Глава 25

В утреннем разговоре на галерее Дворца Сокола Дражко нечаянно дал князю хороший совет, рассказав, как умышленно разыгрывает в бою ярость при внутреннем хладнокровии, и это частенько запугивает врага. Годослав про себя посмеялся, хитро посмотрел на князя-воеводу и решил разыграть свою ярость в боярской думе. И разыграл не хуже любого скомороха. Только от одного его взгляда кое-кто из старейшин готов был залезть под скамейку. Годослав выглядел настолько мрачно и сердито, что бояре почти не решились возразить, когда он зачитал им свою волю, изложенную резчиком на буковой дощечке неровными, но значительными рядами рунического письма.

Только один боярин Мистиша, всегдашний супротивник, пряча маленькие, близко посаженные глаза под лохматыми бровями и с хрустом заламывая пальцы рук, решился задать вопрос:

– Позволь, княже, поинтересоваться мне, несообразительному, чем вызвано такое странное твое решение? Ведь это, по сути дела, грозит сменой династии…

– Вызвано опасностью для целостности княжества со стороны таких, как ты! – рявкнул вдруг на него Годослав и ударил кулаком по подлокотнику кресла. Мистише показалось, что следующий удар придется по его голове, поскольку сидел он неподалеку от княжеского места. По крайней мере, кулак для следующего удара Годослав поднял и даже сделал полшага вперед с кресла. И с большим, видимым трудом сдержался и сел.

Таким Годослава бояре еще никогда не видели. Этого львиного рыка, эхом ударившего по их ушам, хватило, чтобы вопросов больше ни у кого не возникло.

– Решение князя-воеводы Дражко приравнивается к моему решению. И отменить его имею право только я. Все! И еще о том, что здесь не вырезано… – постучал князь пальцами по дощечке. – В стране трудное время, я называю это военным положением, и потому все высказывания против княжеских указаний я и Дражко будем рассматривать как предательство. Так бывает в осажденных городах. Сейчас осаждено с двух сторон все княжество. И потому не обессудьте те, у кого языки излишне длинные. Люди Ставра присматривают за всеми, невзирая на чины и звания. Ставру дано право проводить правеж среди всего населения, не исключая самых знатных и заслуженных людей. По полной мере – правеж… Взяв в помощники моего ката Ероху… Больше я не держу вас, господа бояре…

Все прошло гораздо проще, чем казалось. Даже до странности просто. Так просто, что не могло не насторожить наблюдательного человека. И когда бояре, молча потрясывая бородешками, ушли, Дражко вдруг спросил о том, о чем Годослав сам сейчас думал:

– Тебе не кажется, княже, будто бояре знали о данах? О том, что даны тебе гадость готовят?

– Кажется. Мне давно уже кажется, что они с Готфридом заодно. По крайней мере, многие заодно. Мистиша знал наверняка. Еще некоторые…

Дражко кивнул.

– И потому растерялись. Будь у них совесть чиста, они показали бы характер…

Годослав, когда начинал напряженно думать, всегда мерил горницу шагами. Зашагал и сейчас, энергично топая. И в такт своим шагам давал наставления воеводе почти тем же тоном, каким разговаривал с боярами – заводил себя умышленно, но остановиться вовремя не сумел:

– Надо бы для острастки кого-то из них пустить на площадь под плети. Тогда другие будут свое место знать. Если что, не стесняйся. Хоть маленькое подозрение, и… Народ только доволен будет. Смерды всегда любят, когда бояр до их уровня опускают… Сфирка не пришел?

– Ждет внизу.

– Зови.

Стражник привел Сфирку.

– Есть вести?

– Есть, княже… Появился жалтонес Крис. Прискакал на взмыленной лошади, чуть не загнал бедную животину. Боялся, что за ним погонятся. И не видел, что рядом с дорогой наши скачут, оберегают его от лихой судьбины.

– На посольский двор поехал?

– В том-то и дело, что на гостиный. Словно он к послам никакого касательства не имеет. Так и говорил там, что он лив. О данах будто слыхом не слыхивал.

– Интересно… – Дражко стоял лицом к окну и не обернулся, продолжая разговор. – Теперь он вроде как и не знает никакого купца Якоба. А уж герцога Гуннара и подавно. Началась большая путаная игра? Или мы какое-то важное звено из цепи потеряли?

– Вроде как и не знает. Его, кажется, никакой купец Якоб не интересует и не интересовал. Только у дворового парнишки спрашивал, где дом боярина Мистиши.

– Вот оно! – воскликнул Годослав. – Вот оно… Что я только что говорил! Вели, брат Дражко, хозарину готовиться…

Свирепый и предельно тупой, как бессловесное животное, хозарин Ероха из освобожденных рабов служил у Годослава заплечных дел мастером. Свое дело хорошо знал, хотя и не мог так, как делал это Ставр, допрашивать без пыток. Но если уж кто попадал к нему в руки, то сам на разговор с князем начинал проситься, чтобы все рассказать, что было, и даже то, что князь просто услышать пожелает.

– Сделаю.

– Возьми все дело на себя, пока меня не будет. Но к моему приезду оставьте всех живыми. Я сам с ними говорить еще буду. Особенно с Мистишей… И следите за ним. Он обязательно должен как-то с герцогом Гуннаром связаться. Через слуг ли, еще через кого… Может, даже через других бояр. Людей не хватит, из леса вызовите. А мне уже пора, чтобы в гости к царственному брату Карлу успеть, а до этого еще с графом Ксарлуупом побеседовать. Очень хочу с этим пьяницей поговорить душевно… Очень хочу… Его же Готфрид, говорят, очень любит…

– Любит. Ксарлууп, кстати, считается лучшим фехтовальщиком Дании…

– Тем хуже для Дании! – не испугался предупреждения Годослав.

Проводить Годослава не вышла даже Рогнельда, чтобы не возбудить подозрения в слугах, потому что муж приказал ей быть особенно осторожной в эти дни, если она не хочет остаться вдовой, когда наследником княжеского стола уже объявлен Дражко. Самого Годослава сказали больным, и к нему в опустевшую комнату допускались только жена, княгиня-мать и князь-воевода, да трое доверенных слуг, на которых княжеская чета всегда полагалась. Они и должны были по очереди заглядывать туда, чтобы создавалось впечатление присутствия Годослава дома. Так князь распорядился.

Он же сам выехал через ворота с заднего двора, которым обычно пользовались для дворовых нужд слуги. В дорогих аварских чешуйчатых доспехах, в которых его никто в городе раньше не видел, в шлеме с полумаской и с глухой бармицей, чтобы скрыть светлую вьющуюся бороду, по которой Годослава тоже легко было узнать. А сверху накинул еще широкий франкский плащ, скрывающий фигуру и длинный харлужный меч. Такие доспехи и такие шлемы в славянских странах были пока редкостью, и сейчас князь больше походил на иноземного воина, в одиночестве путешествующего по стране бодричей, согласно своей надобности. Плоский круглый щит, общеприменимый в те времена, не мог отличить ни славянина, ни германца, ни норманна, если тот не рисовал на щите свой герб. Единственная принадлежность, которая сразу определяла национальность, это копье. Вернее, не простое копье, а оружие с тяжелым и очень мощным наконечником, повторяющим форму короткого обоюдоострого меча, и оскепищем гораздо толще обычного. Такое копье называлось рогатиной.

У городских ворот к всаднику молча пристроился Далимил с двумя разведчиками. Но сделал это так аккуратно, что со стороны никто не подумал, будто славянские воины следуют вместе с этим незнакомым витязем. И, только отъехав на приличное расстояние, когда с самой высокой городской башни невозможно разобрать за лесом дальнюю сторону дороги, всадники совсем догнали князя и пристроились сзади. Годослав даже не обернулся, потому что знал, кто его преследует. Он еще у ворот заметил знак плеточника.

Дорога легла не пыльная после вчерашней грозы, воздух казался свежим, и князь, чтобы легче дышать и лучше слышать, снял шлем вместе с бармицей, оставшись только в кожаном подшлемнике, плотно прижимающем его густые волосы. И дал знак сопровождающим. Далимил догнал князя в три скачка лошади.

– Нас преследуют? – спросил Годослав, показав глазами в сторону от дороги.

– Нет. Это наши люди. Я выставил боковое охранение.

– Хорошо. Дело ты знаешь. Я не забуду этого. Долго нам ехать?

– При таком аллюре, княже, через час будет боярская усадьба, мы ее стороной минем, через лес, чтобы собаки не залаяли. Там христиане живут, церковку себе в деревне выстроили, чтоб молиться. Но они дорогу охраняют, согласно твоему указу, как полагается. Однако времена нынче такие, народ сейчас злой, дороги не просто блюдут, а рогатками перекрывают. Вопросы начнут задавать… Лучше объехать… Потом еще час по дороге до нашего первого поста. Заберем стрельцов и еще через полчаса нечаянно наткнемся на данов в лесу. Но граф на втором посту, туда мы свернем, когда проедем перекресток.

Князь упрямо наклонил голову, что обычно говорило о его страстном, чуть не одержимом стремлении к какой-то цели.

– Я не буду терять время на простых воинов. Разберитесь с ними сами. Мне нужен граф.

– Я понял, княже. Разреши послать гонца?

Годослав молча кивнул. Далимил отстал, и через минуту один из разведчиков погнал коня в сторону, срезая путь, прямо через поле конопли.

Через час Далимил снова нагнал князя и молча показал неуезжанный сверток, ведущий в лес. Только поломанные на кустах ветки говорили о том, что свертком время от времени пользуются. Не сбавляя аллюра, князь направил коня туда, но вскоре пришлось поехать медленнее. Толстые горизонтальные сучья вековых дубов и вязов свисали низко и вполне могли выбить из седла зазевавшегося всадника. А среагировать на скрытую зеленью ветку на скорости трудно. Но такой путь длился не долго. Скоро Далимил опять дал отмашку, показывая направление. И они выехали к дороге.

Через час впереди показалась группа воинов, едущая неторопливым аллюром.

– Это наши. Засады данов больше нет. – Разведчик был категоричен.

Скоро князь и сам увидел, как шестеро солдат в рогатых, неуклюже сдвинутых набок шлемах висят, покачиваясь, на придорожных деревьях. Он никогда не был любителем подобных зрелищ и потому проскакал, не остановившись. Не остановился и тогда, когда догнал десяток разведчиков, выполнивших свою работу. Только молча поприветствовал их рукой. Разведчики пристроились сзади. Теперь отряд составлял уже серьезную силу, которой трудно было остаться незамеченной на дороге, что вовсе не входило в план, который князь обсудил перед отъездом с Дражко, но Годослав решил расстаться со своими воинами только после беседы с графом Ксарлуупом. И потому он торопил коня, поглядывая время от времени на Далимила. Далимил был спокоен и даже слегка насмешлив, предвкушая радость интересного зрелища. В самом деле, не каждый день простому вою доводится держать в руках жизнь такого знатного дана, как командующий королевской пехотой граф Ксарлууп. Пусть даже сейчас он без пехоты в княжество пожаловал, а только в сопровождении конников. Наконец, когда миновали перекресток, Далимил сделал знак рукой и сбавил ход коня, требуя того же от Годослава. А вскоре и вообще предложил перевести лошадей на шаг. Другой знак молча разослал разведчиков в разные стороны так, чтобы обхватить всю датскую засаду и никому не позволить уйти. Князь остался вдвоем со своим провожатым. Только мягкий стук копыт нарушал тишину светлого весеннего дня, и где-то в вышине завел свою долгую песнь невидимый человеческому глазу жаворонок.

В такой день хорошо бы отдыхать, валяясь на травке.

– Сейчас они захотят нас остановить. Первую пару мы уже проехали. Будь готов, княже…

И не успел он договорить, как из-за деревьев спереди выехали два воина. Торопливый топот копыт за спиной не заставил князя обернуться, но он не сомневался, что вторая пара отрезала им путь для отступления.

– Кто идет? – спросили по-датски и подняли в боевое положение копья.

– По какому праву датские часовые стоят на земле бодричей и смеют задавать вопросы путникам? – спокойно и властно, с легкой насмешкой спросил князь. Несмотря на плохое знание датского языка, он понял простой вопрос, но ответить предпочел на языке своем.

– По праву силы, – ответил воин слегка презрительно, но уже на славянском наречии. – Отвечайте, не то мы вас атакуем.

– Ба! – радостно воскликнул вдруг Далимил. – Да это мои старые знакомцы, которым Ставр расквасил носы своим посохом. Они, оказывается, тоже как-то перебрались на нашу сторону!

Сзади раздался звонкий щелчок плетки. Далимил не обернулся.

– А там, – показал он пальцем за спину, – еще одна жертва Ставра вместе с моим подопечным, которому до сих пор, наверное, трудно дышать…

– Позовите графа Ксарлуупа, – требовательно сказал князь.

– А кто ты такой, чтобы тебе графа подавать? – засмеялся воин. Он чувствовал уверенность и превосходство. На дороге четверо против двоих. А рядом другие воины готовы помочь, если понадобится.

– Я Годослав, князь бодричей и хозяин здешних земель. Позовите, если хотите жить…

Голос князя был наполнен спокойствием и величием.

– А-ах, так ты и есть тот князь, которого мы ждем? – Воин от радости даже протяжно закричал.

И тут же откинулся в седле, приготовившись разогнать коня и атаковать князя с копьем наперевес.

– Значит, ты не хочешь жить… – сказал Годослав печально и махнул рукой.

Дан уже ударил коня шпорами в бока, но через несколько мгновений конь уже без всадника проскакал мимо. Сам воин упал на землю. Из горла у него торчала стрела.

– Ты позовешь графа, или ты тоже жить не хочешь? – так же спокойно, как Годослав, спросил Далимил у второго.

– Смерти я не боюсь, – улыбнулся воин, – такая у меня профессия – не бояться смерти. Но графа я, тем не менее, позову. Он очень желал свидеться с князем.

Дан развернул коня и хотел скрыться в лесу. Но оттуда уже двигались обезоруженные остальные воины засады вместе с графом. Стрельцы с натянутыми тетивами окружали их со всех сторон. Разоружили и тех, что пытались захватить Годослава с Далимилом.

– Кто здесь смеет нападать на королевскую армию, хотел бы я знать? – громко возмутился граф, обращаясь к Годославу, сразу определив в нем командира отряда, но не узнав в этом командире человека, которого поджидал. – Вы оказываете плохую услугу своему князю. Наш король Готфрид, дай Один ему долгих лет жизни, не оставит без внимания такую наглость, будьте уверены. И ваш же князь прикажет вас повесить…

– Верните меч этому подлому убийце, – сказал Годослав, легко спрыгивая с коня.

Граф принял меч с удовольствием и чуть ли не с трепетом. В датской армии он считался одним из лучших фехтовальщиков, и, случалось, сам король просил Ксарлуупа дать ему несколько уроков мечного боя. Но характер свой и гонор королевского любимца граф не растерял, и потому не мог оставить оскорбительных слов без ответа.

– Как смеешь ты обвинять меня в подлости, ничтожный бодрич?

– Защищайся, – коротко сказал князь и сделал ложный выпад.

Граф попытался сделать простой отбив, соответствующий ситуации, но меч соперника уже наносил удар с другой стороны с неимоверной быстротой. Никто из присутствующих никогда не видел подобной молниеносной схватки. Опытный боец, граф тоже ничего не смог понять в вихре вращающейся вокруг него стали. Он сумел с большим трудом отбить три удара, а четвертый уже распорол ему живот. И даже прочный доспех не сумел защитить тело от удара харлуга. Ксарлууп упал на колени, уронив меч, потом медленно завалился на бок.

– Кто ты такой?.. – прохрипел он.

– Я Годослав! – ответил князь. – Ты хотел подло убить меня ударом из-за угла. Я сразил тебя в честном поединке. К сожалению, твоя кольчуга оказалась крепче, чем я предполагал. Может быть, ты будешь, к несчастью, жить. Я даже оставлю тебе одного солдата, чтобы он отвез тебя домой. Но ты, в благодарность, передай Готфриду мой братский привет. И не забудь добавить, что я готов встретить его и его армию. И могу пообещать, что твоему королю от этого будет спаться очень скверно.

Годослав повернулся к разведчикам.

– Одного оставить графу. Остальных повесить.

– Вон того оставьте, голосистого… – показал Далимил на своего недавнего визави. Как-никак, а побежденный противник иногда становится почти другом. По крайней мере, его жалеешь гораздо больше, чем других.

– Благодарю тебя… Я этого не забуду… – тяжелым басом прогудел воин, трогая шею.

Далимил так и не понял – угрожал ему дан или в самом деле выражал благодарность.