Глава 11

– Вот, вроде все, – закончил рассказ Илар и удовлетворенно вздохнул, незаметно ослабляя завязки штанов. Объелся! Ну нельзя же так вкусно готовить!

– Подожди-ка, это что получается, твой дядюшка сбежал? – озабоченно переспросила Легана, потирая темный лоб. – Это плохо.

– Его объявили в розыск, император приказал найти, судить. Отнять все унаследованное от матери имущество. Думаю, что это только дело времени – найти родственничка. Найдут, мало ему не будет. Мне кажется, император настроен серьезно.

– Он всегда настроен серьезно, когда ему вожжа попадает под хвост, как тягловой лошади. Но бывает, что очень быстро остывает, – вмешался Биргаз. – Я много чего видел при дворе. И гонения видел, и милости. И сам был не в чести… Слушай, Илар, я одного не понял, ты так и не сказал – все-таки ты знаешь, где лежат сокровища твоей бабушки? Успел ее спросить? Ведь из-за чего весь шум-то начался, из-за них!

– Не успел, – ровным голосом сказал Илар, не глядя на охранника, и чуть не покраснел от вранья. Потом справился с собой и озабоченно спросил: – Чего это она так долго? Биргаза вон как быстро вылечила, а тут… пойти посмотреть, что ли?

– Не ходи. Помешаешь. Придет, сама скажет, – нахмурившись, ответила Легана, о чем-то задумавшись и нервно покусывая губы. Илар даже удивился – он никогда не видел шаманку такой взволнованной, даже прошлой ночью, во время боя с неприятелем. Она всегда была холодна как лед. Ни лишнего движения, ни паники, ни даже волнения.

– О! Вот и Анарочка! – радостно вскрикнул Даран. – Ну что, где наша Устамочка?! Полечила?

– Полечила, – усталым, опустошенным голосом повторила девушка. – Но не вылечила.

– Я так и знала! – Легана стукнула кулаком по столу. – Надеялась, что это не так, но…

– Что случилось? – у Илара упало сердце. – Что с ней?

– Яд, – поджала губы шаманка. – Когда вытаскивала из нее меч, заметила, что на нем есть какой-то синеватый налет. Дала противоядие, но… я не знаю, что это за яд, потому пришлось дать ей все, что у меня было. И кроме того, – не все яды можно вылечить противоядием. Некоторые – только магией. И то…

– И то, если уровень мага соответствует повреждениям, нанесенным этим самым ядом, – закончила Анара, присаживаясь за стол рядом с Иларом. – Моего уровня не хватило. Органы поражены, ткани разлагаются. Ее будто разъедает изнутри. Я как могла укрепила организм, поддержала, но насколько его хватит – не знаю. Яд находится в теле и продолжает ее убивать. Раны не зарастают. Я не смогла помочь.

– Это что получается? – убитым голосом спросил Даран. – Устамочка умрет?

Вопрос повис в воздухе, страшный, пахнущий бальзамом для покойников и погребальными свечами. Все молчали, потом Анара тихо сказала:

– Наверное, да. Не думаю, что здесь, в городе, есть маг, способный справиться с такой бедой. Яд растительный. По-моему, это сок кациса. Какой же негодяй намазал им меч? Зачем?

– Бывает, – нахмурился Биргаз, – у преступников, наемных убийц. Если сразу не убьют – яд довершит дело. А разве ваши племена не применяют яды для убийства, Легана? Короко славятся своими ядами.

– Применяют. Но только против захватчиков, работорговцев. Или для охоты. И не такие, как этот, – наши яды парализуют, но не разлагают мясо. Ана, что делать? Будем искать мага в городе?

– Хмм… я так понимаю, что ты на что-то намекаешь? – Илар задумчиво посмотрел на шаманку. – Это то, о чем я подумал?

– Больше никто не сможет, – кивнула Легана, – никто. И даже они, возможно, не смогут. Бедная Устама! Она только начала жить, радостная такая, большой ребенок… я не прощу себе, если не попытаюсь ее спасти. Ана?

– Да, нужно везти ее к нам, – мрачно кивнула Анара, – к моим родителям. Они могут все. Кроме оживления мертвых. Родители ее вылечат. Если успеем довезти. Я погрузила Устаму в сон, она не проснется, пока я не захочу. В этом состоянии процессы в ее теле замедленны. Однако – идут. И притом я не могу вечно держать ее во сне – она умрет без еды и воды.

– Как далеко нам ехать? – Илар сцепил руки в замок и положил их на стол.

– Две недели на юг, – бесстрастно ответила Анара, глядя в пространство. – Фургон не пройдет. Будем пробираться лесными тропами. Устаму придется привязать к лошади. Выходить надо как можно быстрее, иначе не успеем. Возможно, уже поздно, не знаю, проживет ли она три дня.

– Ана… – нерешительно начала Легана, пристально следя за девушкой. – Ты уверена, что ваш народ нас примет?

– Ты о чем? – не понял Илар. – Что, могут и не принять?

– Могут, – так же бесстрастно пояснила Анара. – Я преступница.

– Вот это новости! Это еще что такое? – У Илара от удивления едва не отвисла челюсть. – В чем ты виновата? В чем твое преступление?

Анара молчала, и молчание затягивалось. Тогда вмешалась Легана:

– Аночка, это связано с вашим Запретом?

Анара медленно кивнула и закусила губу. Еще помолчала и добавила:

– Не только с ним.

– Что, что за запрет? – подпрыгнул на месте Даран. – Ну что вы все намеками да загадками! Нехорошо так! Мне Устама не чужая, я тоже хочу знать! Почему мы не можем поехать к родне Аночки?! Я всегда хотел побывать у древней расы в гостях! Посмотреть на них!

– Посмотреть, говоришь? – усмехнулась Легана. – И остаться в лесу навсегда?

– Чего это остаться-то? Я не хочу оставаться в лесу! – не понял Даран, потом вытаращил глаза и неверяще помотал головой. – Что, правда? Почему? За что?

– Запрет, – обыденно пояснила Анара. – Тот, кто узнает, где живет мой народ, должен умереть или навсегда остаться в лесу. Это Запрет.

– И что, они убивают тех, кто случайно попал в ваш лес? – ужаснулся Даран. – Но это же плохо! Я думал, ваш народ такой… такой… ну, как ты! Добрые, светлые, хорошие! А вы убиваете?! Тетя Легана, ты знала?

– Знала, – грустно кивнула шаманка, – все знала. Я общалась с древней расой, когда была еще молодой. Они сами пришли к нам, когда мы сражались с работорговцами. И помогли нам. А когда я предложила их главному дружить племенами, они сказали, что, если кто-то из нас появится в их племени… в общем – Запрет. А помогли нам потому, что мы случайно оказались рядом и… в общем – прихоть главного. Ана, какое еще преступление? Ты и преступление – слышится странно!

– Я связала свою жизнь с черным колдуном. Вышла за него замуж. Черное колдовство у нас запрещено, и каждый черный колдун, что появится в окрестностях нашего города, будет убит. Без суда. Наши волшебники умеют определить – колдун этот человек или нет. И какой колдун.

– Почему ты молчала? – растерянно спросил Илар. – Что еще ты от меня скрыла? Как ты могла?

– Прости… я люблю тебя… вначале боялась, не хотела говорить. А потом решила – скажу! Но… тогда бы ты не женился на мне. Наверное. А я не хочу тебя потерять. Что касается преступления… С точки зрения моих родичей, я совершеннейшая преступница – мало того, что я вышла замуж за черного колдуна, так еще и обучила его нашему колдовству! Понимаешь? Я передала тебе часть наших знаний, сохраняемых из поколения в поколение! Что может быть преступнее?!

– Подожди… ты говорила, что вы имеете контакты с людьми, что вы общаетесь с ними, – это правда? Откуда ты знаешь язык людей?

– Заклинание… я могу выучить язык за один день. Перед тем как заболеть, я выучила язык, вытянув знания из памяти первой встречной женщины. И потом, наверное, заработала болезнь, лихорадку – видимо, от нее получила… Те, кто с людьми не общался, могут умереть от человеческих болезней. Я выжила. И я… правда видела тебя во сне, потому и пришла. Я искала тебя. И нашла. Милый, прости, что я тебе сразу все не рассказала.

– Что творится! – выдохнул Биргаз, про которого как-то все забыли. – Древняя раса, колдуны, волшебники… у меня слов нет! Подожди, скажи вот что – если вы отправитесь к вашему народу с больной кухаркой, как воспримут вас твои соплеменники? Ну вот представь, вы приехали. Здравствуй, папа! Здравствуй дочка! Вот – полечить надо! Полечить? И… что он ответит?

– Что ответит? – Анара подняла взгляд на стражника. В ее глазах плескались боль и страх. Девушка знала, что ничем хорошим это не закончится, – Биргаз это понял сразу.

– Мы что-то можем им предложить? Купить их услуги? – Илар сидел полуприкрыв глаза и лихорадочно думал, думал, думал…

– Нет. Им ничего не надо. Деньги не в ходу – наше племя не торгует с людьми. Предложить что-то ценное мы не можем. Можем только просить.

– Мать? Мать тоже придерживается Запрета? Остальные соплеменники?

– Кто-то истово соблюдает Запрет, как мой отец, кто-то давно уже против, считает, что нужно налаживать контакт с людьми молодой расы. Но они молчат. Всем уже все равно. Наша раса стара и умирает – я тебе уже об этом говорила. Почти не рождается детей, и тех, кто умирает от старости или погибает от несчастных случаев, заместить некому. За последние триста лет родилась только я. И то потому, что поговаривали – в моей матери частичка крови молодой расы.

– Да что же это такое?! Они себя уморить решили?! И демон с ними! А почему людей убивают?! Злые, злые! – Даран вскочил с места и забегал по кухне. – Я-то думал, ваши добрые, а они злые! Не лучше наших! Гады! Она умрет! Устамочка умрет! Она такая добрая, такая хорошая, а ваши все злые! Ненавижу!

Даран плюхнулся на скамью и зарыдал, опершись на стол и закрыв лицо руками. Его плечи тряслись, и Илар почувствовал, как у него защипало в глазах. Устама давно стала членом семьи, а ее добрый, незлобивый нрав, самоотверженность вызывали только любовь и уважение.

– Итак… – Илар откашлялся и продолжил слегка хриплым от волнения голосом: – Что мы имеем? Нам, чтобы вылечить Устаму, нужно попасть в лес, к древней расе. Но мы не можем туда попасть, потому что нас убьют. Или не отпустят… кстати, а вот этот вопрос интересен: а что делают в лесу те, кого не отпустили? Не представляю, как они там живут. Их-то куда девают?

– Они становятся рабами. Счастливыми рабами, – тихо прошептала Анара, бледнея как полотно. – Потому я и ненавижу рабство. Ненавижу! Я видела, как человек теряет волю, становится счастливым идиотом, умеющим только работать. Слуги. Воины. Что прикажут, то они и сделают. Со счастливой улыбкой на лице. Они рады служить господам и сделают все, что им прикажут. Их мозги будто отмыли дочиста и вложили другую личность, радостно исполняющую прихоти хозяина. И наш народ считает это благодеянием! Позор!

– И они не бегут? Как так? – с интересом спросил Биргаз.

– Я же говорю – им внушили, что они счастливы, что им ничего не нужно. И еще – они не могут «делать» детей… об этом тоже позаботились. Живые счастливые идиоты, которые служат своим добрым хозяевам.

– Гадость какая! – поморщился Илар. – Как так можно? Счастливые кастраты! Как можно ТАК поступать? Ведь у вас народ лекарей, народ, владеющий древними знаниями! Как может быть ТАКОЕ! Легана, ты что-то слышала об этом?

– Доходили слухи, но… я не верила… вначале… а это все правда. Но то, о чем рассказала Ана, – ужасно. Я до конца не знала всей меры падения древней расы, они скрытны и не общаются с молодой расой, как они нас называют. И нужно крепко подумать, надо ли идти к этому племени.

– Как не надо?! – яростно завопил Даран. – Как это не надо?! Что ты говоришь?! Она умрет! Устамочка умрет! Как вы можете так спокойно говорить, зная, что она сейчас умирает?

– Даран… – Биргаз выложил на стол крупные, мосластые кисти рук, покрытые шрамами, и сжал их в кулаки. – Понимаешь, какая штука… ну вот представь – отряд, окруженный врагом. Он может уйти, но у него есть раненый, который задерживает движение, и, если он задержит, умрут все. Все, кто там есть. Погибнет один человек – или все. Понимаешь?

– Не понимаю! И не хочу понимать! А ты, Биргаз, гад! И я не хочу с тобой дружить! И все вы, если так думаете, – гады! Я сам куплю лошадь и повезу Устаму в лес! И мне плевать, что со мной будет, мать вашу! Вы …! Я на вас …!

Даран вскочил, выбежал из дома, хлопнула дверь, и в кухне настала гробовая тишина. Никто не решался первый ее нарушить, все сидели молча минут пять, не говоря ни слова, и каждый думал о своем. Потом взяла слово Анара:

– Я одна пойду. Загрузите мне Устаму, буду идти день и ночь. Тетя Легана, дашь мне исагра, иначе я не выдержу. Упрошу маму помочь, ее вылечат – если успею дойти, конечно. Если буду быстро идти – за неделю, чуть меньше, дойду.

– А что будет с тобой? После того, как ты вернешься, – преступницей? Биргаз, как воин, прав, иногда приходится пожертвовать ранеными, чтобы уйти всему племени, – тяжело проговорила Легана. – Ты хочешь пожертвовать собой ради Устамы, которую ты знаешь всего несколько месяцев. Стоит это такой жертвы?

– Стоит! – убежденно кивнула Анара. – Мой народ превратился в бесчувственных… в бесчувственные растения, доживающие свой срок. Я не хочу быть такой! И прав Даран – мы станем гадами, если не поможем человеку, который встал на нашу защиту, не думая о себе, ничего не прося в ответ, кроме любви! Не помочь – подло. Но… я хочу сделать так, чтобы ущерба нам было как можно меньше. Потому пойду одна. Правда, с Быстриком – если он согласится.

– Ты так и не сказала – чем тебе грозит возвращение к своим? – спросил Илар, не поднимая глаз от полированного дерева столешницы. – Тебя убьют? Сделают рабыней?

– Нет. Не думаю, – пожала плечами Анара. – Скорее всего они меня выжгут.

– Ох! – вскрикнула Легана. – Нет, девочка, не надо! Не ходи!

– Что значит – выжгут? – спросил Биргаз. – Огнем? Сожгут, что ли?

– Нет, – покачала головой Легана. – Это значит, что они лишат ее магии. Лишат возможности разговаривать с растениями, животными, лишат возможности колдовать.

– Ну и что? – удивленно поднял брови охранник. – Вот я никогда и не умел, и ничего, живу! Наверное, неприятно, да. Но ведь не смертельно!

– Глупец! – зло поджала губы шаманка. – Это почти смертельно! Это все равно как тебе отрезать руки и ноги, чтобы ты только смотрел, как другие умеют делать то, что ты не умеешь! Когда меня лишили магии, я едва не умерла! Но мне было уже много, много сотен лет, а ей всего семнадцать! Она не переживет!

– Подождите. А что будет с Устамой? Ну, когда ее вылечат? – продолжил Биргаз. – Она станет рабыней? Счастливой и не понимающей, что она рабыня?

– Ну что же… – пожала плечами шаманка. – Многие в этом мире живут, по сути будучи рабами, и не знают, что они рабы. Счастливые, довольные своей жизнью. Так разве она много потеряет?

– Лучше умереть, – скривился воин.

– Тебе-то какое дело? Твое дело махать железкой, а лезть в чужие дела… – Легана бросила на охранника такой неприязненный взгляд, что Илар удивился:

– Легана, что тебе сделал Биргаз? Он хороший человек, он всегда помогал нам с Дараном и сегодня помог! Не надо так…

– Такие, как он, убивали короко! Что, скажешь, не участвовал в прошлой войне? – прищурилась Легана. – Ведь участвовал, сознайся!

– Участвовал, – холодно ответил Биргаз. – И что? Я был молодым, новобранцем, меня отправили на усмирение короко вместе со всеми моими сослуживцами. Из нас остался в живых один из десяти. И что? Я же не бросаюсь на первого попавшегося короко и не пытаюсь убить!

– Попробовал бы ты, – выдавила-прошипела Легана. – Ты убивал моих соплеменников!

– Пробовал, – бесстрастно кивнул Биргаз. – И убивал. И они меня убивали – в честном бою. Я не подкрадывался, и не пускал отравленные стрелы, и не копал ямы-ловушки, и не ставил самострелы на тропах. Не вы ли нападали на деревни поселенцев, убивая всех, – детей, женщин, стариков? Скажешь – не было? Я защищал своих. Защищал мирных жителей! И не тебе ставить мне это в вину!

– Мы вас звали в наш лес? Зачем вы пришли? Зачем заняли наши луга, наши охотничьи угодья? Зачем стали уничтожать наш лес, загрязнять наши реки, копать нашу землю? Мирные жители? Хороши мирные жители, которые выставляют вдоль забора головы короко на кольях! Замечу – и детей, и женщин!

– О боги! – прошептал Илар. – Я не знал…

– Мало кто знает, – горько скривилась Легана. – Об этом не любят говорить открыто. Наш народ притесняют, убивают. Можно ли предъявить нам обвинение в том, что мы защищаемся как можем? Золото, драгоценные камни, дерево – все это в наших лесах. Нынешний император уничтожает народ короко – целенаправленно, медленно, но верно! И вот такие, как Биргаз, помогают убивать. – Шаманка яростно кивнула на хмурого воина. – Его руки, его меч в крови!

– Я честно исполнял свой долг. А когда мой контракт закончился – ушел из экспедиционного корпуса. И мне не стыдно за себя. Повторяю, мои руки не замараны кровью мирных жителей. Для карательных мер использовались другие отряды. Я бился как воин с воинами. И не моя вина, что я выжил после этой войны. Последнее ранение было тяжелым, и я едва выжил. Если хочешь предъявить претензии – это к императору и его приближенным. Я солдат.

– Все так говорят, – отмахнулась Легана, – все! А когда насилуют наших женщин и девочек, не различишь, делают они это за идею или так просто, потому что захотелось сладкой плоти! Твари!

– Хватит! – Илар тихонько стукнул ладонью по столу. – Мы сейчас думаем о том, как спасти Устаму. С нашими обидами разберемся потом… если захочется. Итак, к чему мы приходим? Что нужно отправить Устаму в лес, к древним?

– Да, – кивнула Анара. – И я пойду одна. И будь что будет. Я все равно у них не останусь.

– Ты когда-то говорила, что я увижу твоих папу и маму, зачем обманывала? – усмехнулся Илар.

– Мне было стыдно. Мне хотелось, чтобы мои родители были такими, как твои, – добрыми, хорошими. Ты всегда с такой любовью о них рассказывал, что мне было завидно. Мои – холодные, бесчувственные, как снег на вершинах гор. Только о себе, только о своем древнем гниющем народе! Красивые, здоровые и со сгнившей душой! Не люблю мой народ. Пустышки!

– Ты запуталась, девочка моя, – грустно улыбнулась Легана, – все-таки стоило рассказать мужу все как есть. Он, конечно, простит, но… осадок останется.

– Я знаю… я не могла… – Анара крепко зажмурила глаза, из них полились слезы, оставляя мокрые дорожки на прекрасных, гладких, как мрамор, щеках. – Прости, Илар!

– Да ладно! – Голос Илара дрогнул, он обнял Анару за плечи, девушка уткнулась головой в его плечо и тихонько зарыдала, зарывшись лицом в рубаху мужа. – Чего уж там! Наплевать и забыть. Придумаем чего-нибудь. Мы же все вместе! Разве можно нас победить, если мы все вместе! Даранчик, хватит прятаться за углом, я тебя вижу. Прощаю. И за ругань, и за те гадости, что ты наговорил. Я тебя понимаю. И вот что, давайте-ка оставим все обиды, все беды в прошлом и сосредоточимся на настоящем – есть Устама, и ее нужно спасти. Предлагайте, что будем делать?

– Давно я тут не была! – Лора вдохнула воздух, в котором чувствовался запах дыма из тысяч очагов, и счастливо улыбнулась. – Мне чего-то не хватало все эти годы! Суеты, что ли? А может, этого столичного воздуха?

– И чего хорошего в столичном воздухе? – поморщился Шаус. – Пахнет дымом, лошадиным дерьмом и… всем остальным дерьмом. То ли дело у нас в городке – тихо, мирно, ни суеты, ни беготни, и воздух чистый. И что тебя всегда сюда тянуло? Не понимаю.

– И не поймешь, – кивнула женщина. – Я тут родилась, а если ты где-то родился, всегда тянет на родину. Я читала об этом, что ты так на меня смотришь?

– Да ничего… нормально смотрю, – хмыкнул мужчина. – Начитаешься своих книжек, и лезет в голову всякая дурь! Родина там, где хорошо, где ты сыт, где над головой у тебя крыша! Вот туда и тянет!

– Имеешь в виду наш фургон? – холодно спросила Лора. – Ты бы поторапливал лошадь, мне ужасно хочется помыться. Такое ощущение, что у меня по телу лазят вши!

– А что, простое дело, – нарочито серьезно кивнул Шаус, – прошлая гостиница была какой-то… вшивой. Впрочем, ты не заметила, сразу брякнулась спать! Голова болит, то-се…

– Мужлан, ты и есть мужлан! – так же притворно-серьезно нахмурилась Лора. – Тебе бы только одно!

– Почему одно? Можно и два… я еще в силе, моя милая! Зря ты приуменьшаешь мои достоинства!

– Скажу тебе, как простая трактирщица: тьфу! – хихикнула женщина. – Старый развратник! Скажи, а я правда тебе до сих пор желанна? Ведь мы уже столько лет женаты! Неужто не надоела?

– Как ты можешь мне надоесть? – улыбнулся Шаус. – Каждый год, каждый день, каждую минуту я благодарен богам, что они дали мне в жены тебя! И другой женщины я не хочу! Тем более другой жены.

– Врешь небось? – недоверчиво покачала головой Лора. – А зачем тогда на девок смотришь? Я видела, как ты в трактире задницы этих паршивок рассматривал!

– Так это для того, чтобы в очередной раз убедиться – лучше твоей нет! – невозмутимо парировал Шаус. – Если я посмотрел, это что значит – я уже лег с ней в постель? Нет, милая, ты ошибаешься!

– Ладно, поверю тебе, – широко улыбнулась женщина и, поднявшись с мягкой лежанки фургона, уселась рядом с мужем. – В очереди стоять будем? Что-то их многовато. Тридцать повозок! Чего так много-то?

– Город ест, пьет, и, не забудь, послезавтра День Объединения, гулять все будут. Император обычно в это время выставляет угощение, ну и вообще народное гулянье. Лавки загружаются по полной, потом с неделю полупустые прилавки будут.

– Я и забыла… в твоей глухомани ни праздников, ни выходных – только тихие болотные будни. Ну не сердись, не сердись! Я вправду довольна, что мы возвращаемся в столицу! Если бы еще не такой повод… как думаешь, наш мальчик тут? Где он устроился? Как он?

– Процентов на восемьдесят – он тут. Мы же нашли его след? Нашли! Только вот рассказы о нем какие-то слишком сказочные… Ну, то, что он играл на далире, понятно… где только он его взял? Но чтобы ТАК играл, чтобы все вспоминали его через много месяцев… Не знаю, откуда такой талант?

– Наш мальчик вообще талантлив! – вздернула носик Лора. – Только ты не замечал его талантов! Старался приставить к печи, как простого пекаря! А он – родовитый дворянин! Вот!

– Угу, – скривился Шаус, краснея и наливаясь злостью. – Напомню тебе, что пекарское дело кормило нас очень неплохо, и ты никогда не гнушалась помогать мне, при всем твоем родовитом происхождении! А он – не может?

– Прости… я не то хотела сказать. Успокойся. Ты молодец. – Лора извиняюще тронула руку мужа. – Ты не мог бы как-то сделать так, чтобы мы поскорее проехали? Мне и вправду хочется под крышу, я устала от путешествия.

– Держи поводья, я схожу к воротам. Может, кого-то из старых знакомых увижу. Хотя вряд ли – почти два десятка лет прошло. Но чем боги не шутят?

Шаус спрыгнул с повозки и ловко приземлился, как огромный лесной зверь. Лора проводила его взглядом и подумала, что с годами Шаус ничуть не изменился. Такой же грузный, могучий, но при этом быстрый и ловкий, как призовой боец.

Впрочем – почему «как»? В свое время он выигрывал призовые бои – и на кулаках, и на мечах. Когда жил в столице. После женитьбы Лора попросила его больше не участвовать в призовых схватках – как бы там ни береглись, но всегда существовала опасность получить тяжелую травму или вообще погибнуть. Шаус не протестовал. Он вообще был довольно покладистым мужем, если, конечно, спор не касался их с женой расхождений в тех понятиях, которые для него жизненно важны. У него имелись четкие представления о том, как надо жить и что есть зло, а что добро. И в основном эти представления совпадали со взглядами Лоры, не создавая между ними никакой почвы для раздоров. Может, потому они и прожили вместе столько счастливых лет.

По крайней мере Лора так считала. Любовь любовью, но, если взгляды мужа и жены на то, что происходит вокруг, не совпадают, любовь не выдержит напора и лопнет как мыльный пузырь.

Шаус шел, оставляя следы в мелкой, нагретой солнцем пыли, осторожно обходя «ловушки» конского и коровьего дерьма. До ворот недалеко, и отсюда был слышен крик – вопил возчик, фургон которого до основания загрузили бочонками, видимо, с вином.

Шаус прислушался к спору между возчиком и привратными стражниками, улыбнулся – вечный скандал! Как всегда, император к празднику повысил сбор на ввоз в город некоторых продуктов и напитков – святое дело нажиться на празднике, надо же на какие-то деньги поить и кормить чернь! Возчик, само собой, такое обстоятельство считал дерьмовым, а тех, кто собирал деньги, называл дерьмецами и жуликами. Он поносил их последними словами, не спеша расстаться с деньгами за въезд. Строптивого ругали другие возчики, подпрыгивающие от нетерпения, он поливал матом и стражников, и коллег, так что шум стоял перед воротами совсем даже не рядовой. Предпраздничный, да.

Из города почти никто не выезжал – ну какой дурак поедет из города накануне великого веселья, дармовых выпивки и жратвы? Но, когда Шаус подходил к караульной будке, мимо процокал небольшой караван из нескольких верховых. Видимо, кто-то собрался то ли на охоту, то ли в ближайшие села. Может быть, дворяне разъезжались по своим сельским поместьям, чтобы вернуться непосредственно к празднику.

Шаус не обратил на них никакого внимания, заняв свои мысли теми, кто стоял возле караулки, – группой стражников в блестящих кольчугах с нашивками императорской службы. В центре группы из семи солдат стоял седой мужчина с некогда рассеченной и не очень хорошо сросшейся губой. И не только губой – его лицо представляло собой что-то вроде крестьянского поля, изборожденного плугом, – время и соперники не оставили на нем ни одного гладкого местечка.

Кое-где красовались порезы после бритья – да и немудрено; с таким-то лицом да не порезаться? Особенно если делаешь это с похмелья! А Егрус любил выпить, это Шаус помнил с тех времен, когда они, молодые стражники, шатались по улицам города, пытаясь найти дорогу в казарму, где жили новобранцы, не имеющие своего жилья.

Егрус громко кричал и на возчика, и на подчиненных. Шаус увидел у него знак уснара – похоже, друг юности был тут старшим.

У Шауса потеплело на душе – Егрус был в общем-то славным парнем, вряд ли его испортила служба в страже. Хотя… бывало и так, что попавший в ее ряды человек в считаные месяцы превращался в законченного циника, а иногда и негодяя – служба накладывает свой отпечаток на любого, особенно такая. Как говорится, с кем общаешься, от того и наберешься.

Негодяев в страже было предостаточно – как, впрочем, на любой другой государственной службе. Жрать-то всем хочется, а на службе императору гарантировано жалованье, обмундирование, крыша над головой, так что лезут туда все, у кого есть хоть немного соображалки и нет возможности жить на доходы от крестьян, работающих в полях хозяина.

В основном стражники были из деревень, из провинций, такая служба хорошо подходила людям недалеким, хитрым и толстокожим. Нервные, вечно бунтующие горожане в стражу шли неохотно – в столице можно жить и другим промыслом, не таким презираемым и опасным. Служба в городской страже никогда не была мирной, случись бунт – кого первого бьют?

Шаус раздвинул стражников, внимающих командиру, изрыгающему первоклассную ругань, достойную записи в специальную книгу (так красочны были некоторые обороты), подошел к нему чуть сбоку и сзади, не говоря ни слова, и стоял, пока Егрус не заинтересовался, почему это смотрят ему за плечо, и не повернулся, мгновенно хватаясь за рукоять кинжала. Реакция у него отменная – это Шаус помнил, а еще помнил, что Егрус терпеть не мог, когда кто-то подкрадывался к нему сзади.

– Тихо, тихо, старина, – добродушно прогудел Шаус, возвышаясь над приятелем, как осадная башня, – свои!

Егрус прищурил глаза, потом хлопнул себя по бокам и с радостным воплем бросился на Шауса, врезав ему по плечу ладонью так, что Шаус едва не покачнулся. При всем своем невысоком росте Егрус был очень силен, и если кто-то думал, что его раздутое бочкообразное тело наполняет жир, он ошибался. Мышцы – железные, как наковальня кузнеца. Некогда, на самой заре их дружбы, Шаус и Егрус повздорили и попытались крепко вздуть друг друга – они долго катались по казарме, ломая топчаны, под радостные крики сослуживцев, а потом разбили друг другу морды, так и не выяснив, кто же из них сильнее. Ни один сдаваться не хотел, будучи упрямым как осел. С тех пор они и подружились.

– Дружище! Ты жив! Столько лет! Смотрите, олухи! Вот настоящий стражник! Вам до него еще расти и расти! Это уснар Шаус Истарский, настоящий вояка, мой друг! Мужчина! Воин! Не то что вы – полубабы-полуослы! И кончите вы плохо, безмозглые ослоптицы! Идем, дружище, посидим в караулке, пока эти ослы вытрясают из придурка положенную плату и мзду за беспокойство! Вытащить целого уснара из караулки, оторвать его от холодного пива – может ли быть преступление более отвратительное?! Только если снять его с молоденькой девки – но за это уже положена смерть, а не мзда!

– Дядюшка Егрус, да все мы поняли! – попытался протестовать один из стражников, молодой парнишка, чем-то напоминающий Егруса, и тут же получил оглушительный подзатыльник, с напутствием и руганью, из которых Шаус понял, что сестра Егруса зря родила такого придурка, а надо было его сразу утопить, как несчастного урода, недостойного дышать воздухом этого мира. И что из человека, который не слушает своего дядюшку и делает все наоборот, не выйдет ничего хорошего, кроме поживы воронью на городской стене, после закономерной казни – как и положено всем пропащим гадам.

Уцепив Шауса за руку будто клещами, Егрус уволок друга в тень караульного помещения, где и вправду был приготовлен стол, довольно богато уставленный. Кувшин пива, холодное отварное мясо, нарезанное красивыми ломтиками, куриные яйца, зелень, лепешки, соусы, фрукты – все это, Шаус был уверен, уснар получил в виде взятки за быстрейший проезд через ворота. Шаус знал Систему.

– Давай-ка за встречу! Ешь, пей, не стесняйся – еды полным-полно, праздник есть праздник! Сидеть на берегу реки и не напиться? Глупо было бы, да? Фарийское пиво, попробуй – ох я его люблю! Темное, пахнет – чуешь как? Настоящее! Вот! Ну, рассказывай – откуда ты, где ты, какими судьбами в столицу?! Когда мы с тобой виделись в последний раз? Ох и давно! Ты с молодой женой уезжал! И где она теперь?

– В повозке, позади очереди, – Шаус постарался поскорее вставить слово, так как знал, что такой возможности может и не представиться. По молодости у Егруса было прозвище Сто Слов – он ужасно любил поболтать. Похоже, с тех пор ничего не изменилось.

– В повозке?! Сейчас проедет! И пошлину не будем брать! Хватит императору, он и так бездну денег хапает, а нам платит медяки! Ты представляешь – с таким жалованьем, как сейчас…

И Еграс затянул вечную песню, главными куплетами которой были причитания о плохом жалованье, переработке по службе, глупых командирах и несчастной жизни солдата, вынужденного прозябать в нечеловеческих условиях.

Шаус усмехнулся – ничего не меняется. И двадцать лет назад он слышал это нытье, и тридцать… если и есть что-то вечное, то это солдатское нытье в свободное от службы время. И не в свободное тоже.

Пока слушал песню «Плач солдата», нервно пристукивал ногой – Лора осталась в фургоне одна, мало ли что… Конечно, на глазах у десятка стражников вряд ли кто рискнет учинить пакость, но все бывает. А Егрус все не унимался, Егрус все болтал – похоже, что с годами он стал еще болтливее, чем был. И самое интересное, что отвечать ему не требовалось, главное – молча сидеть и кивать в такт словам, льющимся, как струйка помоев в канализационную решетку.

– Ты, значит, приехал, чтобы вступить в права наследства? – Голос Егруса вдруг пробил глухую защиту, привычно выставленную Шаусом. – Скорее спеши, да! Хотя время у тебя есть – три месяца! За три месяца…

– Стоп! – рявкнул Шаус так, что зазвенели глиняные кружки, выводком утят стоящие на столешнице. – Какое наследство?

– Ты что, ничего не знаешь? – удивился Егрус. – Весь город бурлит, а ты ничего не знаешь?

– Да что я должен знать?! – сердито рявкнул Шаус. – Что я могу знать? За последние два десятка лет я первый раз приехал в столицу!

– Эх ты, олух деревенский! Ничего-то ты не знаешь! – довольно крякнул стражник, ликуя, что может вывалить на несведущего человека кучу новостей.

Сплетни были вторым любимым развлечением горожан – после бунтов и праздников. Слухи разносились по городу со скоростью стрелы, преувеличиваясь, изменяясь, преобразовываясь, – это Шаус знал давно. Он всегда говорил – стоит кому-то испортить воздух в северном конце столицы, в южном уже знают: человек обделался и этим своим дерьмом закидал проезжающий мимо кортеж императора, за что и был посажен на кол. И очень удивляются потом, видя этого самого человека живым, здоровым и в меру упитанным.

– Рассказывай! – потребовал Шаус, отпивая из кружки. Пиво и в самом деле было прекрасным, Егрус знал толк в напитках!

– Ага, сейчас расскажу! – хитро улыбнулся стражник, поглядывая на друга и наслаждаясь величием момента. – А ты не изменился, все такой же нетерпеливый! Все тебе надо, как в армии, – раз-два! Слушаюсь! Исполню! Нет бы поболтать с другом о том о сем!

– Перестань, а? – поморщился Шаус. – Я тебя знаю как свои пять пальцев! Знаешь что-то – выкладывай! И вообще, расскажи мне, как тут в городе, – что с настроением людей, как жизнь, как дела. Я намерен обосноваться тут навсегда. Сына ищу – он уехал в столицу, сбежал, вот теперь по его следу идем. Где он, что с ним – ничего не знаю. Беспокоюсь. Поможешь мне найти парня? Боюсь, пропадет, он такой неприспособленный к жизни… материна вина, воспитала как дворянского сыночка.

– Илар не приспособлен к жизни?! – Глаза стражника вытаращились, будто он увидел дракона. – Это черный колдун не приспособлен к жизни?! О боги! Смотрите на этого дурака! Да твой сыночек весь город на уши поставил! Уже двое суток все только и говорят о твоем Иларе! Великий черный колдун!

– Кхе-кхе-кхе… – Пиво запенилось в глотке Шауса, отказавшись пролиться туда, куда полагалось, полезло из ноздрей, и с полминуты Шаус не мог вздохнуть, заливаясь пеной. Потом вытер лицо платком – супруга приучила таскать эту простыню! Чего плохого, если бы он, как обычно, вытер нос рукой, очистив ее о штаны или о дерево?! Упершись взглядом в торжествующее лицо приятеля, Шаус глухо сказал:

– Вот теперь с самого начала. С подробностями. Клянусь, не остановлю, пока ты не сочтешь необходимым остановиться. Начинай!

– Да ты что так долго?! Я же просила – побыстрее, я вся чешусь от этой пыли, от меня пахнет овчиной! Я тебе что, цепная собака, сидеть в фургоне, пока ты разгуливаешь по городу? У тебя совесть есть? Ну чего молчишь, будто язык проглотил? Что случилось?

Лора всмотрелась в лицо Шауса, оно было непроницаемым, каменным, будто высеченным из гранита. Муж влез на облучок, дернул вожжи, хлопнул ими по спине лошади, та вздрогнула и бодро зашагала по продавленной колесами повозок каменной дороге, ровеснице города, а может, даже и постарше – говорили, что ей много, много тысяч лет. Когда строили столицу империи, пользовались камнями, оставшимися от древних построек, грудами лежавших на этом самом месте.

Кто жил до людей в заброшенном древнем городе, люди не знали, но место оказалось самым удобным из возможных – здесь сходились перекрестки всех дорог. Возможно, развалины остались от зданий столицы другой империи.

Пройдет сто тысяч лет, и другой народ будет строить свою столицу из камней, оставленных людьми. Если, конечно, люди не возьмутся за ум и не перестанут убивать друг друга, совершенствуя орудия убийства. Так говорили мудрецы, и, как обычно, их никто не слушал. Ведь что может быть глупее человека, призывающего к миру, любви и покою? Ведь вся жизнь в движении, в войне – это знает каждый человек, даже ребенок. Войны угодны богам – боги пополняют свои небесные палаты новыми и новыми душами, так что нет конца смертельным играм.

Лора еще долго изводила Шауса вопросами, даже когда они въехали в город, на улицы, сжатые кривыми стенами каменных домов.

Деревянных домов уже давно не было. Около четырехсот лет назад один из императоров, имя которого осталось только на генеалогическом древе императорской семьи, запретил постройку деревянных домов в черте города – после того как очередной пожар спалил столицу дотла, оставив в целости лишь императорский дворец, надежно окруженный рвом и, самое главное, построенный из громадных каменных глыб.

Наконец, убедившись, что из мужа не вытянешь ни слова, обиженная женщина растянулась в фургоне на лежанке и, глядя в матерчатый потолок, затихла, думая о многих вещах одновременно, например: как они найдут Илара в таком большом городе; как встретят ее братья, не воспримут ли возвращение сестры как попытку отхватить кусок наследства; где они с Шаусом поселятся и чем станут заниматься – деньги у них имелись, и неплохие, однако столичные цены сильно отличались от цен провинции.

А еще о том, как она отомстит Шаусу за его подлое молчание, ведь ясно, что он узнал что-то важное; таким ошеломленным Лора его не видела с того дня, когда она объявила, что хочет выйти за него замуж.

Эта мысль внезапно привела Лору в состояние веселья – ей припомнились глаза Шауса, вытаращившиеся в тот момент так, будто его ткнули в зад здоровенным мечом.

Они встречались уже полгода, но Шаус так и не решился сделать предложение своей девушке и, если бы она не взяла дело в свои руки, скорее всего и не решился бы никогда. Простой уснар и девушка из древнего дворянского рода – разве они могут соединить свои судьбы? Одно дело читать о таких сказках в дамских книгах, и другое – воплотить сказку в жизнь. Иметь в любовницах родовитую даму – ничего необычного для молодого, сильного и более-менее симпатичного стражника, а вот жениться на ней…

Потом Лора снова погрустнела – годы прошли. Она уже не такая молодая, как была, хотя еще красивая. Мужчины заглядываются, да. Всю свою жизнь она бросила под ноги этому грубияну и чего дождалась? Он не рассказывает, куда едет! Ну как так? Как такое может быть?

– Не сердись, – прогудел Шаус, будто услышав ее мысли. – Я тебе все скоро расскажу. Я нашел Илара.

– Как?! Где?! – вскинулась Лора, мигом взлетев на облучок. На глаз упал кудрявый локон, Лора яростно отбросила его в сторону. – Что молчишь?! Мы столько проехали в поисках сына, а ты скрываешь, что его нашел?! Тебе не стыдно?

– Не стыдно, – бесстрастно кивнул Шаус. – Я пытаюсь уложить по полочкам все то, что узнал от своего старого приятеля, и у меня никак не получается это сделать. С полочек сваливается, перемешивается – требуется опытная рука. Похоже, все-таки без тебя мне не справиться. Ну ладно, слушай – сейчас мы едем к нашему сыну. Домой. Да, да! У него здесь дом! У него жена! А теперь самое интересное – он черный колдун, и не просто черный колдун, а великий черный колдун! Как тебе такое? Ну что так глаза вытаращила? Эй, эй, ты того, не свались! Отдышалась? Тогда дальше. Один твой братец – покойник, его убил твой второй брат. Маму твою убил он же и теперь находится в бегах – после того, как попытался убить твоего сына! Только что прошел императорский суд! И вот на этом суде твой сын признан одним из наследников рода Хессель, так как беглый братец лишен звания и всего имущества Хесселей! Лишен указом императора! ТЕПЕРЬ ты понимаешь, почему я молчал? Переварить такое – не получить мозговую лихорадку! Ничего, скоро увидимся с сынком. Интересно, как он нас примет, великий колдун?

– Шаус! – Лора побледнела и вскочила с облучка, едва не упав под колеса фургона. – Когда ты ушел к стражникам, мимо нас проехал небольшой караван. Так вот, мне показалось, что на одной из лошадей ехал Илар! Я не могу поклясться в этом, не хотела тебе говорить, но мне показалось, что это был он!

– А почему не хотела говорить? – нахмурился Шаус.

– Боялась, что ты будешь смеяться. А еще, я же говорю, не поверила глазам. Не может быть так: ехать, ехать, и вдруг вот он, на дороге! Кроме того, лица я не видела. Илар… если это он… был в дорожном плаще с капюшоном. Но… то, как он сидел, его фигура, его движения… я подумала, что мне мерещится! Ведь я столько думала о нем…

– Кто еще был в караване? – перебил супругу Шаус.

– Они что-то везли, как большой сверток – ковер или… человека. – Лора прикрыла глаза, вспоминая. – Мальчишка лет двенадцати, конопатый такой… Женщина в плаще. Худая – руки худые… черные руки. Видимо, из южных племен. Девушка. Невысокая, идет – как по воздуху. Почему-то не на коне, коня ведет на поводу. Тоже в плаще – руки белые, красивые. Больше ничего не заметила. А! С ними воин – здоровенный такой, могучий, вроде тебя! В плаще, но капюшон откинут, симпатичный стражник твоих лет или помоложе, кольчуга блестящая, похож на гвардейцев, что охраняют дворец императора. Вроде все. Все!

– М-да… тебе бы в страже работать, столько запомнила! – криво усмехнулся Шаус. – Наш сынок, похоже, опять отправился на поиски приключений для своей колдовской задницы. Ну что же, попробуем найти его дом, хотя я уверен, что Илара там уже нет. А я пока расскажу тебе поподробнее все, что узнал от Егруса.