Глава 64
Я проснулся в восемь часов утра и позволил Министерству обороны оплатить доставленный в номер завтрак. К восьми часам я, вымывшись под душем и одевшись, был уже на улице. По моим прикидкам, как раз в это время могли начаться серьезные дела. Встреча, назначенная в Пентагоне в полдень для такого человека, как я, да еще и расквартированного довольно далеко, предполагала, что я, вероятнее всего, появился в городе еще прошлой ночью, а вашингтонские отели проверялись элементарно. Таким был этот город. Итак, я отчасти полагал, что противодействующие силы встретят меня в вестибюле или у самого входа в подъезд. Однако там меня никто не ждал. Было свежее весеннее утро, солнце уже взошло, воздух прогрелся, и все, что я видел, выглядело доброжелательным и незлобным.
Я для виду прошелся к газетному киоску, хотя в отеле в моем распоряжении были публикации всех типов и направлений. Купил «Пост» и «Таймс», специально задержался у киоска, якобы в поисках мелочи; все происходило медленно и ненамеренно, но и здесь ко мне никто не приблизился и не напал. Взяв газеты, я зашел в кафетерий и сел за стоящий на улице столик, откуда моим глазам открывался весь мир.
Никто на меня не посмотрел.
К десяти часам я, выпив изрядное количество кофе, прочитал все черно-белые публикации этих солидных изданий, но никто из прошедших мимо людей не проявил ко мне ни малейшего интереса. Я начал думать, уж не перехитрил ли я самого себя с выбором отеля. Невзрачный военнослужащий категории O4 обычно останавливается в таких местах, о которых слишком многие здесь попросту и не слышали. Поэтому я начал думать, что противодействующие мне силы сосредоточатся в конечной точке моего маршрута и не будут останавливать меня на пути к ней. Тем более такое решение было бы для них наиболее правильным. Они точно знали, куда и когда я пойду.
А это означало, что они будут поджидать меня либо в Пентагоне, либо возле него, в двенадцать часов или чуть пораньше. Во чреве хищника. А это более опасно. Расстояние меньше трех миль, а как будто уже другая планета, если судить по тому, как они обделывают дела.
Было все еще великолепное утро, и я шел туда, где меня ждали. Любой день может стать или последним в жизни, или последним, проведенным на свободе, поэтому маленькие удовольствия никогда не следует упускать. Идя по 17-й улице на юг, я миновал здание Исполнительного управления президента, стоящее рядом с Белым домом, прошел вниз мимо Эллипса и вышел к Эспланаде. Повернул в сторону от монумента Джорджу Вашингтону и направился к монументу Авраама Линкольна. Обошел монумент великому старику, пройдя налево, и очутился на Арлингтонском памятном мосту, выйдя на который, оказался над водами Потомака. Множество людей проделывало тот же самый путь на машинах. Но никто не проходил его пешком. Утренние бегуны уже отбегали свое, а любители вечерних пробежек еще сидели на работе.
Пройдя до середины моста, я остановился и перегнулся через перила. Перила — это мудрая предосторожность моста. Преследователям спрятаться негде. Им волей-неволей придется идти за мной. Но позади меня не было никого. Никого не было и впереди. Я потратил на это пять минут, положил локти перед собой на перила и стоял в позе человека, душа которого погружена в размышления, но никто так и не появился. После этого я снова двинулся вперед, прошел очередные три сотни ярдов и перешел в штат Вирджиния. Прямо передо мной виднелось Арлингтонское национальное кладбище. Главный вход. Я был возле него через пять минут. И вошел в сплошное море белых камней. В мгновение ока я оказался окружен могилами. Такая дорога всегда считается наилучшей, чтобы добраться до Министерства обороны. Я окольным путем прошел по кладбищу, чтобы отдать дань уважения Джону Фицджеральду Кеннеди, потом почтил память Неизвестного Солдата. Обошел сзади Хендерсон-Холл, который был особо почитаемым местом у морских пехотинцев, вышел с кладбища через южные ворота, и вот он передо мной: Пентагон. Самое большое в мире офисное здание. Площадью в шесть с половиной миллионов квадратных футов. Тридцать тысяч сотрудников, более семнадцати миль коридоров, но только три входа. Естественно, я хотел воспользоваться южным входом. По вполне понятным причинам. Поэтому я покружил вокруг, будучи постоянно начеку и сохраняя дистанцию, и сумел пристроиться к тонкому потоку людей, выходящих из станции метро. Этот поток по мере приближения к дверям становился толще и плотнее. Под конец он превратился в настоящую толпу. Толпу, состоящую именно из таких людей, которые сейчас подходили мне больше всего. Мне были нужны свидетели. Аресты никогда не проходят без проблем, иногда возникающих случайно, иногда с заранее подготовленной целью.
Но я проник внутрь без проблем, если не считать некоторой неуверенности, охватившей меня в вестибюле. Я подумал, что арестной командой окажется новая смена, заступающая на дежурство. Временная людская подмога. Только и всего. Итак, я без всяких проблем проник в помещение 3С315. Третий этаж, кольцо С, ближайший радиальный коридор — номер три, отсек номер пятнадцать. Офис Джона Джеймса Фрейзера. Ведомство по связям с Сенатом. Вместе с ним не было никого. Он был один-одинешенек. Фрейзер велел мне закрыть дверь. Я закрыл. Он велел мне садиться. Я сел.
— Ну так с чем ты ко мне пожаловал? — спросил он.
Я ничего не сказал. Да мне и говорить-то было нечего. Я не ожидал, что дело зайдет настолько далеко.
— Новости, я надеюсь, хорошие? — поинтересовался он.
— Никаких новостей, — ответил я.
— Ты говорил мне, что знаешь имя. Именно об этом было сказано в твоем сообщении.
— Я не знаю имени.
— Тогда о чем вообще речь? Зачем ты просил о встрече со мной?
Я выдержал паузу и ответил:
— Это был наиболее простой способ добиться встречи с вами.
На этом месте вся затея потерпела крах. Говорить больше было не о чем. Фрейзер затеял настоящее шоу, чтобы продемонстрировать свою толерантность. И терпение. Он назвал меня параноиком. Затем немного посмеялся. Над тем, как я избежал ареста. Затем попытался напустить на себя озабоченный вид. Возможно, его волновало состояние моего здоровья. И моя внешность. Волосы на голове и щетина. Он заговорил резким мужественным тоном, каким дядя поучает любимого племянника.
— Ты выглядишь ужасно. Ты знаешь, здесь есть парикмахерская. Тебе обязательно надо там побывать.
— Не могу, — отказался я. — Я ведь должен иметь именно такой вид.
— Из-за этой твоей работы под прикрытием?
— Да.
— Но сейчас-то ты уже не работаешь под прикрытием, ведь так? Как я слышал, местный шериф тут же тебя распознала.
— Я думаю, эту работу стоит продолжать в интересах местного населения. Армия не пользуется у него какой-либо популярностью в данное время.
— И тем не менее я рассчитываю, что тебя отзовут буквально сейчас. Скажу тебе прямо, меня удивляет, что тебя до сих пор не отозвали. Когда ты в последний раз получал приказы?
— А почему меня должны отозвать?
— Да потому что, как оказалось, все дела были раскрыты в Миссисипи.
— Неужели правда?
— Думаю, что да. Та самая стрельба, которая велась из-за пределов Келхэма, может быть квалифицирована как явный случай чрезмерного рвения неофициальных и не уполномоченных никем полувоенных формирований из другого штата. Компетентные люди в Теннесси серьезно займутся этим делом. Мы не можем стоять у них на пути. Наши возможности не беспредельны.
— Они получили приказ делать то, что делали.
— Нет, я так не думаю. Эти группы имели разветвленные и далеко идущие секретные коммуникационные средства. Мы думаем, расследование подтвердит, что это была чисто гражданская инициатива.
— Не согласен.
— Ты знаешь, здесь не место для дебатов. Факты есть факты. Наша страна буквально кишит группами, подобными этой. Они планируют свои дела в тесном кругу единомышленников. У нас в отношении них нет никаких сомнений.
— А что в отношении трех убитых женщин?
— Преступник уже опознан, я в этом не сомневаюсь.
— Когда?
— В новостях сообщали об этом три часа назад, как мне кажется.
— Ну, и кто это?
— Я не располагаю всеми подробностями.
— Один из наших?
— Нет, я уверен, что это кто-то из местных, оттуда, из Миссисипи.
Я ничего не сказал.
— Но, тем не менее, благодарю тебя за визит.
Я ничего не сказал.
— Встреча закончена, майор, — сказал Фрейзер.
— Нет, полковник, — возразил я, — она не закончена.
