Глава 22
В немецкой армии находилось около миллиона лошадей. Почти при каждой дивизии имелась ветеринарная рота, в обязанности которой входило лечить больных и раненых животных, обеспечивать им кормежку, ловить беглецов. Одну из таких рот разместили в Кирстенслоте. Очень некстати для Харальда офицеры расположились в замке, а солдаты, примерно сотня, — в палатках, разбитых перед замком. В кельях монастыря, примыкающих к церкви, где прятался Харальд, устроили лечебницу для лошадей. Церковь военных уговорили не использовать. Карен особо просила отца добиться этого — мол, жалко, если чужие люди, солдаты, испортят милые с детства вещи, которые там хранятся.
Господин Даквитц известил командира роты, капитана Кляйса, что в церкви издавна устроен склад и свободного места там нет. Взглянув в окно, — Харальда в церкви не было, его Карен предупредила, — Кляйс согласился оставить церковь как есть, взамен, правда, затребовав для своих нужд дополнительно три комнаты в замке.
Немцы держались вежливо, дружелюбно, но проявляли и любопытство. Ко всем трудностям починки «шершня», которых и без того хватало, прибавилась опасность находиться буквально под носом у немецких солдат.
В тот день Харальд отвинчивал гайки, на которых держалась погнутая вильчатая распорка, чтобы снять ее и, проскользнув мимо солдат, отнести в мастерскую к фермеру Нильсену. Если Нильсен позволит, Харальд хотел ее отремонтировать. Вес самолета на это время примет на себя третья распорка шасси, крепкая, та, что с амортизатором. С колесным тормозом скорее всего дело тоже неладно, но по поводу тормозов Харальд волноваться не собирался. Они нужны в основном при рулежке, а Карен пообещала, что справится без них.
Работая, Харальд то и дело поглядывал в окно, словно ожидая, что в нем появится капитан Кляйс. Носатый, с выпирающей челюстью, тот выглядел очень воинственно. Однако в окно никто не смотрел, и скоро распорка оказалась в руках у Харальда.
Привстав на ящик, он выглянул наружу. Восточную часть церкви частично загораживала пышная крона дерева. Вроде поблизости никого нет. Харальд выбросил распорку в окно и выпрыгнул следом.
Стоя под деревом, можно было видеть просторную лужайку перед фасадом замка. Солдаты разбили там четыре большие палатки, разместили свое хозяйство: джипы, фургоны для перевозки лошадей, цистерну с бензином. Сейчас между палатками мелькали несколько человек, остальные находились кто где: отправляли здоровых животных на железнодорожную станцию, забирали оттуда новоприбывших, торговались с фермерами насчет сена, лечили больных лошадей в Копенгагене и других городах.
Подхватив распорку с земли, Харальд споро зашагал к лесу, но, завернув за угол, увидел капитана Кляйса. Крупный, сурового вида вояка стоял на широко расставленных ногах, скрестив на груди руки, и беседовал о чем-то с сержантом. Оба обернулись и посмотрели прямо на Харальда.
От страха к горлу подкатила тошнота.
«Неужели меня так сразу и поймают?»
Он застыл на ходу, лихорадочно соображая, не повернуть ли назад, но это значило сразу признать себя виноватым. Его поймали с уликой, деталью от самолета в руках, и единственный способ выкрутиться — держаться как ни в чем не бывало. Он двинулся дальше, стараясь держать распорку так небрежно, словно это что-то обыкновенное — теннисная ракетка, скажем, или книга какая-нибудь.
Кляйс обратился к нему по-немецки:
— Ты кто?
Он сглотнул, стараясь сохранить самообладание.
— Харальд Олафсен.
— И что ты несешь?
— Это? — Сердце колотилось как бешеное. Что бы такое придумать… — Это… деталь сенокосилки с комбайна.
Тут ему пришло в голову, что вряд ли неученый парень с фермы так хорошо говорит по-немецки. Интересно, понимает ли это капитан Кляйс.
— А что с комбайном? — поинтересовался тот.
— Да вот, наехал на валун в поле, ось погнулась.
Кляйс взял у него распорку. Оставалось надеяться, что он понятия не имеет, что разглядывает. В самом деле, его специальность — животные, с чего бы ему распознать деталь шасси самолета…
Затаив дыхание, Харальд ждал приговора. Наконец Кляйс вернул ему железяку.
— Что ж, иди!
Харальд вошел в лес. Убедившись, что немцы больше его не видят, он остановился, прислонился к дереву, отдышался. Момент был ужасный, едва-едва не стошнило. Но обстоятельства таковы, что такие ситуации могут случаться на каждом шагу. Надо привыкать.
День стоял теплый, но облачный, летом в Дании, где от моря всюду недалеко, это обычное дело. На подходе к ферме мысли переключились на фермера Нильсена: «Интересно, очень ли он злится из-за того, что я, проработав всего денек, без предупреждения исчез».
Фермер стоял во дворе и мрачно смотрел на трактор, у которого из-под капота валил пар.
— Вернулся, беглец? — неласково спросил он. — Чего надо?
«Начало необнадеживающее», — вздохнул про себя Харальд.
— Вы уж извините, что я исчез, не предупредив, — сказал Харальд. — Меня срочно вызвали домой. Даже времени не было с вами поговорить.
Нильсен не поинтересовался, что за срочность такая.
— Мне не по карману платить ненадежным работникам.
Вот это уже получше. Если старика больше волнуют деньги, пусть оставит их себе.
— Я не прошу мне платить.
Нильсен на это хмыкнул, но взгляд его чуточку смягчился.
— А что ж ты тогда просишь?
Харальд помедлил. Закавыка в том, чтобы старик знал как можно меньше.
— Одолжения.
— Какого именно?
Харальд протянул ему распорку.
— Можно, я починю это в вашей мастерской? Это от моего мотоцикла.
— Ну ты и наглец, парень! — Нильсен только покачал головой.
«А то я не знаю кто я», — ухмыльнулся про себя Харальд.
— Послушайте, это очень важно, — умоляющим голосом произнес он. — Разрешите, а? Вместе платы за тот день, что я отработал?
— Ну что ж… — Было видно, как не хочется Нильсену идти навстречу, но соображения экономии победили. — Ладно, чини. — Харальд постарался скрыть ликование, и тут фермер прибавил: — Только сначала исправь этот чертов трактор.
Харальд про себя чертыхнулся. Жаль губить целый час на трактор Нильсена, когда так мало времени на починку самолета. Впрочем, тут всего-то что вскипел радиатор.
— Идет, — кивнул он, и Нильсен потопал дальше наводить порядок.
Вскоре вода в тракторе выкипела и стало возможно осмотреть мотор. Харальд сразу заметил, что в месте соединения с трубкой из системы охлаждения сочится вода. Значит, прохудился шланг. Заменить его, разумеется, нечем, но, на удачу, «родного» шланга имелся некоторый излишек, так что, отрезав прохудившийся конец, удалось подсоединить его снова. Добыв на кухне ведро горячей воды, Харальд перезалил радиатор — лить холодную в перегретый мотор неразумно, — и завел трактор, чтобы убедиться, что соединение держится.
Наконец-то можно идти в мастерскую.
Чтобы укрепить погнувшуюся распорку, нужен был тонкий стальной лист. Он уже знал, где найдет его. На стене висели четыре металлические полки. Харальд освободил верхнюю, переложив все с нее на три остальные, и снял. С помощью ножниц по металлу подровнял неровный край листа, отрезал четыре полоски железа. Каждую вставил в тиски, постукивая молотком, изогнул в дугу и приварил к распорке. Закончив, отошел поглядеть, что получилось, и сам себя похвалил:
— Нельзя сказать, что красиво, зато прочно.
На пути к замку его сопровождали шумы армейской лагерной жизни: перекликались люди, заводились моторы, всхрапывали кони. Вечерело, солдаты возвращались к ужину, исполнив дневные дела. Харальда обеспокоило, удастся ли пробраться в церковь незамеченным.
К монастырю он подошел с тыла. У северной стены, покуривая, стоял молодой рядовой. Харальд кивнул ему, в ответ парень произнес по-датски:
— Привет! Меня зовут Лео.
Харальд выдавил улыбку.
— Рад познакомиться! Харальд.
— Покурим?
— Спасибо, мне недосуг. В другой раз!
Завернув за угол, Харальд нашел бревно, подкатил под одно из окон, встал на него и заглянул в церковь. Стекла в окне не было. Харальд просунул внутрь распорку и уронил ее так, чтобы она упала на ящик, который стоял под окном. Подпрыгнув, она скатилась на пол. Подтянувшись, сам пробрался в церковь.
— Привет, — произнес кто-то.
Сердце его замерло, но потом он увидел, что это Карен. Стоя за хвостом самолета, она занималась починкой крыла, у которого повреждена законцовка. Харальд, подхватив с пола распорку, понес ей показать.
И тут раздалось по-немецки:
— А я-то думал, тут пусто!
Харальд повернулся на голос. Рядовой Лео. Это его голова виднелась в окне. Харальд смотрел на него, кляня все на свете.
— Это склад, — буркнул он.
Лео взобрался на подоконник и соскочил внутрь. Харальд бросил взгляд на хвост самолета. Карен исчезла. Лео оглядывался с видом скорей любопытствующим, чем подозрительным.
Самолет стоял, укрытый брезентом от пропеллера до кабины, крылья сложены. Однако фюзеляж был на виду и хвостовое оперение в дальнем конце церкви, хоть и густой сумрак, но разглядеть можно. К счастью, внимание Лео привлек «роллс-ройс».
— Хорошая машина! — воскликнул он. — Твоя?
— К сожалению, нет. Мой — вон, мотоцикл. — И показал распорку, которую еще держал в руке. — Эта штука для коляски. Пытаюсь ее исправить.
— А! Рад бы тебе помочь, — доверчиво сказал Лео, — но я в машинах, знаешь ли, совсем ничего не понимаю. Я больше по лошадям.
— Понятное дело, — отозвался Харальд.
Они были примерно одного возраста, и Харальд почувствовал симпатию к одинокому парню, оказавшемуся далеко от дома. Тем не менее он от души желал, чтобы Лео убрался до того, как углядит лишнее.
Раздался резкий свисток.
— На ужин зовут, — вздохнул Лео.
«Слава Богу», — подумал Харальд.
— Рад был потолковать с тобой, Харальд. Еще увидимся?
— Конечно!
Лео, встав на ящик, выбрался из окна.
— О Господи! — выдохнул Харальд.
Из-за хвоста появилась Карен, бледная и взволнованная.
— Да, вот это попали…
— Он ничего не заподозрил, просто хотел поболтать.
— Избави нас Бог от дружелюбных германцев, — улыбнулась Карен.
— Аминь!
Харальду очень нравилось, когда она улыбается. Словно солнышко вышло. Но — к делу. С трудом оторвав от нее взгляд, он пошел посмотреть, чем Карен там занималась. Оказалось, заделывала прорехи. Карен была в старых брюках, пригодных, по виду, для работы в саду, и мужской рубашке с закатанными рукавами.
— Наклеиваю заплатки, — объяснила она. — Когда клей высохнет, прокрашу поверху, чтобы воздух не проходил.
— Да где ж ты достала ткань, клей, краску?
— В театре. Пришлось пококетничать с декоратором.
— Молодчина! — Наверняка ей пара пустяков заставить мужчин делать все, что она ни попросит. Декоратору повезло! — А чем ты вообще весь день занимаешься в театре?
— Готовлю главную партию в «Шопениане».
— И что, будешь выступать?
— Нет. Там еще два состава, и чтобы выступить, надо, чтобы обе балерины заболели.
— Жаль. Мне хочется на тебя посмотреть.
— Если произойдет невозможное, добуду тебе билетик. — Она повернулась к крылу. — Надо удостовериться, что там нет внутренних повреждений.
— То есть осмотреть деревянные перекладины под обшивкой?
— Ну да.
— Что ж, теперь, когда у нас есть все, чтобы заделать прорехи, думаю, можно сделать разрез и просто заглянуть внутрь.
— Давай… — с сомнением пробормотала она.
Вряд ли обычный нож возьмет прокрашенную ткань, но на полке с инструментами нашелся острый резак.
— Где будем резать?
— У стоек.
Он с силой вжал конец резака в ткань. Первая прорезь сделана, дальше пошло легко. Образовался Г-образный надрез, и Харальд откинул лоскут ткани, открыв довольно просторное отверстие.
Подсвечивая себе фонариком, Карен наклонилась, пытаясь изнутри увидеть крыло. Потом просунула в дыру руку, схватилась за что-то, с рвением потрясла.
— Кажется, нам везет. Вроде все крепко.
Она отошла, Харальд занял ее место. Залез рукой внутрь, схватился за перекладину, подергал туда-сюда. Все крыло пошло ходуном, но по ощущению конструкция была прочная.
Карен довольно улыбнулась и кивнула:
— Дело пошло. Если завтра закончу с крылом, а ты привинтишь распорку, корпус за исключением проводов будет готов… И у нас еще целых восемь дней.
— Не вполне. Думаю, чтобы нашу информацию могли как-то использовать, до Англии надо добраться хотя бы за сутки до рейда. Таким образом, уже семь. И чтобы добраться туда на седьмой день, надо вылететь в предыдущий вечер и лететь всю ночь. Так что у нас шесть дней в лучшем случае.
— Тогда закончу с тканью сегодня. — Карен посмотрела на часы. — Сбегаю, покажусь за ужином и вернусь как только смогу.
Закрыв крышкой баночку с клеем, она под краном вымыла руки, намылив их мылом, которое принесла из дому. Он смотрел, как она это делает. Когда Карен уходила, накатывала грусть. Хотелось быть рядом с ней весь день, каждый день. Видимо, именно эта мысль заставляет людей жениться и выходить замуж.
«Хотел бы я жениться на Карен? Глупый вопрос. Конечно, хотел бы. Никаких сомнений».
Он попытался представить, какими они будут через десять лет, пресыщенные, уставшие друг от друга, но не смог. Это невероятно. С Карен никогда не соскучишься.
— О чем задумался? — Она вытерла руки полотенцем.
У Харальда вспыхнули щеки.
— О будущем. Что оно нам сулит.
Карен ответила на удивление прямым взглядом, и Харальду показалась, что она прочла его мысли.
— Долгий перелет через Северное море, — сказала она, отведя взгляд. — Почти тысяча километров без приземления. Так что стоит получше позаботиться о том, чтобы наш старый «воздушный змей» выдержал эту передрягу. — Она подошла к окну, вскочила на ящик. — Не смотри! Такие прыжки благовоспитанным девицам не подобают.
— Клянусь, не буду! — рассмеялся Харальд, но бессовестно нарушил клятву.
Затем он обратил все свое внимание на аэроплан. Присоединить распорку к шасси много времени не потребовало. Винты и болты лежали там, где он их оставил, на верстаке. Едва он закончил, вернулась Карен — гораздо быстрей, чем ожидалось.
Харальд встретил ее обрадованной улыбкой, но заметил, что девушка чем-то расстроена.
— Что-то случилось?
— Звонила твоя мама.
— Черт! — разозлился Харальд. — Надо было мне проболтаться, куда я еду! С кем она говорила?
— С моим отцом. Но он твердо сказал, что тебя здесь нет, и, похоже, она поверила.
— Слава Богу. — Хорошо, сообразил не говорить матери, что его пристанищем станет заброшенная церковь! — А зачем она вообще звонила?
— Плохие новости.
— Что такое?
— Насчет Арне.
Харальд вдруг понял, с нахлынувшим чувством вины, что последние дни думать забыл о брате, а ведь тот в тюрьме!
— Что случилось?
— Арне… Арне умер.
Харальда как по голове ударили.
— Умер? — переспросил он, будто не понимал значения этого слова. — Как это может быть?
— В полиции сказали, покончил с собой.
— Покончил с собой?..
Мир вокруг рушился, церковные стены рассыпались, деревья в парке, вырванные с корнем, валились, замок Кирстенслот уносило прочь ураганным ветром.
— Зачем?! — прохрипел Харальд.
— Чтобы избежать допроса в гестапо. Так сказал командир Арне.
— Избежать… — Харальд тут же понял, что это значит. — Он боялся, что не выдержит пыток.
— Смысл был такой, — кивнула Карен.
— Если б заговорил, он бы меня выдал.
Карен промолчала, не соглашаясь и не возражая.
— Он покончил с собой, чтобы защитить меня. — Харальду вдруг захотелось, чтобы Карен подтвердила такое толкование. Он взял ее за плечи и закричал: — Это так, правда? Иначе не может быть! Он сделал это для меня! Да скажи же что-нибудь, ради Бога!
— Я думаю, ты прав, — прошептала Карен.
Мгновенно гнев Харальда стих, обратившись горем, и горе нахлынуло волной, обессилило. Из глаз хлынули слезы, он затрясся в рыданиях.
— О Господи, — с трудом выговорил он и закрыл мокрое лицо руками. — О Господи, что же это…
Карен обняла его, нежно уткнула его голову себе в плечо. Плечо промокло, слезы текли ей за шиворот. Она гладила Харальда по затылку, целовала мокрые щеки.
— Бедный мой братик, — бормотал Харальд. — Бедный Арне…
— Мне так жаль, — вторила ему Карен. — Милый, милый Харальд, мне так жаль…
