Время до майских праздников пролетело быстро.

Вообще, его течение как-то незаметно ускорилось. Заполненные работой дни мелькали, как кадры черно-белого кино. Именно черно-белого, поскольку в офисе других цветов почти не было, а на улице царил совершенно не радующий взгляд городской пейзаж то ли конца зимы, то ли начала весны. Ярким пятном в этой тоскливой картине стало традиционное празднование дня рождения Родика, но из-за него все вообще понеслось кувырком, неделя спрессовалась в один миг, перепутав привычное соотношение событий.

День своего рождения Родик всегда отмечал бурно и продолжительно. Он разделял потоки поздравителей, отдельно приглашая родственников, друзей, сослуживцев, случайных знакомых, из-за чего действо растягивалось надолго, начинаясь в ближайшую пятницу, а завершаясь иногда после майских праздников. Уже второй раз он начинал торжество с жертвоприношения двух черных петухов. Этому его научили в Душанбе в те времена, когда его посетила череда неудач. Тогда все его многочисленные начинания либо терпели крах, либо просто не продвигались. Конечно, и раньше бывало, что все происходило не по плану, но это случалось редко и носило кратковременный характер. Наверное, ему везло в жизни, а может, жизнь была проще. Про «черные полосы» Родик читал и слышал, но сам в них не попадал. Когда же это случилось и с ним, он, как человек логически мыслящий, объяснил сложившуюся ситуацию недостаточным знанием каких-то особенностей. Однако у окружающих его таджиков было совершенно другое мнение по этому вопросу. Они считали, что фортуна тоже имеет национальность. «Надо принести жертву богу на нашей земле, и все наладится», — твердили они. Родик посмеивался и отшучивался, но положительных изменений не происходило. Наоборот, все усугублялось. Наконец, преодолев душевное сопротивление, Родик поехал на зеленый базар и купил, как того требовали таджики, двух черных петухов. Надо было самому отрезать им головы, измазаться кровью, покрутить тушки над головой три раза, ощипать, сварить и съесть с близкими людьми. Все это он, атеист, не верящий ни в какие приметы, воспринимал как шутку. Однако, начав что-то делать, Родик не останавливался на полпути. Поэтому дисциплинированно осуществил всю процедуру, произведя лишь маленькую замену петушиные головы не отрезал, а отрубил топором.

Удивительно, но уже на следующий день он получил долгожданные документы из райисполкома, в банке нашлись потерянные деньги, выявилась причина, по которой установка уже несколько недель не выдавала требуемые параметры. Настроение улучшилось, и оптимизм снова забил ключом. Буквально в течение еще нескольких дней почти все проблемы решились, и Родик смог улететь в Москву. Чудо да и только, но чудо реальное. Некоторое время он мучился в поисках объяснений, однако ответа не было, и Родик решил соблюдать такой ритуал ежегодно в свой день рождения, что придавало и без того бурному действию дополнительный шарм.

Отличием этого дня рождения от предыдущих было то, что впервые за двадцать лет Родик не пригласил своих институтских друзей, помня недавнюю напряженную, если не сказать скандальную, вечеринку. Многократно анализируя эту послевенесуэльскую встречу, он утвердился в мысли, что причиной всего произошедшего стала обычная бытовая зависть, охватившая почти всех. Родик, являющийся лидером этого коллектива еще со студенческих времен, считавший проблемы каждого своими, приходящий на помощь по первому зову, не жалея ни времени, ни сил, ни денег, был оскорблен таким поведением.

На самом же деле Родик еще не осознавал, что это не зависть, а начало нормального развития для его родины давно забытых социальных отношений, вызванных разделением общества на несколько враждебных классов и происходящих во все исторические эпохи по одному и тому же сценарию. Если бы он это понял, то избежал бы массы душевных мук, связанных с чувством обиды и несправедливости.

В связи с этим, принимая телефонные поздравления институтских друзей, на вопрос о том, когда будем справлять, отвечал неконкретными отговорками или просто переводил разговор на другую тему.

В один из дней Родик пригласил в гости Григория Михайловича, Михаила Абрамовича, Борю и Юру с женами. Все получилось очень удачно. Жены быстро перезнакомились и весь вечер проворковали друг с другом. Мужчины же, несмотря на то, что пили только Родик и Юра, развлекались интеллигентной болтовней о политике, а в перерывах неподдельно восхищались коллекцией камней, которую Родик с гордостью демонстрировал. Юра дополнял беседу ювелирными экскурсами. В заключение именинник подарил всем женщинам по яшмовому кулону, а Юра пообещал отвезти их к знаменитому на всю Москву дизайнеру и потом лично изготовить по его эскизам комплекты украшений.

— Будет лучше, чем от любого знаменитого европейского дома, — заверил он.

— Ловлю вас, Юрий, на слове, — улыбнулась жена Григория Михайловича, яркая, элегантно одетая платиновая блондинка, словно сошедшая со страницы зарубежного глянцевого журнала. — Гриша давно ничего не привозит мне из Европы. Я люблю изумруды и, конечно, бриллианты.

— Дорогие дамы, — вмешался в разговор Родик, сделав ударение на слове «дорогие». — Я, конечно, понимаю, что драгоценные металлы и камни очень радуют и их надо иметь каждой женщине. Но ведь вы любите часто менять аксессуары, каждый раз надевая новые в зависимости от обстоятельств. Обеспечить вас таким количеством украшений даже вашим богатым мужьям под силу только при условии, что они будут выполнены из поделочных и полудрагоценных камней. Именно так поступали цари. Пусть Юра берет над вами шефство по драгоценностям, а я буду дарить вам лучшие образцы нашего производства.

— Кстати, — думая о чем-то своем, сказал Михаил Абрамович, — можно ли сделать каменные сувениры для подарков приезжающим к нам гостям и партнерам?

— Конечно, — заверил Юра, — но лучше разработать один сувенир, отражающий фирменный стиль, и выпустить его серийной партией. Это дешевле и эффектнее.

— Это надо сделать срочно! — поддержал идею Григорий Михайлович. — Наш имидж — самое главное, а здесь как раз удастся соединить традиционное русское каменное искусство, современный дизайн и специфику нашего предприятия, а то матрешки и водка всем надоели.

— Насчет матрешек вы ошибаетесь, — заметил Родик и рассказал о венесуэльском ажиотаже вокруг изделий народных промыслов.

— А что же вы, Родион Иванович, не включили в деятельность своей фирмы организацию и проведение такого типа выставок? — спросил Григорий Михайлович.

— Как-то не подумал. Хотя, действительно, это может быть очень прибыльно. Давайте обсудим технико-экономические показатели, — подмигнул Родик новому партнеру, показав, что помнит пройденный урок.

— Вы злопамятный, Родион Иванович.

— Вовсе нет, я люблю учиться, особенно у профессионалов. Век живи — век учись. А не выпить ли нам на брудершафт? Работать нам вместе, надеюсь, долго, и надо переходить на «ты».

Гости поддержали эту мысль, но выпили лишь Юра и Родик. Однако к концу вечера все уже обращались друг к другу по именам, хотя иногда еще путали «ты» и «вы».

В домашней обстановке Григорий Михайлович и Михаил Абрамович раскрылись совершенно с другой стороны. Айзинский оказался приятным, эрудированным собеседником с хорошим чувством юмора, да еще и учтивым кавалером, ненавязчиво ухаживающим за дамами. Его напыщенный лоск остался в офисе, в глазах появилась беззащитная теплота, присущая еврейским мужчинам. Было видно, что он любит свою жену, а она отвечает взаимностью. «Может быть, эта рабочая маска скрывает мягкость характера или другие, по его мнению, слабые стороны личности? — подумал Родик. — Хорошо, если я прав. Надо проверить».

Михаил Абрамович, отмалчивающийся в присутствии начальника, произвел впечатление застенчивого, мягкого и незащищенного человека. Родик таких людей повидал в своей жизни много. Если использовать сравнение с кино, то это был типичный актер второго плана. Неглупый и, вероятно, достаточно порядочный, надежный и исполнительный. Родик понял, почему, несмотря на испорченную репутацию, Михаил Абрамович работает у Айзинского…

Вечер закончился спокойно, достаточно рано и без привычных «посошков». Где-то около одиннадцати все, кроме Юры, разошлись. Юра, явно недовольный своим трезвым состоянием, потребовал продолжения банкета. Родик тоже был не против еще выпить. За уничтожением оставшегося спиртного они просидели почти до двух ночи, а потом отправились гулять в поисках такси по безлюдной Башиловке, обсуждая необсужденное.

Встречу одноклассников назначили, с учетом переносов праздничных и рабочих дней, на пятое мая. Собрался практически весь класс. Отсутствовали всего двое, и то потому, что один лежал в психиатрической больнице, а второй давно не жил в Москве. Кроме того, пришла Лена. Она заканчивала ту же школу при Академии педагогических наук, только с гуманитарным уклоном, и поскольку с детства была неразлучна с Родиком и Сашей, то все воспринимали ее как свою.

Всего приехали двадцать три человека. Жену и дочку Родик отправил к родственникам, поэтому столом занимались Лена и пятеро одноклассниц. Мужчины, не дожидаясь закуски, начали выпивать и делиться жизненными достижениями, которых у каждого, к сожалению, накопилось немного, но в совокупности тем для разговора набралось достаточно.

Слушая их рассказы, Родик удивлялся: как же вышло, что из выпускников их элитного класса, в полном составе поступивших в лучшие институты страны, не вырос ни один выдающийся ученый, крупный руководитель или, на худой конец, общественный деятель. Получалось так, что самый успешный в плане карьеры здесь — Родик, хотя в школе он не блистал отметками. Удивительно: золотой медалист, которому учителя пророчили блестящее будущее, даже не защитил кандидатскую диссертацию и до сих пор работал младшим научным сотрудником в институте математики. Этот пример подтверждал давнишнее убеждение Родика в том, что старшее поколение, не заботясь о будущем, просто не пустило молодых к кормилу государства. Поколение их отцов — это сплошные трудоголики, не желающие расставаться со своим положением и инертные по отношению к личным благам, в число которых они включали и успехи своих детей. Интересно было и другое. Все присутствующие ругали существующую власть, но никто из них и не помышлял о том, чтобы что-то изменить в жизни, — все просто ныли и критиковали. Это была типичная позиция советской интеллигенции. Определяя свою роль в обществе, они именовали себя носителями моральных ценностей, ставили их выше материального и одновременно желали получать за это максимум материальных благ. Слышались нескончаемые кухонные возмущения тем, что рабочий получает больше инженера, а у них там за бугром все наоборот… Ах, как это несправедливо… Ах, как нас недооценили… Однако в рабочие или в водители автобусов никто переходить не стремился, а если и переходил, то попадал в полосу всеобщего презрения. Во многом поэтому, не желая повторения инцидента, произошедшего на пьянке по поводу возвращения из Венесуэлы, Родик не рассказал о своих кооперативных достижениях, но не без гордости сообщил, что защитил докторскую, имеет машину, дачу. Все было высоко оценено и произвело ожидаемое впечатление. Он ощутил гордость за собственные достижения. Никто из присутствующих подобным похвастаться не мог, и это разбудило самолюбивые чувства, которые Родик не посчитал нужным скрывать.

Родик опасался, что после столь длительной разлуки ему будет трудно общаться с Сашей. Однако опасения не сбылись. Более того, Родика не покидало ощущение, что они расстались буквально вчера. Прежняя обида если и не забылась, то отодвинулась на задний план.

Судьба Саши складывалась стандартно. Закончив институт, он попал по распределению в крупное конструкторское бюро, где работал и сейчас в должности старшего инженера с окладом сто шестьдесят рублей в месяц плюс премии и прогрессивки. До боли знакомая Родику карьерная лестница. Он ярко представил, как начинается и заканчивается каждый день Сашиной жизни…

Выпитая водка и нахлынувшие эмоции подвигли Родика рассказать другу о своей кооперативной деятельности и предложить:

— Бросай свою работу и переходи ко мне. Будет зарплата три тысячи рублей в месяц, и дам тебе десять процентов от прибыли.

— А чем заниматься? — спросил Саша.

— Зачислю тебя заместителем директора фирмы в совместное с ФРГ и Лихтенштейном предприятие, но обязанности твои будут более широкими — во всем мой заместитель, а в мое отсутствие ты — это я. Полное доверие, как раньше. Слушай… — Родик красочно расписал перспективы.

— Ты уверен, что это надолго? — с сомнением поинтересовался Саша.

— Скажу тебе откровенно — не знаю, но я оставил на несколько порядков более престижную работу, чем твоя. Ты же не считаешь меня идиотом? Кроме того, если что-то изменится, то ярмо на свою шею мы найдем или нам найдут. И еще об одном на досуге подумай: тебе не кажется, что ты живешь, как робот? В тебя вложили примитивную программу: проснулся — поел — на работу — поел — на работу — домой — поел — телевизор — спать и так пять дней, а в субботу — на дачу производить недопроизведенные продукты. Когда себя развивать, когда интеллектуальный тренинг, когда отдыхать, когда посмотреть мир? Ведь у тебя даже свободного времени нет. В субботу и воскресенье — домашние заботы, отпуск — в лучшем случае на море с детьми, за рубеж нельзя, да и некогда. Ты на лыжах сколько лет не ходил? Остается только советская развлекуха — телевизор с довоенными фильмами и «Клубом кинопутешествий». Так вся жизнь и пройдет. Много видели твой отец или моя мать? Да ничего, кроме кассы взаимопомощи и вонючей шашлычной на Кавказе.

— Ну, ты, конечно, как всегда преувеличиваешь. Не так все страшно. И в театр иногда выбираемся, и в кино. Кое-что читаем. Вот спортом заниматься действительно некогда. Ну а за границу — это несбыточная мечта засекреченного инженера.

— А я вот езжу. Даже в капстраны, хотя более засекреченный, чем ты, — похвастался Родик.

— Здорово. Я подумаю над твоим предложением, посоветуюсь с женой.

— Ну, тогда мое предложение можно забыть прямо сейчас.

— Да нет, она стала совсем другой, а уж если узнает, сколько я буду приносить денег, то вообще может тебя полюбить. Тогда все получилось по-дурацки. Из-за какой-то мелочи перечеркнули всю жизнь…

— Здесь ты не совсем прав. Во-первых, я не считаю это мелочью, а во-вторых, возможно, если бы мы остались неразлучными, сегодня я выглядел бы, как ты и все наши одноклассники. Атак — есть перспектива и у меня и у тебя. Пойдем к ребятам, а то обидятся. Кроме того, у нас на сегодня запланирована масса развлечений. Для начала мы покажем мужикам по видику порнуху, а девчонкам подарим по презервативу с усиками. Посмотрим на реакцию закомплексованных советских инженеров. Ну, а чтобы снизить сексуальное возбуждение, дадим им вот этот напиток. Надевай индейский головной убор и бери миску с напитком — смесь убийственная. Потом рецепт дам. Я буду разливать, а ты объясняй, что это напиток для ворожбы. Выпивший его становится невероятно привлекательным для противоположного пола. Когда они начнут пить, я включу порнуху. Могу поспорить, что ни один из них ничего подобного не видел. Мне ее в Венесуэле в публичном доме подарили. Вульгарно, но один раз посмотреть стоит.

— Слушай, а нас не посадят?

— Вот, есть уже один закомплексованный советский человек. Прошло то время. Сегодня все разрешено. Да и тогда надо было с поличным поймать. Ладно, не робей, пошли…