Глава 7
Под вечер зарядил дождь, а к полуночи разошелся так, что на дорогах сразу образовались мощные бурные потоки. Они облизывали бордюрные камни, разливались на поворотах дороги сплошной широкой рекой. Редкие машины проезжали по улицам медленно, с бешено работающими дворниками.
Вовчик стоял под навесом закрытого на ночь кафе и со страхом поглядывал вверх на тент, который прогибался под потоками небесной воды. Ничего удивительного, если пластиковое полотно не выдержит и порвется под таким страшным напором. И вся масса воды рухнет вниз, как в фильме «Титаник». И смоет все: столы, стулья, ограждение. И самого Вовчика тоже. Понесет все это, ломая и уродуя, мимо деревьев, разбивая попутно о стены домов.
Картина рисовалась в воображении жуткой, и Вовчик попытался ее отогнать. Он стал вспоминать вчерашний секс с Танькой Агаповой. И как их чуть не застукал ее муж. Правда, он в последнее время ходит сам не свой. Он, наверное, вчера мимо них прошел бы и не увидел, чем они занимаются. Проблемы у мужика, а он не сдается! Дурак…
Фары подъехавшей машины мазнули по деревьям, по ограждению кафе и съежившейся под навесом сутулой фигуре Вовчика. Машина замерла, остановившись одним колесом на тротуаре, и ближний свет погас. Та самая, темно-синяя «Хонда». Дождь с грохотом барабанил по крыше и капоту машины. А еще от капота валил пар. Стекло на передней двери чуть приспустилось, и резкий голос позвал:
– Ну что ты там? Умер? Бегом давай в машину!
Вовчик вздохнул, плотнее прижал воротник мокрой куртки к шее и ринулся в кромешный ад ливня. Плечи и спина моментально промокли, вода с мокрой головы потекла по шее и спине, куртка облепила все тело, брюки прилипли к бедрам, а в ботинках стало мокро до хлюпанья.
Рывком открыв дверь, Вовчик юркнул в машину, плюхнулся на переднее сиденье, с брезгливостью ощутив, что сел он в лужу. Или на полу мокрой куртки. В данном случае эффект был один и тот же. Мокрые трусы – что может быть более мерзким? Только совсем мокрые трусы.
Стекло с тихим жужжанием поднялось, а из отверстий в приборной панели полились потоки теплого воздуха.
– Выпить хочешь? – спросил Рублев. – Ну ты и воды мне сюда натащил.
– Так там же, – Вовчик многозначительно закивал на запотевшее стекло двери.
– Разверзлись хляби небесные, – процитировал Рублев, доставая с заднего сиденья сумку. – Самая погода для нашего разговора и для шпионских встреч. Ты шпионом в детстве мечтал быть?
– Чево? – насупился Вовчик.
– Чево, чево, – передразнил с улыбкой Рублев. – В шпионов, говорю, не играл? Я вот играл. И нравилось.
Он извлек бутылку коньяка, два пластиковых стаканчика, надетых на горлышко бутылки, пакетики с орешками и сухариками. – Ты сейчас самый настоящий шпион, Вовчик, – ловко разливая коньяк в стаканчики, которые он держал одной рукой, заключил Рублев. – И нет в этом ничего плохого. Самая обыкновенная работа. Только риска больше и зарплата повыше. Ты вот мне скажи, министерством сельского хозяйства руководить смог бы?
– Ты, Паша, чего-то сегодня вопросы задаешь странные, – поежился Вовчик, принимая стаканчик с коньяком. – На хрен мне твое министерство?
– Это я образно. Я к тому, что человек делает в жизни то, что у него лучше получается, что он лучше умеет. И, заметь, все люди на земле работают за деньги! Не задумывался об этом? Все, Вовчик, абсолютно все. Так какая тебе разница, за что ты получаешь деньги? За работу слесаря или за работу шпиона? Шпион – это специалист по тайному сбору информации, проведению тайных операций. Это умный, находчивый человек, обладающий артистичностью, хорошей памятью и многим другим. Давай за шпионов!
Вовчик пожал плечами и хватанул пятьдесят граммов коньяка, который тут же стал разливаться по его телу живительным приятным теплом. По груди, по рукам, по ногам, в самые ступни. Вовчик кинул в рот несколько сухариков, захрустел ими, и настроение у него сразу улучшилось. Он стал смотреть на мир гораздо благодушнее.
– Ты ведь у меня самый настоящий шпион, Вовчик, – с шумом выдохнув, заверил Рублев. – И деньги получаешь от меня хорошие. Ну, в смысле, получишь. И ничего в этом нет постыдного. Хочешь, я тебя буду называть не шпионом, а разведчиком? Или спецагентом?
– Да-а, – Вовчик махнул рукой и принял сухую сигарету из руки Рублева. Прикурил, затянувшись глубоко, потом добавил: – Мне хоть как называй, лишь бы работать поменьше.
– Это поправимо! – тоже закуривая, согласился Рублев. – Тут ведь как – задание выполнил, бабки получил и на все четыре стороны, да еще со своей любимой. Любишь Таньку Агапову?
– Че она, пиво, что ли, – смутился Вовчик.
– Ну, это дело твое, – убежденно заявил Рублев. – В личное я лезть не собираюсь. Это святое. Давай-ка поговорим о наших делах. Как там Алексей Агапов себя чувствует? Какое у него настроение?
– Хреновое у него настроение. Цех пожарник опечатал, рабочие уволились, долги возвращать нечем, контракты похерены. Ходит куда-то, с кем-то, наверное, пытается дела порешать. А на Таньку даже не смотрит, сначала думал, что он меня… ну это, с ней подозревает. А потом понял, что у них давно меж собой все… ругаются.
– А Татьяна о муже что говорит?
– Смеется только… да и не говорим мы о нем… как-то все… о другом.
– Это понятно, – тоном эксперта сказал Рублев. – Такая женщина! С ней не разговаривать надо, с ней… Значит, говоришь, Алексей целыми днями по городу бегает и помощь ищет. А разговоров не было, что он собирается продать свой цех?
– Так он и со мной не разговаривает! – глупо засмеялся Вовчик и с вожделением посмотрел на бутылку.
Рублев вздохнул и стал отвинчивать колпачок на горлышке. Посмотрев, как Вовчик опрокидывает в рот еще пятьдесят граммов, выпил сам немного и решительно отложил бутылку на заднее сиденье.
– Так, все! Мы с тобой встретились не коньяк хлестать, а по делу. Значит, Вовчик, запоминай, что и как тебе надо сделать, чтобы закрыть вопрос с этой чертовой лесопилкой. Смотри не ошибись, а то обещанных денег не получишь! Завтра я тебе передам сумку…
Оля Встречина имела собственное мнение о том, каким должен быть настоящий журналист. К тому же она считала, что на свете имеет право жить только тот, кто способен на поступки, на борьбу. Не то чтобы она разделяла точку зрения Родиона Раскольникова, но она находила в его мировоззрении нечто, с чем была согласна. Не то чтобы она на каждом углу декларировала свою жизненную позицию. Она даже в школе на уроках литературы отвечала так, как того требовала программа. Но в душе, по мере взросления, убежденность росла.
Оля даже как-то попыталась перечитать Достоевского, предполагая, что в школьные годы что-то упустила. Но ничего нового для себя не нашла. Точнее, у нее не хватило терпения и усидчивости, чтобы прочитать «Преступление и наказание» по-новому. Она просто добавила себе в убеждение, что Сонечкам Мармеладовым места на земле быть не должно. Жить – значит бороться, бороться – значит жить, вот и вся незамысловатая теория Встречиной, которую она скрывала от окружающих, но которой следовала четко.
Эта теория и привела ее на журналистскую стезю. Именно здесь можно было безнаказанно и вполне легально лезть во все, расследовать, обличать, клеймить и исправлять мир хотя бы пером, если уж не дано ей взять в руки, скажем, оружие. Это Оля понимала тоже. Сражаться, как солдат, убивать людей, пусть и врагов, она не сможет. Слишком она впечатлительная натура. Но, сколько себя помнила, она постоянно проверяла себя на способность на поступки. Могу или не могу, способна или нет, испугаюсь или докажу всем!
А еще она втайне считала себя лидером, человеком, который может повести за собой, за своей идеей массы, создать движение. Просто… просто для этого нужно возмужать духовно, идейно и… нужную идею придумать. Пока что ей в голову приходили лишь избитые фразы, лозунги и политические позиции.
И в Харитоново Оля Встречина приехала не по заданию редакции, а по зову сердца. Здесь было мещанское болото, здесь было засилье ленивых бюрократов, политическая тупость и близорукость в области понимания будущего страны. А под будущим Оля понимала детей. Здоровье детей и физическое их воспитание она также полагала одними из важнейших принципов подхода в отношении к детству. А тут не могли пробить простой детский спорткомплекс и детскую спортшколу при нем.
Городок Оле не нравился. Она сразу прониклась к нему антипатией. И гостиница какая-то дурацкая. Ни старого образца, ни нового стиля. Безвкусица и убожество. А на улицах? Хулиганье, безкультурье! А еще она нутром чувствовала, что ее приезд кого-то раздражает, что тут творятся нехорошие дела, и… что ее хотят запугать.
Реакция Встречиной была совершенно обратной той, которую от нее ожидали неизвестные злоумышленники. Журналистка наоборот полезла вглубь и довольно быстро сообразила, что на берегах реки Чусовой отнюдь не ленивые бюрократы, не политические тупицы и близорукие политики вполне откровенно давят на жителей, отселяя их с ценных территорий для коммерческого строительства. И именно поэтому на берегу реки и нет мест для детской спортивной школы. И Ольга загорелась довести свое дело до конца и выяснить, а кто же лично среди представителей местной власти занимается попустительством, кто тут с такими широкими объятиями принимает заезжих бизнесменов и создает им все условия. С бизнесменами она собиралась разобраться позже. В Екатеринбурге. А здесь ей нужен был фактический материал, иллюстрация безобразий.
Она ходила по гостиничному номеру и грызла костяшку указательного пальца. Ноутбук на столе замер в ожидании вдохновения с открытой чистой страницей в редакторской программе. Итак, «что важнее для будущего…», нет – «будущее детей в глубинке», нет, не так… Это все не о том, тут нужно название, которое било бы точно в цель, а от названия и потянется текст, где каждое слово – обличение, пуля в гнилое яблочко местной власти…
Ольга даже не сразу услышала, как дверь за ее спиной открылась. Она просто ощутила, что находится в комнате не одна. Ойкнув, девушка обернулась и уставилась на плечистого большеголового мужчину с короткой стрижкой и ледяными глазами. Вид у него был не угрожающий, а какой-то неприятный, непробиваемый. Директор гостиницы, подумала Ольга. Нет – начальник местного коммунального хозяйства!
– Вы Оля Встречина, – улыбнулся одними губами мужчина, продолжая смотреть на нее холодно, оценивающе. – Журналистка из Екатеринбурга.
– А вы кто? – сразу проявила неприязнь девушка. – У вас тут принято входить без стука?
– Вы, наверное, сразу невзлюбили наш город, как только приехали, так ведь? – заключил гость и прошелся по номеру, разглядывая разложенные вещи, ноутбук. – В вашей профессии нельзя быть необъективной.
– Вы из местной газеты? – наспех решила Ольга. – Главный редактор?
– Это да, – чему-то улыбнулся мужчина. – Редактировать у меня получается. И именно как главному. Вот я и решил зайти к вам, пообщаться на творческие темы. Ну, посудите сами, не зная людей, местной обстановки, вы тут же бросаетесь ловить, хватать, подозревать и всем мешать. Нельзя же так. Это мир, это люди, это их жизнь. А вы врываетесь со своим уставом в чужой монастырь и начинаете тут…
– Что-то я вас никак не пойму, – насторожилась девушка. – Что вам нужно?
– Давайте все-таки присядем, – предложил мужчина и, выдвинув стул, уселся на него, положив ногу на ногу, и посмотрел приглашающе на журналистку.
Ольга помялась немного, потом взяла второй стул и поставила его поодаль, метрах в двух от гостя. Она с неудовольствием отметила, что неизвестный сидел между ней и входной дверью, но страха в ней пока еще не было. Центр города, полно людей в гостинице, на улицах, да и администраторша видела, кто входил и поднимался наверх. Это просто, это человек такой странный, он так привык изъясняться, думала она. Что с них взять – провинция!
– Так в чем вы пришли меня обвинить? – жестко потребовала Ольга. – Что я делаю не так, что я не так понимаю в вашем городе?
– Вы все делаете не так, – серьезно ответил мужчина и стал барабанить по столу пальцами, глядя на них, как будто ему был интересен танец его сильных коротких пальцев. – И я пришел не обвинять вас, боже упаси. Я пришел предупредить вас о последствиях.
– Что-что? – Ольга еле удержалась от импульса вскочить со стула и истерично указать гостю на дверь. – Вы пришли мне угрожать? Да как вы смеете, да за кого вы меня принимаете? Вы решили, что если я молодая девушка, то меня можно напугать жалобами моему редактору, что я так уж дорожу какой-то глупой карьерой? Вы решили, что на меня можно пошло давить?
– Дура! – вдруг резко бросил ей в лицо гость, и Ольга запнулась, напоровшись на его острый, как финка, взгляд. – Заткнись и слушай. Никто тебя пугать не собирается. Сама испугаешься, когда тебя кинут в машину, вывезут за город и выпотрошат живьем. А кишки, как гирлянды, развесят по ветвям. Ты будешь подыхать, звать маму и любоваться на свои внутренности. Я тебе обещаю, что от этого быстро не умирают. А когда долго умирают, то это страшно. Поняла, нет?
– Что? – побледнела Ольга от нелепости услышанного. – Вы не посмеете… в наше время, в цивилизованном мире… Вы чушь городите, вы меня как ребенка пугаете…
– Идиотка, – хмыкнул гость и одним неуловимым движением встал со стула.
Ольга замешкалась, заскребла ногами по полу и наконец тоже встала, но за ее спиной была только стена. Человек медленно подходил к ней, держа руку в кармане. Девушка подумала, что надо закричать, позвать на помощь. «А если он просто сумасшедший, – лихорадочно думала она, – если это местный маньяк, которого никак не может поймать полиция. Он же меня сразу убьет. Нет, с ним нужно иначе, нужно его успокоить, усыпить его бдительность. Пусть он думает, что я испугалась, что я в его руках».
Худенькая Ольга стиснула свои плечи руками, отчаянно попыталась выглядеть испуганной. Собственно, она действительно испугана так, что похолодело в спине. А взгляд гостя такой ледяной, такой безжалостный, столько в нем превосходства, столько уверенности в себе, что это… наоборот, толкнуло девушку на активную попытку защититься, спастись.
Ольга вдруг пнула что есть силы ногой стул и с облегчением поняла, что страшный гость не ожидал этого. Ему больно потому, что стул попал прямо в коленную чашечку. На волне удачи Ольга кинулась к балконной двери. Вот она, гимнастическая школа, вот он, спортзал – как все пригодилось в самый важный момент жизни. Ольга одним махом перекинула ноги через перила, присела, держась руками. Она услышала, как с грохотом отпихнули стол, как упал в комнате стул – значит, это гад рванул за ней следом. Спустив руки по тонким прутьям ограждения как можно ниже, Ольга оттолкнулась ногами. Тело качнуло, рывок был такой, что запястья больно ободрало о край бетонной плиты балкона. Но думать о таких мелочах некогда… еще секунда замешательства, и она отпустила руки…
Сколько тут, три метра, четыре… Ноги сильно ударились об асфальт, но Ольга умело спружинила. Еще сидя на корточках после приземления, она с ужасом поняла, что надежды на людей никакой. Улица темна и пустынна, в домах на другой стороне улицы не все окна освещены. Значит, бежать! Бежать куда угодно, но быстро! Запутать след, дворами, через заборы и… в полицию!
Поворот за угол, узкая щель между стеной дома и забором. Теперь через кирпичную стену, оттолкнувшись от складированных ящиков. Снова по улице! Спасение, удача… полиция недалеко… защита, маньяка поймают… а-а! Ольга закричала от неожиданности, боли и отчаяния. Откуда взялась эта проволока на тротуаре, из какого бордюрного камня она вылезла и почему ее не убрали, не отрезали? Она полетела в темноте вниз, со страхом ожидая удара, ободранных рук и лица, может, страшных сильных рук, которые обхватят сзади ее шею…
– Что с вами? – раздался рядом почти знакомый голос.
Ольга не успела почувствовать, что ее подхватили сильные руки и не дали упасть, она успела страшно испугаться. Но тут что-то мокрое и мягкое ткнулось ей в руку и издало с детства знакомый звук. Собака?
– Вас что, преследует кто-то? Сатана на помеле? – со смехом спросил Антон, а потом увидел лицо девушки, перекошенное от страха и бледное, как полотно. – Что случилось?
– Вы? – Ольга попыталась вырвать руки из рук Антона, но потом оставила попытки. Что-то было в его глазах, что заставляло поверить.
– Я, – кивнул Антон. – И он. Его зовут Огр, потому что он самый настоящий зверь, исчадие ада, и в нем нет ничего человеческого.
«Исчадие ада» стоял рядом во всей своей черно-бурой лохматой красе и плутовато таращился черными пуговками глаз на девушку. Он снова ткнулся мокрым носом в руку и подставил для поглаживания лоб.
– Меня преследуют, – наконец смогла выговорить девушка, снова почувствовав себя уверенно. – Какой-то ненормальный ворвался в гостиничный номер, стал угрожать, всякие гадости говорить. И мне пришлось прыгать с балкона, со второго этажа.
– Ого. – Антон откровенно рассмеялся, осматривая девушку. – Да вам надо прямиком в десантные войска. У вас талант.
– Я всю жизнь занималась спортом, так что никаких особых талантов, – потирая колено, ответила Ольга.
– Я имею в виду талант попадать постоянно в неприятности, – уже серьезно ответил Антон. – В прошлый раз хулиганы, на этот раз маньяк. Вы их притягиваете, что ли? Ясно, не успели сформулировать, не вскрыли причинно-следственные связи между своим поведением и последующими неприятностями. Пойдемте, у меня тут машина неподалеку. Расскажете, что с вами творится в этом городе, и подумаем, как вам помочь.
Ольга отшатнулась. Слишком яркой нарисовал тот мужчина в номере картину с предполагаемым похищением на машине, вывозом в лес и расправой. Именно на машине. Хотя на чем же еще. На то они и машины, что на них ездят. А этот парень не вызывал антипатий и не выглядел, если быть честной, подозрительным. Тогда в парке, когда он со своей страшной собакой разогнал бандитов, он тоже подозрительным не показался. Ольга тогда его отшила и убежала скорее из вредности. Характер у нее такой – не любит быть обязанной.
– Только вы мне скажете, кто вы такой на самом деле? Делец?
– Расскажу, – пообещал Антон, прислушиваясь и вглядываясь в темноту улиц. – Только пора нам убраться отсюда, а то торчим тут, как три тополя на Плющихе.
Антон повел девушку к своей машине, продолжая размышлять. То, что она молодая и взбалмошная журналистка, это очевидно. Хорошо это или плохо – дело второе. А вот в какие она играет тут игры, куда она уже успела влезть, что на нее, по-видимому, оказывается давление, это надо выяснить. Тут дело не маньяком пахнет.
Они сидели в темноте в машине и под монотонное теплое дыхание Огра, который возвышался за их спинами на заднем сиденье, разговаривали. Ольга доверилась Антону после того, как он убедил ее, что не преступник и не беспринципный делец. Он заявил, что приехал кое в чем тут разобраться. И криминал он не приемлет в принципе. Большего сказать не захотел, но Ольга ему поверила. Странный парень, красивый…
И Ольга рассказала все. Как она приехала сюда по собственной инициативе с двумя тетками-общественницами из Екатеринбурга. Тетки пытаются добиться, чтобы в Харитонове открыли наконец детский спорткомплекс и детскую спортивную школу. Они давно бьют тревогу, что в этом городке, а соответственно, и в его окрестностях детям абсолютно негде заниматься спортом, физкультура здесь запущена абсолютно. И в профильном министерстве областного правительства теток вроде поддержали, а на месте оказалось, что ничего с мертвой точки не сдвинулось. Хотя теткам сказали, что все распоряжения и согласования в харитоновскую администрацию отправили.
– Ты Лысенко этого знаешь? – горячо заявила Ольга. – Это же… это же… Его видеть надо! Мы два раза пытались к нему пробиться, и ни разу не удалось. Это же не Кремль, не здание областного правительства! Один раз нас какой-то носатенький принимал, юлил, улыбался, руками разводил. Потом тетка, широкая такая, представилась заместителем по социальным вопросам. Говорят, директором школы тут была. Дом себе отгрохала…
– Стой, Оля, спокойнее, – остановил Антон девушку. – Ты вот сейчас мне доказанные факты перечисляешь? Документально подтвержденные, или слухи пересказываешь?
– Ладно, – девушка махнула рукой. – Слухи пересказываю. Но дело не в этом, дело в том, что тут никто ничего не делает. А ведь идея-то замечательная, и финансирование под него обещают, и спонсоры вроде нашлись. Детский лагерь со спортивной базой. Тут и заниматься спортом можно, тут можно и сборы проводить спортсменов из других городов, соревнования всякие. Тут такие скалы отличные, это я тебе как начинающий скалолаз говорю. У меня ребята есть знакомые, которые раньше сюда ездили специально, в палаточном лагере жили. По ним одно удовольствие лазить, технику оттачивать. Тут и отрицательные углы есть…
– Стой! – Антон чуть ли не схватил девушку за руку. – Замри! Ну-ка, давай с тобой про альпинистов поговорим.
– А что альпинисты? Нормальные ребята.
– Я не о том. Ты многих знаешь среди альпинистов, а про Дениса Сергунова слышала?
– Сергунова? Да, он местный. Мне про него рассказывали. Он как раз и организовывал палаточные лагеря. Я еще слышала, что он собирался тут круглогодичные сборы организовать.
– И?
– Что? Ты толком скажи.
– Оль, ты знаешь, что на днях Сергунов погиб?
– Как? – поперхнулась девушка. – Вот те на! А я… думала, что он зазнался, встречаться не хочет. Ребята говорили, что созвонились с ним, что он ко мне в гостиницу придет, мы с ним поговорим по поводу детской спортивной школы. Вот, значит, что… А как погиб, что-то случилось?
– Оля, я тебе скажу, только ты пообещай мне вести себя разумно и не бросаться ни в какие авантюры. Тем более после сегодняшней истории.
– Обещаю, а что ты знаешь? – сразу насторожилась девушка.
– В деле Сергунова много неясного. Есть подозрения, что его убили. И именно из-за того, что он очень активно пробивал свои идеи. А идеи его, и многих других, упираются в берега реки Чусовой. А берега эти очень интересны деловым людям. Они собираются там деньги зарабатывать. Вот в это ваш спорткомплекс и уперся. Понятно?
– Понятно, – кивнула Ольга, и глаза ее заблестели лихорадочным огнем. Антон прикусил губу, пожалев, что стал откровенничать с журналисткой. – А что про сегодняшний день ты хотел рассказать?
– Не рассказать, а, наоборот, тебя расспросить. Как выглядел человек, который к тебе приходил?
– Лет около сорока… такой плотный, голова крупная. Волосы светлые, редкие на темени, острижены коротко. Глаза светлые, наверное…
– Как это «наверное»? Он же прямо перед тобой стоял.
– Ты знаешь, бывают минуты, когда смотришь и видишь… Ну не то, что перед тобой, а то, что за ним. Я не на цвет глаз смотрела, я смотрела на то, какие они у него жесткие, что ли. Жестокие, холодные. Люди с такими глазами ни перед чем не останавливаются.
– Понятно. По логике вещей, тебе теперь надо в полицию и заявление писать. Если не пойдешь, это будет выглядеть подозрительно. А так… я считаю, что хоть какая-то защита. Поостерегутся они теперь так откровенно наседать на тебя. Слушай, а может, тебе уехать отсюда? Чего нарываться?
– Это ты сейчас за меня боишься? – сквозь зубы процедила Ольга. – Или тебя тоже устроит такой вариант?
– Не дури. Я за тебя боюсь.
– А я не боюсь! – вспыхнула Ольга. – Какой из меня репортер, если я стану от каждой тени шарахаться? Я… слушай… так это не маньяк?
– Нет, не маньяк, – заводя мотор, подтвердил Антон. – Это тот человек, чьими руками тут грязные дела делают. Тебе его опасаться надо. Ладно, поехали в полицию, а потом подумаем, где тебе теперь жить. Паспорт у тебя где?
– В гостинице, конечно же…
– Значит, поедем сначала в гостиницу. Теперь ты мне скажи еще вот что. Каковы ваши планы с этими тетками-общественницами?
– Завтра мы записались на прием к Лысенко. Он пообещал встретиться с нами. Секретарша так сказала. А что? Не надо?
– Пожалуй, надо. И с точки зрения прощупывания его как возможного активного соучастника или как человека, который просто не препятствует. И с точки зрения твоей безопасности.
– А это каким образом повлияет на мою безопасность?
– Ты на виду, ты была на приеме по скандальному вопросу, и вдруг ты пропадаешь, погибаешь насильственной смертью. Чувствуешь цепочку. Ее все почувствуют и не рискнут. Мне так кажется. Попугать, может, попытаются еще разок-другой, но не более того.
– Ты так считаешь? – спросила Ольга наконец-то с доверием в голосе…
Николай Иванович Лысенко потел. В кабинете было прохладно, но он все равно обливался липким потом. В который уже раз вытирал лицо и пытался направить мысли в нужное русло. А чем же все это кончится? Не нравилось ему то, что происходило в Харитонове. Раньше было подконтрольно, им придумано, им организовано. А теперь как-то незаметно потерял он контроль, стал десятой спицей в колесе, не владел информацией, с ним никто не советовался. Но от него требовали решений, подписей. Он чувствовал, что является балластом, временной картой в чьей-то игре. Лысенко в последнее время пребывал в подавленном состоянии.
Катька вошла в кабинет и с порога выпалила хмуро, поддерживая недовольство своего шефа:
– Пришли! Эти, которые по поводу детского лагеря.
Лысенко поднял глаза на секретаршу, промокнул лоб мокрым от пота платком и брезгливо бросил его в ящик стола.
– Пусть заходят…
Принимать этих женщин ему не хотелось. Он помнил разговор пару недель назад по телефону с представителем Управления по работе с территориями. Объяснение было пространное, даже туманное. Николай Иванович понял, что чиновник и сам толком не знает, что приказать или посоветовать руководителю муниципального района. Все эти обороты, призывающие «самому понимать», «трезво оценивать», «улавливать тенденции в общественном самосознании», ни о чем конкретно не говорили. Скорее намекали, чтобы решение принимал сам Лысенко, а областное правительство соответствующие визы поставит. Или не поставит?
Такое положение возникало на памяти Николая Ивановича не раз и не два. И всегда все заканчивалось тем, что на него пытались свалить ответственность за неправильное решение. А намеки? Да он их не так понял, ведь конкретного письменного распоряжения не существовало. И сейчас Лысенко, образно говоря, стоял на развилке. С одной стороны, он подписался под отводом земель под строительство, хотя не имел на это права, с другой – он отказывал представителям общественности, которые формально (но не документально) получили «добро» в профильном министерстве.
Две женщины с твердыми лицами вошли в кабинет. Одеты они были типично для школьных учительниц. Немного чопорно, потому что визит предполагался в органы власти, и старомодно, потому что зарплата у этой категории тружениц всегда была низкой… Следом вошла худая, но очень энергичная девушка с быстрыми глазами. Она моментально осмотрелась в кабинете, смерила взглядом Лысенко, видимо, составила его портрет и деловито уселась сбоку. Журналистка, сразу понял Николай Иванович и еле сдержался от тяжелого гневного вздоха. Только этого не хватало!
Оборону Лысенко выдержал. Он был готов к разговору психологически, он имел за плечами тридцать лет опыта работы в органах власти. Его увещевали, его упрекали, на него обещали жаловаться, но Лысенко был непреклонен. Нужен конкретный пакет документов, нужен согласованный проект, нужно постановление правительства. Он кривил душой, он откровенно лгал, но делал это очень убедительно. И не забывал, что категорично отказывать в этой ситуации нельзя. И он соглашался, горячо соглашался, что муниципальному району нужен детский спортивно-оздоровительный лагерь, что он лично «за» обеими руками. Что он даже, со своей стороны, обязуется протолкнуть этот вопрос во время очередного визита в Екатеринбург.
Потом женщины ушли. Лысенко поежился в мокрой рубашке, которая прилипла к спине. Это не решение вопроса, это лишь попытка отложить решение. Значит, надо что-то придумывать, искать защиту свыше, искать тех, кто примет решение за него. Примет и возьмется отвечать за это решение. А он? У него сейчас будет еще одна встреча. И снова нужно принимать решение. А может, хватит, может, уйти, пока не поздно? А не поздно ли? А если оглянуться назад на пару лет? Да и подальше тоже. Удастся ли так просто уйти? Или отпустят с радостью и поставят своего человека, или не отпустят, потому что им нужен мальчик для битья, если вскроются нарушения. Сменится власть, выйдут на первый план иные приоритеты, и нужно будет кого-то сдать на съедение. Для этого нужны на местах Лысенки. Запачканные…
– Здравствуйте, Николай Иванович, – возник перед Лысенко опять тот самый опрятный, отглаженный и надушенный тип. Как его, Арутюнов?
Лысенко с раздражением ткнул пальцем в селектор, но в секретарской молчали. Визитер медленно прошел к приставному столику и без приглашения уселся, положив ногу на ногу. При этом он картинно поддернул одну штанину и посмотрел на хозяина кабинета с жалостью.
Значит, Катька опять куда-то ушла без разрешения! Или… Перед взором Лысенко вдруг непроизвольно возникла зловещая картина. Там, в приемной, сползая с кресла, стеклянными глазами смотрела в потолок Катька. А на белой блузке, на ее мягкой пышной груди расползалось кровавое пятно. А под сердцем дымилась маленькая дырочка. Почему дымилась, Лысенко не знал. Читал где-то, что огнестрельные раны чуть дымятся. А этот, в безупречном кремовом костюме, спокойно прячет пистолет с глушителем в свою черную папку, а потом, поправив галстук, заходит в кабинет.
Чушь, бред! Николай Иванович потряс головой, отгоняя наваждение. Он понимал, что такие видения случаются от усталости нервной системы, от долгого напряжения. Оно-то и выдает зловещие картинки в мозгу, как предупреждение, что… Что такое может быть? И с тобой лично? Нет, чушь! Нет, пора серьезно задуматься о здоровье, об отдыхе.
– Я вижу, вы оценили ситуацию, – спокойно сказал Арутюнов. – А на секретаршу вы не сердитесь, она убежала вниз. Там ей какая-то подруга туфли новые принесла. Хорошая она у вас, красивая.
– Кто? – хмуро осведомился Лысенко, потеряв нить неуместных рассуждений гостя.
– Да Катя ваша, секретарша. Ну да ладно о ней. Я ведь по поводу строительства. Кажется, вы имели телефонный разговор с Екатеринбургом. Понимаю, что неприятно, что нужно выполнять распоряжения и пожелания начальства. Но я же обещал вам моральную компенсацию.
Рука Арутюнова снова расстегнула «молнию» на папке и извлекла оттуда конверт. Николай Иванович напрягся, у него даже судорогой мышцы на животе свело. Первый порыв был снова взорваться негодованием, сыграть роль порядочного чиновника, выгнать этого наглеца. Но рука с подлокотника не поднялась, горло не смогло выдавить ни звука. Зачем все это? К черту все, о детях и внуках думать надо, а он человек конченый. И к черту! Деньги взять, а там видно. Хоть своих обеспечит, а потом… Как все надоело… Как страшно стало жить! Или нервы сдают?
Арутюнов положил конверт перед Николаем Ивановичем, улыбнулся и застегнул папку.
– Так-то лучше, – без улыбки проговорил он, отходя на пару шагов назад. – Так вы снова член команды, так вы снова в коллективе, а не отщепенец. А своих мы не бросаем. Закон бизнеса. Берите, берите! И живите спокойно, наслаждайтесь. Вон у вас секретарша какая, сочная, аппетитная. Я на вашем месте… э-эх… Или вы ее… того? Завидую, Николай Иванович, по-хорошему завидую. А чтобы не смущать вас на рабочем месте, я прошу завтра в девять утра подъехать на стройплощадку, там и подпишете. До завтра!