Это был первый город Италии, который Полибий посетил в самом начале своего путешествия. Холм, опоясанный кирпичной стеной. Улицы, заросшие травой. Бродячие собаки. Запах запустения и одиночества.

Дом изгнанника показал за асс босоногий мальчишка. Со скрипом открылась дверь, и вот уже Полибий в объятьях друга.

— Я ждал письма. Но мог ли я думать, что увижу тебя живого, — проговорил Телекл и закашлялся.

С первого взгляда Полибию стало ясно, что Телекл тяжело болен. Померкли глаза. На щеках — лихорадочный румянец.

— Все произошло так неожиданно, — сказал Полибий, опуская взгляд. — Мне разрешили передвигаться в пределах Италии, и я первым делом к тебе. Видишь ли, некоторым влиятельным сенаторам вздумалось поручить мне написание истории. Я боюсь…

— Не сомневайся! — перебил Телекл. — Ведь ты прирожденный стратег.

— Но не историк, — возразил Полибий.

— Это одно и то же, — продолжал Телекл. — Историю должен писать тот, кто в состоянии сам оценить планы воюющих сторон и обстановку. Меня всегда восхищал твой удивительный дар. Но скажи, нет ли вестей из нашей Ахайи?

— Я слышал, что вскоре прибудет новое посольство. На этот раз можно рассчитывать на успех.

— А что изменилось со времени первого посольства? — спросил Телекл.

Полибий положил ладонь на плечо друга:

— Внешне ничего. Но в сенате обострилась борьба между враждующими семействами и честолюбивыми политиками. За то, чтобы удерживать нас в Италии, стоит Катон и все, кого в Риме называют «новыми людьми». Против Катона выступают Сципион Назика, Сульпиций Гал, Семпроний Гракх, хотя и между ними имеются некоторые расхождения. Лавируя между этими силами, мы можем вывести наш челн в Ахейское море.

— А я ни во что не верю, — грустно произнес Телекл. — Отсюда еще никто не уходил. Незадолго до меня здесь умер несчастливый соперник Масиниссы Сифакс. При мне от той же болезни скоропостижно скончались Филипп, Эвагор и Персей. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Но я слышал, что Персей уморил себя голодом, — возразил Полибий.

— Голодом! — возмущенно повторил Телекл. — Взглянул бы ты на центуриона, которому доверили охранять македонского царя, и все бы понял. Стоило Персею заснуть хотя бы на миг, они его будили. Они замучили Персея, а потом, напившись, этим хвастались.

— А старший, Александр? Ты мне о нем писал.

— Старший жив.

Они прошли через калитку во внутренний дворик, и сразу Полибий увидел склоненную мальчишескую фигурку.

Услышав шаги, мальчик вздрогнул, машинально закрыл руками лежавшую на коленях деревянную доску.

— Не бойся, Александр, — успокоил Телекл мальчика. — Это не ромей, это мой друг Полибий. Ты можешь доверять ему так же, как мне.

Мальчик внимательно посмотрел на Полибия и протянул ему доску с резьбой. И тот невольно залюбовался обнаженной девушкой, прикованной цепями к скале. У скалы — поверженное чудовище со змеиной головой. Юный воин наступил на него, чтобы дотянуться до оков на ногах пленницы. На голове его македонский шлем с вырезом для ушей, рядом, на земле — македонский щит. Это не герой аргосских сказаний Персей, рожденный от золотого дождя Зевса, а македонец Персей, отец юного художника, побежденный и замученный ромеями.

— Это прекрасно! — воскликнул Полибий, обнимая мальчика. — Прекрасно, Александр, сын Персея. Я счастлив, что побывал в Альбе Фуцинской и увидел твое искусство.

Полибий и Телекл вышли и долго молчали.

— Подумай, Телекл, — проговорил наконец Полибий взволнованно. — Мальчик, почти ребенок, постиг тайну поэзии. Помнишь предания нашей родины? Во всем — в камне, в дереве, в водном потоке своя нимфа, дриада.

— Душа природы! — подхватил Телекл. — Древесная душа, открывающаяся поэтам и художникам. Наша родина унижена. Кто — раб, кто — изгнанник! Но сейчас мне кажется, что наши страдания не напрасны. Надежду вселяют и работа Александра, и твоя история. Я рад, что ты собираешься ее писать.

— Готовлюсь к этому, — поправил Полибий.

— Завидую моему Критолаю, — продолжал Телекл грустно и проникновенно. — Он прочтет твой великий труди…

Телекл схватился за грудь, вздымавшуюся, как кузнечные меха.

— Вот так-то, Полибий, — сказал он, пытаясь унять хриплое и порывистое дыхание. — Мой Критолай — ровесник царевича Александра и, как он, останется сиротой. Когда вернешься, замени ему меня.

— Перестань говорить глупости. Ты сам увидишь своего сына. И чтобы это случилось, я должен уехать. В моем труде заинтересованы Сципионы. Вот что! На летние месяцы я пришлю тебе Исомаха. Это прекрасный человек! И тоже все время думает о сыне. Но его мальчи ка продали в рабство. Телекл вздрогнул:

— Я не могу этого слышать! Несчастный отец!