Глава 18
Споканское отделение Бюро напряженно работало всю ночь. Удалось связаться со строителями, компанией проката строительной техники, авто– и авиаперевозчиками. Строители разломали стены ванной и отсоединили трубы. Криминалисты Бюро обернули ванну плотным полиэтиленом. Строители тем временем вынули окно и разобрали дальнюю стену до уровня пола. Затем стропальщики пропустили брезентовые рукава под укутанную ванну и вытащили ее на улицу. Покачавшись на стропах в прохладном ночном воздухе, ванна медленно опустилась в деревянный контейнер, установленный на платформе грузовика. Контейнер доверху засыпали пенопластом и заколотили крышкой, после чего отвезли прямиком в аэропорт Спокана. Там его загрузили в грузовой отсек готового к вылету самолета и переправили по воздуху на авиабазу Эндрюс, откуда вертолет доставил контейнер к месту назначения в Квантико. Там погрузчик аккуратно поставил его на транспортер криминалистической лаборатории. Контейнер простоял на транспортере целый час, в течение которого эксперты решали, что делать дальше.
– В настоящий момент мне нужно знать лишь причину смерти, – распорядился Блейк.
Он сидел за длинным столом в зале заседаний в подвале морга, расположенного неподалеку от отделения изучения психологии преступников. Рядом с Блейком сидела Харпер, следом за ней Пултон, а Ричер замыкал ряд. Напротив сидел старший патологоанатом Квантико, врач по фамилии Стейвли. Ричер никак не мог избавиться от ощущения, что где-то уже слышал эту фамилию. Определенно, доктор Стейвли был хорошо известен в своих кругах. С ним обращались уважительно. Это был крупный краснолицый мужчина, чересчур веселый для своей профессии. У него были большие красные руки, с виду очень неуклюжие, хотя на самом деле это, очевидно, было не так. Рядом со Стейвли сидел его старший специалист, молчаливый худой мужчина.
– Мы ознакомились с материалами предыдущих дел, – сказал Стейвли и умолк.
– То есть? – спросил Блейк.
– То есть, особого оптимизма я не испытываю. Согласен, в Нью-Гемпшире ребята несколько отстали от жизни, но во Флориде и Калифорнии у моих коллег работы хоть отбавляй. Подозреваю, если что-то и можно было бы обнаружить, они бы это обнаружили. Там работают хорошие специалисты.
– Но лучшие все равно здесь, – заметил Блейк.
Стейвли улыбнулся.
– Лестью вы ничего не добьетесь, договорились?
– Это вовсе не лесть.
Стейвли продолжал улыбаться.
– Если искать нечего, то что мы сможем с этим поделать?
– Что-то обязательно должно быть, – решительно заявил Блейк. – На этот раз убийца совершил первую ошибку – не закрыл коробку.
– И что?
– А то, что, возможно, он совершил еще одну ошибку, оставив что-нибудь и для вас.
Стейвли задумался.
– Ну хорошо, я только хотел предупредить, чтобы вы не питали особых надежд.
Резко поднявшись с места, он сплел толстые пальцы и вытянул руки. Повернулся к помощнику.
– Ну как, мы готовы?
Тот кивнул.
– Предположительно на поверхности краски образовался затвердевший слой толщиной дюйм – полтора. Если отрезать его по кругу от эмалированной поверхности ванны, можно будет подсунуть под тело конверт и извлечь его.
– Хорошо, – заметил Стейвли. – Оставьте как можно больше краски. Я хочу, чтобы воздействия на тело были минимальными.
Помощник поспешно удалился, и Стейвли вышел следом, справедливо предположив, что остальные четверо последуют за ним. Так оно и произошло; шествие замыкал Ричер.
* * *
Патологоанатомичесая лаборотория ничем не отличалась от других, которые пришлось повидать Ричеру. Просторное помещение, низко нависший потолок, яркое освещение люминесцентными лампами. Стены и пол были выложены белым кафелем. Посреди лаборатории стоял большой операционный стол из сверкающей нержавеющей стали. В центре стола имелась дренажная трубка. Трубка вела в стальную трубу, проходящую по полу. Стол был окружен тележками на колесах, на которых лежали медицинские инструменты. С потолка свисали шланги. Видеокамеры на штативах, весы, щипцы для удаления инородных предметов. Тихо гудела вентиляция; в прохладном, неподвижном воздухе стоял сильный запах дезинфицирующих средств.
– Халаты и перчатки, – распорядился Стейвли.
Он указал на стальной столик, на котором лежали сложенные нейлоновые халаты и стояла коробка с одноразовыми латексными перчатками. Харпер принесла на всех.
– Скорее всего, маски нам не понадобятся, – продолжал Стейвли. – Полагаю, кроме запаха краски мы ничего не почувствуем.
Краской запахло сразу, как только в лабораторию вкатили носилки на колесах. На носилках лежал конверт для транспортировки трупов, перепачканный зеленой краской. Краска просачивалась через молнию, стекала по стальным ножкам до колес и оставляла два параллельных следа на белом кафеле. Помощник Стейвли наступал между следами. Колеса стучали на стыках плитки, и конверт колыхался и трепетал, словно огромный надувной шар, залитый маслом. Руки помощника были испачканы в краске по самые локти.
– Первым делом рентген, – сказал Стейвли.
Помощник покатил носилки в отдельное закрытое помещение. Ричер распахнул перед ним дверь. Казалось, дверь весила не меньше тонны.
– Обшита свинцовыми пластинами, – объяснил Стейвли. – Наших пациентов мы не жалеем. Просвечиваем их насквозь очень мощными дозами, чтобы видеть все. Нам ведь не приходится заботиться о воздействии рентгеновского облучения на здоровье, вы согласны?
Побыв в комнате, помощник вернулся в лабораторию и закрыл за собой массивную дверь. Послышалось приглушенное жужжание излучателя, продолжавшееся около секунды. Сходив в комнату, помощник возвратился, толкая носилки. Колеса по-прежнему оставляли следы на кафеле. Помощник поставил носилки рядом с операционным столом.
– Перекати тело на стол, – распорядился Стейвли. – Мне нужно, чтобы оно лежало лицом вниз.
Перегнувшись над столом, помощник взялся обеими руками за край конверта и перетащил его с носилок на стол. Затем обошел стол, взял конверт за другой край и перевернул его. Конверт упал молнией вниз, чавкая болтающейся внутри густой массой. На полированную сталь вытекли струйки краски. Стейвли печально посмотрел на исчерченный зелеными полосами пол.
– Ребята, всем надеть бахилы. Краска будет повсюду.
Харпер нашла в ящике столика пластиковые бахилы и раздала их всем. Натянув бахилы на ноги, Ричер вернулся к операционному столу и стал смотреть на краску, густой струей вытекавшую через молнию.
– Давай снимки, – сказал Стейвли.
Сходив в рентгеновскую лабораторию, помощник вернулся с несколькими большими серыми квадратами фотопленки, на которых было заснято тело Элисон Ламарр. Он протянул снимки Стейвли. Тот поочередно изучил их, поднося к свету ламп.
– Мгновенная обработка, – заметил Стейвли. – Как «Поляроид». Преимущества научного прогресса.
Порывшись в снимках словно картежник, он выбрал один из них и снова поднес его к свету. Шагнул к матовому экрану на стене, зажег в нем свет и прижал фотопленку к экрану большим пальцем.
– Взгляните вот на это.
Это был снимок центральной части тела от грудины до лобка. Ричер различил размытые очертания серых костей, ребер, позвоночника, таза, лежащей под углом кисти руки. И еще один силуэт, четкий и настолько светлый, что лампа ярко светилась через него. Металл. Тонкая, заостренная полоска, длиной с кисть руки.
– Это какой-то инструмент, – заметил Стейвли.
– У остальных убитых женщин ничего подобного не было, – заметил Пултон.
– Доктор, нам нужно как можно скорее увидеть, что это такое, – сказал Блейк. – Это очень важно.
Стейвли покачал головой.
– В настоящий момент этот предмет находится прямо под телом убитой, потому что она лежит на животе. Мы до него доберемся, только нескоро.
– Сколько времени понадобится на это?
– Столько, сколько понадобится, – уклончиво ответил Стейвли. – Придется повозиться.
Он последовательно закрепил серые фотографии на световом экране. Прошел вдоль жуткого изображения, изучая его.
– Скелет без видимых повреждений. На левом запястье был перелом, сросшийся, – заметил Стейвли, указывая на второй снимок. – Это случилось лет десять назад.
– Убитая занималась спортом, – сказал Ричер. – Об этом рассказывала ее сестра.
Стейвли кивнул.
– Проверим ключицы.
Шагнув влево, он изучил первый снимок. На нем были череп, шея и плечи. Светлые ключицы сходились к грудине.
– Маленькая трещина, – указал на снимок Стейвли. – Что я и ожидал. Ломая запястье, спортсмен, как правило, ломает и ключицу. Обычно это происходит, когда он падает с велосипеда, с роликовой доски или еще откуда-нибудь, выставляет вперед руку, чтобы смягчить падение, а в результате ее ломает.
– Но свежих повреждений нет? – спросил Блейк.
Стейвли покачал головой.
– Этим трещинам уже лет десять, а то и больше. Если вы хотите знать, умерла ли она вследствие физической травмы, мой ответ отрицательный.
Он щелкнул выключателем, погасив свет за рентгеновскими снимками. Затем прошел к операционному столу и снова сплел пальцы. В полной тишине захрустели суставы.
– Ну хорошо, принимаемся за работу.
Сняв шланг, ведущий от потолка, Стейвли открыл маленький краник на сопле. Послышалось шипение, затем хлынула струя прозрачной жидкости. Воздух сразу же наполнился сильным, резким запахом.
– Ацетон, – объяснил Стейвли. – Первым делом надо смыть эту чертову краску.
Он направил струю ацетона на конверт и на стальной стол. Его помощник принялся вытирать конверт полотенцем, сгоняя зеленое месиво в дренажную трубку. Запах сильного растворителя стал невыносимым.
– Вентилятор! – бросил Стейвли.
Метнувшись к стене, помощник щелкнул выключателем, и шум вентиляторов на потолке сменился с приглушенного гула на громкий рев. Стейвли приблизил сопло шланга к конверту, и его цвет стал меняться с мокрого зеленого на мокрый черный. Затем он опустил шланг к самому столу, сгоняя растворенную краску прямо в дренажное отверстие.
– Хорошо, теперь ножницы.
Взяв со столика ножницы, помощник вспорол угол конверта. Оттуда хлынула зеленая краска. Подхваченная струей ацетона, краска нехотя устремилась в дренажное отверстие. Она вытекала две минуты, три минуты, пять минут. Освобождаясь от нее, конверт сдувался, оседал. Тишина нарушалась только ревом вентиляторов и свистом струи ацетона.
– Так, теперь начинается самое веселое, – объявил Стейвли.
Передав шланг помощнику, он взял со столика скальпель и вспорол весь конверт снизу доверху. Сделал боковые разрезы вверху и внизу и медленно откинул резину. Она с чавкающим звуком отлепилась от кожи. Стейвли свернул ее двумя большими кусками. Открылось тело Элисон Ламарр, лежащие лицом вниз, липкое и скользкое от краски.
Снова взяв скальпель, Стейвли разрезал резину вокруг ступней, вдоль ног, повторил обводы бедер, поднялся вдоль талии, обогнул локти, прошел вокруг плеч и головы. Убрал всю лишнюю резину, и от конверта осталась только передняя сторона, зажатая между слоем засохшей краски и стальным столом.
Поскольку тело лежало лицом вниз, корка краски была перевернута. Верхний слой представлял собой желеобразные пузыри. Напоминающие поверхность далекой планеты. Стейвли принялся осторожно смывать струей ацетона его края, в тех местах, где краска прилипла к коже.
– Это не повредит коже? – спросил Блейк.
Стейвли покачал головой.
– Это то же самое, что жидкость для снятия лака с ногтей.
Под смытой краской стала проступать зеленовато-белая кожа. Стейвли обеими руками в перчатках оторвал корку краски. При этом тело приподнялось над столом, затем упало. Стейвли направил струю под него, борясь с упрямой, цепкой краской. Помощник поднял ноги. Стейвли срезал краску вместе с резиной, отрывая ее от бедер. Ацетон продолжал хлестать из шланга, смывая зеленоватое месиво в дренажное отверстие.
Стейвли перешел к голове. Направил струю на затылок. Волосы убитой представляли собой страшное зрелище. Они были спутанными, слипшимися от краски. Волосы плавали вокруг лица жесткой паутиной.
– Придется их отрезать, – заметил Стейвли.
Блейк угрюмо кивнул.
– У нее были замечательные волосы, – заметила Харпер.
Ее голос был едва слышен за шумом вентиляторов. Отвернувшись от стола, она отступила назад. Коснувшись плечом груди Ричера. При этом она задержалась так на секунду дольше, чем должна была бы.
Взяв со столика новый скальпель, Стейвли прошелся по волосам, стараясь добраться как можно ближе к засохшей краске. Затем, просунув руку под плечи, приподнял тело. Голова освободилась, оставив спутанные волосы в краске, словно корни мангровых деревьев, переплетенные в болоте. Разрезав краску и резину, Стейвли освободил еще один кусок.
– Надеюсь, вы поймаете этого ублюдка, – мрачно заметил он.
– Для того мы и делаем все это, – угрюмо пробурчал Блейк.
– Переворачиваем ее, – сказал Стейвли.
Тело перевернулось без труда. Ацетон, смешанный со скользкой краской, стал своеобразной смазкой. Жуткое лицо Элисон Ламарр предстало в ярком свете люминесцентных ламп. Зеленовато-белая кожа была покрыта морщинками и подтеками краски. Глаза были открыты, веки покрылись зеленой каемкой. Последний кусок конверта оставался прилипшим к телу от груди до бедер, словно старомодный купальник, скрывающий срамные места.
Пошарив рукой, Стейвли нащупал под слоем резины металлический предмет. Сделав в резине надрез, он осторожно пропустил туда пальцы и, словно в гротескной пародии на хирургическую операцию, извлек этот предмет.
– Отвертка, – объявил патологоанатом.
Помощник обмыл ее в ванночке с ацетоном. Это оказался качественный инструмент с тяжелой пластмассовой рукояткой и наконечником из хромированной стали.
– Из набора инструмента в ящике кухонного стола, помните? – сказал Ричер.
– У нее на лице царапины, – вдруг произнес Стейвли.
Он обмывал струей ацетона лицо. На левой щеке от глаза к подбородку проходили четыре параллельные раны.
– Раньше это у нее было? – спросил Блейк.
– Нет, – хором ответили Харпер и Ричер.
– Так что это значит? – спросил Блейк.
– Она была правшой? – вдруг спросил Стейвли.
– Не знаю, – ответил Пултон.
Харпер кивнула.
– По-моему, да.
Закрыв глаза, Ричер мысленно вернулся на кухню Элисон Ламарр, увидел, как она разливает кофе.
– Да, правшой, – уверенно заявил он.
– Согласен, – сказал Стейвли, осмотрев руки и пальцы убитой. – Правая рука чуть больше левой. И тяжелее.
– И что? – спросил Блейк, склонившись над изуродованным лицом.
– Я считаю, убитая сама нанесла эти царапины, – сказал Стейвли.
– Вы в этом уверены?
Стейвли обошел несколько раз вокруг головы убитой, ища лучшее освещение. Свежие раны распухли от попавшей в них краски. Стали зелеными, хотя должны были быть алыми.
– Дать однозначный ответ я не могу. Вы это понимаете. Но с высокой долей вероятности все произошло именно так. Если бы раны нанес убийца, каковы шансы, что он нанес бы их в единственном месте, где убитая могла нанести их сама?
– Он заставил ее, – сказал Ричер.
– Как? – спросил Блейк.
– Не знаю. Но он заставляет убитых делать многое. Например, я уверен, что он заставляет их самих выливать краску в ванну.
– Почему?
– Отвертка. С ее помощью открывались банки. А мысль о царапинах пришла уже позже. Если бы убийца сразу подумал о царапинах, он заставил бы убитую захватить с кухни не отвертку, а нож. Или и то, и другое.
Блейк отвернулся к стене.
– Где сейчас банки?
– Здесь, в криминалистической лаборатории, – ответил Пултон. – С ними работают эксперты.
– Отнеси им отвертку. Пусть проверят, соответствуют ли следы.
Помощник Стейвли убрал отвертку в чистый полиэтиленовый пакет. Пултон снял халат, сбросил бахилы и поспешно вышел.
– Но зачем? – спросил Блейк. – Зачем заставлять убитую царапать себе лицо?
– Гнев? – предположил Ричер. – Желание наказать? Унизить? Меня с самого начала мучил вопрос, где следы жестокости.
– Раны поверхностные, – сказал Стейвли. – Полагаю, они немного кровоточили, но не были болезненными. Их глубина одинакова на всем протяжении. То есть, убитая не дрожала.
– Быть может, это что-то ритуальное, – предположил Блейк. – Имеет какой-то символический смысл. Четыре параллельные линии ничего не означают?
– По крайней мере, для меня ничего, – покачал головой Ричер.
– Как она была убита? – спросил Блейк. – Вот что нам необходимо узнать в первую очередь.
– Быть может, убийца заколол ее отверткой, – предположила Харпер.
– Никаких следов этого, – возразил Стейвли. – Нигде нет колотых ран, которые могли бы стать смертельными.
Он уже оторвал от тела последний кусок резины и смывал краску с живота, помогая струе ацетона затянутыми в перчатку пальцами. Помощник убрал кусок резины, и тело осталось обнаженным под ярким светом, обмякшее и совершенно безжизненное. Ричер смотрел на него и вспоминал красивую, жизнерадостную женщину, улыбавшуюся и излучавшую энергию подобно крохотному солнцу.
– Можно ли убить человека так, чтобы это не мог определить патологоанатом? – спросил он.
Стейвли покачал головой.
– Нет, если этот патологоанатом – я.
Перекрыв струю ацетона, он отпустил шланг, и тот втянулся в отверстие в потолке. Подойдя к стене, Стейвли переключил вентиляцию в нормальный режим. В помещении снова стало тихо. Тело лежало на столе, по возможности отмытое от краски. В порах и складках кожи остались зеленые подтеки, сама кожа была мертвенно-бледной и одутловатой, словно кожа существа, живущего на дне моря. Слипшиеся остатки грубо отрезанных волос, обрамляющие мертвое лицо, топорщились от краски.
– Существует всего два способа лишить человека жизни, – сказал Стейвли. – Можно или остановить сердце, или прекратить подачу кислорода к мозгу. Но сделать одно или другое, не оставив никаких следов, чертовски сложно.
– Как можно остановить сердце? – спросил Блейк.
– Если речь не идет о том, чтобы продырявить его пулей? Лучший способ – закупорка артерии воздухом. В кровяной поток вводится достаточно большой пузырек воздуха. Кровь перемещается по телу поразительно быстро, и пузырек воздуха ударит по внутренней стенке сердца словно камень, словно крошечная пуля, выстреленная изнутри. Как правило, это приводит к летальному исходу. Вот почему медсестра поднимает шприц, ударяет по нему ногтем и выпускает через иголку немного жидкости. Для того, чтобы убедиться, что внутри не осталось воздуха.
– Но след от укола будет виден, разве не так?
– Может быть, и не виден. Определенно, на таком трупе его не обнаружить. Кожные покровы испорчены краской. Но можно будет обнаружить внутренние повреждения, причиненные сердцу. Разумеется, я проверю это во время вскрытия, однако особой надежды нет. В предыдущих трех случаях ничего похожего не было. А ведь мы исходим из предположения, что убийца действует одним и тем же способом, верно?
Блейк кивнул.
– А что насчет перекрытия подачи кислорода мозгу?
– Говоря простым языком, это удушение, – сказал Стейвли. – Удушить человека можно, практически не оставляя следов. Классический случай – старику, слабому и беспомощному, зажимают лицо подушкой. Доказать что-либо практически невозможно. Но в данном случае речь идет не о беспомощном старике. Убитая была молода и сильна.
Ричер кивнул. В своей долгой и бурной карьере ему однажды, давным-давно пришлось задушить человека. Для этого ему пришлось приложить все свои силы, чтобы прижать его лицом к матрасу, пока тот вырывался и бился в предсмертных судорогах.
– Элисон Ламарр оказала бы отчаянное сопротивление, – сказал он.
– Да, согласен с вами, – подтвердил Стейвли. – Но взгляните на нее. Взгляните на ее мускулатуру. Справиться с ней было бы очень непросто.
Ричер наоборот отвел взгляд. В помещении было прохладно и тихо. Жуткая зеленая краска была повсюду.
– Я считаю, она ложилась в ванну еще живая, – сказал он.
– Основания? – спросил Стейвли.
– Никаких следов, – ответил Ричер. – Абсолютно никаких. В ванной царила безукоризненная чистота. Сколько весила Элисон Ламарр? Сто двадцать фунтов? Сто двадцать пять? Слишком большая тяжесть, чтобы опустить ее в ванну и не оставить никаких следов.
– А может быть, краска была вылита потом, – предположил Блейк. – Уже на тело.
Ричер покачал головой.
– В таком случае оно неизбежно бы всплыло. Нет, судя по всему, Элисон Ламарр сама погрузилась в краску, как обычно погружаются в ванну. Понимаете, да: сначала попробовать воду пальцами ноги, затем опуститься.
– Надо будет провести эксперимент, – сказал Стейвли. – Но я склонен согласиться, что убитая умерла уже в ванне. В предыдущих трех случаях не было никаких указаний на то, что к убитым вообще прикасались. Ни шрамов, ни ссадин, ни посмертных повреждений. При перемещении трупа обычно повреждаются связки в суставах, потому что их уже не оберегает напряжение мышц. Пока что я считаю, что убитые делали все сами.
– За исключением того, что они не убивали сами себя, – заметила Харпер.
Стейвли кивнул.
– Смерть без посторонней помощи в ванной ограничивается утоплением в состоянии алкогольного или наркотического опьянения или вскрытием вен в теплой воде. Очевидно, в данном случае речь о самоубийстве не идет.
– И никто из женщин не утонул, – добавил Блейк.
Стейвли снова кивнул.
– По крайней мере, три первые жертвы не утонули. В легких никаких посторонних жидкостей. Мы узнаем это, как только осуществим вскрытие, но я опять-таки не склонен к оптимизму.
– Черт побери, так как же она умерла? – спросил Блейк.
Стейвли посмотрел на мертвое тело, и у него на лице появилось что-то вроде сострадания.
– Пока что у меня нет никаких мыслей. Дайте мне часа два, три, возможно, я что-нибудь найду.
– Никаких мыслей?
– Ну, у меня была одна теория, – сказал Стейвли. – Я построил ее на основании предыдущих трех случаев. Вся беда в том, что сейчас я считаю свою теорию абсурдной.
– Что за теория?
Стейвли покачал головой.
– Позже, договорились? И сейчас вам надо будет уйти. Я буду ее резать, и мне бы не хотелось, чтобы вы при этом присутствовали. Полагаю, бедняжка имеет на это право.
