Глава 29
Ремонтуа рассчитал безошибочно. Клавейн заподозрил, что его друг оценил расход энергии шаттла задолго до того, как спасательная операция стала чем-то относительно реальным.
На шаттле отправились трое: Скорпио, Ремонтуа и Клавейн.
К счастью, на подготовку оставалось мало времени. Именно к счастью. Располагая днями или хотя бы часами, Клавейн пребывал бы в метаниях и сомнениях, до бесконечности балансируя между каждой единицей оружия, броневым щитком и возможностью взять больше топлива, которое, с другой стороны, может понадобиться позже… Теперь же ему оставалось одно: не мудрствуя лукаво, воспользоваться облегченным шаттлом, который запускали впереди «Зодиакального Света», пока не придумали более надежную защиту от парусов Скейд. Этот шаттл представлял собой просто скелет, похожий на чертеж или набросок, набор тонких черных шпангоутов, продольных балок и голых серебристых систем. По мнению Клавейна, он выглядел непристойно. Клавейн привык к машинам, одетым в соответствующий корпус. Но этот экземпляр имел все шансы справиться с поставленной задачей. Если же Скейд всерьез решит обороняться, никакая броня их не спасет.
Единственной закрытой частью шаттла оказалась кабина пилотов, но даже там не было атмосферы. Это означало, что во время операции все трое должны будут ходить в скафандрах и взять еще один для Фелки. Кроме того, в кабине освободили место для криогенного саркофага, если окажется, что Скейд заморозила пленницу. Избыток массы устранялся выбросом оружия и пустых топливных цистерн на обратном пути.
Клавейн занял среднее сиденье, подключив панель контроля полетами прямо к скафандру. Скорпио сел в кресло с левой стороны, Ремонтуа справа. Каждый из них мог принять управление кораблем, если Клавейну потребуется отдых.
— Ты уверен, что достаточно мне доверяешь? — с лукавой улыбкой спросил Ремонтуа, когда состав группы утверждался окончательно. — Нам предстоит находиться вместе в течение всей операции…
— Думаю, у меня будет возможность это проверить, — ответил Клавейн.
— От меня будет не много проку. Стандартный космический скафандр не налезет на экзоскелет, а тяжелые модели у нас еще не готовы.
Клавейн кивнул Кровавому, помощнику Скорпио.
— Помоги ему выбраться из этой штуки. Если он начнет что-нибудь вытворять, ты знаешь, что делать.
— Я не буду ничего вытворять, Клавейн, — сказал Ремонтуа.
— Почти верю. Но имей в виду: я не стал бы рисковать, будь у меня хоть один человек, кто знает «Ночную Тень» так же хорошо, как ты. Или как Скейд, если на то пошло.
— Я с вами, — твердо заявил Скорпио.
— Мы собираемся забрать Фелку, — сказал Клавейн. — А не мстить за Лашера.
— Возможно, — на лице человека-свиньи почти не отражалось эмоций, и это согласие показалось Клавейну не слишком убедительным. — Но давайте по-честному. Мы вытащили Фелку — отлично. Но вы же не собираетесь вежливо сказать «до свидания» и убраться восвояси?
«Так Скейд ее и отдаст», — подумал Клавейн.
— Мы прихватим мини-боеголовку, Клавейн. Запасы «горячей пыли» не слишком пострадают, зато эта милая штучка сделает аккуратную дырку в «Ночной Тени».
— Спасибо за помощь, Скорпио. Я понимаю твои чувства. После того, что сделала Скейд… Но ты нужен нам здесь. Ты руководишь программой создания оружия.
— А ты нам здесь не нужен?
— Это касается меня и Фелки, — отрезал Клавейн.
Человек-свинья взял его за руку.
— Тебе предлагают помощь. Пользуйся, пока дают. Я редко сотрудничаю с людьми, так что по такому случаю прояви великодушие, твою мать, и не выпендривайся.
Клавейн пожал плечами. Участие Скорпио в этой операции оптимизма не вызывало, но энтузиазм человека-свиньи оказался на удивление заразительным. Клавейн повернулся к Ремонтуа.
— Похоже, он летит с нами, Рэми. Ты еще не раздумал присоединиться?
Ремонтуа посмотрел на Скорпио, потом на него.
— Справимся.
Теперь, когда миссия началась, оба молчали, стараясь не отвлекать Клавейна. Он вел шаттл прямым курсом к дрейфующей «Ночной Тени» и старался не думать о настоящей скорости их движения. Звездолеты падали сквозь пространство со скоростью всего на два процента меньше световой, однако со стороны это было совершенно не заметно. Звезды смещались относительно своих координат и меняли цвет из-за релятивистских эффектов, но выглядели совершенно неподвижными, даже при таком высоком тау-факторе. Их траектория не проходила в непосредственной близости от какого-нибудь светящегося небесного тела. Иначе можно было бы увидеть, как оно бы проплыло в темноте, лишенное сферичности сжатием Лоринца-Фицджеральда. Но даже тогда оно не пронеслось бы мимо — для этого корабль должен был бы пройти едва ли не в верхних слоях его атмосферы. Они бы увидели пламя из дюз звездолета, который возвращается к Йеллоустоуну — при условии, что они занимали бы один коридор. Обшивки кораблей светились в инфракрасном режиме, нагретые постоянным, почти незаметным трением о межзвездный водород и микроскопические зерна пыли. Однако в сознании Клавейна этот факт почему-то не соотносился с внутренним ощущением скорости. Он осознавал, что это трение создает определенные проблемы для шаттла, несмотря на небольшое поперечное сечение их суденышка. Зато космическое излучение, которое релятивистские эффекты сделали еще более жестким, непрерывно пронизывали корпус. Именно по этой причине кабину обшили бронированными листами.
Перелет прошел быстро. Впрочем, это могло быть субъективным ощущением Клавейна: он боялся, что окажется на борту «Ночной тени» и обнаружит, что он опоздал. Основную часть пути все трое провели в бессознательном состоянии, сохраняя энергию скафандров: в случае атаки Скейд любые усилия все равно оказались бы бесполезны.
Клавейн и его спутники проснулись, когда искалеченный звездолет появился в поле прямой видимости.
Антрацитовый силуэт в черноте межзвездного пространства. Клавейн видел его лишь потому, что с «Зодиакального Света» прямо на корабль был направлен луч оптического лазера. Некоторые детали оставались незаметными. Но и того, что представало взгляду, было достаточно, чтобы чувствовать себя неуютно. Корабль напоминал полуразрушенный готический собор в лунном свете. Легкая тень шаттла ползла по изувеченному корпусу, и тот словно корчился от ее прикосновения.
С близкого расстояния непонятные выросты выглядели еще более странно. Они имели сложную структуру, но до сих пор это было не настолько очевидно — равно как и то, до какой степени они оказались скручены и искорежены. Скейд очень повезло: повреждения пришлись главным образом на корму. Корпус напоминал вскрытую грудную клетку, но на двигателях Конджойнеров, которые торчали по краям разрыва, лишь пострадала обшивка. Клавейн подвел шаттл еще ближе. Скейд не собиралась атаковать — иначе это бы уже произошло. Очень осторожно скелетообразное суденышко лавировало среди скрученных балок и изломанных дуг — того, что осталось от сверхсветовой установки.
— Отчаянная попытка, — заметил Клавейн. — Она же знала, что мы не доберемся до Ресургема раньше, чем она… Почему это показалось ей недостаточным? Она хотела опередить нас на годы.
— И могла, — отозвался Скорпио. — Почему тебя удивляет, что она воспользовалась возможностью?
— Я тоже удивлен, — Ремонтуа вмешался прежде, чем Клавейн успел ответить. — Скейд знала, что играет с огнем. Я спрашивал ее о «состоянии четыре». Скейд отрицала, что оно ее сколько-нибудь интересует, но выражение ее лица о многом говорило. Она всегда любила рискованные эксперименты.
— Ясно одно, — подытожил человек-свинья. — Вашей подружке сильно приспичило получить эти орудия. Похоже, они для нее чертовски много значат.
Клавейн кивнул.
— Учитывая, что мы имеем дело не с настоящей Скейд. А с тем, что добралось до нее в Замке — чем бы оно ни было. Мадемуазель. Она хотела получить орудия и просто вживила Скейд эту идею.
— О, эта Мадемуазель меня очень заинтересовала, — сказал Ремонтуа. Ему уже частично рассказали о последних событиях в Городе Бездны. — Я бы не отказался с ней встретиться.
— Опоздал, — ответил Скорпио. — Можешь взглянуть на ее труп у Хи в ящике… Тебе что, Клавейн не рассказывал?
— Рассказывал, — раздраженно отозвался Ремонтуа. — В ящике есть что-то. Но явно не та ее часть, которая имеет значение. Та — главная — часть добралась до Скейд. И сама стала Скейд. Такой, какой мы ее знаем.
Клавейн провел шаттл между парой отростков, похожих на изуродованные лезвия ножниц, и вернулся в открытое пространство. С этой стороны «Ночная Тень» оставалась непроглядно черной — лишь в некоторых местах ее освещали прожектора шаттла, выхватывая из черноты детали. Крошечный кораблик медленно полз вдоль борта звездолета. Клавейн смотрел туда, где за невидимыми бесшовными люками прятались орудия — совершенно бесполезное занятие: порты открылись бы раньше, чем он успел бы моргнуть. Примерно столько же занимало наведение орудий.
— Вы, двое, — сказал Скорпио, — знаете, как пробраться в эту хрень?
— А как же, — отозвался Ремонтуа. — Это был наш корабль. Неужели ты его не узнаешь? Тот самый корабль, на котором тебя вытащили от Марушки Чанг.
— Все, что я помню, Ремонтуа — это как ты меня стращал.
В этот момент Клавейн обнаружил искомый люк и вздохнул с облегчением. «Ночная тень» все еще не проявляла никакой реакции: ни огней, ни признаков пробуждения электроники. Клавейн выпустил эпоксидные якоря-присоски и затаил дыхание, когда они коснулись бронированной обшивки. Но ничего не произошло.
— Теперь начинается самое трудное, — сказал он. — Рэми, я хочу, чтобы ты остался на шаттле. Скорпио пойдет со мной внутрь.
— Могу я спросить, почему?
— Да, хотя я надеялся, что ты не станешь спрашивать. У Скорпио больше опыта рукопашных схваток, чем у тебя… и, пожалуй, даже больше, чем у меня. Но самое главное — я недостаточно доверяю тебе, чтобы пойти внутрь вместе.
— До сих пор ты мне доверял.
— И доверяю. Тебе поручается сидеть в шаттле и ждать нашего возвращения, — Клавейн посмотрел на часы. — Через тридцать пять минут мы должны вернуться. Жди нас, но как только время пройдет, лети назад. Ни минуты больше, даже если мы со Скорпио уже будем входить в шлюз.
— Ты серьезно?
— У нас достаточно топлива, чтобы вернуться с Фелкой. Если ты полетишь один, у тебя образуется некоторый запас, который позже очень пригодится. Чему я всегда доверял, Рэми, так это твоей ответственности.
— Но не настолько, чтобы взять меня на борт.
— Не туда, где находится Скейд. Ты можешь снова переметнуться к ней. Я не могу рисковать.
— Ты не прав, Клавейн.
— Не прав?
— Я никогда не был перебежчиком. И ты тоже. Это Скейд перешла на другую сторону. И все остальные тоже.
— Идем, — человек-свинья потянул Клавейна за руку. — У нас двадцать девять минут.
Клавейн и Скорпио покинули шаттл. Обследовав периметр люка, Клавейн обнаружил почти незаметную нишу, которая маскировала внешний пульт управления. Ширина ниши позволяла просунуть внутрь руку в перчатке. Нащупав тройку ручных переключателей — обычный вариант для корабля Объединившихся, — Клавейн установил их в позицию «открыть». Даже если на корабле нет электричества, встроенные аккумуляторы смогут запитывать замок около ста лет. Но даже после этого люк можно будет открыть: с другой стороны находился ручной механизм.
Люк скользнул в сторону. Из шлюза ударил кроваво-красный свет, и в глазах заплясали темные пятна. Привыкнув к освещению, Клавейн пропустил Скорпио в тамбур, который оказался весьма просторным, шагнул следом и едва не врезался в человека-свинью. Толкаясь в своих громоздких скафандрах, они разместились в шлюзе, Клавейн закрыл внешний люк, и тамбур начал наполняться воздухом. Прежде, чем давление достигло нормы, прошла вечность.
Затем внутренний люк открылся. Помещения корабля утопали в том же багровом полумраке аварийного освещения. Но это означало, что на корабле есть электричество. Значит, кто-то мог уцелеть.
Клавейн изучил данные об окружающей обстановке, которые выросли на виртуальной панели, затем отключил подачу воздуха и поднял щиток. На борту «Зодиакального Света» не нашлось ничего лучшего, чем эти неуклюжие старые скафандры. Запасы воздуха и энергии в них были ограничены, так что не мешало поберечь ресурсы. Скорпио последовал примеру Клавейна.
— Где мы? — прошипел свин.
— В средней части корабля, — ответил Клавейн, даже не стараясь понижать голос. — Но при таком освещении и без гравитации все выглядит непривычно. Честно говоря, даже для меня. Интересно, кого из экипажа мы можем найти.
— Скейд пометок не делала? — Скорпио по-прежнему говорил шепотом.
— Нет. Чтобы управлять таким кораблем, достаточно двух хорошо обученных пилотов — более чем достаточно. И можешь не шептать, Скорпио. Если здесь кто-то есть, он уже знает, что мы внутри.
— Кстати, напомни, какого черта мы без оружия?
— А смысл? То, что здесь есть, куда мощнее и надежнее. Или мы заберем Фелку без лишнего шума, или проведем небольшие переговоры, — Клавейн коснулся поясника. — Поскольку у нас есть кое-какие вспомогательные средства.
Они принесли на корабль мини-заряды. Это была знаменитая «горячая пыль» — микрогранулы антивещества в бесконтактной оболочке. Вся система величиной с булавочную головку помещалась в бронированный корпус размером с палец. Одного такого «пальца» было достаточно, чтобы от «Ночной Тени» осталось только воспоминание.
Клавейн и Скорпио спускались по коридору, залитому багровым светом. Время от времени они останавливались, кто-то из них снимал мини-боеголовку с предохранителя, делал по корпусу мазок эпоксидом и приклеивал в угол или в тень. На самом деле, при хорошо организованном поиске от «сюрпризов» можно было избавиться минут за двадцать. Но, судя по всему, в ближайшее время на этом корабле никто ничего не организует.
Примерно через восемь минут они достигли тройной развилки, и Скорпио нарушил молчание.
— Ну как, сориентировался?
— Да. Мы рядом с мостиком, — Клавейн указал на один из коридоров. — А тот ведет в криогенный отсек. Если Фелку заморозили, нам туда. Для начала надо проверить сначала его.
— У нас двадцать минут, потом надо выбираться.
На самом деле, в этих временных ограничениях не было никакой необходимости. На худой конец, «Зодиакальный Свет» мог подкорректировать скорость и встретить шаттл, если они застрянут на борту «Ночной Тени». Но это означало непозволительную трату времени. Это означало посеять в остальных членов команды благодушие, что может быть смерти подобно. Взвесив все, Клавейн пришел к выводу, что им троим лучше погибнуть — или, по крайней мере, остаться — здесь, чем допустить подобное. Даже если Ремонтуа не вернется, их помощники и старшие офицеры справятся с задачей и проведут операцию. Но экипаж «Зодиакального света» должен верить, что счет идет на секунды. Так оно и есть. Да, это жестоко. Но война — вообще жестокая штука. И это было далеко не самое страшное решение, которое Клавейну доводилось принимать.
Криогенный отсек оказался недалеко.
— Я что-то вижу, — проговорил Скорпио — впервые за несколько минут.
Клавейн притормозил и вгляделся в красноватый полумрак. Зоркости человека-свиньи можно было позавидовать.
— Похоже на тело, — сказал он наконец.
Медленно, отталкиваясь от мягких переборок, они плыли вперед, приближаясь к странному предмету. Клавейну казалось, что в голове тикает старинный секундомер: он помнил о каждой минуте, каждой секунде, которая проходила зря.
Это действительно оказалось тело.
— Узнаешь? — спросил Скорпио, зачарованно разглядывая труп.
— Не уверен, что его вообще кто-нибудь сможет опознать, — отозвался Клавейн. — Но это не Фелка. И, судя по всему, не Скейд.
С телом произошло что-то ужасное. Оно было разрезано точно пополам, очень аккуратно — словно поработал умелый патологоанатом. Внутренние органы, плотно упакованные в кольцевидные или серпантинные образования, поблескивали подобно глазированным конфетам. Человек-свинья вытянул короткую руку и толкнул тело — вернее, его половину. Словно нехотя, оно поплыло прочь и вяло стукнулось о переборку.
— Как думаешь, где остальное? — полюбопытствовал Скорпио.
— Где-нибудь, — ответил Клавейн. — Должно плавать неподалеку.
— Чем его так? Похоже на лучевик, но где ожоги?
— Это был причинный градиент, — пояснил третий голос.
— Скейд… — выдохнул Клавейн.
Она висела у них за спиной. Она подобралась нечеловечески бесшумно — ни Клавейн, ни Скорпио не услышали даже дыхания. Ее бронированное тело перегораживало коридор, черное как ночь, оттеняя бледный овал лица.
— Привет, Клавейн. Привет… Скорпио, как я понимаю? — Скейд посмотрела на человека-свинью. — Получается, поросенок, ты и не собирался умирать?
— Клавейн уже объяснил: мне чертовски повезло, что я встретил Конджойнеров.
— Ах, как трогательно.
Клавейн смотрел на нее, поневоле ощущая благоговейный ужас. Ремонтуа говорил о несчастном случае, но к такому Клавейн был не готов. Металлическое тело Скейд напоминало средневековые доспехи, которым для чего-то придали очертания женского тела — с роскошными бедрами и небольшими выпуклостями на груди, имитирующими бюст. Но Клавейн уже понял, что это не доспехи, а система жизнеобеспечения, которая одновременно заменяет недостающую часть тела. В данном случае тело отсутствовало как таковое. Шея жестко крепилась в отверстии, похожем на воротник. В этом грубом соединении живой плоти с механизмами было что-то кричащее неправильное. Омерзительное чувство диссонанса усилилось, когда Скейд начинала улыбаться.
— Полюбуйся, что ты со мной сделал, — она говорила вслух, чтобы Скорпио тоже мог слышать. — Чувствуешь гордость?
— Это сделал не я, Скейд. Я очень хорошо знаю, как все произошло. Я ранил тебя — это правда. Мне очень жаль, что так получилось. Но ты прекрасно знаешь, что я сделал это ненамеренно.
— Ненамеренно стал перебежчиком? Как у тебя все просто!
— Я не отрезал тебе голову, Скейд, — сказал Клавейн. — Сейчас Дельмар уже залечил бы все ранения, которые ты получила по моей вине. Даже следа бы не осталось. Но у тебя были другие планы.
— Мои планы определял ты. И моя верность Материнскому Гнезду.
— Я не сомневаюсь в твоей верности, Скейд. Только интересно, чему ты в на самом деле служишь.
— Тринадцать минут, — прошипел Скорпио. — А потом сматываемся.
Скейд резко повернулась к нему.
— Спешите, верно?
— А ты будто не спешишь? — парировал человек-свинья.
— Вы пришли не просто так. Не сомневаюсь, ваши орудия могли давно уничтожить «Ночную Тень», если бы Клавейну это было нужно.
— Отдай мне Фелку, — произнес Клавейн. — И я оставлю тебя в покое.
— Неужели она для тебя так много значит? Ты даже готов уничтожить меня чуть попозже, хотя сейчас у тебя все шансы?
— Да, она очень много для меня значит, но…
По гребню Скейд побежали бирюзовые и оранжевые переливы.
— Я отдам тебе Фелку, если после этого ты уйдешь. Но сначала я тебе кое-что покажу.
Она подняла руки и обхватила свою шею, словно хотела сама себя задушить. Но металлические пальцы, очевидно, могли совершать очень тонкие манипуляции. Клавейн услышал, как в груди у Скейд что-то щелкнуло, а затем металлическая стойка, которая крепилась к ее шее, начала подниматься. Скейд снимала собственную голову. Клавейн смотрел с испугом и отвращением. Над «воротником» появилась нижняя часть опоры, с которой свешивались болтающиеся отростки. С кончиков капала розовая жидкость — то ли кровь, то ли какой-то заменитель.
— Скейд… — пробормотал Клавейн. — В этом не было необходимости.
— О нет! Я хочу, чтобы ты всецело осознал, что со мной сделал. И почувствовал ужас.
— Думаю, до него дошло, — произнес Скорпио.
— Просто отдай Фелку, и я уйду.
Скейд по-прежнему держала голову в руке, словно взвешивая ее. Губы шевелились, как ни в чем не бывало.
— Ты ненавидишь меня, Клавейн?
— Ничего личного, Скейд. Просто мне кажется, что тебя ввели в заблуждение.
— Ввели в заблуждение, и поэтому я забочусь о выживании Объединившихся?
— С тобой что-то произошло, — сказал Клавейн. — Когда-то ты была одной из лучших Объединившихся. И по-настоящему преданно служила Материнскому Гнезду — как и я. А потом была та операция в Замке Воронья.
Он увидел, как глаза Скейд непроизвольно расширились.
— Шато де Карбо? Какое он имеет к этому отношение?
— Куда большее, чем ты думаешь, — ответил Клавейн. — Ты была единственной, кто выжил и вернулся. Но ты вернулась не одна. Возможно, ты почти не помнишь, что там произошло на самом деле. Это не важно. Я уверен: в тебя что-то вселилось. И оно ответственно за все, что ты сейчас делала, — он попытался улыбнуться. — Поэтому я не могу тебя ненавидеть или даже винить в чем-то. Ты не Скейд. Не та Скейд, которую я знал. Тебе кажется, что ты служишь чему-то высшему…
— Чушь какая!
— Но такое возможно, правда? Я знаю, я сам побывал в Замке. Скажи, как мне до сих пор удавалось висеть у тебя на хвосте? Мы оба используем одну технологию, и ее источник находился там. Инопланетной технологии, которая позволяет манипулировать инерцией. Установка прекрасно работала, пока ты не захотела выжать из нее нечто большее, верно?
— Я просто хотела использовать все ее возможности.
— Ты пыталась двигаться быстрее света, тем же способом, что и Галиана.
Он заметил, как при имени Галианы глаза Скейд сверкнули.
— Зачем, Скейд? Неужели что-то оказалось настолько важным, что ты пошла на подобный риск? Это же просто орудия.
— Ты тоже очень хочешь их получить.
Клавейн кивнул.
— Только глядя на тебя. А еще флот, который ты показала мне в комете. Я понял, что ты решила как можно скорее убраться из этого сектора пространства. Что случилось, Скейд? Что ты видела в своем кристальном шаре?
— Тебе показать?
— Показать… мне?
— Дай мне доступ к твоему сознанию. Ты увидишь именно то, что видела я. Тогда ты поймешь. И, возможно, посмотришь на вещи моими глазами.
— Не надо… — начал Скорпио.
Клавейн убрал ментальную защиту. Сознание Скейд вошло в него так внезапно и бесцеремонно, что он заморгал. Но Объединившаяся просто показывала образы, как и обещала. Ничего больше
Это был конец всего.
Цепочки человеческих анклавов вспыхивали яркими искрами и превращались в ничто. Пепельные венки ядерных взрывов ложились на поверхности планет, слишком незначительных, чтобы уничтожать их полностью. Кометы и астероиды сгоняли в кучу, точно отару овец, и сталкивали между собой — волна на волну. Их было слишком много, чтобы столкновения угасали сами собой. С поверхности звезд вырывались потоки раскаленной плазмы, собирались плотными пучками и лизали лица планет, превращая их в бесплодные куски материи. Каменистые планеты дробились, и пространство наполнялось мелким крошевом. Газовые гиганты вертелись волчками, разбрасывая клочья атмосферы, как капризный ребенок разбрасывает игрушки. Звезды умирали; одни из них, зараженные неизвестным недугом, начинали гореть слишком жарко, другие остывали. Их уничтожали множеством способов. Клавейн смотрел, как взрываются корабли в межзвездном пространстве, когда их экипажи даже не подозревали об опасности. Он слышал панический хор радио и лазерных передач; сначала их было бессчетное множество, потом то один, то другой голос смолкал, пока не остались единицы. Но в конце концов стихли и они. Эфир наполняло лишь бессознательное пение транслирующих передатчиков. Но даже они замолчали, когда пали последние оплоты человечества.
Зачистка охватила огромное пространство — несколько десятков световых лет в поперечнике. На проведение операции потребовалось примерно семьдесят лет… мгновенная вспышка в плавном течении галактической истории.
И всюду, где проходила зачистка, он ощущал присутствие тусклой, безжалостной древности: Ансамбль машинных разумов, многие из которых едва достигали на порога самосознания. Они были древними, как звезды… нет, древнее любых звезд. Все, что они умели, все, что их интересовало — это подавление жизни. Но в этом они были экспертами.
— Когда это начнется? — спросил Клавейн.
— Уже началось. Просто мы еще не знаем. Но за последние полвека Волки уже достигли колоний, которые ближе всего к Первой Системе. Уже примерно сто лет человечество состоит из нескольких разобщенных групп, слишком напуганных, чтобы путешествовать или принимать попытки общаться друг с другом.
— А Объединившиеся?
— Мы тоже. Мы тоже в опасности, и тоже уязвимы. В некоторых системах наши поселения разрушены полностью. Материнских Гнезд не осталось. Но они успели послать сообщение.
Клавейн впитал информацию и сдержанно кивнул. Сейчас он был готов принять все.
— Как им это удалось?
— Благодаря Введению. Эксперименты, которые начала Галиана, — ответила Скейд, по-прежнему держа голову на весу. — Она исследовала связь человеческих сознаний с последовательными квантовыми состояниями. Но материя в состоянии квантовой суперпозиции взаимодействовала, на нематериальном уровне, с каждой частицей, которая когда-либо существовала или будет существовать. Галиана преследовала только одну цель — изучить новые состояния параллельного сознания. Но она открыла окно в будущее. Канал оказался несовершенным, Марса достигали только слабые отголоски. И каждое послание, проходящее через «трубопровод», увеличивало уровень «шума». Понимаешь, канал имел ограниченную пропускную способность. Введение оказалось ценным ресурсом, но его можно было использовать лишь в крайней ситуации.
У Клавейна закружилась голова.
— Наша история уже изменилась?
— Галиана узнала достаточно, чтобы создать первый двигатель для межзвездных кораблей. Все дело в энергии, Клавейн. И в управлении квантовыми червоточинами. В ядре двигателя Объединившихся находится конец микроскопической червоточины, а другой уходит в прошлое. На пятнадцать миллиардов лет назад, и высасывает энергию из кварк-глюонной плазмы изначального огненного шара. Кстати, та же технология используется в орудиях конца времени.
— Орудия класса «ад», — сказал Клавейн.
— Первоначально у нас не должно было быть этих достижений. Никаких межзвездных экспедиций до первого полета «Сандры Вой», который произошел веком позже. Наши корабли были медленными, тяжелыми, хрупкими и развивали скорость не больше двадцати процентов световой. Экспансия человечества неизбежно задерживалась. В течение четырех столетий удалось успешно заселить только горстку систем. Но и тогда мы привлекали внимание Волков. Зачистки производились жестоко и эффективно. Та версия истории, которая тебе известна — попытка ее улучшить. Скорость расселения увеличили. И у нас появилось оружие, чтобы противостоять возникшим угрозам.
— Теперь я понимаю, почему орудия класса «ад» не смогли построить снова, — пробормотал Клавейн, — Галиана показала метод их изготовления и сразу уничтожила информацию.
— Это было подарком из будущего, — гордо произнесла Скейд. — Из нашего собственного будущего.
— А сейчас?
— Зачистки продолжаются. Волки вновь обеспокоены появлением людей. Оказалось, они легко чуют наши двигатели на расстоянии в несколько световых лет.
— И тогда вы решили еще немного попастись в будущем.
— Да. На этот раз они обратились к нашему недавнему прошлому — спустя много времени после того, как история Объединившихся изменилась. В первом послании нам указали, что использовать двигатели небезопасно. По этой причине сто лет назад мы прекратили постройку кораблей. Позже нам подсказали, как делать двигатели невидимыми — как на «Ночной Тени». Демархисты считали, что мы построили ее ради тактического превосходства в войне. На самом деле «Ночная Тень» — наше первое оружие против Волков. Затем нам предоставили информацию о конструкции установок, контролирующих инерцию. Но тогда я ничего не знала. Меня послали в Замок за образцами инопланетной технологии. Они должны были помочь нам собрать прототип машины, подчиняющей инерцию.
— И что потом?
Скейд улыбнулась.
— Нам дали шанс. На этот раз единственная возможность спастись — бегство. Объединившиеся должны покинуть этот объем пространства, прежде чем Волки сюда явятся.
— Сбежать?
— Немного не в твоем стиле, Клавейн? Но иногда это единственное, что имеет смысл. Позже мы можем подумать о возвращении… и даже о конфронтации с Волками. Другие расы потерпели поражение, но люди, думаю — особый случай. У нас уже хватило духу изменить собственное прошлое.
— Значит, ты думаешь, что остальные были глупыми сосунками, которые не пытались ничего предпринять?
— Клавейн… — вмешался Скорпио. — Нам действительно пора выбираться.
— Скейд… — проговорил Клавейн. — Ты достаточно мне показала. Я даже допускаю, что ты считаешь свои действия справедливыми…
— Но ты все еще считаешь меня марионеткой, которой управляет какая-то тайная сила?
— Не знаю. Не исключено.
— Я служу только Материнскому Гнезду.
— Отлично, — Клавейн кивнул. Он уже понял, что ему глубоко наплевать, во что верит Скейд. — А сейчас отдай мне Фелку, и я покину твой корабль.
— Ты уничтожишь меня, когда уйдешь?
Клавейн сомневался, что ей известно о мини-бомбах.
— Что случится, если я оставлю тебя дрейфовать? Ты сможешь отремонтировать свое судно?
— В этом нет нужды. Нас уже нагоняют другие звездолеты. Вот это и есть твои настоящие противники. Куда лучше вооружены, чем «Ночная Тень», не менее проворны и недоступны для обнаружения.
— Поэтому мне лучше тебя не трогать? Не уверен.
Скейд приподняла голову и крикнула куда-то в коридор:
— Приведите Фелку!
Через полминуты за спиной Скейд появились двое Объединившихся, неся кого-то третьего, облаченного в скафандр. Щиток шлема был открыт, и Клавейн узнал Фелку. Казалось, она без сознания — но несомненно жива.
— Вот. Забирай ее.
— Что с ней?
— Ничего страшного. Я говорила, что она начала уходить в себя, помнишь? И очень сильно скучает по своей Стене. Возможно, с тобой ей станет лучше. Но есть кое-что, что тебе надо знать, Клавейн.
Он настороженно посмотрел на Скейд.
— Что?
— Фелка не твоя дочь. И никогда ею не была. Все, что она говорила — ложь. Она лгала сознательно, пользуясь последней возможностью тебя вернуть. Звучало правдоподобно, не находишь? Может быть, потому, что ты хотел в это поверить. Тем не менее, это неправда. Ну как, она тебе все еще нужна?
Клавейн знал, что Скейд не обманывает его. Она могла солгать, чтобы причинить ему боль — но только в том случае, когда это служило ее планам. Сейчас была не та ситуация.
Слова с трудом проталкивались сквозь горло.
— Почему Фелка… должна стать… менее нужной?
— Будь честен, Клавейн. Это может иметь значение.
— Я хочу спасти того, о ком забочусь, вот и все, — Клавейн попытался овладеть собственным голосом. — Дочь она мне… или нет… это неважно.
— Не важно?
— Совершенно не важно.
— Отлично. В таком случае, тебе здесь больше делать нечего. По-моему, Фелка хорошо послужила нам обоим. Она защитила меня и помогла привлечь к сотрудничеству Волка. В одиночку мне бы это не удалось.
— Волка?!
— О, извини. Я тебе про него не говорила?
— Все, сматываемся, — произнес Скорпио. — «Гребешок» тянет время.
— Нет. Погоди немного. Я хочу знать, что она имела в виду.
— Я имела в виду именно то, что сказала, — бережно, почти любовно Скейд вернула свою голову на место. В металлической броне снова что-то щелкнуло, и Скейд моргнула. — Я прихватила с собой Волка. Мне всегда казалось, что от него будет польза. Так и получилось.
— Хочешь сказать, что взяла с собой тело Галианы?
— Галиану, — поправила Скейд. — Она не мертва, Клавейн. В том смысле, в каком ты всегда считал — нет. Я нашла Галиану, когда она возвращалась из Глубокого космоса. Личность и воспоминания были совершенно нетронутыми. Мы с ней разговаривали. Галиана спрашивала насчет тебя и Фелки, и мне пришлось немного приврать — ради всех нас. Надо было, чтобы она считала вас мертвыми. Понимаешь, у нее уже не было сил сопротивляться. Волк пытался захватить ее и под конец почти добился своего. Но даже тогда он не убил Галиану, не тронул ее сознание, так как посчитал ее воспоминания полезными. К тому же он знал, что она для нас значит, что мы не посмеем причинить ей вред.
Клавейн смотрел на Скейд, надеясь вопреки очевидному, что она снова лжет. И знал, что это не так. Однако он должен был задать еще один вопрос.
— Ты отдашь мне Галиану?
— Нет, — Скейд подняла черный металлический палец. — Ты уйдешь с Фелкой или ни с чем. Это твой выбор. Но Галиана останется здесь, — и, как будто это только что пришло ей в голову, добавила: — Между прочим, вас интересовало, что я знаю о мини-бомбах, которые вы оставили на борту.
— Ты не успеешь их найти, — сказал Скорпио.
— Я и не собираюсь, — усмехнулась Скейд. — Верно, Клавейн? Раньше меня защищала Фелка, теперь — Галиана. Нет, я не буду ее тебе показывать. В этом нет необходимости. Фелка тебе это подтвердит. Она тоже встречалась с Волком — правда, Фелка?
Фелка не шелохнулась.
— Пошли, — сказал Скорпио. — Сваливаем, пока она не передумала.
Клавейн был с Фелкой, когда она очнулась. Он сидел в кресле рядом с ее койкой и расчесывал бороду. Звук был такой, как издают кузнечики в поле: стрик, стрик, стрик… Этот звук безжалостно лез куда-то в подкорку, вытаскивал из дремоты. Фелке снился Марс. Снилась ее Стена. Фелка потерялась в бесконечной всепоглощающей задаче, целью которой была нерушимость Стены.
— Фелка, — голос звучал резко, почти сурово. — Фелка… Просыпайся. Это я, Клавейн. Ты среди друзей.
— Где Скейд? — спросила она.
— О ней можно забыть. Тебе незачем из-за нее беспокоиться. Главное, что с тобой все в порядке. Я чертовски рад снова тебя видеть. Бывали моменты… знаешь, мне казалось, что этого уже никогда не произойдет.
Она находилась в каюте. Но явно не на борту «Ночной Тени». Здесь все казалось грубоватым. Это явно был корабль, но не такой опрятный и ухоженный.
— Ты со мной даже не попрощался, — сказала Фелка. — Просто взял и сбежал.
— Знаю, — Клавейн потер пальцем в уголке глаза. Он выглядел измотанным и как будто состарился с тех пор, как они виделись последний раз. — И приношу свои извинения. Но я нарочно так поступил. Ты бы меня отговорила, — в его голосе послышался упрек. — Верно?
— Я просто хотела, чтобы ты позаботился о себе. Поэтому и убеждала тебя войти в Закрытый Совет.
Клавейн смягчился.
— И в итоге добилась прямо противоположного?
Не сговариваясь, оба улыбнулись.
— Если считать это заботой о себе — тогда да. Мне следует признать, что я не то задумала.
— Скейд заботилась о тебе?
— Она хотела добиться от меня помощи. А я не стала ей помогать. Я… начала уходить. Мне не хотелось слышать, что тебя убили. Скейд очень старалась, Клавейн.
— Я знаю.
— У нее Галиана.
— Это я тоже знаю, — сказал он. — Мы со Скорпио установили бомбы на ее корабле. Мы могли бы уничтожить его, но я не хочу задерживаться. Нам надо как можно быстрее добраться до Ресургема.
Фелка села на кровати.
— Послушай меня внимательно.
— Слушаю.
— Ты должен убить Скейд. И неважно, что там Галиана. Галиана сама хотела, чтобы ты это сделал.
— Я знаю, — ответил Клавейн. — Но мне от этого не легче.
— Нет, — Фелка повысила голос. Ее не пугало, что она кричит на человека, который только что спас ее. — Нет. Ты не понимаешь. Я имею в виду именно то, что Галиана хотела, чтобы ты это сделал. Мне известно, Клавейн. Я коснулась ее сознания, когда мы встречались с Волком.
— От Галианы ничего не осталось.
— Осталось. Волк делал все возможное, чтобы спрятать ее, но… я смогла ее почувствовать.
Она смотрела ему в лицо, изучая древние, скрытые загадки, записанные в его чертах. Это было лицо, которое Фелка узнавала легче, чем любое другое. Но что это значило на самом деле? Была ли их глубокая душевная связь чем-то большим, чем случайность, обстоятельства и участие в истории? Она помнила, как рассказывала ему о генетическом родстве с ней. Может быть, он понял, что она его обманула. Но сейчас ничто в его настроении на это не указывало.
— Фелка…
— Послушай, Клавейн, — она схватила его руку и стиснула, требуя внимания. — Слушай внимательно. Я никогда не говорила тебе, так как это волновало меня слишком сильно. Но я узнала сознание из будущего, с которым встречалась в экспериментах Введения. Помнишь, я говорила про невыразимое зло. И еще что-то знакомое. Это была Галиана.
— Нет… — выдохнул Клавейн.
Она еще сильнее сжала его руку.
— Это так. Но она не виновата. Теперь я понимаю. Это было ее сознание, после того как Волк завладел ей. Скейд привлекла Волка к своим экспериментам. Ей был нужен его совет по поводу тех установок.
Клавейн покачал головой.
— Волк никогда бы не стал ей помогать.
— Но помог! Она убедила его, что это необходимо. Потому что орудия достались бы Скейд, а не тебе.
— А Волку какая от этого выгода?
— Почти никакой. Но он предпочитает, чтобы орудия попали к тому, на кого можно хоть как-то влиять, а не в третьи руки, вроде твоих. В общем, он согласился помочь, потому что знал: он найдет способ уничтожить орудия, как только сможет до них дотянуться. Я была там, Клавейн. В его владениях.
— Волк тебе позволил?
— Он сам попросил. Вернее, та его часть, которая еще принадлежала Галиане… — Фелка перевела дух.
Она знала, как тяжело Клавейну. Ей уже пришлось пройти через эту боль, а для него Галиана значила намного больше.
— Значит, какая-то часть Галианы еще уцелела? Та, что помнит нас? Ты это имела в виду? Которая до сих пор помнит, чем она была раньше?
— До сих пор помнит, Клавейн. Помнит и чувствует.
Фелка снова умолкла. Сейчас ей предстояло сказать самое страшное.
— Поэтому ты должен это сделать.
— Что?
— То, что собирался. До того, как Скейд сказала тебе про Галиану. Ты должен убить Волка.
Она снова посмотрела в его лицо — такое знакомое и изумительно древнее. И сожалела о жестокости своих слов.
— Тебе надо уничтожить корабль.
— Но если я это сделаю… — Клавейн заговорил с неожиданным напряжением, словно обнаружил брешь в доводах Фелки и устремился туда, — я убью Галиану.
— Я знаю, — ответила она. — Знаю. Но ты должен это сделать.
— Ты не можешь об этом знать.
— Могу. И знаю. Я чувствовала ее, Клавейн. И чувствовала, чего она хочет. Она хочет умереть.
Он сидел в обзорном куполе на носу «Зодиакального Света», в тишине и одиночестве, и смотрел в темноту. Экипаж получил распоряжение не беспокоить его, пока ему самому не вздумается появиться, хотя уединение могло продлиться много часов.
Через сорок пять минут его глаза полностью привыкли к темноте. Он смотрел в бесконечное море ночи за кормой корабля и ждал знака. Изредка на стекле возникала вспышка, порожденная космическим излучением. Но он знал, что знак будет другим, и его будет ни с чем не спутать. Слишком темно, чтобы такое пропустить.
Она появилась из черных недр — бело-голубая вспышка, которая за две секунды достигла максимальной яркости, а затем начала медленно гаснуть, проходя через весь спектр до красного и ржаво-коричневого. В поле зрения осталось фиолетовое пятно, которое не исчезало, даже если закрыть глаза.
«Ночная Тень» была взорвана.
Несмотря на все усилия, Скейд не смогла обнаружить заряды, установленные внутри ее корабля. Достаточно было пропустить одну мини-бомбу, которая выполнила свою миссию. Но это был только первый из каскада взрывов: сначала антивещество на складе боезапаса, затем двигатели. Это произошло мгновенно и без всякого предупреждения.
Клавейн думал о Галиане. Скейд решила, что обезопасила себя. Что ему никогда не придет в голову атаковать корабль, на борту которого находится Галиана.
Возможно, Скейд была права.
Но Фелка убедила его в том, что это надо сделать. Она была единственной, кто коснулся сознания Галианы и чувствовал боль, вызванную присутствием Волка. И только ей удалось передать Клавейну простое послание.
«Убей меня».
Так он и сделал.
Когда пришло полное понимание, Клавейн заплакал. Всегда оставалась небольшая возможность, что Галиана сможет вернуться и стать прежней. Он так и не смирился с тем, что произошло. Он надеялся, и эта надежда позволяла отрицать ее смерть.
Но сейчас помощи ждать было неоткуда.
Он убил существо, которое любил больше всего на свете.
Клавейн плакал в тишине и одиночестве.
Прости меня, прости меня, прости меня…
Он ощущал, как она приближается к той мерзости, в которую он превратился. Это чувство не имело точных человеческих аналогов: Капитан начал осознавать грубоватое и резкое металлическое присутствие шаттла Вольевой. Сама Вольева не догадывалась о его полном всеведении. Исходя из разговоров, которые вели женщины, Капитан понял, что Илиа считала его то ли узником «Ностальгии по Бесконечности», то тюремщиком, который в каком-то смысле сросся со своей тюрьмой. При этом Вольева аккуратно составляла карты и вносила в каталог нервные узлы его новой, сильно увеличенной анатомии. Она прослеживала способы его проникновения в старую кибернетическую сеть корабля и взаимодействия с этой сетью. Должно быть, на уровне логического анализа Илиа уже убедилась, что делать различие между тюрьмой и тюремщиком больше не имело смысла. Однако последний ментальный барьер все еще сохранялся. И она продолжала представлять Капитана чем-то внутри звездолета. Возможно, это потребовало бы слишком жестокого пересмотра их прежних отношений. Капитан не мог упрекнуть ее в недостатке воображения. В противном случае у него самого возникли бы серьезные затруднения в отношении самого себя.
Капитан почувствовал, как шаттл вошел внутрь. Это было еще одно ощущение, которое практически не поддавалось описанию. Как будто камень протолкнули сквозь кожу. Совершенно безболезненно, потому что в брюшной полости находилось аккуратное отверстие. Через несколько минут последовала серия внутренних толчков: шаттл встал на крепления.
Она вернулась.
Капитан сосредоточил внимание на внутренних ощущениях. Он очень остро и точно осознавал, что происходит внутри него. Ощущения, порожденные внешней Вселенной — всем, что находилось за пределами корпуса — отступили на второй план. Капитан постепенно сужал фокус своего внимание: сначала — на определенной внутренней области, затем на артериях извилистых коридоров и сервисных трубопроводах, которые червями проходили через эту область. Илиа Вольева была единственным атомарным объектом, который двигался по коридору. Вообще, внутри Капитана — как и полагается живому организму — находились другие существа, симбионты, которые когда-то существовали независимо от него. Например, крысы — суетливые маленькие призраки. Они ощущались слабо и полностью подчинялись его воле, не в состоянии ни удивить, ни позабавить. Машины были еще более тупыми. Напротив, Вольева вызывала ощущение индивидуальности. Она напоминала чужеродную клетку: ее можно убить, но не заставить подчиняться.
Сейчас она говорила с ним. Капитан слышал звук ее голоса, улавливая вибрацию обивки в коридоре.
— Капитан? — сказала Илиа Вольева. — Это я. Я вернулась с Ресургема.
Он ответил ей таким же образом — заставляя вибрировать материал корабля. На его взгляд, это напоминало едва различимый шепот.
— Рад снова видеть тебя, Илиа. Мне было немного одиноко. Что нового на планете?
— Волнения, — ответила Вольева.
— Волнения?
— Ситуация развивается. Хоури думает, что сможет держать ее под контролем достаточно долго, чтобы эвакуировать большинство населения, но я в этом сомневаюсь.
— А Овод? — деликатно поинтересовался Капитан.
Его очень порадовало, что Вольеву больше беспокоит развитие событий на Ресургеме, чем кое-что другое. Возможно, она до сих пор не заметила входящего лазерного сигнала.
— Овод хочет стать всеобщим спасителем. Человеком, который поведет их к Земле Обетованной.
— Кажется, ты склоняешься к более решительным действиям.
— Ты в последнее время наблюдал за объектом, Капитан?
Конечно, он наблюдал. Пожалуй, любопытство было единственным из человеческих чувств, которые у него остались. Он наблюдал, как Подавляющие уничтожили Рух, с легкостью раскрутив гигантскую планету, как волчок. Он видел плотные тени новых машин, которые рождались в облаках освобожденной материи — огромные, как планеты. Врезанные в раскаленные сгустки туманности, они напоминали наполовину сформированные зародыши в экспериментальной лаборатории. Можно не сомневаться: скоро Подавляющие соберут из этих деталей нечто гораздо большее. Можно даже угадать, как оно будет выглядеть. Самая крупная деталь напоминала утробу с раструбом, две тысячи километров в ширину и шесть тысяч в глубину. Два других, вероятно, вставят в заднюю часть этого гигантского мушкетона.
Это была уникальная машина. Она не имела ничего общего с теми кольцами и арками, которые возводились Подавляющими вокруг Руха. Уникальная машина — Вольева считала, что эта штука способна покалечить звезду. Капитан Джон Бренниген пришел к выводу: стоит жить хотя бы для того, чтобы посмотреть, как работает это сооружение.
— Я наблюдал, — сказал Капитан.
— Думаю, эта хрень почти готова. Несколько месяцев, а то и меньше — и она будет готова. Мы не можем упустить такую возможность.
— Ты имеешь в виду Тайник?
Капитан чувствовал ее тревогу.
— Капитан, ты говорил мне, что подумаешь по поводу моей просьбы. Обещание остается в силе?
Он позволил ей поволноваться, прежде чем ответил. Похоже, Илиа действительно не знает о лазерном сигнале. Более того, он был уверен: если бы Илиа что-то заметила, разговор бы начался именно с этого.
— Это не слишком рискованно — использовать орудия, когда мы уже зашли так далеко, и нас еще не атаковали?
— Риск будет еще больше, если мы оставим это на потом.
— Мне кажется, у Хоури и Овода меньше энтузиазма по поводу немедленной атаки. Эвакуация идет по плану.
— Они вывезли только две тысячи человек, Капитан. Один процент населения. Это не более чем жест. Да, все пойдет гораздо быстрее, если правительство возглавит эвакуацию. Но тогда участятся общественные беспорядки. Поэтому нам надо подумать об упреждающем ударе по Подавляющим.
— Мы вызовем огонь на себя, — заметил Капитан. — И они меня уничтожат.
— У нас есть Тайник.
— Илиа, они непригодны для обороны.
— Отлично, — раздраженно произнесла Илиа. — Я об этом уже подумала. Мы развернем орудия на дистанции нескольких световых часов от корабля. Они могут самостоятельно занять позицию, прежде чем мы активируем их. Так же, как мы сделали это на Гадесе.
Не имело смысла напоминать ей, что атака против Гадеса, мягко говоря, провалилась. Но справедливости ради надо отметить: в этом не было вины орудий.
Капитан начал придумывать новое возражение. Не стоит слишком легко соглашаться, иначе она заподозрит неладное.
— А если Подавляющие поймут, что орудия пришли от нас… ко мне?
— К тому времени мы уже вмажем им как следует. Если последует ответная реакция, тогда об этом позаботимся.
— А орудия, которые ты имеешь в виду…
— Детали, Капитан, детали. Можешь не ломать над этим голову. Все, что тебе надо сделать — передать их под мой контроль.
— Все тридцать три?
— Нет. Это не нужно. Только те, что я отметила. Бросать все ресурсы против Подавляющих в мои планы не входит. Как ты любезно напомнил, несколько орудий могут пригодиться позже… на случай репрессалий.
— Ты все хорошо обдумала?
— Скажем так, всегда бывают непредвиденные обстоятельства, — ответила она. И добавила заискивающе: — Последняя просьба, Капитан.
Капитан задержался с ответом. Вот оно, похоже, и случилось. Сейчас она спросит о лазерном сигнале, который через равные промежутки времени отражается от его обшивки. Очень не хотелось привлекать к этому ее внимание, но…
— Выкладывай, Илиа, — мрачно произнес он.
— Полагаю, у тебя еще остались сигареты?