ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Накануне главного турнирного дня, вечером, когда король беседовал в своей ставке с зачинщиками, волхв Ставр приготовил одному ему ведомый отвар из бодяги с медом, болотного аира и еще каких-то трав, невыносимо вонючих, и оставил невинно пострадавшего стрельца Барабаша прикладывать ко лбу мокрую тряпку, устроив его перед палаткой воеводы Стенинга. А сам меж тем отправился побродить ереди лагерных костров и послушать, о чем говорят воины и оруженосцы, а заодно сделать из услышанного правильные выводы. Первое умели многие, хотя несравненно большее число людей предпочитает только говорить, а вот вторые — вообще в редкость. Волхву это было дано от Свентовита, вот потому он, с помощью того же Горислава, волхва Свентовита, и возглавлял княжеских разведчиков.
Чуть раньше Ставру пришлось несколько удивиться, узнав, что в его отсутствие двое из его разведчиков участвовали в Божьем суде против оруженосцев Сигурда и с честью вышли из испытания. Однако честь честью, а у волхва были на этот счет свои соображения. Разведчики, радостные от успешного завершения Божьего суда, получили выговор за то, что «высунулись» на всеобщее обозрение. Одно дело, когда Барабаш выступал в состязаниях стрельцов. Барабаш никогда Ставром не использовался для тайных ходок, а Лют и Далимил не однажды хаживали и в ту же Саксонию, и в соседние княжества, да и в Дании бывали по делам. Теперь их могут опознать тогда, когда они должны быть незаметными. Разведчик и воин — это разные ипостаси. Тем не менее сохраняя суровость, Ставр был внутренне доволен. Он понимал, что Лют и Далимил вступились за честь своего князя не среди уличных оборванцев, которых можно ножнами от меча разогнать, а не убоялись самого Сигурда, перед которым многие рыцари откровенно и со страхом заискивали. Доволен был и Стенинг, с которым волхву встречаться не возбранялось. На воеводу саксов, так и не открывающего свое лицо, поглядывали с любопытством и уважением — не у каждого, дескать, есть такие слуги. И пусть по-настоящему уважение это предназначалось другому, но Стенинг вжился в новый образ так хорошо, что считал разведчиков почти своими людьми. Доволен был и Годослав, мнение которого принес к костру лже-Годослава плеточник Далимил, теперь уже свободно появившийся здесь на правах близкого друга и союзника Люта, собрата по оружию и по воле Божьей, хотя для посторонних глаз они должны быть до этого почти незнакомы.
Через Далимила, отослав его назад, чтобы не оставлял надолго князя одного, Ставр передал Годославу, что заглянет к нему в палатку вместе с темнотой. А до темноты решил удовлетворить обыкновенное любопытство — послушать, о чем говорят люди. Благо, никто тайных речей здесь не вел. Люди вокруг были по-праздничному радушны и довольны, приглашая присесть к огню любого, кто окажется рядом, знакомца и чужака.
Ставр «приседать» не спешил, останавливался за спинами то одной компании, то другой, слушал, отвечал, когда его спрашивали. Разговоры в основном шли вокруг Божьего суда. Воины и оруженосцы обсуждали саму схватку, но больше — поведение Сигурда. Тот сильно проиграл во мнении большинства, не желая признать результаты за истинные. То есть усомнился в верховенстве Божьего Суда, что никто, разумеется, одобрить не мог. Минувшим вечером, и даже еще днем, о герцоге говорили совсем в ином тоне, восхищаясь его качествами полководца и воина, проявленными в меле. Теперь его уже и откровенно осуждали, напрочь забыв о недавнем восхищении.
Сам Сигурд решил, похоже, вести жизнь затворника, и от стыда не показывался вне шатра, только из-за тонких полотняных стен доносился его голос, громко ругающий всех подряд, начиная со своих слуг и оставшихся оруженосцев и кончая всеми вместе взятыми Каролингами. Быть бы и второму Божьему суду, окажись сейчас в лагере рыцарь, уважающий Карла. Впрочем, большинство рыцарей, кто собирался участвовать в джаусте, предпочитало отдыхать перед испытанием, а не разгуливать среди палаток.
Ставр двинулся дальше.
У следующего костра говорили о рыцаре-бретере, приехавшем на турнир. Гадали, кто это такой и кто станет его жертвой. Впрочем, в соответствии с нравами той не жалостливой эпохи, жертву не жалели, но на бретера посмотреть хотели, как на диво. Не каждый день доводится встретить виртуоза поединков. Однако гадания и необоснованные доводы интересовали Ставра мало, ему хотелось услышать бытовые новости и мнения, и он двинулся между палатками к следующей компании.
Здесь разговор оказался уже любопытнее. Один из вои-нов-вагров видел, как к пристани пристала небольшая лодка данов, из которой выгрузилось двадцать полностью оруж-ных воинов. Думали, что эти люди прибыли к Сигурду, и соображали зачем, если меле уже завершилось. Однако в палаточном лагере никто из воинов-данов так и не показался. Знать, какие-то иные у них дела. А вот какие, это воинов в отличие от Ставра интересовало мало.
— Это, должно, не даны, а эсты, — чтобы разговор не прервался, и желая уточнить сказанное, предположил Ставр. — У них в Хаммабурге целый свой квартал…
— Я что, язык данов от языка эстов не отличу? — возразил воин с усмешкой. — И с теми и с другими и попивать и повоевать о-го-го сколько пришлось.
— Ну, может… Может… — миролюбиво сказал волхв, активно показывая свое равнодушие, и тут услышал за спиной детский голос:
— Ставр… Ставр…
Он обернулся. На дороге, держа на поводу лошадь, стоял Власко. Весь покрытый пылью, с ввалившимися глазами, он, похоже, еле-еле на ногах держался от усталости.
— Ты откуда? Зачем сюда, к нам? — спросил волхв и положил руки на его худенькие плечи.
На отрока внимание обратили и у костра, замолчали, стали прислушиваться. Не каждый день и не на любой дороге встретишь бедного мальчика на такой лошади. Но Власко доказал, что не зря воспитывался среди разведчиков, внимание к своей особе заметил, и ответил уклончиво:
— Посмотреть приехал…
— Посмотреть… — усмехнулся волхв. — Ишь, какой любопытный. Пойдем к нашим, перекуси, да спать ложись. После такой дороги завтра все на свете проспишь. Кто тогда за тебя смотреть будет…
Только у своего костра, расседлав и привязав к коновязи лошадь и устроившись на собственном же новом седле, как в кресле, отдыхать, мальчик тихо рассказал волхву, зачем приехал. И передал, что велела повещать княгиня Рогнельда.
— Я скоро пойду к Годославу и все расскажу, — заверил его Ставр. — Плохо в Рароге?
Власко вздохнул.
— Дражко жалко. Сильно ранен. Если он не встанет, все совсем пропадет… Княгиня без него с порядком не сдюжит…
— Скоро мы вернемся. Годослав порядок наведет. Карл поможет ему…
— Я знаю, — ответил мальчик тихо и рассказал учителю о том, что он видел по просьбе князя.
— Крест, говоришь, на груди? — Ставр нахмурился.
— Крест.
— А пусть и крест… Зато Рарог стоять будет… А у других, у бодричей — тоже кресты?
— Того я не видел…
— Ладно, посмотрим…
— Ставр, — позвал Лют и показал на дорогу. — Второй гонец из Рарога.
* * *
Легкий, едва слышный одиночный удар в щит сообщил, что пришел Ставр. Так только он сообщает о своем прибытии. Через несколько мгновений колыхнулся полог в межкомнатном проеме палатки.
— Дозволь войти, княже…
— Пройди.
— Здравствуй будь всегда!
— Я стараюсь… — кисло усмехнулся князь. Годослав пребывал не в лучшем состоянии духа. Ходил
от одной полотняной стены до другой вправо и влево, вперед и назад, а расстояние-то всего три его широких шага.
Голова от одних поворотов посолонью пойдет. Он уже второй день покоя себе не находил, и потому молодому сильному телу сидеть без движения в палатке, скованному недостатком информации и невозможностью передвигаться по своему усмотрению, было невмочь. Неизвестность порой бывает тяжелее беды. Что творится дома… Как Рогнельда себя чувствует от таких напастей… Не было бы беды с ребенком, что под сердцем она носит…
Не мог Годослав не думать об этом.
— Слишком, княже, ты неосторожно себя вел сегодня. Сигурд мог узнать тебя.
— Ты прав, Ставр, как всегда. Но нет уже сил ждать. На ярость скоро изойду и начну волосы на себе рвать. Так невтерпеж хоть что-то сделать!
— Сегодня в меле ты проявил свою ярость. Добрых ударов направо-налево столько отвесил, что франкам это и завтра памятно станет. Силен харлужный меч в хорошей деснице. Но придется до утра потерпеть. Тогда уж отводи душу, а потом у тебя с королем разговор будет. Ты победителем с ним говорить должен. Карл победителей любит и всегда к ним благоволит.
— До завтра мне еще след постараться от злости не умереть. Да от беспокойства. Что-то там, дома? Есть вести?
— Есть вести. Нелегкие, как всегда. Откуда легким взяться! Сначала Власко прискакал. А за ним вдогонку взрослый гонец. Догнал мальца…
— И что?
— Даны вторую армию на нас, кажется, повели. С саксонской границы сняли. Так Власко в воде видел… Дражко с благословления Свентовита и с помощью Горислава на ноги встал и даже в седло сел. Рогнельда сама по боярским домам проехала, прямо среди боярской дружины — не убоялась! — арестовала сына Мистиши и на глазах другой дружины велела убить боярина Коста. Собрала для Дражко полк.
Годослав даже глаза вытаращил от удивления.
— Ай да княгиня! Просто не узнаю ее, смирную да тихую, издалече, словно и не она там осталась!… А как воевода? Сдюжит ли после раны поход?
Ставр пожал широкими мосластыми плечами.
— Все, что я умею, я получил от Горислава. Тебе силу передаю — это тоже от Горислава. А Горислав может побо-ле… Поболе других, не чета Троялу и всяким храмовым… Надеюсь, Дражко ему внемлет. Даст Свентовит, завтра в ночь или послезавтра к утру дома будем. Там и разберемся. А завтра поутру здесь разбираться след. Есть, с чем. У тебя, княже, ничего не пропало?
— Ты что, тоже в воду смотришь? — спросил Годослав. — Мошну с монетами под подушкой оставил. С Божьего суда воротился, мошны нет…
— Сигурд в палатку заходил. Искал что-то…
— Нечто Сигурд вор? Не поверю…
— Я сам вместе с Барабашем видел. Мошна-то приметная?
— С трезубцем вышитым. Герб княжеского стола.
— Вот и оно! Это ему и надо было. Выходит, теперь Сигурд узнал тебя… — обеспокоенный волхв задумчиво потер подбородок.
— Это его беда… Теперь уже поздно! Завтра джауст, и никуда ему от меня не уйти. Я уже сегодня сделал ему вызов.
— До завтра дожить след. Я переставлю посты к твоей палатке. Далимил! — позвал волхв.
Далимил стоял за пологом и сделал только шаг, чтобы оказаться рядом. Ставр дал указания: кого в темноте, пока Ставр тут, необходимо привести и где посадить, чтобы всю ночь палатка князя была под доглядом. Плеточник побежал выполнять.
— Еще, княже, дело есть доброе. Тоже для завтрашнего дня.
— Вещай.
— Твой стрелец Барабаш, что на турнире полный рог с золотом получил, деньги все успел потратить. Сразу…
— Что ж в этом доброго?
— И я ему в этом помог…
— Ну, не тяни душу.
— Эсты-викинги захватили малолетнего Олафа из дома Трюгвассенов, наследника норвежского престола, и продали его в рабство вместе с двоюродным братом Рагнаром и воспитателем. А мы с Барабашем выкупили их. Грек-работорговец совсем обнаглел, когда Барабаша признал. Весь приз потребовал…
— Ай да Барабаш. Не пожалел?
— Не пожалел.
— Молодчина. И что ты думаешь с ними делать?
— В Хаммабург прибыл Райнульд Трюгвассен. Ищет сына и племянника.
— Старый боевой конь!
— Старый боевой конь выглядит и в самом деле стариком. Совсем его сломала пропажа единственного сына. И найти уже отчаялся, но тут след появился. Завтра Райнульд захочет встретиться с Карлом, чтобы просить его о помощи.
— А если не захочет? Если сам будет искать?
— Я сделал так, что захочет, — спокойно пояснил волхв. — И Райнульд будет, скорее всего, присутствовать на турнире. Тебе, княже, предстоит сначала всех победить, в том числе и Сигурда. Это обязательно, чтобы с честью, а не как проситель, подойти к королю. И только с честью можно сделать второе доброе дело. В присутствии Карла передать Трюг-вассену мальчиков.
— Это дело в самом деле доброе! Представляю, как вытянется физиономия у Трафальбрасса, если он сможет наблюдать за этим. Хотя, я постараюсь, чтобы он не смог… Да… А что на это Барабаш скажет? Это же он их из рабства выкупил?
— Барабаш хочет доставить тебе, княже, удовольствие, и пользу княжеству.
— Скажи ему, что я не забуду такой услуги. И деньги ему верну, и в благодарности не оставлю. На что он сам приз потратить хотел?
— Дом мечтал в лесу купить и отроков стрельбе учить…
— Скажи, я дарю ему свой лесной домик…
— Это дворец…
— Вот его и дарю… Вместе со всем окружающим лесом… А сам, даст Свентовит, буду к нему в гости приезжать. На охоту…
— Он будет очень тебе благодарен, княже… Короткий, как у самого Ставра, стук в щит показал, что Далимил уже вернулся.
— Что-то быстро ты… — понял волхв, что подобная поспешность неслучайна.
— Из города гонец прискакал. От Олексы. Старший мальчик, больной, из тех, что ты там оставил, умирает…
Ставр переглянулся с Годославом.
— Я — туда. Для Райнульда это было бы непоправимым горем. Сын единственный… Может, сумею хоть что-нибудь сделать. Был бы здесь Горислав… До доброго утра, княже… Утро будет для тебя добрым, я чувствую это. И помни, что только Карл сможет помочь тебе и княжеству. Только Карл… Но Карл станет помогать не бедному просителю, а сильному князю, которого он сможет полюбить, как когда-то любил своего племянника. Далимил, найди моего коня.
И Ставр стремительно вышел:
Коня ему привел Власко, не желавший спать. И своего коня, взнузданного, тоже привел. Измученный мальчик старался заглянуть учителю в глаза.
— Я с тобой поеду…
— Ты ж усталый.
— Я поеду… — голос упрямый и настойчивый.
— Зачем тебе это… На больных смотреть удовольствия мало.
— Мне надо. Я знаю. Я его видел…
* * *
Уже среди ночи Ставр постучал в калитку городских ворот Хаммабурга. Сонный стражник никак не хотел открывать и согласился лишь тогда, когда волхв погремел в кулаке несколькими серебряными монетками. Серебро имеет тонкий, но звучный голос, который легко проникает сквозь щели любых, самых тяжелых ворот, не говоря уже о калитке.
— Тревожат людей почем зря… — проворчал стражник, принимая плату. — Не спится им…
Потревожили, очевидно, только его. Обычно спокойные улицы даже днем полусонного города и в эти ночные часы были все еще полны народа. Прямо посреди многих стояли повозки и телеги, где спали люди, кто-то бродил с места на место, не совсем соображая после дневного праздника, что ищет и куда бредет. Городская стража в дни турнира даже не выставляла поперек улиц традиционные рогатки, мешающие проходу и проезду, нарушая заведенный порядок. Но все же дневного столпотворения в ночные часы не было, и Ставр с Власко быстро доехали до ворот дома купца Олексы, хотя из-за городской тесноты и не могли гнать побыстрее. Их ждали, приняли лошадей и сразу провели к больному мальчику.
Тот лежал в светлице на втором этаже, весь горящий в жару, разбросав несколько теплых одеял, которыми его пытались накрыть, и хватая тонкими пальцами грудь и ребра так, что на коже во множестве были видны синяки. По иссохшему маленькому лицу катились крупные капли пота. Глаза, страдающие, ничего не видели, но словно пытались спросить кого-то, стоящего над всеми, за что дано измученному телу такое испытание. Глазами мальчик уже расстался с солнечным светом, хотя еще и не посмотрел во тьму. Ставр приложил ладонь сначала к голове больного, потом к его груди. Слушал долго. Переглянулся с Власко, посмотрел на наставника норвежских мальчиков, который стоял тут же, за их спинами, на Олексу, печально мигающего сонными глазами.
— Рагнар умрет сегодня ночью…
— И ничего нельзя сделать? — печально спросил наставник, опуская плечи, словно последнюю надежду теряя.
— Можно попробовать… Тогда он может либо умереть сразу, либо на ноги встать. Делать?
— Делай, Ставр, — ответив без раздумий, наставник взял на себя ответственность. Он Ставра знал давно и слепо верил ему.
Волхв выпрямился.
— Олекса, где у тебя колодец?
— На заднем дворе.
— Готовь чистую холстину. И поболе, и погрубее. Подставь мне, чтоб под рукой была.
Ставр поднял Рагнара и легко понес к лестнице. Маленькое тело почти ничего не весило. Рубаха была мокрой, кожа горячей. Лицо больного исказилось от беспокойства, но глаза по-прежнему показывали отсутствие земного духа.
На заднем дворе Ставр поставил мальчика на ноги прямо рядом с колодцем. Стянул с него прилипшую к телу рубаху. Рагнар чуть не упал, бессильные ноги не держали такое же бессильное тело. Наставник за талию поддерживал мальчика, пока Ставр вытягивал из колодца воротом большое деревянное ведро. Олекса принес холстину, встал в стороне.
От ведра веяло холодом. Но не ночным, а подземным, жутким.
— Хозяйка-вода, кровь подземная и наземная, смой с отрока все болезни, унеси их в землю, раствори в соли, отдай отроку свежесть жизни, силу, питающую корни, — скороговоркой проговорил волхв и вылил целое ведро на голову мальчику.
Только что бессильное тело вздрогнуло, пробудилось, всплеснулись в испуге руки, как крылья взлетающей птицы. И стон вырвался изо рта.
— Растирайте его холстиной, — приказал Ставр. — Сильнее растирайте, чтобы кровь забегала. Сильнее, не жалейте труда…
А сам стал доставать новое ведро воды. И так он трижды искупал мальчика, потом завернул его в чистую и сухую холстину и понес в светлицу. Велел следом за собой целое ведро принести и поставить рядом со скамьей, на которой мальчик лежал.
Рагнар ожил, вернулось сознание. И хотя зубы его стучали, теперь взгляд стал осмысленным, хотя по-прежнему страдающим.
— Власко, посмотри… — тихо попросил Ставр.
Власко склонился над ведром. Заключил в свою узкую ладонь тонкую длань больного ровесника. Долго длилось это молчаливое знакомство. Потом Власко заговорил и начал повторять те же заученные слова-заговоры, что произносил в светлице Годослава во Дворце Сокола. Несколько раз повторил. Замер…
— Я вижу тебя, Ставр… — сказал через минуту. — Вижу… Ты уже сильно постарел… Рядом с тобой юноша… Волхв, но не славянский… Он с короткой бородкой… Только недавно начала расти… Ты зовешь его… Ты зовешь его… Олегом…
— Кто этот Олег? — спросил Ставр тихо.
— Волхв Олег… Волхв Олег… Я сейчас увижу… Сейчас… Я увижу… Вот… Он с отцом… Его отца зовут Рагнаром. А рядом с Рагнаром его сестра… Младшая сестра… Ее зовут… Я плохо слышу… Кажется, ее зовут Ефанда…
— Унесите воду, — приказал Ставр. — И оставьте меня с мальчиком.
— С ним все будет хорошо? — спросил воспитатель.
— С ним все должно быть хорошо. Позаботься пока об Олафе. Завтра ему предстоит встреча с королем Карлом и с ярлом Райнульдом.
— Райнульд прибыл? — воскликнул старик в испуге. — Он убьет меня за сына.
— Его самого убило похищение сына. Рагнар будет жив, и завтра ты приведешь сюда его отца. Ярл будет тебе очень благодарен. А сейчас выйдите все. Я помогу мальчику справиться с болезнью.
Заскрипела дверь, хлопнула на сквозняке. Ставр остался один на один с больным. Вздохнул, положил ему обе руки на подреберье, чуть ниже сердца, и долго ловил момент, пока не ощутил, как проникает в него самого через затылок небесная сила, переходит через плечи в руки, а из рук, словно тысячи тонких ручейков, стекает в юное тело Рагнара. И происходило все это так долго, и так сосредоточен был волхв, что не заметил, как пришел рассвет.
А когда в комнате стало совсем светло, Ставр вспомнил, что из-за жары начало турнира перенесено на более ранний срок и ему необходимо идти к Годославу, чтобы подготовить того к турнирным схваткам джауста, как готовил его раньше к меле. Волхв с трудом оторвал ладони, будто прилип-шие к спокойно уснувшему мальчику, с большим трудом поднялся сам и вышел, слегка пошатываясь, почти обессиленный.
— Я вернусь часа через два, чтобы забрать Олафа. Ты тоже будь готов, — сказал он наставнику, который просидел под дверью всю ночь, тоже не сомкнув глаз от беспокойства за воспитанника.
