Когда солнце поднялось в зенит, продвижение остановилось. Корсары расползлись меж камней в поисках затененных мест. Кто-то отправился на поиски воды, кто-то — на охоту, дичи вокруг было полно. Возможность добывать в изобилии свежее мясо отчасти облегчало корсарам тяготы экспедиции.

Олоннэ на месте не сиделось. Взяв с собой Беттегу, еще двоих корсаров и старого проводника, он отправился вперед, на разведку. О своих неприятных предчувствиях он никому, кроме Ибервиля, не рассказывал, дабы не посеять в рядах своей армии панические настроения.

Отойдя от корсарской стоянки ярдов на триста, капитан указал на толстое сухое дерево, переломленное посередине давнишней бурей. Оно представляло собой естественный наблюдательный пункт в силу того, что не загораживало обозрение листвой своей кроны.

Телохранители помогли капитану схватиться за нижнюю ветку, остальное он сделал сам. Взобравшись на зазубренную трухлявую вершину, он спугнул небольшую стайку ярко раскрашенных птиц и достал из кармана пропотевшего сюртука подзорную трубу.

Взгляд его беркутом заскользил над провалом густо заросшего ущелья. И очень быстро Олоннэ обнаружил, что имел все основания для предчувствий самого отвратительного характера. Примерно в полутора сотнях ярдов от того места, где он находился, между кустами и камнями он заметил многочисленных вооруженных людей.

Засада.

Там были не только испанцы. Меж тускло поблескивающих касок испанских стрелков виднелись пышные головные уборы индейских касиков. Сколько их там? Сотни три-четыре, не меньше.

Итак, засада.

Не подавая виду, Олоннэ спустился вниз.

— Ничего интересного? — спросил Беттега.

— Ничего, — ответил капитан и, выхватив неуловимым движением кинжал, воткнул его в горло старому проводнику. Тот, хрипя, упал на колени.

— Ничего интересного, кроме испанской засады. Эти твари обманули нас. Обманули, но не до конца. Мы их немедленно атакуем. Они не ждут нас раньше, чем через несколько часов. Этим надо воспользоваться.

Когда Олоннэ стремительным шагом приближался к расположению своей армии, впереди послышались беспорядочные выстрелы. Звуки организованного боя должны были слышаться совсем по-иному.

— Что это? — удивленно спросил Беттега, вытаскивая из-за пояса пистолет.

Ответ он получил не от капитана, и ответ этот пришел в форме стрелы, вонзившейся ему в левое плечо. За кустами восторженно загалдели индейские голоса, радуясь попаданию. Но, что называется, рано радовались. Гигант Беттега был всего лишь ранен. Правой рукой он легко сломал древко стрелы, даже не поморщившись, и когда перед ним появились два потрясающих томагавками местных жителя, одного он уложил из пистолета, второго проткнул шпагой. В том же духе действовали и остальные корсары, не говоря уж о самом капитане.

Оставшиеся в живых дикари ретировались.

Олоннэ бросился к лагерю. Он уже представил себе, что там происходит, и предчувствия, уже в который раз за сегодняшний день, его не обманули. Корсары подверглись нападению нескольких сот индейцев. Вооружены они были, правда, только своим природным оружием — луками да копьями, oтчего нанесенный ими урон был не слишком велик. Первым бесшумным залпом было убито человек шесть или восемь, десятка два ранено. После этого индейцы атаковали лагерь, но, несмотря на внезапное появление из-за кустов и камней, в ужас армию морских разбойников им повергнуть не удалось. Даже умирающий от жажды и усталости корсар остается корсаром — реагирует на опасность мгновенно, стреляет без промаха, колет и рубит наверняка.

Оставив меж камней корсарского лагеря до пятидесяти трупов и унося в своих телах до сотни пуль, дикари разбежались. Сейчас они были разбиты, напуганы, но кто мог знать, сколь долго продлится этот испуг.

В этих зарослях даже обыкновенные пожиратели черепах могли представлять опасность. Особенно ночью.

Ибервиль подтащил к Олоннэ связанного проводника:

— Что с ним делать?

— Не знаю, как ты настроен, но седого я уже зарезал.

— Понятно.

Олоннэ отдал команду — приготовиться к бою.

— Впереди испанская засада! — объявил он в ответ на недоуменные возгласы.

— Засада?! — К Олоннэ подскочил невысокий коренастый корсар в изорванной одежде и с окровавленной грудью. — В хорошее же место ты нас завел, капитан!

— Что ты хочешь этим сказать?

— А ты не слышишь?! — Окровавленный рванул на себе рубаху. Рот его был полон розовой пеной, он оглядывался по сторонам, как бы предлагая и другим присоединиться к его возмущению.

Что делать в таких случаях, Олоннэ знал прекрасно. И сделал. Достал из-за пояса пистолет и выстрелил крикуну в лоб. И скомандовал снова:

— К бою!

Испанцы, облаченные во все боевые доспехи, томились в духоте тропических трав в ожидании появления бешеных морских псов капитана Олоннэ, но появление это стало для них внезапным. Кажется, еще мгновение назад ничего не предвещало опасности, и вдруг беда обрушилась со всех сторон.

Тишина сменилась ревом и улюлюканьем.

Обыкновенная полуденная жара обернулась сущим адом.

Первая линия тайной испанской обороны была подавлена почти без выстрелов, но тем не менее свою главную задачу она выполнила. Основные силы поняли, что им следует приготовиться.

Когда прозвучали один за другим три плотных залпа из аркебуз и идущие рядом с капитаном в атаку корсары стали десятками валиться с воплями на землю, Олоннэ понял, что история, имевшая место в сражении под Маракаибо, вряд ли повторится. Испанцы учли свои ошибки.

Был отдан приказ залечь и зарядить мушкеты и пистолеты.

По всем правилам войны вслед за отбитой атакой должна последовать контратака. Испанцы видели, что их залповая стрельба принесла им успех, поэтому должны осмелеть. Они бросятся вперед, начнется рукопашный бой, а это игра с обоюдными шансами.

Корсары ждали, истекая кровью, и дождались.

Выставив перед собой пики и пистолеты, испанцы стали пробираться меж камней вперед, подбадривая себя старинными кастильскими кличами времен Реконкисты. Их контратака шла, если так можно сказать, сверху вниз, по наклонному дну ущелья. В этом месте его ширина была не больше трехсот футов, поэтому плотность атаки оказалась огромной, вселяя в нападавших дополнительную уверенность и ощущение собственного превосходства.

По команде Олоннэ корсары, когда до столкновения оставалось каких-нибудь двадцать шагов, сами бросились вперед — это было необходимо, чтобы погасить инерцию испанской атаки, заставить кастильцев остановиться.

Раздался пистолетный залп, и сразу же зазвенела сталь. Враг мгновенно был лишен преимущества в огневой мощи. Стрелки из Гватемалы побросали свои тяжелые аркебузы и потянулись за шпагами и тесаками.

И вот среди каменной неразберихи вулканического происхождения, да еще и поросшей густой тропической флорой, затеялась кровавая неразбериха рукопашного боя.

Особенность этой схватки была в том, что с ее началом Олоннэ потерял, ввиду сильно пересеченной местности, всякую возможность руководить своими людьми. Он видел только тех пятерых-шестерых, что бились в непосредственной близости. Остальные были предоставлены самим себе.

Испанцы, как всегда, сражались не слишком умело, но упорно. Сдаваться в плен никто не собирался, может быть, кстати, Олоннэ сам был отчасти виноват в этом. Гватемальские стрелки и пикинеры знали, кто им противостоит, а значит, прекрасно представляли себе, что их может ожидать в плену.

Но, несмотря ни на что, корсары продвигались вперед, устилая трупами и ранеными дно ущелья.

Через час кровопролитнейшего боя оборона испанцев была прорвана. До полутора сотен корсаров (считая и легкораненых) следовало за Олоннэ. Победа их нисколько не радовала. У них не осталось ни пищи, ни боеприпасов. Окружающая местность, как выяснилось, кишела враждебно настроенными индейцами, к тому же никто не был уверен в том, что разгромлены все испанские силы.

— Еще одна такая победа…

Олоннэ покосился на Ибервиля, и тот не стал заканчивать свою умную мысль.

Капитан и сам понимал: если в течение одного, максимум двух дней на пути не появится испанское поселение, где можно будет поесть и отдохнуть, он погиб. Для расправы над неудачливыми капитанами существовал во время сухопутных военных действий очень жестокий способ. Человека подвешивали за ноги над муравейником, так, чтобы голова касалась его вершины.

Олоннэ помотал своей головой, отгоняя неприятные мысли. Теперь он уже жалел, что был так торопливо жесток с проводниками. Из них можно было бы попытаться вытянуть кое-какие сведения, и туман неизвестности оказался бы не столь плотен.

Наконец было решено остановиться на отдых.

Уже начали подыскивать место.

Уже подыскали удобную, достаточно защищенную полянку с двумя холодными прозрачными ключами, как выяснилось, что отдыхать не придется.

А придется снова воевать.

Испанцы, видимо, всерьез решили разделаться с надоедливым французом.

Оказывается, только что разгромленная засада была не последней.

— Смотрите! — крикнул Ибервиль.

Странно, что именно одноглазый увидел, как на дальнем конце поляны раздвигаются кусты и появляются поблескивающие в лучах заходящего солнца ружейные стволы.

Как завороженные смотрели измученные до последней степени джентльмены удачи на то, как неудачно разворачивается для них ситуация.

— Что ж, готовьтесь, ребята, сейчас спляшем! — усмехнулся Олоннэ, вытаскивая шпагу.

Его прогноз оказался верным: последовал ужасающей силы залп. Многие корсары рухнули на землю, бессмысленно размахивая руками, у агонизирующих непроизвольно дергались ноги. Картину кровавого «танца» закрыла волна порохового дыма.

Вожак отличается от рядового бандита тем, что может быстрее и правильнее оценить ситуацию, а стало быть, и принять верное решение.

— Ибервиль, — схватил остолбеневшего помощника капитан, — посмотри туда!

Олоннэ, сразу же после того как определил, что не убит и не ранен, догадался, что спастись можно, только вскарабкавшись на один из «берегов» ущелья. Они ведь далеко не отвесны. Пока испанцы будут расправляться с теми, кто станет им оказывать сопротивление, можно будет скрыться в густых кустах и глубоких трещинах.

Экспедиция закончилась неудачей, но это еще не значит, что закончилась жизнь.

Ибервиль и Беттега последовали за капитаном. Расчет его оказался верным; хватаясь за выступы камней и корни деревьев, все трое быстро продвигались вверх по неровной каменной стене.

Внизу еще кипел безнадежный бой, а они уже поднялись над дном Горловины Вперед-Назад футов на сто, причем оставаясь при этом абсолютно невидимыми для тех, кто был внизу.

Вытаскивая из-за пазухи набившихся туда насекомых, вытирая грязный пот со лба и при этом тяжело дыша, Олоннэ тихо прошептал, глядя сверху вниз на испанскую расправу:

— Клянусь всеми святыми, всеми чинами ангельскими и архангельскими, клянусь кораблем и берегом, клянусь штормом и штилем, я еще отомщу за вас.

Ибервиль лежал на колком мху навзничь. Колючий кустарник сорвал у него повязку, и поэтому он глядел в тускнеющие небеса своим окончательно потускневшим глазом.

Беттега, шипя от боли, возился с наконечником стрелы, глубоко вошедшим в плечо.

— Не рви, — сказал ему Олоннэ, покончивший со своей молитвой-клятвой, — надо разрезать руку. На острие есть крючок, ты вытащишь себе все жилы.

Операцию капитан проделал сам. Чтобы продезинфицировать рану, он насыпал на нее пороху и поджег. Беттега зарычал от боли и рухнул на колени.

— Все, — сказал Олоннэ, — идем.

— Может быть, заночуем здесь? — поинтересовался Ибервиль. — Кто нас тут…

— Не найдя моего трупа, они начнут обыскивать окрестности. Нам надо уйти от этого ущелья как можно дальше.

Они стали карабкаться выше, забирая все левее, где склон был более пологим. Наконец скрылось из глаз поле несчастного боя. Темнота сгущалась. Двигаться дальше без риска сломать себе шею стало невозможно.

— Ладно, — сказал Олоннэ в ответ на немые пожелания своих измученных и израненных спутников. — Остановимся здесь. Видите это углубление, что-то похожее на пещеру. Огня разжигать не будем. Ложитесь спать. Я останусь на часах первым.

Сидя прислонившись спиной к шершавому, медленно остывающему камню, Олоннэ пережил и восход луны, и ее закат и только после этого разбудил Беттегу. Ему он отдал единственный заряженный пистолет и растянулся на неровном каменном ложе.

Проснулся он оттого, что кто-то взял его за руки. Олоннэ не успел спросить, в чем дело, как его перевернули на живот, и он почувствовал, что у него на запястьях закручивается веревка. Потом его приподняли и посадили, и он увидел, что оба его спутника находятся точно в таком же положении, как и он сам.