Глава 57

Это были большие и громоздкие оленьи ко́злы, сооруженные в соответствии с традиционным стилем: сколоченная из прочных досок несущая платформа опиралась на две рамы А-образного сечения. Высота всей конструкции была не меньше семи футов, так что я свободно проходил под верхней перекладиной. Я предположил, что грузовик-самосвал, подъехав задним ходом к ко́злам, поднимал кузов и сбрасывал мертвое животное на землю между А-образными опорами, после чего к задним ногам привязывались веревки, которые перебрасывались через верхнюю перекладину, а затем посредством мускульной силы животное подтягивалось кверху до тех пор, пока его тело не принимало вертикальное положение вниз головой, то есть оказывалось готовым для работы мясника. Старая опробованная технология, но не единственная из всех, что я повидал. Если мне хотелось отведать стейк, я шел в офицерский клуб. Гораздо меньше работы.

Этим ко́злам могло быть лет пятьдесят, а то и больше. Доски, из которых они были сколочены, стали с возрастом еще прочнее и устойчивее. Видно, их выпилили из твердой местной древесины. С северной стороны на раме, обращенной ко мне, виднелись небольшие проплешины зеленого мха. За долгие годы работы верхняя перекладина истерлась веревками, при помощи которых вздергивали животных. Однако определить, сколько лет прослужило это сооружение, не представлялось возможным. Так же, как и не представлялось возможным определить, когда им пользовались в последний раз.

Тем не менее земля между опорами была потревожена, и причем недавно. Верхний слой земли толщиной в два или три дюйма был удален. Должно быть, раньше там была плотно утоптанная, почерневшая земля, такая же старая, как и сами козлы, а теперь на этом месте виднелась неглубокая выемка площадью примерно в три квадратных фута.

Никаких других заметных улик в этом дворе не было. Да и можно ли вообще считать уликами снятый слой земли и следы шин, оставленных не грузовиком-самосвалом или каким-либо другим транспортным средством? Сарай, стоявший рядом с козлами, был пустой. Я снова внимательно осмотрел дом, когда шел обратно к дороге, чтобы убедиться, что в него не входили. Окна были залеплены какой-то серой дрянью, следы которой, хотя и менее четко, просматривались на сайдинге, на дверях и на дверных ручках. Никто ни до чего не дотрагивался. Никаких следов, никаких отпечатков. Повсюду висели запыленные паучьи сети, неповрежденные. Все вокруг заросло; некоторые растения были большими и сильными, с колючками и шипами, другие — тонкими и слабыми, но все росло где попало: на ступенях крыльца, перед дверьми… Ни одно растение не было выдернуто, или срезано, или каким-то иным способом удалено с места его произрастания.

Остановившись в начале проезда, я раздвинул длинные стебли травы, закрывавшие почтовый ящик. Это был типовой ящик, соответствующий по своим размерам стандартам Почтового союза, изначально выкрашенный в серый цвет, но сейчас практически вся краска облезла; на сгибах, где покрытие металла потрескалось, проступила ржавчина. Ящик был закреплен на столбе, когда-то крепком и устойчивом, но сейчас высох и превратился в шаткий брус, держащийся лишь на вкопанной в землю части. На ящике значилось имя, составленное из букв, напечатанных на липких, выступающих над поверхностью квадратиках. Такой способ нанесения надписей давно вышел из моды. Они были содраны — видимо, последний жест хозяев перед тем, как покинуть дом; от наклеек остались высохшие следы клея, похожие теперь на отпечатки пальцев.

Тогда на ящике было наклеено шесть букв.

Снова перескочив через кювет, я зашагал дальше на восток. Прошел мимо еще двух домов, заселенных, но пребывавших в чуть лучшем состоянии, чем тот, возле которого я только что был. За последним домом дорога сузилась, ее поверхность покрывали сплошные ямы и бугры. Дорога была прямая, и по обеим ее сторонам стеной стояли деревья. Ветви деревьев, нависавшие над ней с обеих сторон, образовывали некое подобие свода, в верхней части которого оставалось открытое пространство не шире одного ярда. Я продолжил свое путешествие, невзирая на то, что ветви хлестали по мне и цеплялись за одежду. Через пятьдесят шагов перешел на другую сторону дороги и прямо перед собой увидел железнодорожные рельсы. Дорогу здесь перегораживал земляной уступ высотой примерно в один ярд. Местность в этой части штата Миссисипи воспринималась человеческим глазом как довольно плоская, но из кабин тяговых локомотивов ситуация с рельефом выглядела иначе: машинисты хотели, чтобы каждая яма была засыпана, а каждый бугор выровнен.

Я забрался на этот земляной уступ и, потоптавшись немного на балластных камнях, лежавших на нем сверху, ступил на шпалу. Справа от меня рельсы тянулись на юг до самого побережья залива. Слева они уходили на север, как раз туда, куда им следовало идти. Вдалеке я мог рассмотреть переезд и водокачку неподалеку от него. По обе стороны от меня рельсы ярко блестели, отполированные стальными колесами. Впереди было поросшее низкорослым кустарником мелколесье, за которым тянулись поля со стоящими среди них домами.

Откуда-то с востока, ближе к его границе с севером, доносился гул вертолета. Я провел взглядом по небу и заметил в воздухе «Блэк Хок» примерно в трех милях от места, где я стоял. Как я понял, вертолет направлялся в Келхэм. Я прислушался к треску ротора и завыванию турбины, а потом увидел, как «Блэк Хок», следуя в выбранном направлении, снизился и приземлился. После этого я спустился на землю по другую сторону уступа и двинулся вперед через лежащую передо мной лесную полосу.

Я перешел поле, переступил через проволоку и очутился на улице, которая, по моим соображениям, шла параллельно той, на которой жила Эммелин Макклатчи. И точно — буквально сразу я увидел знакомый задний фасад дома с призывными пивными кружками, нарисованными на окнах. Тот самый бар. Но меня от этого бара отделяло еще несколько домов, окруженных дворами. Частная собственность. Во дворе, перед которым я стоял, на белых пластиковых стульях сидели двое пожилых людей. Они наблюдали за мной. Взглянув на них, я понял, что они отдыхают от какой-то тяжелой физической работы. Подойдя к забору, я спросил:

— Могу ли я попросить вас об одолжении?

Они не произнесли в ответ ни слова, но приподняли подбородки, показав этим жестом, что готовы выслушать мою просьбу.

— Позвольте мне пройти через ваш двор, — попросил я. — Мне надо попасть на следующую улицу.

Сидевший слева мужчина с клокастой седой бородой, но без усов, спросил:

— Зачем?

— Я хочу повидаться с одним человеком, который живет на той улице.

— И с кем же?

— С Эммелин Макклатчи.

— А вы служите в армии?

— Да, служу, — подтвердил я.

— Нет, Эммелин не захочет видеться с вами. Да и вообще ни с кем из этих мест.

— А из-за чего?

— Из-за того, что произошло с Брюсом совсем недавно.

— Он был вашим другом?

— Разумеется, был.

— Как это понимать? — покачал головой я. — Он говорил мне, что у него нет друзей. Говорил, что вы называли его уродом, гоняли его и отравляли ему жизнь. Так что нечего вам вставать в позу.

— Больно ты ловок работать языком, сынок.

— Не только языком.

— Так, может, ты и нас застрелишь?

— С большим трудом удерживаю себя от этого.

Старик неожиданно расплылся в улыбке.

— Ладно, проходи. Только будь с Эммелин поласковее. То, что произошло с Брюсом Линдсеем, совершенно подкосило ее.

Пересекая двор, где сидели старики, я вновь услышал вдалеке «Блэк Хок». Краткий визит, чтобы принять кого-то на борт, а может быть, доставить или забрать что-то. Я наблюдал, как машина поднялась над вершинами деревьев; уменьшенный расстоянием силуэт со склоненным вниз носом внезапно рванул на север.

Дойдя до конца двора, я перешагнул через проволочное ограждение. Теперь я попал на территорию бара. Она, конечно, тоже являлась частной собственностью, но ведь бары скорее привечали проходящих мимо людей, чем гнали их прочь. Я обошел вокруг дома и, никем не замеченный, вышел на улицу.

И тут я увидел армейский «Хамви», притормаживающий возле дома Макклатчи.