Прыжок Маноны оказался болезненным для Килии. Дракониха вскрикнула, но крыло удержала. Ветер мешал Маноне перелезать с крыла к седлу, в котором опасно накренилась бесчувственная Петара. Руки наследницы Синекровных впились в поводья. Не тратя времени на попытки их разжать, Манона кинжалом обрезала кожаные веревки. Аброхас предупреждающе закричал. Дно каньона приближалось.

Стенки каньона загораживали солнечный свет. Спасибо им и на этом.

Манона принялась вытаскивать Петару из седла. Волосы Синекровной ведьмы хлестали ей по лицу, словно сотни маленьких острых кинжальчиков. Обрезанными поводьями Манона привязала Петару к себе. Та даже не пошевелилась – мешок мешком. Главное, что живая. Килии еще каким-то чудом удавалось замедлять падение. Стало ощутимо темнее. Вокруг потянулись уродливые тени. Скрежеща зубами от натуги, Манона выволокла Петару из седла. Мимо пронесся камень, задетый крылом Килии. Еще через мгновение к ней подлетел Аброхас. Только он был способен летать на такой скорости в узком пространстве каньона.

– Спасибо… Килия, – прошептала Манона, спрыгивая вместе с Петарой.

Они упали на спину Аброхаса. Дракон вздрогнул, принимая на себя тяжесть двух всадниц. Пока Манона устраивалась в седле и втаскивала туда Петару, он летел вдоль стены каньона. Убедившись, что обе сидят у него на шее, Аброхас взмыл вверх, поднимаясь туда, где синело небо и ярко светило солнце.

Килия упала на дно каньона с таким грохотом, что было слышно по всем окрестным горам. Упала и осталась лежать.

Черноклювые и без Маноны сумели добыть яйцо Желтоногих и победить в военных играх. Манону объявили главнокомандующей воздушной армией всех кланов Железнозубых ведьм. Шумные, воняющие по́том смертные посланцы адарланского короля поздравляли ее, называли героиней, настоящей воительницей и говорили еще много разных глупостей. Радости не было лишь на лице бабушки. Верховная ведьма даже поморщилась, когда Манона поднялась на смотровую площадку с Петарой на руках.

Манона прошла мимо матери Петары. Та, стоя на коленях, благодарила за спасение дочери. Подоспевшие Синекровные унесли Петару.

На следующий день разнесся слух, что Петара слегла, переживая гибель Килии.

Предводительница Желтоногих заявляла, будто произошел всего-навсего несчастный случай, когда оба дракона сделались неуправляемыми. Ей вторила Искара. Но Манона собственными ушами слышала, как Искара приказывала своему дракону убить Килию. Она подумывала, не вызвать ли эту врунью на поединок. Скорее всего, так и случилось бы, если бы те же слова не слышала Петара. Она имела право на отмщение.

Вечером, вместо поздравлений, бабушка лупила Манону по щекам и орала, что надо было дать «этой гниде сдохнуть вместе с ее драконихой». Хороша главнокомандующая, которой недостает послушания, дисциплины и жестокости!

Манона не пыталась оправдываться. В ее ушах и сейчас стоял грохот, сопровождавший падение Килии. Но какая-то часть ее существа – возможно, самая слабая и недисциплинированная – сознавала: голубая дракониха не напрасно пожертвовала жизнью. И она тоже не напрасно рисковала своей.

От всех остальных Манона выслушивала только поздравления и похвалы, что тоже было утомительно. Но поздравления были искренними: как от своих шабашей, так и от чужих.

«Главнокомандующая». Манона мысленно повторяла свое новое звание, направляясь с Астериной в столовую, где ожидалось торжество в ее честь. Половина отряда Тринадцати шла за нею.

Вторая половина была уже в зале, обследуя его на предмет возможных угроз и ловушек. Пост главнокомандующей по-прежнему оставался мечтой многих ведьм. Да и Искара вряд ли простит посрамление на играх. Теперь нужно особенно держать ухо востро. Этим мир Железнозубых не отличался от мира смертных. Сегодня тебя поздравляют, а завтра попытаются скинуть и занять твое место.

Но сегодня в зале было весело. Поблескивали железные зубы. В кружках пенился настоящий эль, который привезли эти угрюмые смертные из Адарлана. Манона схватила кружку, но Астерина тут же отобрала, отпила пару глотков сама, выждала минуту и лишь потом вернула кружку Маноне.

– Кое-кто не упустит случая тебя отравить, – подмигивая, напомнила ей Астерина.

Они прошли на середину зала, где собрались три верховные ведьмы. В день победы на играх смертные устроили небольшой праздник, но сегодняшнее торжество предназначалось только для ведьм. В первую очередь для Маноны.

Верховные ведьмы сидели на красивых мягких стульях, заменявших им троны. Мать Петары улыбнулась Маноне и приложила два пальца ко лбу. Предводительница Желтоногих не изобразила даже подобия оживления. Бабушка, сидевшая посередине, едва заметно улыбнулась.

Маноне хорошо была знакома эта змеиная улыбка.

– Приветствуем тебя, главнокомандующая, – произнесла бабушка.

Зал взорвался приветственными криками. Только ведьмы отряда Тринадцати стояли тихо, храня спокойствие. Им не требовалось шумно выражать свою радость, ибо они были бессмертными, бесконечными, славными, совершенными и очень опасными для любых противников.

– Что же нам тебе подарить, какой короной нам увенчать твою голову за твои достижения… хотя они и были вполне ожидаемыми? – вслух рассуждала бабушка. – У тебя есть прекрасное оружие и шабаш, одним своим названием нагоняющий страх.

Здесь ведьмы отряда Тринадцати позволили себе слегка ухмыльнуться:

– Мы теряемся в раздумьях. Вроде у тебя есть все, о чем можно только мечтать.

Манона склонила голову:

– Я уже получила прекрасный подарок – мое назначение. Я благодарю всех за оказанную мне честь.

– А как насчет нового плаща? – засмеялась бабушка.

Манона внутренне напряглась. Отказываться было нельзя, но… за десятки лет она свыклась со своим плащом. Как и прежде, он много значил для нее.

– За столько лет твой успел поистрепаться. – Бабушка подала знак кому-то в зале. – И потому, главнокомандующая, мы решили тебе подарить такой же.

Послышались бормотания, среди которых Манона разобрала ругательства. Собравшиеся ахнули, предвкушая развлечение, когда три престарелых Желтоногих выволокли на середину зала пленницу, закованную в кандалы. Пинками они заставили темноволосую ведьму встать на колени перед Маноной.

Если ее лицо – все в ссадинах и кровоподтеках, если сломанные пальцы, рваные раны и ожоги на теле ничего не говорили о ее принадлежности, то плащ кроваво-красного цвета сразу вносил ясность.

У крошанской ведьмы были темно-карие, почти черные глаза, похожие на комочки свежевспаханной земли. Как после всех пыток и издевательств эти глаза сохранили ясность взгляда, Манона не знала. Крошанская ведьма не пала ниц перед нею и не начала умолять о пощаде.

– Вот и подарок. – Рукой с блестящими железными ногтями бабушка указала на крошанку. – Подарок, достойный моей внучки. Посмотри: плащ у нее почти новый. Но ей он больше не понадобится, а тебе еще как пригодится. Оборви ее никчемную жизнь и забирай плащ.

Манона понимала: бабушка бросает ей вызов, однако возразить не посмела. Она вынула кинжал. Астерина встала рядом, не спуская глаз с пленницы.

Крошанские ведьмы были смертельными врагами всех Железнозубых. Это крошанки прокляли их, сделав вечными изгнанницами. Каждая крошанская ведьма заслуживала смерти, и стоявшая здесь не являлась исключением.

Такие слова звучали сейчас в голове Маноны, но голос, произносивший их, был не ее, а бабушкиным голосом.

– Не торопись, Манона, – проворковала бабушка.

Крошанка дышала с трудом. Ее потрескавшиеся губы кровоточили. Но, взглянув на Манону, пленница усмехнулась.

– Манона Черноклювая, – прошептала она. – Я тебя знаю.

В прежние времена, пока ее не взяли в плен и не выбили половину зубов, должно быть, она говорила, растягивая слова. У нее также было повреждено горло.

– Убей эту суку! – завопил кто-то из глубины зала.

Манона лишь посмотрела в глаза пленницы и удивленно наморщила лоб.

– Знаешь, как мы тебя зовем?

После каждого слова у крошанки изо рта сочилась кровь. Но она улыбалась. Даже закрыла глаза, словно прозвище было лакомством.

– Мы зовем тебя Белой Демонессой. Ты у нас в списке. У нас есть список всех Железнозубых чудовищ, которых надлежит убивать везде, где мы на вас наткнемся. Убивать на месте. А ты… – Крошанка открыла глаза и наградила Манону дерзкой, свирепой улыбкой. – Ты у нас в этом списке занимаешь первое место. Своими гнусностями ты его заслужила.

– Для меня это честь.

Крошанка улыбнулась, обнажая остатки зубов.

– Отрежь ей язык! – крикнула из зала другая нетерпеливая ведьма.

– Приканчивай ее, – прошипела Астерина.

Манона подняла кинжал, целясь крошанке в сердце.

Пленница засмеялась. Смех быстро сменился надрывным кашлем: у нее пошла горлом кровь и синими сгустками разлетелась по полу. Из глаз покатились слезы. Плащ на мгновение распахнулся, приоткрыв глубокие гнойные раны на груди. Но пленница справилась с кашлем и снова улыбнулась, слизывая кровь с губ.

– Манона, смотри внимательнее. Смотри, что́ сделали со мной твои сестры. Представляю, как им сейчас досадно. Ломали, ломали меня, а сломать так и не смогли.

Манона смотрела на искалеченное тело пленницы.

– Ты знаешь, что это такое, Манона Черноклювая? Я знаю. Я слышала, как они говорили о твоем поступке во время игр.

Манона сама не понимала, почему она позволяет этой ведьме болтать, однако не могла пошевелиться, даже если бы и захотела.

– Это напоминание, – неожиданно громким голосом, чтобы слышали все, сказала крошанка. – Моя смерть… вернее, убийство, которое ты, конечно же, совершишь, – это напоминание. Не им. – Темно-карие глаза крошанки буквально пригвождали Манону к месту. – Напоминание о том, что́ они сделали с тобой. Это ведь они сделали тебя такой.

Манона не узнавала себя. В прошлом она убивала за куда более невинные слова. Почему она медлит сейчас?

– Хочешь узнать главный крошанский секрет? – продолжала пленная ведьма. – Нашу величайшую истину, которую мы оберегаем от вас ценой наших жизней? Это не место, где мы прячемся, и не способ снять с вас наше проклятие. Вы всегда знали, как это сделать. Целых пятьсот лет вы знали, что ваше спасение находится только в ваших руках, и больше ни в чьих. Нет, наш главный секрет в том, что нам вас… жалко.

В зале стихли все разговоры.

Но крошанка по-прежнему выдерживала взгляд Маноны, а Манона не решалась ударить ее кинжалом.

– Нам вас жалко. Вас всех и каждую по отдельности. То, как вы обходитесь с вашими детьми, заставляет нас плакать от жалости. Они ведь не рождаются злыми и жестокими. Но вы с ранних лет принуждаете их убивать, калечить и ненавидеть, пока в них ничего не остается и пока они не делаются похожими на вас. Потому ты, Манона, и стоишь сейчас с кинжалом в руке. Ты представляешь угрозу для чудовища, которое ты привыкла называть бабушкой. Этому чудовищу нужно вернуть тебя в прежний круг бездумных убийств. Знала бы ты, как она перепугалась, когда ты решила проявить милосердие и спасти жизнь своей соперницы.

Крошанка глотала воздух. По ее израненным щекам катились слезы.

– Они сделали тебя и других чудовищами. Сделали, Манона! И потому нам жаль тебя.

– Довольно! – послышался сзади бабушкин голос.

В зале по-прежнему было тихо. Манона не без труда перевела взгляд на бабушку. В бабушкиных глазах она прочла открытую угрозу, обещавшую суровое наказание, если она не подчинится и откажется убивать крошанку. Но в глазах верховной ведьмы было что-то еще. Что-то вроде самодовольства. Казалось, бабушка признавала правдивость слов крошанки, но об этом знала только она одна.

Глаза пленной ведьмы оставались такими же ясными. В них не было ни тени страха. Этого Манона никак не могла понять.

– Давай, – прошептала крошанка.

Понимал ли хоть кто-то еще, что это был не вызов, брошенный Маноне, а мольба?

Не глядя ни на крошанку, ни на бабушку, ни на кого-либо вокруг, Манона схватила пленницу за волосы, запрокинула ей голову и полоснула кинжалом по горлу.

На вершине какой-то из Руннских гор Манона нашла небольшой лужок. Она сидела на краю, свесив ноги в пропасть. Аброхас лежал посередине и наслаждался ночным ароматом весенних цветов.

Маноне пришлось взять плащ пленной крошанки. Старым она прикрыла ее тело, распростертое на залитом кровью полу. А ведьмы уже собирались вокруг убитой пленницы, чтобы разорвать ее на части.

«Они сделали тебя и других чудовищами».

Манона оглянулась на Аброхаса. Тот помахивал кончиком хвоста. Совсем как кот. Никто не заметил ее ухода с торжества. Даже Астерина, угостившаяся крошанской кровью, не видела, как Манона скрылась в толпе празднующих и исчезла. Соррель она все-таки предупредила, сказав, что идет проведать Аброхаса. Но и вторая ее заместительница не проявила достаточно бдительности и отпустила ее одну.

Манона и Аброхас летали, пока луна не встала высоко в небе. Омага осталась далеко позади вместе с криками и смехом празднующих ведьм. Тогда Манона опустилась на этот лужок. Это была последняя гора в цепи. Дальше тянулись бесконечные равнины. Они уходили за горизонт и простирались до самого моря. До земель родины Железнозубых, которую Манона никогда не видела.

Крошанских ведьм считали вруньями и большими любительницами поучать. Может, и убитая крошанка сполна насладилась возможностью устроить прощальный спектакль. Не каждой крошанской ведьме удавалось произносить речи перед десятками своих заклятых врагов. «И потому нам жаль тебя».

Манона потерла глаза и уперла локти в колени, вглядываясь в освещенное луной дно обрыва.

Может, она бы и не стала спасать Петару, а всерьез подумала бы, стоит ли рисковать, если бы не глаза Килии. Обреченная дракониха из последних сил пыталась спасти свою хозяйку. Потом ей вспомнилось, как Аброхас тогда прикрыл ее крылом, уберегая от ветра и ледяного дождя.

Драконов выводили для войны. Они должны были убивать, калечить и одним своим видом вызывать ужас в сердцах врагов. И тем не менее…

И тем не менее Манона испытывала странное чувство. Она смотрела на горизонт, усыпанный звездами, наслаждалась теплым весенним ветром и радовалась, что рядом с нею лежит и нюхает цветочки ее надежный крылатый спутник. Она благодарила судьбу за этого дракона.

В ней билось и другое, не менее странное чувство, заставлявшее вспоминать слова крошанской ведьмы.

Вплоть до сегодняшнего вечера Манона не знала чувства сожаления. Настоящего сожаления, а не досады по пустякам.

Сейчас она всерьез жалела, что не спросила имя крошанки. Не разузнала, кому принадлежал плащ, который покрывал ее плечи, откуда родом его прежняя владелица. А ведь у этой крошанки тоже была своя жизнь…

Вот уже десять лет, как исчезновение магии уравняло ведьм со смертными.

Но только сегодня это новое для нее чувство сожаления заставило Манону понять, до чего же она смертна и как тяжело быть смертной.