ГЛАВА 33

Париж процветал. Мирные годы, которые так берег Людовик, давали о себе знать. Город рос как на дрожжах. Во время поездок по столице в душе короля всегда рождалась гордость за свой трудолюбивый народ и в то же время… страх. Все это могло рухнуть в одно мгновение. И не только от происков внешних врагов. Но и внутри государства не все было благополучно. Южные бароны пугали особенно. Их отдаленность делала их выступления весьма опасными.

И вот ситуация с Тулузским графством. Да об этом он даже не мог мечтать! Осталось сделать один шаг: женить своего брата Карла на единственной оставшейся наследнице. Это графство могло выступить как приданое невесты. Но на предложение короля его брат ответил решительным отказом. Он спал и видел себя королем Сицилии. А эта женитьба могла разрушить его мечту. Он не поддавался никаким уговорам. Однако Людовик не терял надежды. Но вчерашний день внес свои коррективы.

Тайный королевский агент донес ему, что к графству стали проявлять большой интерес тамплиеры. Этот весьма богатый орден был опасным соперником. Обосновавшись на мятежном юге, он мог стать объединительной силой для строптивых баронов.

Людовик понял, что промедление просто опасно. И вызвал другого брата, Альфона, назначив ему встречу в Венсенском лесу, около своего любимого дуба. Герцог Альфон де Пуатье был на месте в назначенный срок. Но там никого не было. Привязав коня к дереву, он начал ходить по протоптанной дорожке, от нечего делать сбивая плетью головки цветов. Он так увлекся этим, что не заметил, как к нему подошел какой-то монах. Альфон мимолетно взглянул на него и полез за деньгами. Достав луидор, протянул его иноку.

– Будешь так разбрасываться деньгами, сам пойдешь с протянутой рукой.

Голос был знаком. Альфон еще раз внимательно взглянул на этого монаха и… остолбенел. Перед ним был сам Людовик.

– Прости, сир, – нашелся он, – я слышал, что ты любишь эту одежду. Но вот так тебя встретить…

– Пойдем, брат мой, – он взял его под руку, – я пригласил тебя сюда потому, что наши стены имеют уши, а эти дубы, – он сделал полукруг рукой, – языков не имеют. И еще я хотел, чтобы ты проехал по городу и увидел те изменения, которые в нем происходят.

– Брат! – воскликнул Альфон, останавливаясь, – ты меня удивляешь! Как ты думаешь, где я ехал? На наше свидание?

– Ну и что ты увидел? – спросил король, глядя на него в упор.

Альфон пожал плечами:

– Ничего!

Людовик, освободив свою руку, сделал пару шагов назад:

– Брат, – начал он, глядя ему в лицо, – ты готовишься стать главным правителем. А знаешь ли ты, что оно накладывает на тебя определенные обязательства? И не только по проведению пиров и волочению за каждым подолом.

Альфон отступил на шаг:

– Сир, хоть ты и король, но никто не давал тебе права так разговаривать со мной. Я не глупый юнец и кое-что знаю.

Людовик рассмеялся:

– Это хорошо! Значит, ты понимаешь, что король обязан заботиться о своих подданных.

Альфон улыбнулся:

– Скажи мне еще, что я должен знать, что государство живет за счет налогов.

Король взглянул на брата:

– Ты правильно сказал. Но чтобы в государстве можно было что-то собрать, необходимо что…?

Король, склонив голову, смотрел на брата.

– Что, что, – растерянно произнес Альфон, – ну… ну, – он зло взмахнул плетью и снес головку герани.

– Мир нужен, – зло бросил король.

Этот тон напугал Альфона, и он примиренчески произнес:

– Ну, это… да.

– Так почему ты против?

– Я? – глаза Альфона расширились.

– Да, ты, – Людовик даже ткнул пальцем в его грудь.

– Кому я объявил войну? – обидчиво спросил он.

– Войну можно не объявлять. Она часто начинается с того, что кто-то глупо поступил, – голос короля стал твердым и властным.

– Я своей глупости не вижу, – по-прежнему обидчиво ответил брат.

– Скажи тогда мне, – голос короля смягчился, он подошел к Альфону и взял его за руку, – почему ты позволяешь нашим южным вельможам довольно часто пугать нас, требовать от нас разных льгот, которые разоряют нашу казну? А если мы не соглашаемся, они бряцают оружием.

Альфон сделал удивленное лицо:

– Я позволяю? Да я с ними и не знаюсь. В чем, в чем, а в этом, брат, ты меня не обвинишь, – он помахал перед ним рукой и отвернулся.

– Ты что, – король повернул его к себе, – не понимаешь, что юг опасен для нас? И для тебя в том числе?

– Понимаю.

– А если понимаешь, то какого дьявола не разрубишь этот узел?

Альфон рассмеялся:

– Давай мне топор, я вмиг его разрублю.

– Я даю тебе этот топор. Руби.

– Где он? – с издевкой посматривая по сторонам, спрашивает Альфон.

– Не прикидывайся идиотом. Ты знаешь, о чем идет речь. Дело принимает нешуточный оборот. Тамплиеры, как мне известно, вознамерились отхватить этот кусок. Надеюсь, ты понимаешь, что это все значит.

Альфон побледнел. Он четко представил, во что это может вылиться. И все же еще раз попытался вывернуться. Ему очень не хотелось выполнять волю брата. От его святости он готов был бежать куда угодно. Сильно завидовал Карлу, который, удачно женившись, стал королем Сицилии. Что-то подобное хотел и Альфон, мечтая о какой-нибудь принцессе. Зная, что говорит глупость, все равно брякнул:

– Я слышал, что ты хотел женить Карла…

Людовик взял у него плеть и ловко сбил засохшую головку какого-то цветка.

– Ты знаешь, где Карл? – спросил король, возвращая ему плеть.

– В Сицилии.

– В Сицилии, – повторил и король, – а ты не догадываешься, почему я его назвал.

Тот пожал плечами.

– А чтобы тебя, умника, сберечь.

Альфон посмотрел на брата. По его виду он понял, что король дальнейших уверток не потерпит.

– Я… я согласен, – пролепетал он.

– Вот и умница, – спокойным, даже ласковым голосом сказал король.

Он подошел к дереву, отвязал коня и подвел его к брату:

– Ступай, готовься!

После разговора с братом король вызвал к себе графа Сансерра. Узнав о цели своего вызова, граф, лишенный малейших дипломатических способностей, бухнул Людовику:

– Так мать же сумасшедшая!

На что король спокойно ответил:

– Лекари пока такого заключения не сделали.

На следующий день из Парижа выехал граф де Сансерр со своими людьми. Путь их лежал в Тулузу, где по заданию короля они должны были встретиться с графиней и уговорить ее на брак Констанции с Альфоном. Чтобы размягчить сердце строптивой владычицы, Людовик пожертвовал ей в качестве подарка золотой перстень с рубином и смарагдами. Эта вещь стоила огромных денег. При виде перстня граф де Сансерр прямо-таки обалдел.

– Для дела, граф, для дела, – сказал король, увидев такую реакцию Сансерра.

А следом за ними с часовым разрывом в тамплиерский замок поскакал всадник. Он не жалел лошадей, как и денег, поэтому гораздо быстрее, чем Сансерр, достиг крепости. Узнав о решении короля, – увы, и дубы умеют говорить, – Жак де Молэ пришел в ярость. Навстречу не вернувшемуся еще Боже был направлен рыцарь, который должен был передать графу, чтобы он доставил Раймунда в замок во что бы то ни стало. Рыцарю не пришлось скакать далеко. Он встретил их, как говорится, у порога собственного дома.

Объяснение Боже и Молэ чуть было не закончилось трагически. Молэ обвинил его в предательстве и хотел даже бросить в темницу. Благо, подоспел епископ Зедор. У него хватило ума успокоить обоих, посадить за стол и заставить подумать, что следует делать.

Сколько они ни думали, ни вертели, выход видели в одном: надо любым путем заполучить Раймунда. Поручили это сделать все тому же Боже. Он дело испортил, ему и налаживать. Сколько раз Боже чертыхался за свою инициативу. Но деваться было некуда. Он спустился в глухой подвал, где колдуны с лысыми головами готовили разное зелье, способное как усыпить человека, так и отправить его к праотцам, не оставляя никаких следов.

Боже вышел от них с пузырьком на груди и сумочкой, где были разные лекарства и бутылочка вина с корицей. Его путь лежал в Тулузу. Ему вдруг очень захотелось помочь своему другу, видя, как тот переживает по поводу болезни графини Тулузской. Боже торопился. Ему очень хотелось застать у графини объявившегося сынка. Но труды его оказались напрасны. Ни Раймунда, ни его дяди там не было.

Боже деликатно обошелся с графиней, рассказав ей о своей встрече с графом де Буа, который так переживал из-за ее болезни. Услышав такие слова, графиня прослезилась. Брошенная всеми, она виделась только со слугами. Родные о ней позабыли, боясь, что она еще чего-нибудь попросит. Она некстати вспомнила, что де Буа у ней давно не был. Боже понял, что епископ провел его, как мальчишку. Он даже скрипнул зубами.

– Ладно, – сказал он себе, – посмотрим, кто кого.

И он заторопился к отъезду. Прощаясь, обходительный граф растрогал ее сердце. Кстати, его лекарства ей очень помогли, и он заметил, как та украдкой вытирает слезы.

Из тулузской цитадели Боже направился прямо в замок де Буа. Правда, ему пришлось сделать одну остановку с поджидавшими его всадниками. Они о чем-то сговорились и разъехались по своим сторонам.

Хозяина с племянником в замке встречали с большой радостью. Но прежде чем приступить к празднеству, хозяин приказал готовить чаны, чтобы обмыть бренные тела с дороги. Уж не имел ли при этом хозяин умысел взглянуть на тело племянника и окончательно убедиться в его родственности?

И вот чаны готовы. Они благоухают запахом полей, возбуждая желание поскорее окунуться в волшебные воды. Раймунд сбрасывает с себя одежды. Пытливый взгляд дяди провожает его до самой воды.

– Осторожнее, – кричит он, а в голосе радость: «Он!»

При близком общении в душе де Буа порой появлялись сомнения. И возникло желание еще раз убедиться в своей правоте.

Празднество затягивалось. А внезапное появление Боже только подлило масла в огонь!

– Ба! Какими судьбами! – вскричал веселый хозяин, спеша навстречу неожиданному гостю.

– Совсем другой вид, – говорит гость, освобождаясь из цепких объятий де Буа, – не то что при последней встрече. Тогда жаль мне стало вас, – он кивает на подошедшего Раймунда, – и захотелось помочь. Как-никак, она его мать. Был у нее, дал ей лекарство. Теперь можете не торопиться. Проживет она еще невесть сколько, – заметил он с ехидной улыбкой.

Что за этим скрывается: разгадка хитроумного де Буа? Опять же мудрит хозяин, делая вид, что его не понимает.

– Пошли! – приглашает он гостя, желая быстрее покончить с этим разговором.

Подхватил его под руки и повел к столу.

– А мы вот заехали. Думал, быстро уедем, да задержались. Надо племяннику прийти в себя, – оправдывался он на ходу.

– Да! Да! – кивает головой Боже, подделываясь под тон хозяина.

И принял кубок от молодухи, в глазах которой метался огонь.

– За возвращение, – поднял он кубок и осушил его до дна.

Празднование затянулось допоздна. На другой день все было готово к тому, чтобы вновь его продлить. Но Боже запротестовал:

– Срочно надо возвращаться. Дела ждут.

Но посидеть на дорожку заставили. Затем хозяин изъявил желание проводить гостя, чему тот был несказанно рад. По этому поводу пришлось принять еще чарку. Наконец хозяин приказал подавать кареты. Для Боже такой загул хозяина был непонятен. «А еще епископ», – осуждающе подумал он. Но… в чужой монастырь… и ему пришлось подлаживаться. Если бы он знал, что виной этой показухи был он сам… наверное, совсем по-другому бы подумал.

В хозяйскую карету уселись епископ, гость и Раймунд.

Они сидели рядом, обнявшись. Так сидят только друзья. Боже нахваливал Раймунда за его сдержанность и внимательность. У него даже вырвалось:

– Как жаль, что у меня нет дочери!

А потом спросил у Раймунда, желая показать о нем заботу:

– Умеешь ли ты фехтовать?

– Не умеет, научим, – полупьяно отвечал за него де Буа.

Наконец проводы достигли своего предела, и де Буа остановил коней.

– Да, пора прощаться! – промолвил с сожалением Боже.

И вдруг он сделал вид, что что-то вспомнил:

– Сеньоры! – вскричал он. – У меня же есть бутылка прекрасного вина!

Он полез в сумку, извлек ее и показал де Буа. Тот только щелкнул языком.

И Боже, разлив по кубкам вино, первым поднял бокал со словами:

– За наши новые встречи, – и выпил его, подавая пример.

Вино было прекрасным, с корицей. Любимое вино епископа. Вскоре пустой сосуд выбросили в дверцу.

Заждавшиеся приглашенные гости стали тревожиться:

– Неужели подвыпившие хозяева укатили в гости к тамплиерам?

Солнце давно перевалило обеденную отметку, а их все не было. Гости решили расходиться. Остались только те, кто должен был навести порядок после праздника. От работы их оторвало ржание за воротами чьей-то лошади.

– Пойди, погляди, – приказал дворецкий юному пажу.

Тот побежал, но вскоре вернулся. На его лице был испуг.

– Там, – он показал в сторону ворот, – лошадь…

– Да скажи толком! – прикрикнул дворецкий. – Что ты замолотил: «лошадь, лошадь»? Я и без тебя знаю, что не бык.

– Наша лошадь и кровь, – пролепетал паж.

– Наша лошадь в крови? – испуганно переспросил дворецкий.

Мальчик закивал головой.

Люди высыпали за ворота. Да, действительно, это была одна из лошадей, запряженных в карету. Кто-то воскликнул:

– С господами несчастье!

Несколько верховых тотчас выехали из замка. Полуразбитую карету они нашли на мосту. Она лежала на боку, чудом не свалившись в реку. Оказалось, что кто-то вел ремонт, убрал часть пролета, но не успел его заделать. В эту-то дыру и провалилась карета передними колесами. Де Буа в бессознательном состоянии, с разбитым лицом и поломанной ногой, обнаружили в карете. Ни Боже, ни Раймунда, ни возницы не было. Сразу возникло предположение, что они утонули в реке, будучи выброшенными из кареты.

Разбившись на две группы, прибывшие из замка люди стали спускаться вниз по реке, обследуя берега. Вскоре обнаружили труп возницы, выброшенный на берег. Но ни гостя, ни племянника де Буа нигде не было.

Хозяин пришел в себя только на второй день. Что с ними случилось, он не помнил. Последнее его воспоминание было – бутылка вина, которым угостил их Боже. Де Буа собрал всех, кто был на месте аварии. Выслушав их рассказ и страшное предположение, что племянник с гостем утонули, граф задумался. Нога приковала его к постели, и ему оставалось одно: думать. Не все ему нравилось в этой истории. И он невольно опять обратился к той бутылке. Де Буа отчетливо вспомнил, как Боже разлил вино и первым осушил бокал. Не сделай Боже этого, он бы никогда не стал его пить. Тем более из рук тамплиера.

Между тем граф Сансерр со своими людьми медленно приближался к Тулузе. По дороге он делал длинные остановки, посылая нарочного до следующего пункта намеченной задержки. И трогался в путь только после того, как тот возвращался и докладывал, что их там ждут.

Город подготовился к встрече и выглядел отмытым, причесанным, помолодевшим.

Важно въезжали посланцы короля. Два ряда гвардейцев впереди, за ними несколько карет. А их встречали до блеска начищенные кирасиры, прочее воинство, демонстрируя заодно и свою мощь. По болезни графиня ждала посланцев у себя в цитадели.

Главный зал в замке был воистину прекрасен. Цветные витражи создавали загадочный фон, гася веселье солнечных лучей. Горящие канделябры давали не столько света, сколько хвастались своей стариной. Драпированные шелком стены гасили звуки, а высота полусферического потолка давила своей громадой. Масса развешанного оружия, добытого за долгие годы походов и битв, говорила о той славной истории, которой мог гордиться этот род.

Графиня сидела в кресле посреди этого зала. На ней было платье, в котором она несколько лет тому назад блистала на королевском балу. Ее морщинистую шею прикрывали бусы из жемчуга в несколько рядов. Венчало этот жемчужный каскад золотое ожерелье с розовыми рубинами и крупными изумрудами. Волосы были тщательно уложены и повязаны широкой голубой атласной лентой, которая, как корона, охватывала голову.

Граф Сансерр в парадном камзоле с большим кружевным воротником, в белоснежных чулках и башмаках с большими пряжками, в которых сияли дорогие каменья, выставил правую ногу вперед и, согнув левую, приветствовал правительницу изящным поклоном с витиеватым движением руки. Чуть не на цыпочках подойдя к хозяйке, красиво приподнял ее начавшую полнеть руку и прижался к ней своими похолодевшими губами. Затем, отступив на шаг, торжественно произнес:

– Наш король Людовик и королева Маргарита в моем лице приветствуют столь прекрасную хозяйку.

При этих словах графиня зарделась и кокетливо произнесла:

– Ой, бросьте, граф.

– Нет, нет, я вижу перед собой не женщину, нет, а чудо красоты. Это мешает мне собраться с мыслями, я растерял все слова королевских особ, которые они наговорили мне, чтобы я их передал вам. Но… я сказал не хуже, поверьте мне. И в знак своего уважения королевская чета просила вас принять в качестве подарка одну вещицу. – Он подал перстень, врученный ему королем. При виде подарка глаза ее вспыхнули жадным, но восторженным огнем.

Подарок окончательно добил графиню. И Сансерр понял, что можно переходить к делу. И он начал говорить:

– Испытывая к вам высокое чувство любви и преклоняясь перед историей вашего рода, в коей имелись случаи породнения не только с семьями графов, герцогов, но и королевским, нынешний наш правитель, уступая настоятельной мольбе своего брата, который пылает жаркой любовью к вашей дочери Констанции, просит для него ее руки.

Он замолчал, прижав руки к груди и с мольбой в глазах ожидая ее ответа. Оторвав взгляд от подарка, она игривым тоном сказала:

– Граф, поверьте, и моя дочь тоже… испытывает подобные чувства. В силу ряда обстоятельств ее сейчас с нами нет. Но я знаю, чем наполнено ее сердце. Даю свое благословение, и пусть мои и ваши юристы обсудят брачный контракт.

Выслушав с почтением эту тираду, граф был поражен ее прагматичностью. В ответ он произнес:

– Я благодарен вам за такие слова. Поверьте мне, я их дословно передам королю.

Дальше посланцев ждал обильный стол. Пересекая порог столовой, граф вдруг вспомнил про Констанцию и задал себе вопрос: «Где она?» Но дразнящий запах перебил его мысли.

– А, – махнул он рукой.