Глава 6
Алексей Агапов взбежал на второй этаж и остановился перед квартирой своего школьного приятеля Сашки Пронина. После окончания школы все разлетелись, и даже с теми, кто остался в Харитонове, Алексей не виделся годами. Вот и с Саньком он увиделся только месяц назад. Посидели, выпили, вспомнили школьные годы, свои похождения. С тех пор общались почти постоянно. Как говорится в таких случаях, завязалась между ними мужская дружба. Они как бы наверстывали упущенное. Ведь в школе они друзьями практически не были, не разглядели друг друга.
Телефон Саньки не отзывался, и к своим неприятностям добавилась еще и тревога за друга. Сейчас Пронин должен быть на работе, но как туда позвонить, Алексей не знал. Решил, что забежит домой, а уж потом, если там никого не окажется…
Алексей остановился перед дверью квартиры Пронина и замер с протянутой к звонку рукой. Дверь была приоткрыта, совсем небольшая щелочка, но из квартиры не раздавалось ни звука. Обычно, если в доме люди, то слышны десятки характерных звуков. Тишина, усугубленная собственными переживаниями, показалась Агапову зловещей. Не раздумывая, он толкнул дверь и громко позвал:
– Есть кто дома? Эй, хозяева! У вас дверь не заперта.
Алексей все боялся увидеть чье-нибудь тело на полу, следы крови или признаки ограбления в виде разбросанных вещей, поломанной мебели. Но все было в полном порядке. Он прошел коридор, потом услышал шорох и сопение со стороны кухни. Свернув туда, Алексей увидел в хлам пьяного Саньку Пронина, который сидел за кухонным столом перед почти пустой бутылкой водки, рюмкой и какими-то объедками. Судя по всему, он спал и только что поднял голову на звуки чужого голоса.
– Японский дом! Вот это да, – с изумлением, но и с некоторым облегчением выдал Агапов. – Ты чего это в такую рань? Случилось чего? Где твои-то?
Пронин сфокусировался на друге, с трудом поднял руку с согнутым указательным пальцем и сделал неопределенный жест. Алексей подсел к нему за стол и с грустью посмотрел в глаза. Глаза были тоскливые, больные. И отнюдь не от водки.
– Ты-ы… пришел, – констатировал Пронин. – Правильно. А то я тут… один клюкаю… вот и наклюкался.
– Чего случилось-то? Ты почему не на работе?
– Ушел, – развел руками Пронин, как бы подчеркивая этим, что увольнение само собой разумеющееся. – С работы уволился… тещу забираю с выселок. Что она там будет одна? Старуха ведь уже. А у меня квартира… не эта, эту я продам… и уеду… Туда.
Рука Пронина махнула куда-то на юг или на восток. При этом он свалил бутылку, но Алексей сумел ее подхватить у самого пола. И там, под кухонным столом, он увидел еще две пустые бутылки. Причем свежие. Наверняка приятель пьет не первый день. И это при том, что он пьяницей никогда не был.
И тут Санька вдруг издал характерный горловой звук. Алексей вскочил, подхватил его под руку и поволок в ванную. Рвало Пронина долго, с полчаса. Алексей поливал его голову холодной водой из душа, заодно смывая слизь и немного рвотных масс, потому что желудок у Саньки был, по-видимому, давно уже пуст.
Потом он вытер ему голову, лицо и потащил в комнату на диван, где заботливо укрыл пледом и присел рядом. Санька долго стонал, ворочался, потом открыл глаза и попросил горячего сладкого чая. И только примерно через час он немного пришел в себя, лицо порозовело. Он пил чай, обжигая руки, чертыхаясь, а сам взахлеб рассказывал Агапову о том, почему он решился так круто изменить свою жизнь. Алексей сидел и хмурился. Он пришел к другу за советом, за помощью, а оказалось, что они друзья по несчастью. Двое в одной лодке посреди бушующего моря. И никто им не поможет, если только стихия не смилостивится и не выбросит их в тихую лагуну, где нет волн, где чистая вода и белый коралловый песок.
Две недели назад Санька Пронин был как все, неделю назад он и не думал и не гадал, что именно с ним такие события вдруг произойдут. Если честно, то он даже не догадывался, что в их городе вообще такое возможно.
Сначала он услышал от тещи, да от ее соседки, что их выселки пытаются снести. Что частенько приезжают различные должностные и иные непонятные лица, которые ведут не только агитационную работу, но и откровенно запугивают стариков и старух, основное население пары десятков домов на берегу Чусовой. Санька не особенно верил во всякие страсти, считая это старческим маразмом и чистейшей воды выдумками.
Потом как-то жена завела разговор, что надо дом продавать или сдавать по договору строителям, а мать забирать к ним. Тесно, да, а что делать. Боится она там одна, страсти всякие рассказывает. Санька тогда был сильно занят на работе и поэтому решил поступить, как нормальный законопослушный гражданин. Он пошел в полицию и попытался написать заявление по факту угроз и запугивания стариков. Его высмеяли и велели привозить непосредственно пострадавших. А полиция, дескать, сбором слухов заниматься не намерена. Санька пригрозил прокуратурой и ушел. А потом случилось это…
Жена возвращалась от матери, куда ездила, чтобы отвезти новый утюг, немного теплых вещей да нарвать зелени. И вечером по дороге с автостанции на нее напали. Схватили, зажали рот. Она и опомниться не успела, даже испугаться, и то не успела, ведь у них в Харитонове жизнь всегда была безопасной и мирной. Она видела только мелькание, потом стук металла, потом ее трясло на железном полу, а чьи-то руки ее держали.
Потом машина остановилась. Оказалось, что ее везли некоторое время в машине. Что-то типа «уазика-буханки». В салоне включился свет, и она увидела троих мужиков – один другого страшнее. Двое держали за руки ее, сидевшую на полу с неприлично задранным подолом платья, а третий разговаривал, наклонившись вперед и чуть ли не воткнувшись носом ей в лицо.
Сорокалетняя женщина вырывалась, кричала, ей зажимали рот и хохотали, комментируя непорядок в ее одежде. Она сообразила, что, вырываясь и елозя на полу, только выше задирает платье, а им, видимо, нужно от нее не это. И старший, какой-то большеголовый такой, говорил, чтобы она передала мужу, что тещу надо забрать из выселок, и срочно. Со строителями нужно подписать все бумаги, по которым они обещают предоставить аналогичное жилье. А если муж не послушается, то с ней будут очень часто делать то, что сделают сейчас.
И ее стали раздевать. Было стыдно и страшно. Стыдно, потому что двое помощников этого типа были лет на пятнадцать моложе женщины, чуть ли не в сыновья ей годились. А страшно, потому что… страшно. Мертвенный свет лампочки под потолком, трое мерзких, гнусных, гадких. Хриплый смех, похотливые глаза и жадные трясущиеся липкие руки. И никакого выхода, потому что она одна, слабая, перепуганная, в тесном салоне машины против троих.
Платье задрали под самое горло, лифчик порвали, и ее груди беспомощно мотались из стороны в сторону. Ее лапали, пытались повалить на пол, стащить трусы и раздвинуть ноги. Она билась в истерике, умоляла и сопротивлялась, удивляясь, что у нее еще столько сил. Но они таяли. Еще немного, и все, с ней сделают все, что хотят, сделают это… с ней… а у нее ведь, кроме мужа, и не было никогда никого. Она ведь девушкой и замуж-то вышла, даже подумать боялась об этом до замужества, да и с мужем у них половая жизнь не сразу наладилась из-за ее стеснительности и страхов. А тут!
А потом ее вырвало от ужаса и безысходности. И кажется, непроизвольно опорожнился мочевой пузырь. На нее стали орать и пинать. А потом заорал главный, и все стихло. Женщина униженно прикрывалась остатками одежды и пыталась отодвинуться к задней двери. А старший смотрел ей прямо в глаза и говорил, как раскаленные гвозди в голову вбивал:
– Передай мужу! Старуху забрать, дом сдать! Не сделает, с тобой сделают это! Как сегодня, только по-настоящему. Много раз! Каждый день тебя будут хватать и насиловать! Или твою дочь!
И тут она завизжала громко и протяжно, представив свою тринадцатилетнюю дочь в такой же ситуации. Она забилась на полу, молотя железо кулаками, а потом… холод, ветер, удар. Она пришла в себя за городом. Добралась до дома…
– Понимаешь, – лихорадочно блестя глазами, говорил Пронин, – самое страшное было не это. Самое страшное было потом, когда я понял, что полиция никого не нашла и не будет искать. Когда я понял, что все они тут заодно, продались все!
Он пил чай, обжигался, матерился и снова говорил:
– Через два дня я жену и дочь отправил отсюда. Старуха в больницу слегла, язык у нее отнялся. Нотариус приехал и сказал, что не уверен в ее дееспособности и доверенность на дом не стал оформлять… Вот пью… И квартиру продаю. А с работы уже уволился. Вот так мы теперь тут живем, Лешка… Как при фашистах!
…Самым сложным было уговорить Огра остаться дома. Пес смотрел с таким отчаянным выражением в глазах, словно хотел, но не мог объяснить, что ни в коем случае нельзя его дома оставлять. Антон хмурился, но втолковывал, повторяя по десять раз подряд слово «охранять» и тыкая пальцами в свою машину… Наконец, убедившись, что Огр согласился остаться и охранять, Антон использовал испытанный трюк с двусторонней курткой, капой под зубы и расширителем в ноздри. Лицо мгновенно стало неузнаваемым, походку тоже изменил… Для того, чтобы трюк сработал, нужно исчезнуть, и Антон исчез в лесу, пробравшись через отодвинутую в сторону доску в заборе соседнего участка. Через сорок минут на противоположной опушке леса он привел себя в порядок, восстановил дыхание после непрерывного бега, дал отдохнуть ногам, а потом направился в город.
Харитоново как город строился и развивался стихийно, никаких градостроительных и архитектурных планов развития раньше не существовало. И теперь существовало немало коротких путей перемещения между улицами, минуя перекрестки. И все равно Антону понадобилось почти полчаса, чтобы найти нужный дом и сараи возле него. Дверь сарая была приоткрыта, а внутри горел свет.
Не находится ли предприниматель под наблюдением. В противном случае все ухищрения Антона окажутся напрасными. И только внешним осмотром слежки не установишь. Существует масса способов размещения наблюдателей или аппаратуры. Хотя насчет аппаратуры Антон очень сильно сомневался. Не то место и не те люди. А вот на верхних этажах в четырех подъездах двух соседних домов наблюдатели могли быть. И в какой-нибудь квартире тоже. Одна машина стояла поодаль с тонированными стеклами, но в ней Антон никого не увидел.
Была у Антона еще одна идея чисто психологического характера. Если ты не можешь удалить гипотетического наблюдателя, то его можно по крайней мере отвлечь. А за секунды пробежать восемь метров Антон мог. Это расстояние от ближайшего угла до двери сарая Ковригина.
– Эй, пацан, – Антон остановил мальчишку лет тринадцати. Вид у подростка был самый что ни на есть хулиганистый, и объяснять ему причины своей выходки долго не придется. – Слышь, «стольник» заработать хочешь?
– Хочу, – мгновенно отреагировал пацан и с интересом посмотрел на Антона. – А че надо?
– Козла одного напугать! Петарду бросить в нужное время и смыться. Сможешь?
– Легко!
Антон достал из кармана небольшой цилиндрик самодельной шумовой гранаты, вытянул спрятанный под фольгой фитилек и вручил пацану зажигалку. Они сверили часы (по мобильным телефонам), и пацан отправился в указанное место, чтобы через десять минут бросить «петарду» под припаркованную машину с тонированными стеклами.
Вреда никому от этой хлопушки не будет. Будет шум и дым, будет немного нервов у хозяина и прохожих. Тем более что на улицах и людей-то почти нет. И старушек у подъездов тоже. Зато любой наблюдатель сразу повернет голову на этот звук и дым. Пара-тройка секунд полного отвлечения внимания будет обеспечена.
Антон ждал на исходной позиции, моля только об одном – чтобы никого не хватил инфаркт. Наконец время вышло. Не подвел бы пацан… Нога на упоре, рука держится за угол крайнего сарая. Наконец «петарда» шарахнула, и мгновенно ей стали вторить сигнализации машин и бешеный лай окрестных собак. Рывок, и Антон влетел в сарай, чуть не сбив с ног самого хозяина.
– Что такое? – с вытаращенными глазами спросил Ковригин. – У меня посуда с полок попадала.
– А… да так, – пожал плечами Антон, беря предпринимателя за локоть и уводя в глубь сарая. – Пацаны балуются. Совсем распоясались.
По настоянию Антона Ковригин запер дверь изнутри, потушил свет, и они уселись на старых стульях, проговорив почти два часа. Олег Николаевич оказался человеком понятливым, последние события оказали свое воздействие. Он не стал допытываться, кто такой Антон, из какой он организации и зачем ему все это нужно. Так надо, и все.
– Зачем вам это знать? – убеждал Антон собеседника. – Что вам это знание даст? Ничего. А у меня будут проблемы, если вас кто-то начнет расспрашивать с пристрастием обо мне и о нашем разговоре. Не было меня, не встречались мы, кроме как вчера на выселках, не разговаривали. Верите мне, что я ваш союзник? Верите. На этом и остановимся.
И Ковригин рассказал свою историю. Всю, в деталях, и с фамилиями людей, и с описанием внешности тех, чьих фамилий он не знал. И по датам, и по фактам. Правда, Ковригин не знал, что его рассказ записывается на диктофон, что Антон спровоцировал предпринимателя на то, чтобы тот сам назвал свое имя и свою фамилию. Так ценность этой записи была выше, так она переставала быть анонимной, так эта запись уже балансировала на грани оперативной информации и косвенной улики для следствия и суда.
Антон одобрил, что Ковригин отправил из города жену Марину и сына-инвалида Максима. Несмотря на то что предприниматель выполнил все требования коммерсантов, те могли узнать об этой беседе и попытаться его наказать. А так он рисковал только собой.
– Значит, Павел Рублев, – снова спросил Антон. – Он точно бывший полицейский?
– Участковым был. А в помощниках у него всякая шваль, вплоть до уголовников.
– Хорошо, поясните еще раз: вы уверены, что начальник местной полиции Портной знает обо всех этих преступлениях и не принимает мер?
– Он не просто знает и не принимает мер, – начал злиться Ковригин. – Я уверен, что он самый главный бандит тут и есть. С тех что взять – они предприниматели, они за прибыль бьются. И чужими руками. А он у них главный исполнитель по очистке побережья.
– Это вы уже говорили про предпринимателей, – мягко остановил Антон Ковригина. – Конкретнее об отношениях Рублева и Портного…
– Да видел я их вместе! Пару раз точно. С месяц назад, когда Портной на машине от конторы своей отъезжал, а Рублев подошел, и они несколько минут разговаривали. Портной из машины не выходил, с сиденья говорил, а тот по-свойски на дверку облокачивался. Я такие вещи замечаю. А потом еще видел, как на месте аварии Рублев подходил к Портному. Это примерно месяца два назад было, когда на трассе ДТП серьезное случилось. Тогда и Портной выезжал на место. Я мимо проезжал на машине и видел. Рублев в полиции уже давно не работал, а топтался там…
– Что с вами? – спросил Антон, увидев, что Ковригин замер, потирая лоб ладонью.
– Как же я сразу-то не вспомнил, не подумал… А оно ведь вон когда началось… все это.
– Ну-ка, ну-ка, подробнее. Что вы вспомнили?
– Тогда ведь в этом ДТП на дороге погиб Беклемишев.
Ковригин произнес это так, как будто сказал о чем-то таком значимом, таком удивительном, что все должны были сразу ахнуть.
– Кто такой Беклемишев? – терпеливо спросил Антон. – Почему его гибель вас так теперь взволновала?
– Беклемишев? Иван Христофорович Беклемишев – личность. Это был человек значимый, краевед, умница, интеллигент. Он у нас тут не очень давно, лет десять, наверное, как обосновался. А до этого в Екатеринбурге в университете преподавал. Ну, что-то там со здоровьем у него, ушел он с преподавательской работы. А врачи вроде как порекомендовали чистый целебный воздух. А у нас тут как раз в основном хвойные породы деревьев. Ну и еще одна причина была. Тут у него прадед лежит, как выяснилось. По отцовской линии. Думали, что он без вести пропал или за границу уехал и там исчез. А он вот тут… Это когда архивы рассекречивать стали, он и узнал.
– Подождите, вы о чем? Какой дед, какие архивы?
– Ротмистр Беклемишев был расстрелян в Гражданскую тут вместе с группой белогвардейских офицеров. Вот Иван Христофорович и приезжал познакомиться с местами, с архивами. А потом так и остался. Он же по образованию то ли географ, то ли геолог. Он много книжек о нашей природе написал. А главное, он добивался природоохранного статуса для урочища Красная скала. Не добился, а вроде все к этому шло. А теперь там строительство идет вовсю…
– Он сам был за рулем?
– У Ивана Христофоровича «Нива». Любил он ее за проходимость, выносливость. Путешественником все себя называл, а ее своим верным конем.
– Теперь очень важный вопрос, Олег Николаевич. А почему вы думаете, что Беклемишева убили, что ДТП подстроено? Не могло это быть обыкновенной аварией?
– Про то, как Беклемишев ездит, легенды ходили. Интеллигентно, уважительно, вдумчиво, как и все, что он делал. Правил он точно в жизни не нарушал. А уж о превышении скорости или о том, что Беклемишев слихачил и выскочил на перекресток в опасном режиме, об этом и говорить нечего. Хотя… утверждать, конечно, не могу. Бывает в жизни всякое. И на ровном месте насмерть ушибаются.
Они покинули сарай, когда на улице было уже темно. Антон тенью исчез за углом, уверенный, что никто не зафиксировал их встречи с предпринимателем Ковригиным. Оставалось главное, незамеченным добраться к дому Марии Ивановны. Ему пришлось трижды бросаться в кусты и прятаться, когда по грунтовке в сторону поселка проезжали машины. Признаков того, что его кто-то ищет, Антон так и не уловил.
Добравшись до дома, он очутился чуть ли не в объятиях соскучившегося в одиночестве Огра. Пес бросился лизать Антона в лицо, навалился на него огромными лапами и стал оживленно поскуливать, приглашая то ли поиграть, то ли отправиться на прогулку.
– Ну-ну, да перестань ты! – вяло отмахивался Антон, польщенный таким проявлением чувств. – Да хватит тебе… обслюнявил всего.
Огр наконец угомонился и сел, поблескивая радостно в темноте угольками глаз. Поняв, что джинсы он окончательно испачкал в земле, Антон обреченно уселся и посмотрел на собаку. Огр подумал немного и протянул ему переднюю лапу.
– Ты меня не перестаешь удивлять, – сказал Антон, принимая лапу и легонько ее встряхивая, как при рукопожатии. – Ты что же, рад моему возвращению, ты соскучился?
Огр склонил голову набок, будто прислушивался к человеческому голосу. Антона всегда умиляла эта поза. Он протянул руку и потрепал Огра за шерсть на шее.
– Только знаешь, что я тебе скажу, псина? Я не очень в твою искренность верю. Потому что ты врун и подлиза. Ты избалованная собака, ты привык пользоваться людьми для удовлетворения своих потребностей. Не так?
Огр открыл и закрыл пасть, как будто решил тявкнуть, а потом передумал.
– Это ты возразил или хотел согласиться? Возражать бесполезно, – наставительно говорил Антон. – Эти твои телячьи нежности, которые ты тут недавно проявлял, измусолив мне лицо и заставив испачкать штаны, были нацелены на одно. На то, чтобы я повел тебя гулять. А вот шиш тебе!
Антон сложил дулю из трех пальцев и сунул собаке под нос. Огр тут же игриво и очень аккуратно схватил руку зубами и легонько заурчал.
– Тихо, тихо ты! Зверюга! Руку оторвешь. Ну вот! Теперь вся рука в слюнях. И все равно не пойдем. Я устал, я весь день на ногах, я…
Огр мгновенно вскочил и отбежал к одиноко стоявшей во дворе машине. Он переводил взгляд с нее на Антона и назад. Как будто понял слова и предлагал, коль устал, поехать гулять на машине.
– Вот и думай, что вы ничего не понимаете, – проворчал Антон, поднимаясь с земли. – А вы, кажется, все понимаете. И при вас лишнего болтать нельзя. Хорошо еще, что вы говорить не умеете. Или писать. Давно бы все наши тайны разболтали. Или нет?
Огр растопырил все четыре лапы и очень убедительно потряс головой. Послышалось громкое хлюпанье или шлепанье его щек. Наверное, обещал не разбалтывать.
Когда джинсы были выстираны и уже сушились на веревке, Антон уселся за ноутбук. То, что он оставил сегодня Огра дома, давало гарантию, что в дом никто не проникал. Но это сегодня, а завтра? То, что кто-то за ним все равно пытался следить, позволяло предположить, что рано или поздно обыск в доме устроят. Значит, надо ноутбук прятать очень надежно или брать с собой. Нет уж, надежнее прятать здесь. Например, в сарае. Вон из сеней есть же отдельный вход в дровяной сарай. Надо подумать.
…Быков, как и договаривались, был на месте. На Антона с экрана ноутбука смотрело усталое лицо шефа с покрасневшими от бессонницы веками.
– Ну как ты там? – спросил полковник. – Есть зацепки?
– Думаю, что соберу ряд показаний и улик. В принципе, мне ясен круг лиц, которые попали под давление и на которых оказывалось давление криминальным способом. Кое-какие признания самих преступников уже есть на видео. Будут и еще. Я понимаю, что для суда это не определяющий фактор, но как ценный довесок пригодится.
– Довески, они довесками и останутся, – проворчал Быков. – Нам нужно преступников за руку поймать, взять с поличным – вот твоя задача.
– Возьмем, Алексей Алексеевич, – пообещал Антон. – Они себя тут чувствуют очень вольготно. Ничего и никого не опасаются, потому действуют очень радикальными методами. Когда существует угроза жене, дочери, то редкий человек будет что-то предпринимать и сопротивляться. Никто не хочет рисковать опять же потому, что понимают, насколько здесь срослись криминал и власть. У меня к вам просьба, Алексей Алексеевич. Если будет такая возможность, постарайтесь поднять материалы по ДТП на трассе возле Харитонова двухмесячной давности. В результате этой аварии погиб некто Иван Христофорович Беклемишев.
– Беклемишев? – наморщил лоб Быков и стал смотреть перед собой в стол. – Беклемишев, помню.
– В смысле?
– Что ты глаза округляешь? – грустно усмехнулся Быков. – Думаешь, что я тебя туда отправил и успокоился? По Харитонову много людей работает кроме тебя. А сводку по несчастным случаям и другим ЧП в Харитонове и его окрестностях я собрал и проанализировал. Был там такой момент. А чем тебя этот случай заинтересовал?
– Беклемишев был местной знаменитостью, в определенном смысле. Ученый, бывший преподаватель Екатеринбургского университета, он осел в Харитонове по вполне объяснимым причинам, и не о них сейчас речь. Он тут занялся, как специалист, изучением окрестностей, прославился как краевед. И я так понял, что Беклемишев инициировал вопрос сохранения реликтового урочища Красная скала. Он пробивал решение о присвоении урочищу статуса заповедной территории: национального парка или чего-то подобного. И вроде у него это начало получаться в правительстве области. А потом он погибает в нелепой аварии, а в границах урочища теперь идет строительство коммерческой недвижимости.
– Почему нелепой?
– Что?
– Почему ты аварию назвал нелепой?
– Ну, это особая песня. Те, кто знал Беклемишева, утверждают, что он ездил исключительно аккуратно. Это было в его характере. Они не могут представить себе, чтобы он нарушил скоростной режим, вел машину в опасном стиле, нарушил предписания знаков или разметки. Там получилось так, что Беклемишев нарушил правила и попытался проскочить перекресток перед встречной машиной. Ну, его и смели большегрузным самосвалом.
– Я тебе больше скажу, – покивал Быков головой. – В материалах дела есть заключение экспертов о наличии в крови Беклемишева алкоголя в пропорциях, соответствующих опьянению выше средней степени. То есть он был сильно пьян.
– У Беклемишева было что-то с легкими. Он не употреблял спиртного…
– Этого в деле нет. Ладно, я понял тебя, Антон, будем копать в этом направлении. Это зацепка, и она выведет на тех, кто крышует харитоновскую мафию здесь. Но я боюсь, что здешние покровители вовремя успеют отречься и подставить рядовых исполнителей. Ищи реальные улики противоправных действий, нарушения законов, совершения преступлений.
…Огр восседал на заднем сиденье с гордым видом. От вчерашнего излияния симпатий в отношении Антона не осталось и следа. Этот здоровенный упырь добился своего: он не остался один дома, его взяли с собой, да еще и на машине. Он упивался победой, собственной значимостью и чувством превосходства.
– Кровопиец! – буркнул Антон, объезжая очередную большую лужу. – Павлин надутый.
Огр дыхнул ему в ухо и коротко гавкнул. В том смысле, что он согласен и этим доволен. Но когда они подъехали к городу и миновали первые дома, пес все же перебрался ближе к открытому окну и выставил свою страшенную морду пугать прохожих и других водителей. Антон покосился на него в зеркало. А может, этот наглый тип понимает, что мешает человеку вести машину, что в городе этого делать не следует, потому и отодвинулся? У-у, спиногрыз! Захребетник! Огр напрягся, положил одну лапу на дверь и стал таращиться на аккуратную и расчесанную колли на поводке у солидной дамы. «И бабник ты», – мысленно добавил Антон.
Когда он остановился возле дома, где на стене справа от железной двери висела табличка «Спортклуб», часы показывали начало одиннадцатого утра. Не надо было выходить из машины, чтобы понять, что дверь на замке, а внутри никого еще нет. Антон вышел и убедился, что дверь заперта. Более того, ему показалось, что в эту дверь не входили уже давно, может быть месяц.
«Да, – подумал он, – со спортом в этом городе не дружат. Может, все же задать несколько вопросов заместителю главы администрации по социальным вопросам? Нет, рано. И вообще не стоит выходить на официальные круги. Я же заинтересовал криминалитет своей личностью, пусть они со мной и беседуют. Вот я стою сейчас перед этой дверью, вид у меня разочарованный. И что подумает тот, кто за мной наблюдает? А что подумает местный «крестный отец»?»
Антон даже улыбнулся от удовольствия. Он представил замешательство на лице гипотетического оппонента. Что это за тип такой приехал? И как он себя странно ведет. На стройку ходил, в спортклуб пришел? Ищет, куда деньги вложить? Странно ищет. Такие вопросы могут возникнуть, и на них нужно иметь в голове ответы уже сейчас. Придумывать будет поздно, если прижмут к стене.
Пнув ногой камушек, Антон сбежал со ступеней и взялся за ручку двери машины. Темно-синяя «Хонда», двигавшаяся по дороге, притормозила. Стекло опустилось, и Антон увидел того самого мужика, который допрашивал его в лесу вместе с полицейскими. Вот и один из спрашивающих.
– Как поживаешь, Антон? – оглядывая его с ног до головы, спросил человек.
– А по мне не видно?
– Видно, – кивнул человек. – Давай прокатимся. Тут кафе в паре кварталов есть. Посидим, поболтаем о жизни.
Прозвучало как приглашение, но в интонациях этого человека Антон давно уже уловил привычку видеть подчинение в людях, даже когда он просто просит или предлагает. Да и в интересах самого Антона было принять приглашение. Тем более таких вот зловещих типов. Все, что он уже узнал о бывшем капитане полиции Павле Рублеве, заставляло считать его наиболее опаснейшим бандитом. И, судя по характеру этого человека, он имел определенные амбиции, которые могли заставлять его вести двойную игру и двойную жизнь. Непростой это человек, очень непростой.
Антон посмотрел, как «Хонда» развернулась, и уселся на водительское сиденье.
– Сейчас приедем, Огр, – заговорил, поглядывая в зеркало на собаку, – и ты останешься в машине! Сторожить! Не выходить!
По своему обыкновению пес никак не отреагировал на слова Антона, однако было ощущение, что он стал как-то собраннее, серьезнее. Может, показалось? Черт его разберет, что он думает, чувствует и что ему вообще надо. Однако в критических ситуациях Огр еще не подводил, это было фактом. Правда, таких ситуаций было не особенно много. Когда журналистку спасали от хулиганов, собака все взяла на себя и располосовала штаны одному из нападавших. Антону тогда осталось только принимать поздравления и благодарности. А когда на выселках пытались поджог устроить? Он сам сообразил и без всяких команд, что тех, которые удирали к машине, надо брать. Сообразил? Антон покачал головой, решив, что начинает уже думать о собаке, как о человеке.
Пока он размышлял, ведя машину, «Хонда» уже прижалась справа к тротуару и остановилась. Антон пристроился позади, оставив интервал в два метра, чтобы, в случае чего, можно было вырулить на проезжую часть без маневров «назад-вперед».
– Сидеть! – тихо приказал он собаке и вылез из машины, оставив ключ в замке зажигания, а зажигание включенным.
Рублев ждал Антона у входа в простенькое кафе, отгороженное низкой стойкой из бруса и навесом с надписями «Балтика» во всех ракурсах. В кафе сидели две группы людей, и в основном ближе к стойке. Дождавшись Антона, Рублев прошел в дальнюю часть кафе и уселся. Пришлось последовать его примеру и сесть… сбоку, чтобы не быть спиной к выходу и двум компаниям парней и девушек. В таких ситуациях за спиной лучше незнакомых не иметь.
– Ну, что будешь? – спросил Рублев, выкладывая привычно из кармана на стол мобильный телефон, сигареты, зажигалку. – Пиво, покрепче?
– Только кофе. Я же за рулем.
– Да? – сделал насмешливое лицо Рублев. – Что, проблемы с ГИБДД? Если что, скажи – решим в два счета.
– Любую проблему? – скептически прищурился Антон.
– Абсолютно, – уверенно глядя ему в глаза, ответил Рублев жестким тоном.
Кажется, серьезный разговор уже начинался. Антон подождал, пока официантка примет заказ и уйдет. Потом начал задавать вопросы первым:
– А кто вы такой? Может, все-таки представитесь? Я понимаю, что у вас есть та или иная возможность командовать экипажами ДПС, но все же? Меня вы знаете, паспорт читали…
– Зови меня Павлом, так проще. А дальше? Смысл? Иванов ли я, Петров ли, Сидоров ли – какая разница? И должность моя значения не имеет. Куда надо, я вхож, вопросы решаю любые, а губернатор ли я области или дворник на рынке – это роли не играет.
– Намек понял, – кивнул Антон. – Чего от меня надо?
– Интересно мне, кто ты такой, что в нашем городке делаешь?
– А если я отвечу, что это, Паша, не вашего ума дело и шли бы вы куда подальше? – осведомился Антон с доброй улыбкой.
– Тогда я отвечу, что в этом городке я не только решаю любые проблемы, но и умею их создавать, – улыбнувшись одними губами, ответил Рублев. – Тоже любые. Я ведь по натуре человек ранимый, обидчивый. Где-то даже злопамятный. Очень долго не могу простить обиды, очень долго помню оскорбления и подлые поступки. Особенно, когда все это касается меня.
– Ладно, намек понял. Приношу извинения. Буду предельно откровенен, но… извините, у меня тоже есть определенные слабости. Например, не люблю быть до конца откровенным. Физиология такая. А в остальном я открытый, общительный и покладистый парень. Животных люблю.
– Зачем приехал в Харитоново? – закуривая, спросил Рублев стальным тоном.
– Посмотреть: а что здесь за строительное оживление? Прошел слух, что кто-то тут реализует интересные проекты. Возможно, в области туристического бизнеса, возможно, иностранцев собираются заманивать, валюту.
– А тебе-то что?
– А я не прочь войти в долю. Деньги есть, а чего им без дела лежать.
– И большие деньги?
– Любые, Павел, любые, – усмехнулся Антон. – Я, знаете ли, тоже кое-какие вопросики решать умею. И приятелей у меня масса. И интересы у нас общие.
– Угроза? – недобро блеснул глазами Рублев.
– Не-а, – через позевоту ответил Антон, – намек на финансовые возможности той среды, где я вращаюсь.
– Фамилии, клички назвать можешь, чтобы я поверил в твою правду?
– Поверить, проверить, – пробормотал Антон, рассеянно поглядывая по сторонам. – Верить надо людям, людям врать невыгодно, если они приезжают куда-то по делу. А называть кого-то, это наказывается отлучением от общества, а то и чего похуже. От жизни.
– Отлучить от жизни тебя могут и здесь. Без консультации с твоим обществом, – пообещал Рублев.
– Могут, – охотно согласился Антон и наклонился вперед, к самому лицу Рублева: – Только мне после смерти будет все равно, а начнутся проблемы у тебя. Мно-ого будет вопросов!
– Угроза?
– Вот теперь – да! – резко ответил Антон. Потом он снова мягко улыбнулся и откинулся на спинку стула. – Мы же никого не заставляем. Есть желание, давайте сотрудничать, нет желания, ну и… порешаем как-нибудь.
Беседу пришлось прервать, потому что официантка принесла вазу с виноградом, блюдце с нарезанным лимоном, рюмку коньяка и чашку кофе.
– Интересный ты парень, – сказал вдруг спокойным голосом Рублев, когда официантка все расставила на столе и удалилась. – Вроде и не сидел, а при таких делах. Посылают тебя такие вопросы решать.
– Я ничего не решаю, – пробуя кофе, ответил Антон. – Я только смотрю.
– Не боишься, а по возрасту тебе полковником быть еще рано. Кто ты такой?
– Человек! Просто человек этого мира. И, как каждый человек, я индивидуален…
– Как в гробу, – процедил сквозь зубы Рублев и опрокинул в рот рюмку.
– Что? – удивился Антон. – Вы меня все время пытаетесь запугать. Смысл? Если вы тут все решаете, все двери ногой открываете, то давайте лучше договариваться. Вы вводите меня с моими деньгами в выгодные проекты, я обеспечиваю комиссионные. В зависимости от объемов инвестиции они могут быть очень и очень солидными. Так как?
– Зелен ты еще покупать меня, сынок.
– Можно и зеленью, – парировал Антон. – Хотя я предпочитаю евро. Не прогадайте, Павел. Вы что-то агрессивно настроены, а в нашем деле нужен другой подход. Я ведь доложу кому надо результаты своей инспекции, и они все равно выйдут на тех, на кого надо. И договорятся, потому что денег много не бывает. А вы-то останетесь без комиссионных, вот что должно вас беспокоить.
– Меня беспокоит другое – кому ты будешь докладывать, – заявил Рублев, кидая в рот виноградины. – Я ведь справочки о тебе навел, Антоша. И знаешь, что я узнал?
– Представления не имею, – улыбнулся Антон.
– Вот именно – ничего. То есть абсолютно! И не потому ли ты лыбишься тут сидишь, что заранее знал, что ни я, ни кто другой ничего не найдет.
– Я следов за собой не оставляю, – тихо ответил Антон. – И вам не советую. Так договоримся или как?
– Только в том случае, если ты скажешь, кого именно представляешь. Персонально! Что за бабло ты собираешься сюда вкачать, его происхождение? Тогда и разговор будет.
– Ладно, – легко согласился Антон. – Мое дело десятое, могу и передать ваше требование. Только меня ведь тоже спросят, а кто такие вопросы задает, от чьего имени?
– Ваши проблемы, ребята, – проворчал Рублев. – И твои лично. Значит, так, парень. Никто тут инвесторов не ждет. Кому надо, он их сам найдет и без тебя. Легенда твоя лопнула, сынок, так что валил бы ты отсюда в… Екатеринбург или откуда ты там еще. И чем скорее, тем лучше. Если я узнаю, что ты куда-то залез своим любопытным носом, то пеняй на себя и не говори, что я тебя не предупреждал. Тут все поделено!
– Ладно, – допивая остатки кофе, сказал Антон. – Если это все, то я поехал.
– Ты меня понял? – спросил Рублев, когда Антон поднялся со стула.
– Не глухой. И памятью не страдаю.
Антон неторопливо двинулся к выходу из кафе. Он боковым зрением фиксировал и стойку бара, и две компании за столами, мимо которых он должен будет пройти. Бросятся или не бросятся проучить наглеца несговорчивого? Не должны бы, не по правилам. Дадут время на размышление.
Выйти из кафе и дойти до машины Антону удалось без приключений. Он думал о том, что разговор Рублев построил умело. Запись, которую сделал Антон, никому ничего не даст. Информации ноль, и одни только «понты» с обеих сторон.
Огр сидел на заднем сиденье спокойно, изредка сглатывая обильную слюну и дыша раскрытым ртом. Он понюхал Антона в голову и снова принялся созерцать картину за пределами машины. Ну, если собака спокойна, значит, опасности нет. Говорят, собаки агрессию чувствуют. Антон завел мотор и плавно тронулся от тротуара.
