Глава 32

Шаттл-перевозчик скользил вдоль «Ностальгии по Бесконечности» — одинокий пузырь, двигающийся под боком огромного раненого кита. Хоури и Овод пробрались в пилотскую кабину, которая теперь редко использовалась, закрыли за собой дверь и включили несколько прожекторов. Лучи ползали по обшивке, подчеркивая все выпуклости и впадины. Причудливые новообразования тошнотворно очевидны — складки, завитки, лоскуты «змеиной кожи». Но больше никаких повреждений.

— Ну как? — прошептал Овод. — Что скажешь?

— Не знаю, — ответила Хоури. — Я могу сказать только одно. Обычно к этому времени мы уже слышим Илию.

Он кивнул.

— Думаешь, здесь произошла катастрофа, верно?

— Мы были тогда далеко.

— И ты не уверена, что видела именно это — так?

— Честно говоря, да. Вспышки не возникали где попало, по всему небу. Они били почти из одной точки, которая лежит в плоскости эклиптики. Что бы мы ни видели, это должно было находиться далеко — в десятках световых минут отсюда, возможно, даже в нескольких светочасах. Корабль мог оказаться в центре событий, но тогда разброс вспышек был бы куда больше.

— Отлично. Извини, что не вздыхаю с облегчением… Получается, вспышки не имеют отношения к этой дыре в корпусе. Иначе — если источник где-то на краю системы — представить страшно, сколько энергии высвобождалось при этих вспышках. Похоже, в корабль все-таки чем-то попали, но если бы это было прямое попадание, нам не о чем было бы разговаривать.

— Может, в него попали шрапнелью или чем-то вроде этого.

— Я бы не сказал.

— Черт возьми, Овод, здесь явно что-то стряслось.

Дисплеи панели управления ожили, хотя никто ничего не делал. Хоури прикусила губу, перегнулась через панель и с интересом смотрела на шаттл.

— Что это? — спросил Овод.

— Нас приглашают в док. Нормальный направляющий вектор. Как будто ничего особенного не случилось. Но тогда почему Илиа до сих пор не на связи?

— Под нашей ответственностью две тысячи человек. Давай убедимся, что не лезем в ловушку.

— Ты же понимаешь, — ее пальцы заскользили по панели управления, перепрыгивая через кнопки и рычаги, и время от времени вводя ответную команду.

— Так что ты собралась делать? — поинтересовался Овод.

— Войти в док. Вряд ли корабль задумал нечто против нас. Он уже десять раз мог это сделать.

Овод скорчил гримасу, но возражать не стал. Нормальное притяжение сменилось микрогравитацией — шаттл вошел в позицию прямого сближения для стыковки, управление перешло «Ностальгии по Бесконечности». Корпус увеличился, затем открылся, показывая внутренности ангара. Хоури закрыла глаза. Ей показалось, что перевозчик просто не пройдет в люк и застрянет. Однако ничего не случилось. В следующую секунду судно уже вошло в ангар и подруливало к швартовным стапелям. Потом последовал слабый, почти неуловимый толчок, по корпусу пробежала легкая дрожь. На приборной панели появились новые сигналы: перевозчик установил неразрывную связь с ангаром. Все прошло абсолютно нормально.

— Мне это не нравится, — сказала Хоури. — Непохоже на Илию.

— Она была не в настроении, когда мы ее последний раз видели. Может, просто все еще сердится?

— Так уж и сердится, — огрызнулась она — и тут же пожалела об этом. — Что-то не так. Я просто еще не знаю что.

— А как насчет пассажиров? — спросил он.

— Пусть побудут внутри, пока мы не выясним, что стряслось. После пятнадцати часов еще пару можно потерпеть.

— Им это не понравится.

— Ничего, переживут. Пусть кто-нибудь из твоих людей придумает объяснение, ладно?

— Ложью больше, ложью меньше… Ничего страшного, верно? Ладно, что-нибудь сообразим. Допустим, перепад атмосферного давления…

— Отлично. Это не должно выглядеть, как конец шоу. Просто убедительная причина, по которой надо чуть-чуть побыть на борту.

Овод ушел, чтобы договориться со своими помощниками. Наверно, все пройдет гладко, подумала Хоури. Наверно, большинство пассажиров и не рассчитывает, что их высадят мгновенно. Они не сразу поймут, что произошло нечто непредвиденное. Главное, чтобы не пошли слухи о том, что никому не позволяют выйти. Тогда несколько часов спокойствия им обеспечено.

Оставалось только дождаться Овода.

— И что теперь? — осведомился он, входя в кабину. — Выходим через главный люк? Боюсь, за нас начнут переживать.

— Здесь есть запасной выход, — сказала Хоури, кивком указав на бронированную дверь в стенке кабины. — Я запросила переходную трубу из ангара. Мы выйдем и вернемся, и никто ничего не заметит.

Снаружи что-то лязгнуло. Пока корабль выполнял приказы беспрекословно. Индикаторы показывали, что давление и состав воздуха внутри переходника в норме, но Хоури настояла на том, чтобы надеть скафандры — они находились тут же, в шкафу. После этого внутренний люк был открыт. Овод и Хоури вошли в шлюз. Открыть внешний люк тоже не составило труда — разницы в давлении не было.

В туннеле их что-то ждало.

Хоури вздрогнула. Она поняла, что Овод чувствует нечто подобное. За годы солдатской службы в ней глубоко укоренилась неприязнь к роботам: на Окраине Неба робот слишком часто становится последним, что ты видишь в своей жизни.

То, что стояло перед ними в туннеле, напоминало человека, но лишь очертаниями. Это был «скелет» из тонких, как проволока, сочленений и стоек, не отягощенный никакими излишествами. Механизмы из разных сплавов, соединяющиеся проводами сенсоры и подобные артериям питательные трубопроводы болтались в пределах скелетной конструкции. Робот растопырил руки, перегораживая.

— Выглядит подозрительно, — прокомментировала Ана.

— Здравствуйте, — сказал робот. Звук его голоса напоминал лай.

— Где Илиа? — спросила Хоури.

— Ей нездоровится. Не могли бы вы позволить вашим скафандрам принять в обработку данные об окружающей обстановке в полном видео-аудио представлении? Все станет намного проще.

— О чем это он? — спросил Овод.

— Хочет, чтобы мы ему позволили манипулировать тем, что видим через свои скафандры.

— Он может это делать?

— Все на корабле может, если мы позволим. У большинства Ультра есть имплантаты для достижения того же эффекта.

— А ты?

— Мне их удалили перед тем, как я отправилась на Ресургем. Иначе меня было бы слишком просто выследить.

— Разумно, — кивнул Овод.

— Уверяю вас, — задребезжал слуга, — это не ставит целью ввести вас в заблуждение. Как вы можете видеть, я не способен причинить вред человеку. Именно поэтому Илиа выбрала для меня это тело.

— Илиа выбрала?..

Робот очень по-человечески кивнул, хотя венчающее его тонкорамное приспособление лишь отдаленно напоминало голову. В переплетении тонких проволочек и пластин что-то торчало — маленький белый пенек, очень напоминающий окурок.

— Именно. Она пригласила меня на борт. Я — симуляция Невила Клавейна бета-уровня. На самом деле, я никогда не был писаным красавцем… но, надеюсь, и на эту штуку не очень похож. Если вы хотите увидеть меня таким, какой я на самом деле… — он сделал еще один очень человеческий жест.

— Осторожно, — прошептал Овод.

Но Хоури уже отдала скафандру субвокальную команду, приказывая принять и обработать данные. Изменения оказались незначительными. Строго говоря, они касались только робота. Компьютер просто стер его из визуального поля и теперь заполнял пустое место с учетом всех особенностей восприятия трехмерного пространства. Хоури не забыла о мерах предосторожности. Если слуга сделает слишком резкое движение или что-нибудь еще, подозрительное с точки зрения скафандра, картина немедленно станет прежней.

На том месте, где только что находился робот, появилась фигура человека. Казалось, ее выложили из другой картины и поместили сюда. Изображение было слишком резким и ярким, тени падали не под тем углом. Однако компьютер скафандра сделал эти ошибки намеренно. Эти легкие искажения напоминали о том, что это лишь изображение, маскирующее облик робота.

— Так-то лучше, — сказал человек.

Хоури смотрела на пожилого мужчину, очень худощавого. Волосы и борода были совершенно белыми.

— Невил… как ты сказал?

— Невил Клавейн. Думаю, ты Ана Хоури.

Его голос тоже стал почти человеческим. Оставался лишь слабый намек на искусственность.

— Никогда о таком не слышала, — Хоури покосилась на своего спутника.

— Я тоже, — подтвердил Овод.

— И не могли слышать, — ответил Клавейн. — Понимаете, я только что прибыл в систему… Вернее, прибываю. Ладно, с деталями разберемся позже.

— Что с Илией?

Лицо Клавейна стало напряженным.

— Боюсь, не могу вас обрадовать. Вам лучше пройти со мной.

Он развернулся и зашагал прочь, словно не сомневался, что Хоури последует за ним. Компьютер сохранял легкую неловкость в его движениях.

Хоури вновь посмотрела на Овода. Ее компаньон кивнул, не сказав ни слова.

Они шли за Клавейном.

Он вел их через лабиринты коридоров «Ностальгии по Бесконечности». Ничего он не сделает, твердила себе Хоури. По крайней мере, ничего такого, что не санкционировано Илией. Даже если ее подруга инсталлировала «бету», то не стала наделять ее неограниченными полномочиями, так что спектр действий робота жестко ограничен. Так или иначе, симуляция — это просто программа — очень умная программа, напомнила себе Хоури. Программа которая управляет слугой на «поверхностном» уровне. Ее действие всегда может быть прервано одной из оставшихся сетей корабля.

— Клавейн, — сказала Хоури. — Расскажи мне, что здесь произошло, Ты сказал, что прибываешь… В каком смысле?

— На корабле, — ответил он. — Он называется «Зодиакальный Свет» и сейчас завершает торможение. Скоро он прибудет в систему и остановится рядом с вашим. Мой оригинал сейчас на борту. Я попросил Илию инсталлировать «бету»: расстояние слишком велико, чтобы вести плодотворные переговоры. Она согласилась… и вот я здесь.

— Тогда ты знаешь, где Илиа?

— Само собой. Просто я не вполне понимаю, что здесь произошло. Понимаете, ваша подруга меня выключила…

— Но кто-то же тебя включил? — заметил Овод.

Они брели по колено в потоке слизи цвета желчи — скорее, переходили его вброд. Покинув ангар, они пробирались через те отсеки, где сохранялась центробежная гравитация. Правда, ее величина заметно «плавала».

— Не Илиа, — сказала «бета». — Это было бы слишком просто. Можно сказать, я… очнулся… и обнаружил… Похоже, я превзошел сам себя.

— Илиа мертва, Клавейн? — перебила Хоури.

— Нет, — он произнес это таким соболезнующим тоном, словно отвечал утвердительно. — Она не погибла. Но с ней не все в порядке. Хорошо, что вы прилетели. Как я понимаю, у вас на борту шаттла пассажиры.

Похоже, врать не имеет смысла.

— Две тысячи человек, — ответила Хоури.

— Илиа говорила, что вам придется сделать сто рейсов туда и обратно. Это только первый, верно?

— Дай нам время, и мы сделаем все сто, — сказал Овод.

— Похоже, время — это единственная вещь, которой у вас больше нет, — ответил Клавейн. — Сожалею, но это так.

Хоури решила кое-что уточнить.

— Ты заикнулся о переговорах. Что нам обсуждать, черт подери?

Старик сочувственно улыбнулся.

— Боюсь, очень многое. Понимаете, у вас есть одна вещь, которая чертовски нужна моему оригиналу.

Слуга хорошо ориентировался на борту. Он вел их через лабиринты коридоров и шахт, палуб, трубопроводов, отсеков и тамбуров. О некоторых Хоури знала только понаслышке. Некоторые отсеки никто не посещал десятилетиями, и даже Илиа старалась в них не задерживаться. «Ностальгия по Бесконечности» была огромна и даже в прежние времена напоминала головоломку. Топологию корабля отличала непостижимость системы подземных коммуникаций, расположенной под заброшенным мегаполисом. Здесь обитали призраки — самые настоящие, а не созданные кибернетическими системами или чьим-то бурным воображением. В километровых коридорах вздыхали потоки воздуха. Еще были крысы, бродячие роботы… и один сумасшедший. Словом, обстановка старого полузаброшенного особняка.

Сейчас все слегка изменилось. Корабль стал домом привидений в полном смысле этого слова. Внешне судно выглядело по-прежнему, но в него словно вселился призрак, пропитав собой каждый дюйм пространства. Хоури знала, что в любом отсеке, в любом коридоре их окружает Капитан. Он чувствовал их, они чувствовали его — чувствовали кожей, спинным мозгом. Это было навязчивое ощущение пристального, изучающего взгляда. Возможно, раньше обстановка на борту казалась не такой напряженной… а может быть, и наоборот. Хоури не могла понять. Все зависит от того, на чьей стороне Капитан.

Этого Хоури тоже не знала. Скорее всего, не знала сама даже Илиа.

Постепенно обстановка стала почти узнаваемой. Это были палубы, которые почти не затронула трансформация Капитана. Коридор напоминал рисунок сепией в каком-нибудь древнем манускрипте. Так мог выглядеть монастырский коридор монастыря. Темноту слегка рассеивали охряные светильники, похожие на свечи в канделябрах. Клавейн направлялся в медицинский отсек.

В комнате с низким потолком не было окон. Роботы-хирурги, сгорбившись, покорно расползлись по углам, словно не хотели попадаться на глаза. В центре комнаты, в окружении диагностической аппаратуры, одиноко стояла койка, на которой лежала женщина — глаза закрыты, руки аккуратно сложены руки на груди. Кривые биомедицинских показателей дрожали над ней, как северное сияние.

Хоури подошла к койке. Это была Илиа Вольева, вне всяких сомнений. Вернее, копия прежней Вольевой, которую подвергли какой-то ужасной опытной процедуре по ускорению старения, с применением препаратов для притягивания плоти к костям и превращения кожи в подобие пергамента. Казалось, она стала такой хрупкой, что в любой момент могла рассыпаться в пыль. Это был не первый раз, когда Хоури видела подругу в этой комнате. Когда они забирали с Ресургема Дэна Силвеста, началась перестрелка, и Триумвир была ранена. Но тогда разговора о серьезной угрозе для жизни даже не возникало. Теперь лишь показания приборов позволяли понять, что Илиа Вольева еще жива. Ее тело было почти полностью обезвожено.

Хоури вздрогнула и обернулась к бета-копии.

— Что тут произошло?

— Откровенно говоря, до сих пор не знаю. Когда она меня усыпила, с ней все было в порядке. Затем я очнулся, и обнаружил, что нахожусь здесь, в этой комнате. Она лежала на кровати. Машины стабилизировали ее состояние, но больше ничего не смогли сделать. В конечном счете, она должна была умереть, — Клавейн кивком указал на дисплей, склонившийся над Вольевой. — Я видел подобное во время войны. Она вдохнула вакуум. Никакой защиты от внешней потери влаги не было. Декомпрессия, похоже, произошла быстро, но недостаточно быстро, чтобы убить ее. Основные повреждения в легких… лед кристаллизовался и разорвал альвеолы. Она ослепла на оба глаза, нарушены некоторые мозговые функции. Не думаю, что стоит углубляться в подробности. Еще повреждены трахеи, ей будет трудно разговаривать.

— Она же Ультра, — с отчаянием проговорил Овод. — Ультра не умирают, если один раз вдохнут вакуум.

— Илиа совершенно не похожа на тех Ультра, которых я встречал, — сказал Клавейн. — У нее нет никаких имплантатов, никаких вживлений. Иначе она перенесла бы это гораздо легче. По крайней мере, имплантаты приняли бы на себя удар, нанесенный мозгу. Но у нее не оказалось ни одного. По-моему, она в принципе не хотела помещать в себя что-то инородное.

Хоури посмотрела на него.

— Что ты сделал?

— То, что было необходимо. Поступило требование, чтобы я сделал все, что возможно. Все, что я мог — это ввести комплект медишнов.

— Постой, — Ана жестом остановила его. — Откуда поступило?

Клавейн почесал бороду.

— Точно не скажу. Просто чувствовал, что обязан это сделать. Вы должны понять: я всего лишь программа. Вполне возможно, кто-то пнул меня и вмешался в мое исполнение, заставляя действовать определенным образом.

Хоури и Овод переглянулись. Несомненно, они подумали об одном и том же. Только одна сила могла включить робота и заставить его спасти Илию. Капитан.

По спине пробежал холодок: Ана почувствовала, что за ней наблюдают.

— Клавейн, — сказал она. — Послушай меня. Я не знаю кто ты на самом деле. Но ты должен понять. Илия ни за что на свете не согласится, чтобы ей вводили медишны. Она скорее умрет.

— Знаю, — ответил он, беспомощно разводя руками. — Но я просто должен был это сделать. Если бы мой оригинал находился здесь, он поступил бы точно так же.

— Игнорируя ее глубочайшее нежелание, это ты имеешь в виду?

— Да, можно сказать и так. Потому что я испытал это на собственной шкуре. Понимаешь, мне довелось попасть примерно в такую же переделку. Я был ранен… фактически, умирал. Но ни за что на свете не хотел, чтобы мой мозг нашпиговали какими-то мерзкими машинками. Однако кое-кто не стал слушать моих возражений и сделал так, как надо. За что я очень благодарен. Мне подарили четыреста лет жизни. В любой другой ситуации я бы и мечтать о таком не мог.

Ана посмотрела на Вольеву, которая неподвижно лежала в окружении приборов, затем снова на человека, который если и не спас жизнь ее подруге, то не позволил ей умереть сразу.

— Клавейн… — пробормотала она. — Черт тебя дери, кто ты такой?

— Клавейн, Объединившийся, — произнес голос, тихий и прозрачный, как дым. — Слушай его внимательно: он говорит то, что имеет в виду.

Это был голос Вольевой, однако тело на койке не шевелилось. Единственным свидетельством того, что она пришла в себя, было изменение биомедицинских показателем.

Хоури щелкнула креплением и сняла шлем. Старик исчез, снова превратившись в скелетообразную конструкцию. Ана положила шлем на пол и опустилась на колени возле кровати.

— Илиа?

— Ага, — выдох походил на шелест бумаги.

Хоури заметила едва уловимое движение губ: Вольева формировала слова, но звук раздавался сверху.

— Что произошло?

— Несчастный случай.

— Мы видели повреждения на корпусе. Это…

— Ага. На самом деле, это моя вина. Как всегда. Я, как всегда, виновата. Как всегда… черт бы меня подрал…

Хоури мельком взглянула на Овода.

— Ты?

— Поддалась на обман, — ее губы снова дрогнули — это должна была быть усмешка. — Капитан… Я думала, он наконец-то принял мою точку зрения. И использует орудия из Тайника против Подавляющих.

Картина вырисовывалась, но весьма туманно.

— И как ему удалось…

— Я вывела восемь орудий наружу. Потом был сбой. Мне показалось, что был сбой. На самом деле… Джон меня выманил.

— Он хотел тебя убить?

Хоури произнесла это почти шепотом. Смешно — Капитан все равно услышит каждое слово. Но это произошло само собой.

— Нет, — выдохнула Вольева. — Джон хотел убить… себя, а не меня. А я должна была на это смотреть. Как свидетель…

— Зачем?

— Чтобы видеть его раскаяние. Видеть, что это… преднамеренно, не случайно…

Овод тоже снял шлем и, изящно примостив его на руке, присел рядом.

— Но корабль цел. Что случилось, Илиа?

Вольева снова изобразила полуусмешку.

— Я… пересекла луч. Думала… это его остановит.

— Похоже, остановило.

— Не ожидала, что выкарабкаюсь. Но… я не сделала то, что хотела.

Робот подошел к кровати. Теперь, непохожий на Клавейна, он казался почти неуклюжим.

— Они знают, что я ввел тебе медишны, — сказал робот; его голос тоже изменился. — А теперь знают, что тебе тоже это известно.

— Клавейн… бета-копия… у него не было выбора, — сказала Вольева, прежде чем кто-то успел вставить слово. — Без медишнов я бы уже скончалась. Пугают ли они меня? Да. Очень пугают, будь они неладны. Меня тошнит при одной мысли, что эта дрянь ползает внутри моего тела, точно пауки и черви. Но я понимаю, что так надо. В конце концов, я всю жизнь возилась с такими штуками. И я вполне понимаю, что чуда не будет. Слишком много… Все не восстановить.

— Мы что-нибудь придумаем, Илиа, — сказала Хоури. — Твои ранения не могут…

Вольева перебила ее.

— Забудь меня. Я ничего не значу. Только орудия… Это мои дети… злобные, нехорошие, как угодно… Не хочу, чтобы они попали в чужие руки.

— Кажется, мы добрались до сути дела, — произнес Овод.

— Клавейн… настоящий Клавейн… хочет получить орудия, — продолжала Вольева. — По его мнению, у него есть возможность отобрать их у нас… — ее шепот стал чуть громче. — Верно, Клавейн?

Слуга кивнул.

— Я бы все-таки предпочел договориться о добровольной передаче, Илиа. Ты это знаешь. Тем более сейчас, когда мне пришлось посвятить твоему здоровью немного времени. Не наделай ошибок. Мой оригинал способен быть очень жестоким, если решит, что жестокость оправдана. Он уверен, что имеет на это полное право. А человек, который уверен в своем праве — самый опасный противник.

— Зачем ты это говоришь? — спросила Хоури.

— Это в его… в наших… интересах, — добродушно ответила бета-копия. — Повторяю, я бы предпочел убедить вас отдать орудия добровольно. В самом крайнем случае, мы бы избежали риска повредить эти чертовы штуковины.

— Почему-то ты не кажешься мне чудовищем, — пробормотала Хоури.

— Конечно, — ответил робот. — И мой оригинал — тоже не монстр. Он всегда предпочитает обходиться малой кровью. Но если кровопролитие необходимо, тогда, э-э-э… тогда моему оригиналу придется провести небольшую резню. Вроде хирургической операции. Тем более сейчас.

Последнюю фразу робот произнес так выразительно, что Овод спросил:

— Почему «тем более сейчас»?

— Потому что он очень долго шел к этому и очень много сделал, — робот выдержал паузу, и сетчатая конструкция, которая служила ему головой, медленно повернулась, словно обводя каждого взглядом. — Он предал все, чему верил на протяжении четырехсот лет. Уверяю вас, это далось ему нелегко. Он солгал своим друзьям и оставил своих любимых людей, зная, что иным путем не сможет достичь цели. И совсем недавно ему пришлось принять очень жестокое решение. Он уничтожил то, что любил больше всего. Это причинило ему огромную боль. В этом отношении я — не точная копия настоящего Клавейна. Мою личность сформировали до этого ужасного события.

— Настоящий… он не такой, как ты?

Шепот Вольевой был тих, но мгновенно привлекал к себе внимание.

— Я — набросок, Илиа. Сделанный до того, как его жизнь превратилась в ад. Могу только догадываться, какая пропасть нас разделяет, меня и его. Но я бы не советовал игнорировать нынешнее состояние моего оригинала.

— Психологические приемы, — прошептала Вольева.

— Простите?

— Поэтому ты пришел, не так ли? Не для того, чтобы вместе найти разумное решение, а чтобы вселить в нас священный страх.

Слуга снова кивнул — на этот раз сдержанно.

— Если бы я стремился именно к этому, то счел бы свою работу хорошо сделанной. Возможность обойтись малой кровью — помните?

— Если хочешь кровопролития, — прошипела Вольева, — то ты обратился по адресу.

Вскоре она провалилась в какое-то странное состояние — возможно, что-то наподобие полусна. Дисплеи успокоились, плавные синусоиды, гармоники Фурье и гистограммы показывали, что сейсмические колебания активности перешли в основную зону нейроактивности. Еще несколько минут Овод и Хоури наблюдали за ней, пытаясь догадаться, спит ли она, размышляет или просто потеряла сознание.

Следующие шесть часов пролетели незаметно. Овод и Хоури вернулись на шаттл-перевозчик и обсудили обстановку со своими помощниками. К счастью, за время их визита к Вольевой не произошло ничего серьезного. Пара мелких вспышек недовольства — но почти все пассажиры поверили истории о проблемах совместимости атмосфер. Беженцам сообщили, что технические неполадки устранены — оказалось, что в работе сенсоров произошел небольшой сбой. Теперь можно было спокойно начинать высадку и размещение в соответствии с планом, который огласили заранее. Во вращающейся части корабля, в сотне метров от ангара, для беженцев уже подготовили просторный отсек. Он почти не пострадал от чумных трансформацией Капитана, но Вольевой и Хоури пришлось потрудиться, чтобы замаскировать некоторые подозрительные детали.

Однако, вопреки их стараниям, жилая зона все равно оставалась холодной, сырой и сильно напоминала склеп. С помощью дополнительных перегородок отсек разделили на несколько секторов, в каждом из которых могло разместиться около сотни человек. В свою очередь, в этих секторах выгородили несколько комнат, чтобы обеспечить семьям некоторое подобие уединения. Полностью отсек вмещал около десяти тысяч человек. Еще четыре рейса шаттла-перевозчика. Начиная с шестой партии, людей придется расселять в других зонах корабля. И тогда правда выйдет наружу. Люди поймут, что корабль, на который их привезли, не просто заражен Комбинированной Эпидемией. Он пропитан и изменен собственным Капитаном, и все они в прямом смысле находятся внутри самого Капитана.

Скорее всего, за осознанием придет ужас, начнется паника. Более чем вероятно, что придется перевести колонию на военное положение — еще более строгое, чем на Ресургеме. За этим последуют убийства, и тогда останется только вводить суровые наказания, отвечая насилием на насилие.

Но, даже это потеряет смысл, если станет известна еще одна правда. Триумвир, ненавистная Илиа Вольева, все еще жива, и именно она организовала эвакуацию.

Вот тогда начнется самое страшное.

Хоури смотрела, как шаттл-перевозчик покидает ангар и направляется в сторону Ресургема. Тридцать часов в полете. Плюс — если сильно повезет — еще полстолько на то, чтобы погрузить новую партию беженцев. Итого — два дня. Через два дня Овод вернется. Если за это время люди не разбегутся по всему кораблю, она может гордиться тем, что покорила неприступную вершину.

Но потом будет еще девяносто восемь перелетов. Ровно столько — чтобы доставить всех беженцев на борт корабля…

Один шаг за один раз, подумала Хоури. Именно этому ее учили в армии: разбить проблему на решаемые единицы. Неважно, насколько огромной кажется проблема: с ней можно справиться, разделив ее на кусочки, сосредоточившись на деталях и не беспокоясь о ситуации в целом.

Снаружи продолжалось космическое сражение. Вспышки напоминали беспорядочную перестрелку синапсов в вывернутом наружу мозге. Хоури была уверена, что Вольева кое-что знала о происходящем. Возможно, «бета» тоже знала. Но Илиа спала, а от робота вряд ли стоит ждать чего-нибудь, кроме очередной маленькой лжи. Оставался Капитан — ему тоже должно было быть что-то известно.

Хоури шла по кораблю. Чтобы добраться до Тайника, ей пришлось воспользоваться системой ветхих транспортеров — точно так, как делала это сотни раз вместе с Вольевой. Теперь ей предстояло пройти тем же путем в одиночку, и из-за этого возникало странное чувство неправильности происходящего.

Отсек выглядел так же, как во время их прошлого визита: темнота и невесомость. Хоури остановила подъемник на уровне люка, затем надела скафандр и «обвязку» с портативными двигателями. Несколько минут — и она оказалась в Тайнике и, затаив дыхание, плыла во мраке. Отталкиваясь от стены, Хоури изо всех сил пыталась не обращать внимания на тревогу, которую всегда испытывала в присутствии орудий. Навигационная система скафандра была уже включена — оставалось только дождаться, пока та сориентируется по маякам на стенах Тайника. Потом на лицевой панели появились серо-зеленые силуэты с аннотациями. Расстояние до стен варьировалось от десятков до сотен метров. Паутинная решетка мониторинговой системы — жирные поперечные линии — рассекала помещение Тайника под разными углами. Орудия все еще находились здесь. Но Хоури ожидала, что их будет больше.

Перед тем, как она улетела на Ресургем, их оставалось тридцать три. Вольевой удалось вывести восемь из них, прежде чем Капитан попытался покончить с собой. Но висящих в пространстве силуэтов было подозрительно мало. Хоури пересчитала их, затем еще раз в другом порядке… потом направилась вглубь Тайника… Может быть, какая-то проблема с сенсорами? Но первое подозрение оказалось верным. На борту «Ностальгии по Бесконечности» осталось только тринадцать орудий. Двадцать отсутствовало.

Хоури почти не сомневалась, что знает, где они находятся. Восемь были где-то снаружи. Там же, вероятно, и другие двенадцать, которых Ана недосчиталась. И, вполне возможно, двигаются через систему. Туда, где сверкали зарницы, которые они с Оводом видели из шаттла. Вывод напрашивался сам собой.

Вольева — или кто-то другой — бросил двадцать орудий против Подавляющих.

Оставалось только гадать, кто победит.

Знай врага в лицо, думал Клавейн.

На этот раз он совсем не знал своего врага.

Клавейн сидел на мостике «Зодиакального Света», один, погруженный в глубокую сосредоточенность. Глаза были полузакрыты, лоб пересекли привычные морщины беспокойства. Так может выглядеть гроссмейстер, который готовится сделать самый важный ход во всей партии. Кончики его пальцев застыли над объемной проекцией — нематериальной фигуркой субсветовика, на борту которого находились похищенные орудия.

Клавейн вспоминал, что говорила Скейд — давно, в Материнском Гнезде. Все указывало на то, что этот корабль — «Ностальгия по Бесконечности». Скорее всего, его капитан — по-прежнему женщина по имени Илиа Вольева. Клавейн даже помнил ее изображение, которое Скейд показывала ему. Но допустим, данные верны, и ему действительно предстоит иметь дело с Вольевой. Это почти ни о чем не говорит. Он может доверять только тому, что узнает сам, при помощи своих вынесенных в пространство органов чувств. Только настоящему.

Образ, который висел перед ним, позволял считать все главные тактические данные чужого корабля. Детали постоянно перемещались, нарастали новые слои, модель становилась все более подробной — по мере того, как системы-разведчики «Зодиакального Света» доставляли уточненные данные. Длинные строки базовой интерферометрии снимали электромагнитный профиль корабля по всему спектру, от мягкого гамма-излучения до низкочастотных радиоволн. Картина обратного волнового рассеяния сбивала с толку, интерпретирующая программа зависала в недоумении или начинала выдавать очевидную нелепицу, заставляя Клавейна постоянно вмешиваться в анализ данных. По какой-то причине компьютер раз за разом рисовал странный гибрид субсветовика, морского ежа и готического собора. Впрочем, общие очертания были вполне узнаваемы. Клавейн терпеливо перенастраивал программу, стирая наиболее странные детали. Возможно, «Ностальгию по Бесконечности» одели неким подобием панциря, который и сбивал с толку приборы. Подобным образом некоторые анклавы Ржавого Обода прятались в искусственных «облаках».

Учитывая, что программа работала исправно, пока Клавейн не начинал навязывать ей свое видение, все прочие варианты представлялись чересчур… неординарными, чтобы принять их к рассмотрению.

В дверь постучали. Клавейн повернулся, хрустнув экзоскелетом.

— Да?

На мостике появилась Антуанетта Бакс, за ней следовал Ксавьер. Оба также носили экзоскелеты, только украшенные люминесцентными завитками и выпуклыми барочными накладками. Это был не первый образец подобного «творчества», который Клавейну доводилось наблюдать. Особенно подобная тенденция процветала в армии Скорпио. Впрочем, в этом не было ничего дурного, и Клавейн не видел смысла вводить дисциплинарные взыскания. Он вообще приветствовал все, что укрепляло единство и целеустремленность.

— Что случилось, Антуанетта? — спросил Клавейн.

— Надо кое-что обсудить.

— Относительно атаки, — добавил Лю.

Клавейн кивнул и попытался улыбнуться:

— Если нам очень повезет, то до этого не дойдет. Команде хватит ума спокойно возвратить орудия, и мы отправимся домой, не сделав ни единого выстрела.

Конечно, на данный момент на такой поворот событий представлялся наименее вероятным. Излучение орудий ясно показывало, что еще двадцать из них покинули корабль. На борту оставалось только тринадцать. Результат дополнительной диагностики был еще более безрадостным: некоторые из них успели активировать. Наконец, три орудия просто исчезли — и все это произошло за последние восемь часов судового времени. Клавейн воздерживался от предположений, но не мог отделаться от мерзкого ощущения, что прекрасно понимает, в чем дело.

— А если нам их не отдадут? — спросила девушка, садясь в кресло.

— Тогда применим силу, — ответил Клавейн.

Ксавьер кивнул.

— Именно так мы и подумали.

— Надеюсь, это будет сделано быстро и решительно, — произнес Клавейн. — Я даже почти уверен. Скорпио отменно подготовил своих бойцов. Техническую поддержку Ремонтуа трудно переоценить. У нас есть отлично обученная штурмовая группа и оружие. Чего нам не хватает?

— Ты забываешь про нас, — сказал Лю.

Клавейн повернулся к модели корабля, проверяя, не изменилось ли что-нибудь за последние несколько минут. К его огорчению, программа снова украшала корпус наростами, шишками и разнокалиберными витыми иглами. Клавейн беззвучно выругался. Корабль походил на Город Бездны времен Эпидемии.

Он насторожился. В голове что-то щелкнуло.

— Ты что-то сказал? — Клавейн быстро посмотрел на Ксавьера.

— Мы хотим помочь, — ответила Антуанетта.

— Вы уже помогли, — отозвался Клавейн. — Без вас мы, вероятно, вообще не угнали бы этот корабль. Я уже не говорю о том, что именно вы помогли перейти в другой лагерь.

— Это было раньше, — возразил Ксавьер. — Сейчас мы говорим об участии в атаке

— А-а… — Клавейн почесал бороду. — Вы имеете в виде настоящую помощь? Боевую?

— В трюм «Штормовой Птице» до черта всего влезет, — сказала Антуанетта. — Она маневренная, быстрая… Например, на ней можно отвезти на базу нашу добычу.

— И корпус бронирован, — добавил Ксавьер. — Ты видел, как ей досталось, когда мы уходили с Нью-Копенгагена. Теперь внутри у нее стало попросторнее. Мы можем с комфортом разместить половину ребят Скорпио.

— Не сомневаюсь.

— Тогда в чем проблема? — поинтересовалась девушка.

— Это не ваша битва. Вы помогли мне, и я очень вам благодарен. Но я слишком хорошо знаю Ультра. Думаю, что знаю… Они просто так ничего не отдадут. Хватит крови, Антуанетта. Позволь мне сделать так, чтобы этого больше не было.

Молодые люди — интересно, давно ли они стали казаться ему столь юными? — таинственно переглянулись. Клавейн подозревал, что им известен какой-то секрет, в который его не посвятили.

— Ты неправ, — произнес Лю.

Клавейн посмотрел ему глаза.

— Уверен, Ксавьер?

— Конечно…

— Я действительно считаю, что вы не должны участвовать в сражении, — Клавейн снова повернулся к модели звездолета. — А сейчас, если вы не против… я кое-чем займусь.