-каркано» подходит к гильзе.264 «винчестер магнум», и в результате получается новый патрон, гибрид – «манлихер-каркано».264, который входит в коробку винтовки «винчестер магнум».264.
Она может потребовать небольшой корректировки гибридного патрона или винтовки, чтобы они полностью соответствовали друг другу. В действительности 6,5 мм равняется.267 дюйма, и, следовательно, диаметр патрона на три тысячных дюйма превышает диаметр отверстия коробки. Но эта разница не требует хирургического вмешательства, лишь достаточно незначительных изменений. Например, пулю «манлихер-каркано» можно слегка подточить на токарном станке. Можно также вручную «ввернуть» гильзу патрона в отверстие коробки. Стрелки бенчреста занимаются этим постоянно, поскольку толщина заводских гильз зачастую не соответствует заданному значению, а в этом спорте однородность – первое дело.
Проснитесь, Бонд! Выпейте еще кофе, черт вас возьми! Чего вы достигли? Прежде всего, вы получили разрывную и гораздо более эффективную пулю. Ну, так что из того? Любой предмет, поражающий человеческий череп со скоростью свыше ста метров в секунду, вызывает смерть. Обладатель черепа не заметит разницы. Он не будет мертвее от одной пули, нежели от другой. Невозможно быть мертвее мертвого. Важнее то, что вы сделали пулю более точной. Она не стала более точной сама по себе, просто теперь ее можно использовать для стрельбы из «винчестера» модель 70 с прицелом «анертл 10X валчер», каким пользуюсь я, – одной из лучших винтовок, ныне производимой в Соединенных Штатах.
Точность боя винтовки зависит от целого ряда качеств, которыми обладает «винчестер» модель 70 и не обладает «манлихер-каркано» модель 38: точная подгонка металла к металлу и металла к дереву; удобный спусковой крючок; хорошая сочетаемость с человеческим телом; точность крепления прицела на ствольной коробке; высокая точность нарезки ствола и высокий сорт металла, из которого он изготовлен; высокое качество стекла оптической системы. Может быть, я что-то упустил из виду, но вы представляете общую картину: стрелок, вооруженный «винчестером» модель 70, имеет огромное техническое преимущество по сравнению со стрелком, вооруженным «манлихер-каркано» модель 38, не говоря о различиях между самими стрелками – в плане опыта, природного таланта, здоровья, силы, психологической подготовки. Вы сделали пулю невидимой.
Я вовсе не сошел с ума. Еще один ключевой момент: добившись того, что пуля, поражающая череп, взрывается и распадается на мельчайшие фрагменты, вы имеете гарантию того, что по ее остаткам невозможно установить, из какой винтовки она была выпущена! Благодаря этому обман никогда не раскроется. Никакие физические свидетельства не позволят доказать, что вы, коммандер Бонд, стреляли из своего прекрасного «винчестера» модель 70 почти одновременно с бедолагой Лейтером, производящим выстрел из своего убогого «глаза-галстука».
Не услышат ли свидетели два выстрела, тогда как был всего один? Отнюдь. Бонд, вы же видели фильмы, в которых фигурирует винтовка с глушителем, и даже сами блистали в них, не правда ли? Из всех голливудских трюков с оружием эти устройства изображены наиболее точно. Нет, они не используются на револьверах и не издают звук, напоминающий чихание карлика. Но они значительно снижают громкость звука и преобразуют его таким образом, что он совершенно не ассоциируется с выстрелом.
Во время войны ваши коллеги-янки из Управления стратегических служб устанавливали глушители на винтовки «хай стандард».22с, автоматы «томпсон» и пистолеты-пулеметы «стен» и умело использовали их. У вас, британцев, имелось такое же оружие – пистолет «уэлрод». Я избавлю вас от подробностей, поскольку представляю, как вы уже засыпаете, и скажу лишь, что винтовка с затвором идеально подходит для этого устройства, напоминающего трубку, которая прикрепляется к дулу. Трубка имеет внутри несколько перегородок, которые замедляют поток расширяющегося газа, и отверстия, через которые этот газ выходит с тихим шипением вместо хлопка. Любой умелый механик способен изготовить глушитель за один день. Можно найти и профессионально изготовленное устройство, они уже давно имеются в продаже. В моей коллекции случайно оказался Schalldämpfer тип 3, 8-миллиметровый глушитель, который использовали немецкие десантники во время войны. Они встречаются довольно редко. Мне подарил его один из моих друзей. Я из любопытства соорудил стальное крепление, чтобы установить его на мою модель 70. С ним выстрел почти не слышен.
О, я уже предчувствую ваш скептицизм! Успех операции целиком и полностью зависит от пули. Кто знает, взорвется она или нет? Во время стрельбы часто происходит непредвиденное, и ничто не может гарантировать успех на 100 процентов. Слишком большой риск, и так далее. Самую лучшую новость я приберег напоследок. Новейший патрон «винчестер магнум».264, изготовленный в Нью-Хэйвене, специально предназначен для охоты на равнинах Запада – то есть для стрельбы по антилопам и другим животным на больших дистанциях. Пуля летит плоско. Пуля летит быстро. Она летит быстрее, чем любая другая известная пуля. Металлургия «винчестера» модели 70 такова, что в отличие от «манлихер-каркано» модели 38 она способна выдерживать самое высокое давление современных химических веществ, придуманных корпорацией «Олин». Это означает, что наша модифицированная пуля поразит Доктора Нет не со скоростью, свойственной пуле «манлихер-каркано», составляющей меньше 700 метров в секунду, а со скоростью пули.264, превышающей 1000 метров в секунду. И она взорвется! Это гарантируют законы, установленные не человеком, а Богом, то есть законы физики.
И еще. Если она оставит следы металла в разбитой голове Доктора Нет и патологоанатому удастся обнаружить их, установить принадлежность этих частиц можно будет только с помощью металлургического теста. Эксперты смогут определить путем сравнения с другими металлическими образцами, какого типа пуля сразила Доктора Нет. Выяснится, что это «манлихер-каркано» 6,5, изготовленная «Вестерн Картридж Компани», и никакая иная. К сему прилагаю рисунки этапов преобразования пули. А теперь, Бонд, мне нужно выпить мартини, и чем скорее это произойдет, тем будет лучше.

 

Разумеется, письмо не было подписано. Я перечитал его несколько раз, а затем сжег вместе с конвертом, запечатлев в памяти основные моменты. Охватившее меня волнение было столь сильным, что я долго не мог заснуть. Однако усталость в конце концов взяла свое, и сон постепенно овладел мною.
На следующее утро за завтраком я сказал Пегги:
– Дорогая, я думаю, нам нужно провести этот уик-энд в Виргинии. Я не видел Лона несколько лет, и мне очень неудобно перед ним.
– Но в субботу команда Уилла играет с «Джилман» в Балтиморе, – возразила жена. – Он обидится, если мы не придем.
– О боже, мне очень не хочется, чтобы он обижался. С другой стороны, Лон тоже член семьи, и мы так давно с ним не виделись. Я думаю, Уилл нас поймет.
Пегги прекрасно знала, что, если я принял решение, отговаривать меня бесполезно. Она также знала, что если я спорю с ней – а это случалось нечасто, – значит, у меня есть для этого серьезные основания. Ей пришлось уступить. Такова была редко проявлявшаяся, но тем не менее неоспоримая власть мужа, отца и добытчика в те времена.
Вечером того же дня я позвонил Лону. Обычная непринужденная беседа двоюродных братьев, которая не могла вызвать подозрение у людей мистера Энглтона, если они меня прослушивали, поэтому какие-либо уловки не потребовались. Я сказал, что в субботу мы приедем к обеду. Вечером поговорил по-мужски с Уиллом, который всегда отличался послушанием и покладистостью. Он уже достаточно взрослый, чтобы его можно было оставить дома одного.
Помимо Лона, мне предстояло привлечь к нашему маленькому крестовому походу еще одного участника. Лон отвечал за стрельбу, я – за транспорт, логистику и Алика. Требовался энергичный человек, который разрешал бы непредвиденные проблемы, дабы мы с Лоном могли всецело сосредоточиться на своих задачах. Мне был нужен опытный, сообразительный и жесткий оперативник, обладающий навыками взломщика.
И такой нашелся. Я буду называть его Джимми Костелло, а не настоящим именем, поскольку сыновья этого человека до сих пор живут в окрестностях Вашингтона и, как и мои сыновья, являются состоятельными и уважаемыми членами общества. Мне не хочется, чтобы они испытывали чувство стыда из-за деяний своего отца. Спустя много лет я написал среднему из его сыновей письмо с приглашением посетить Йель. Это было единственное, что я мог сделать для Джимми Костелло.
В то время ему минуло сорок, и он пользовался известностью в сообществе спецслужб. Хотя, как мы полагали, Джимми овладел профессией по ту сторону закона, ему каким-то образом удалось перейти к нам, и отныне он работал исключительно на Управление или на его друзей, на другие спецслужбы и адвокатов, занимавшихся бракоразводными делами.
По всей вероятности, Джимми был лучшим взломщиком в Вашингтоне. Будучи специалистом по замкам, он мог проникнуть в любой дом. Стоило ему бросить взгляд на замок, как он уже знал его устройство. Он всегда носил с собой набор инструментов, и ни одна самая надежная дверь не представляла для него препятствия. Дверцы сейфов отнимали у него чуть более длительное время. Джимми не боялся ходить в ночной тьме по краю крыши на большой высоте и, словно цирковой гимнаст, спускался вниз, повисал на одной руке перед окном, держась за край крыши, открывал другой рукой оконный запор и протискивал тело внутрь помещения.
Наш посольский отдел использовал его искусство для установки жучков. Благодаря ловким пальцам он в течение нескольких минут устранял завесу тайны, покрывавшую святая святых, не оставляя после себя следов.
С этого момента мы становились третьей стороной во всех беседах между Игорем и Борисом, а также между их гостями и начальниками. Я не знаю, хорошо ли мы использовали полученную информацию, но добывали мы ее очень толково. ФБР использовало Джимми против советских агентов и итальянской мафии, а адвокаты – против состоятельных донжуанов, которые после бракоразводных процессов становились значительно беднее. Он мог бы украсть рецепт кока-колы для производителей пепси и чертежи атомной бомбы для нас у красных, если бы мы не превзошли их в этой области.
Лучшим качеством Джимми являлась его надежность. На него можно было положиться. Достаточно познакомиться с историей ирландцев, чтобы понять, что это за человек. Он молчал бы под самыми страшными пытками из страха перед вечными муками, уготованными предателям. Эта черта характера выковывалась долгими столетиями упорной борьбы его народа против моих предков.
Другой характерной особенностью Джимми – вполне соответствовавшей его натуре – была обаятельная наглость, или наглое обаяние. Он обладал столь свойственным ирландцам даром убеждения и мог уговорить вас раздеться догола и отправиться в таком виде домой. Мне он казался психопатом, но это был наш психопат. Именно поэтому я остановил выбор на нем.
Мы встретились с ним в баре «Уиллард», где он обретался каждый вечер, когда не работал.
– Джимми, мой мальчик, – произнес я слащаво, подобно персонажу плохого фильма, что являлось нашей с ним традиционной шуткой.
– Да, это я, – отозвался он в не менее манерном тоне, позаимствованном, очевидно, из фильмов с Бингом Кросби. – И как же поживает его превосходительство мистер Мичум? – Он всегда обращался ко мне так, и никакие уговоры называть меня иначе на него не действовали.
– Насчет его превосходительства не знаю, – сказал я, – а у меня все в порядке.
Подобный диалог происходил при каждой нашей встрече, но он, как всегда, рассмеялся, словно услышал свежую шутку.
В течение нескольких минут мы обменивались обычными банальностями, и при этом каждый осматривал помещение, дабы удостовериться в том, что рядом нет подозрительных личностей. Убедившись, что за нами никто не наблюдает, мы перешли к делу.
– Ты не мог бы уделить несколько дней в конце месяца своему старому приятелю Мичуму?
– Мог бы, хотя как раз в это время буду занят. Перенести никак нельзя?
– Увы, никак. Мой план продаж зависит не от меня. От тебя требуется присутствие в городе Даллас, штат Техас, с девятнадцатого по двадцать пятое. Все расходы, разумеется, за наш счет. Мы остановимся в «Адольфусе»…
– Первоклассный отель.
– Да, действительно. Мне нужно, чтобы рядом находился надежный человек, когда я буду решать проблемы, которые могут возникнуть. Умный, опытный, жесткий и быстрый. Такой, как ты.
Джимми рассмеялся.
– Сегодня все играют в Джеймса Бонда.
В те времена у всех на уме был Джеймс Бонд.
– Никогда не доверял британцам, – сказал я, – и ни за что не стал бы с ними связываться. Мне нужен соотечественник, с блеском в глазах и стальными кулаками.
Ему явно пришелся по душе этот комплимент, хотя мы и продолжали играть роли из фильма.
– Стало быть, Даллас. По-моему, этот город находится вне вашей обычной зоны продаж, мистер Мичум.
Он пил «Гленливет» со льдом, я – «Пинч» с содовой.
– Работа есть работа, Джимми, выбирать место не приходится. Я с бо́льшим удовольствием поехал бы в Париж. Ты получишь хорошие деньги. Если возникнут осложнения в связи с твоим рабочим графиком, я заплачу отдельно – назовем это бонусом изменения графика.
– Хорошо, мистер Мичум. Я люблю вашу фирму и заинтересован в хороших отношениях с ней. Поэтому, кроме денег на транспортные расходы и командировочные, я с вас ничего не возьму, и девятнадцатого буду в Далласе там, где вы хотели бы меня найти.
Вот так просто я заполучил в свое распоряжение Джимми, и то, что произошло, не могло бы произойти без его вклада. Он всегда был плутом и героем, храбрейшим из храбрых, честнейшим из честных. Вы видите, мы не были монстрами. Я думаю, это хороший урок для всех. Вам внушали, что если мы существовали, то были подлейшими из подлых, которые обездолили нашу страну, украв у нее молодого принца, и направили ее по дороге, ведущей в ад. Однако мы патриоты и люди чести. Мы сделали это не ради денег и не для того, чтобы продать больше вертолетов «Белл» и истребителей «Макдоннел-Дуглас», а для того, чтобы спасти страну и вывести ее из болота на вершину холма. Кроме того, мы собирались убить всего лишь сумасшедшего генерала, придерживавшегося крайне правых взглядов.
Назад: Глава 14
Дальше: Глава 16