Глава 19
Увидев орудия, Клавейн не знал, плакать ему или смеяться. Это был самый настоящий антиквариат — даже по сравнению с самыми допотопными орудийными установками, которые еще сохранились на корветах Конджойнеров или рейдерах Демархистов. Скорее всего, этих динозавров собрали из запчастей к каким-нибудь раритетам, приобретенных на черном рынке за символическую цену. Словом, они были столь же омерзительны на вид, насколько бесполезны в бою. Кроме того, на борту находилось небольшое количество огнестрельного оружия — на случай проникновения врага. Основная часть орудий размещалась в потайных люках и выпуклых полусферах на «спине» и «днище» корабля — поначалу Клавейн принял их за радары и сенсорные установки. Далеко не все находились в рабочем состоянии: примерно треть из них или вообще никогда не работали, или были сломаны, или исчерпали боезапас и аккумуляторы.
Чтобы добраться до пульта управления, Антуанетта отодвинула потайную панель в полу. Из люка начала медленно подниматься толстая металлическая колонна, на ходу обрастая датчиками и рычагами управления. В одном из шаровидных дисплеев вращалось схематическое изображение «Штормовой Птицы», активные орудия обозначались пульсирующими красными пятнами. Между ними змеились алые каналы связи с главной электронной сетью. Другие сферы и датчики на главной панели демонстрировали пространство вокруг корабля с различной степенью увеличения. Самое мелкомасштабное изображение позволяло увидеть два корабля баньши, которые крались за грузовозом — размытые пятнышки, как на экране радара.
— Пятнадцать тысяч кликов, — сказала Антуанетта.
— Я все равно считаю, что следует произвести уклонение, — проворчал Ксавьер.
— И сжечь топливо, когда оно вам нужно? — спросил Клавейн. — Не стоит. Антуанетта, вы задействовали все орудия?
— Все, что у нас есть.
— Хорошо. Ничего, если я спрошу, почему вы не сделали этого раньше?
Она пробежала пальцами по кнопкам, виртуозно настраивая орудия и загружая данные позиций в наименее загруженные части сети.
— По двум причинам, Клавейн. Первая: даже мысль о том, чтобы целиться в гражданские космические суда, является преступлением. Вторая: эти потрясающие пушки могут стать для баньши более ценной приманкой, чем груз.
— Этого не произойдет, если вы доверитесь мне.
— Довериться тебе, Клавейн?
— Разреши мне управлять орудиями.
— Всю жизнь об этом мечтала, — отозвалась Антуанетта, покосившись на Ксавьера.
Клавейн отстранился и сложил руки на груди.
— Если я понадоблюсь, вы знаете, где меня искать.
— Начинай укло… — начал Ксавьер.
— Нет.
Антуанетта ввела какую-то команду, и корабль содрогнулся.
— Что это было? — спросил Клавейн.
— Предупредительный выстрел.
— Браво. Я бы сделал то же самое.
Предупредительный выстрел, судя по всему, был произведен цилиндрическим снарядом из пено-фазного водорода, который был разогнан в куцем стволе рельсовой пушки до скорости в несколько дюжин кликов в секунду. О пено-фазном водороде Клавейн знал все. Это было едва ли не основное оружие в арсенале Демархистов, с тех пор как они лишились возможности использовать в военных целях антивещество.
Демархисты добывали водород в полужидких сердцевинах газовых гигантов. Под огромным давлением водород превращается в металл наподобие ртути, но в тысячи раз плотнее. Обычно такое состояние нестабильно: стоит уменьшить давление — и водород снова становится газом. Фаза пены, казалось бы, тоже должна быть нестабильной. Однако при соблюдении необходимых условий водород может пребывать в этом состоянии даже после того, как давление упало на несколько порядков. После того, как специальный снаряд или болванку наполнили пено-фазным водородом, заряд сохраняет стабильность до момента столкновения с целью. Последствия взрыва обычно были катастрофическими. Пено-фазные заряды использовались не только как самостоятельное средство разрушения, но и как запал для термоядерных бомб.
Антуанетта была права. Конечно, по нынешним меркам пено-фазная пушка — безнадежно устаревшее оружие. Но одна мысль об обладании таким антиквариатом может вызвать необратимую гибель нервной системы.
Болванка, точно огромный туманный светляк, медленно проползла примерно в десятке километров от пиратских кораблей.
— Прут как перли, — прокомментировал Ксавьер несколькими минутами позже.
— Сколько еще снарядов у вас на борту?
— Один, — отозвалась Антуанетта.
— Придержи его. Ты пока слишком далеко. Баньши могут засечь снаряд радаром и увернуться от него прежде, чем он их настигнет.
Клавейн покинул кресло, пересек мостик и встал сзади. Теперь у него был шанс как следует рассмотреть цоколи орудий и мысленно оценить, на что способны эти устройства.
— Что у вас еще есть?
— Два гигаваттных эксимера, — сказала Антуанетта. — Один трехмиллиметровый боузер Брейтенбаха с протонно-электронным запалом. Пара пушек ближнего действия с зарядами твердого состояния, мегагерцового огневого диапазона. Одноразовый каскадно-пульсовый гразер… но он, по-моему, не работает.
— Наверно, около гигаватта… А это? — Клавейн ткнул пальцем в единственное из активных орудий, которое она не описала.
— Это? Дерьмо. Многоствольный пулемет.
Клавейн кивнул.
— Зря ты так. Не стоит хаять пулеметы — они тоже могут пригодиться.
— Пришел ответный сигнал от движков обратной тяги, — подал голос Ксавьер. — Судя по Доплеру, ребятки сбрасывают ход.
— Мы их отпугнули? — спросил Клавейн.
— Простите, нет. Классическая тактика баньши, идущих на сближение.
Антуанетта выругалась.
— Ничего не делай, пока они не подойдут ближе, — сказал Клавейн. — Намного ближе. Пираты не атакуют тебя. Они не рискнут испортить твой груз.
— Я тебе напомню, когда они рискнут испортить нам глотки, — парировала она.
Клавейн вскинул одну бровь.
— Что-что?
— То самое. На самом деле это выродки, каких поискать надо.
Последние двенадцать минут оказались чуть ли не самыми напряженными на памяти Клавейна. Он понимал, как себя чувствовали его спасители, понимал их желание выстрелить во врага. И знал, что это самоубийство. Мощности их лучевых орудий было недостаточно, чтобы гарантированно уничтожить корабль противника, а реактивные орудия — слишком медленные, они эффективны только на коротких дистанциях. И все-таки, почему баньши не отреагировали на предупреждение? Антуанетта не раз давала им понять, что отобрать воображаемый груз будет не так-то просто. По логике, пираты должны были бы отправиться на поиски другой жертвы, менее подвижной и не столь хорошо вооруженной. Но, по утверждению Антуанетты, для баньши не характерно промышлять так далеко в зоне военных действий…
Когда пираты подошли на расстояние ста кликов от «Штормовой Птицы», их корабли снова сбросили скорость и разделились, явно собираясь взять жертву в «клещи». Клавейн изучал увеличенное изображение ближнего корабля. Картинка немного расплывалась — с военной точки зрения, оптика «Штормовой Птицы» была слабовата, — но идентифицировать корабли не составляло труда. На экране красовался гражданский звездолет с осиной талией, немного меньше судна Антуанетты. Но его черную, как ночь, обшивку усеивали бесчисленные захваты и приварные орудийные установки. Рядом красовались неровные неоновые значки — черепа в пасти акулы.
— Откуда они взялись? — спросил Клавейн.
— Понятия не имею, — отозвался Ксавьер. — Откуда-то из Ржавого Обода или окрестностей Йеллоустоуна, но сказать точнее… Черт их разберет.
— И власти спокойно на это смотрят?
— Власти ни хрена не могут с ними поделать. Ни Демархисты, ни Феррисвильский Конвент. Поэтому их все до чертиков боятся, — Ксавьер подмигнул Клавейну. — Я вот что тебе скажу: даже если ты по приколу примешь участие в этой заварушке, то не рассчитывай, что окажешься на пикнике, пока вокруг баньши.
— К счастью, это не только моя проблема.
Корабли подобрались ближе, заходя с двух сторон. Изображение стало четче, позволяя Клавейну обнаружить слабые и сильные места и оценить возможности оружия противника. В его сознании дюжинами проворачивались сценарии развития ситуации. Когда расстояние сократилось до шестидесяти километров, он кивнул и спокойно проговорил:
— Хорошо, теперь внимание. На этой дистанции у вас есть шанс подпортить им настроение, но только если вы будете слушать меня и делать в точности то, что я говорю.
— Думаю, нам стоит послать его куда подальше, — сказал Ксавьер.
Клавейн облизнул губы.
— Воля ваша. Но тогда вам крышка. Антуанетта, сделай одолжение: установи следующие орудия в предпрограммый модуль, но не трогай их, пока я не скажу. Можешь не сомневаться, баньши видят нас достаточно четко, чтобы заметить малейшее движение.
Девушка подняла на него глаза, потом кивнула, и ее пальцы опустились на кнопки управления.
— Я слушаю, Клавейн.
— Бей с правого борта эксимером, импульс две секунды, так близко к миделю, как только сможешь. Там пучок сенсоров — его надо ликвидировать. Одновременно используй скорострельную зарядовую пушку, чтобы не подпустить второго к левому борту. Скажем, мегагерцовый залп с поддержкой в сто миллисекунд. Прикончить ты их не прикончишь, но разнесешь вот те пусковые установки и, думаю, попортишь вот эти захваты. В любом случае, выстрел спровоцирует баньши на ответные действия, что нам и нужно.
— Так? — Антуанетта ввела команды в орудийные цоколи.
— Да. Видишь, под каким углом он держит свой корпус? Так корабль оказывается в защищенной позиции. Это из-за того, что главные орудия у него слишком уязвимы. Сейчас, когда они развернуты и в полной боевой готовности, противник не станет подставлять их под удар, пока не будет уверен, что бьет наверняка. Они ждут, что для начала мы выстрелим чем-нибудь потяжелее.
— А потяжелее у нас и нет.
— Правильно. Поэтому мы ударим Брейтенбахом. Сразу по двум кораблям.
— А одноразовый гразер?
— Придержи на потом. Это наша козырная карта, и не стоит с нее ходить, пока ситуация не накалится.
— А многоствольный пулемет?
— Оставим его на десерт.
— Надеюсь, Клавейн, — фыркнула Антуанетта, — ты не пудришь нам мозги.
— Я тоже на это надеюсь.
Пираты продолжали сокращать дистанцию. Их уже можно было видеть через иллюминаторы — две черных точки, которые время от времени выбрасывали пульсирующие белые и фиолетовые пики. Точки увеличивались, превращаясь в щепки. Щепки приобретали угловатую механистическую форму, и наконец Клавейн отчетливо разглядел неоновые контуры пиратских кораблей. Баньши включили подсветку только на последнем этапе сближения — маскироваться больше не имело смысла, так как требовалось активно использовать двигатели. Светящиеся рисунки предназначались для устрашения жертв, как Веселый Роджер на парусных морских кораблях древних пиратов.
— Клавейн…
— Примерно через сорок пять секунд, Антуанетта. Но не раньше. Понятно?
— Я как на иголках.
— Это нормально. И вовсе не значит, что ты умрешь.
И тут корабль тряхнуло. Почти как в прошлый раз, во время выстрела пено-фазным зарядом. Но сейчас толчок был помягче.
— Что случилось? — спросил Клавейн.
— Я ничего не делала… — простонала девушка.
— Ксавьер?
— Я не при чем, старик. Похоже…
— Тварь! — заорала Антуанетта.
— Прошу прощения, Маленькая Мисс, но…
Корабль взял на себя управление оружием и выстрелил мегагерцовой зарядной пушкой. В сторону левого корабля, но, похоже, слишком рано.
«Штормовую Птицу» снова тряхнуло. Половина индикаторов на панели управления полыхнула красным. Клавейн догадался, что один из пиратских кораблей выстрелил в них бронебойным зарядом, оборудованным магнитно-импульсной боеголовкой. Антуанетте повезло: основные системы жизнеобеспечения работали через оптико-электронные каналы…
— Клавейн… — ее глаза расширились, в них стоял страх. — Эксимеры не слушаются…
— Попробуй через другие каналы.
Пальцы Антуанетты забегали по панели управления. Клавейн следил, как паутина соединителей потока данных шевелится: девушка отключала одни и активировала другие. Корабль снова вздрогнул. Клавейн перегнулся и поглядел в левый иллюминатор. Там красовался один из баньши — он приближался, сдерживая движение ритмичными «залпами» реверсов. Теперь было хорошо видно, как разворачиваются захваты и «когти», выступая из корпуса подобно кривым шипастым конечностям. Казалось, какое-то фантастическое черное насекомое выбирается из кокона.
— Быстрее, — бросил Ксавьер, пристально наблюдая за руками Антуанетты.
— Антуанетта, — Клавейн говорил со всем спокойствием, на какое был способен. — Разреши мне. Пожалуйста.
— Чего ради, черт подери…
— Просто передай мне управление.
Пять или шесть секунд девушка тяжело дышала, глядя на него в упор, затем отстегнула ремни и гибко выскользнула из кресла. Клавейн кивнул и занял место за контрольной панелью.
Он уже успел ознакомиться с этим устройством. Но едва руки коснулись кнопок, имплантаты начали увеличивать субъективную скорость восприятия. Окружающий мир начал двигаться в темпе ледника. Медленно менялось выражение на лицах хозяев корабля, багровые индикаторы панели медленно наливались светом и также медленно гасли. Даже его собственные руки двигались как сквозь патоку — интервал между выходом нервного сигнала и ответными действиями тела стала вполне заметна. Однако Клавейну такое было не в новость. Он уже переживал такое слишком много раз и спокойно делал поправку на вялую реакцию своего тела.
Скорость осознания увеличилась в пятнадцать раз — теперь в каждую реальную секунду укладывалось пятнадцать секунд субъективного времени. Клавейн позволил себе немного расслабиться. На войне секунда — это очень и очень много. Пятнадцать — тем более. За четверть минуты можно многое сделать и обдумать.
Итак… Для начала — установить оптимальные пути управления оставшимися орудиями. Паутина зашевелилась, меняя структуру. Клавейн исследовал несколько подходящих решений, с ходу отметая неудачные. Поиск идеального способа организации потоков данных занимал от силы пару секунд реального времени, но это время было потрачено недаром. Клавейн бросил взгляд на сферический экран радара ближнего радиуса действия и удовлетворенно отметил, что обновление данных выглядит как медленное биение гигантского сердца.
Отлично. Он снова обрел контроль над эксимерами. Все, что теперь требовалось — пересмотреть стратегию в соответствии с изменившейся ситуацией. Это займет несколько секунд — реальных секунд — за которые его сознание переработает данные.
Слишком мало.
Но он, наверно, справится.
В результате усилий Клавейна один корабль был разнесен вдребезги, другой серьезно покалечен и уплывал назад в темноту. Неоновые картинки мерцали, словно обшивка звездолета искрила. Прошло секунд пятьдесят, прежде чем из сопел двигателей вырвалось пламя, и корабль направился в сторону Ржавого Обода.
— «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей», — проговорила Антуанетта, глядя на обломки пиратского корабля, которые, кувыркаясь, таяли среди звезд. Он лишился примерно половины корпуса и демонстрировал перекрученные скелетные конструкции, извергающие серые спирали пара. — Отличная работа, Клавейн.
— Спасибо, — ответил Мясник Тарсиса. — Вот вам и вторая причина мне доверять. А теперь, если вы не против, я ненадолго упаду в обморок.
И он упал в обморок.
Остаток полета прошел без происшествий. После сражения с баньши Клавейн восемь или девять часов находился в бессознательном состоянии, восстанавливая мозговые структуры после жестокой перегрузки. Он слишком долго пробыл в состоянии ускоренного сознания. В отличие от имплантатов Скейд, его собственные были рассчитаны максимум на одну-две реальных секунды работы в таком режиме и перегрелись, со всеми вытекающими последствиями.
Однако никаких стойких или необратимых нарушений это не вызвало. Зато Клавейн заслужил доверие своих спасителей — награда, на которую он почти не рассчитывал. До конца полета ему разрешили разгуливать по кораблю в свое удовольствие. Ксавьер и Антуанетта сняли скафандры, причем с явным облегчением. Баньши больше не появлялись, а зон военных действий «Штормовая Птица» избегала. Однако Клавейн чувствовал необходимость быть чем-нибудь полезным. Поэтому, с согласия Антуанетты, он начал понемногу помогать Ксавьеру по ремонту и усовершенствованию корабельных систем. Мужчины часами пропадали в тесных лазах, забитых кабелями, или копались в допотопных многоэтажных программах-исходниках.
— Честно говоря, я не могу винить тебя за то, что ты мне сначала не поверил, — как-то сказал Клавейн, оставшись с Ксавьером наедине.
— Я беспокоюсь за нее.
— Это естественно. И она чертовски рисковала — еще бы, отправиться в зону боевых действий, чтобы меня вытащить. На твоем месте я бы тоже стал ее отговаривать.
— Не бери в голову.
Клавейн провел стилусом по сенсорному экрану блокнота, который лежал на его коленях. Между контрольной сетью и дорсальной коммуникативной группой возникло несколько логических магистралей.
— Ладно, не буду.
— А ты, Клавейн? Что ты собираешься делать, когда мы доберемся до Ржавого Обода?
Он пожал плечами.
— Зависит от вас. Можете высадить меня, где вам удобно. Карусель Нью-Копенгагена — не самый худший вариант.
— А дальше что?
— Сдамся властям.
— Демархистам?!
Клавейн кивнул.
— По правде, свалиться им на голову прямо так, из открытого космоса… для меня это небезопасно. Лучше было бы действовать через кого-нибудь из нейтралов. Например, через Конвент.
Ксавьер ответил ему кивком.
— Надеюсь, что у тебя все получится. Ты рискуешь.
— Можешь поверить, не в первый раз.
Клавейн сделал паузу и заговорил тише. В этом не было необходимости — Антуанетта находилась в нескольких десятках метров, но он чувствовал, что действует правильно.
— Послушай… пока мы одни… мне надо тебя кое о чем спросить.
Лю покосился на него сквозь поцарапанные серые очки для визуализиации.
— Слушаю.
— Как я понимаю, ты был в хороших отношениях с отцом Антуанетты и ремонтировал эту посудину еще при его жизни.
— Ну, примерно так.
— Следовательно, ты должен хорошо знать этот корабль. Возможно, лучше, чем Антуанетта?
— Мать твою, она пилот, каких поискать!
Клавейн улыбнулся.
— В переводе это означает, что технические подробности ее не слишком интересуют.
— Как и ее отца… — Ксавьер принял оборонительную позицию: — Знаешь, все эти торговые операции — сами по себе большой геморрой, чтобы еще заботиться о подпрограммах.
— Понимаю. Я ведь тоже не эксперт. Что не помешало заметить, когда субличность вмешалась… — он подвесил фразу.
— Меня это тоже удивило.
— Он нас чуть не погубил, — произнес Клавейн. — Я четко отдал приказ, а он выстрелил слишком рано.
— Это были не приказы, а рекомендации.
— Извини, ошибся. Но все дело в том, что такого не должно было произойти. Даже если у субличности есть определенный доступ к орудиям… хотя, строго говоря, на гражданских звездолетах такое не принято. По большому счету, он вообще не мог действовать без прямых команд. И не мог запаниковать.
Ксавьер издал нервный смешок.
— Запаниковал?
— Мне так показалось, — Клавейн пожалел, что не видит глаз собеседника, спрятанных за очками.
— Машины не паникуют.
— Я знаю. И субличности гамма-уровня — тем паче. Как я понимаю, ваш Тварь из таких?
Ксавьер кивнул.
— Значит, он не мог запаниковать, верно?
— Получается, что нет.
Клавейн нахмурился, вернулся к своему блокноту и снова начал водить стилусом по ярким нервным узлам логических магистралей, словно перемешивая разноцветные спагетти.
«Штормовая Птица» причалила к Карусели Нью-Копенгагена. Клавейн собирался сразу же отправиться восвояси, но Антуанетта и Ксавьер были категорически против. Он должен был непременно отобедать с ними в каком-нибудь заведении на Карусели. Немного подумав, Клавейн согласился. Прогулка не обещала затянуться больше, чем на пару часов. В свою очередь, Клавейн получал возможность акклиматизироваться перед дальнейшим путешествием, которое он предполагал продолжать в одиночестве. Наконец, он просто был им благодарен — особенно Ксавьеру, который предоставил ему кое-что из своего гардероба.
Клавейн был выше и стройнее Лю. Пришлось проявить некоторую изобретательность, чтобы не чувствовать себя вором или тайным агентом, который намерен вынести под одеждой какую-нибудь ценность. Клавейн оставил свой плотно облегающий термокомбинезон, а сверху накинув дутую цветастую куртку, наподобие тех, в которые облачаются пилоты перед вынужденным приводнением. Брюки Ксавьера висели на нем мешком и не закрывали лодыжек. Выбрав самые узкие, Клавейн отыскал пару грубых черных сапог, которые доходили ему почти до колен, и посмотрел в зеркало. Зрелище можно было назвать скорее странным, чем эксцентричным — следовательно, он действовал в верном направлении. В заключение Клавейн подстриг бороду и усы и привел в порядок волосы, зачесав их назад, так что они легли белыми волнами.
Антуанетта и Ксавьер уже ждали его — они тоже успели переодеться и освежиться. Вскоре вся компания уже ехала в поезде на другую сторону Карусели. Антуанетта сообщила, что линию провели после того, как спицы колеса были разрушены — до этого через «втулку» ходил экспресс. Теперь прямой путь стал невозможен. Но это было еще полбеды. Маршрут проходил не по дуге, а по сложной зигзагообразной траектории, змеясь и петляя вдоль «обода», а порой даже выходил на поверхность, чтобы обогнуть какой-нибудь частный сектор. Понятно, что направление движения относительно вектора вращения то и дело менялось, вызывая у Клавейна холод в животе и короткие приступы головокружения. Больше всего это напоминало вход в атмосферу Марса по «метеоритной» траектории.
Когда поезд прибыл на внутренний вокзал, Клавейн вздохнул с облегчением. Зал представлял собой огромную крытую плазу со стеклянным полом и стенами высотой в десятки метров — потрясающее зрелище.
Прямо под ногами темнела передняя часть огромного космического корабля, пробившая внутреннюю стенку обода Карусели. Тупоносый обтекаемый нос покрывали царапины, выбоины и пятна ожогов. Все, что обычно выступает из корпуса или крепится к обшивке, было безжалостно сорвано и искорежено. Иллюминаторы пилотской кабины, образующие полусферу на носу корабля, превратились в черные отверстия, похожие на пустые глазницы. Там, где звездолет встретился с поверхностью Карусели, вздувалась затвердевшая пористая пена пепельного цвета, напоминающая пемзу.
— Кто это сотворил? — спросил Клавейн.
— Один долбанный идиот по имени Лайл Меррик, — отозвалась Антуанетта.
Ксавьер перехватил инициативу.
— То, что ты видишь — судно этого Меррика, вернее, то, что от него осталось. Старое корыто на химических реактивных двигателях, едва ли не самое примитивное из всего, что когда-либо летало в системе. Лайл оставался при делах, потому что умел уломать клиентов. Те, у кого была возможность, битой канистры бы этому болвану не доверили. Но в один прекрасный день Меррик вляпался.
— Это случилось лет шестнадцать-семнадцать назад, — сказала Антуанетта. — Таможенники хотели провести у него на борту досмотр, а Лайл дал деру. Он вполне мог спрятаться — был один ремонтный док в отдаленном секторе Карусели, куда его посудина вполне бы поместилась. Но Лайл все делал через задницу. То ли он ошибся в расчетах, то ли не справился с управлением… а может быть, просто был пьян. В общем, этот придурок вписался прямо в обод карусели.
— Ты видишь только очень маленькую часть его корабля, — подхватил Ксавьер. — Все остальное — то, что находилось сзади — по большому счету, было просто баком для горючего. Химический реактивный движок — вообще чертовски прожорливая штука, даже с пено-фазным катализатором. Когда судно врезалось в карусель, нос пробил обшивку, но не столько смял ее, сколько покорежил. В общем, цистерна сдетонировала и взорвалась. Снаружи остался здоровенный кратер.
— Погибшие? — спросил Клавейн.
— Несколько человек, — ответил Лю.
— Я бы так не сказала, — поправила девушка. — Несколько сотен.
Они рассказали, как гиперприматы в скафандрах герметизировали поверхность карусели, причем несколько обезьян из команды спасателей погибло. Животные настолько блестяще выполнили работу, замазав каждую щель между корпусом судна и стенкой обода, что стало ясно: безопаснее всего будет ничего не переделывать. После этого дизайнеры создали эту очаровательную плазу — разумеется, за соответствующую сумму.
— Теперь это называется «отзвуки жестокого столкновения с кораблем», — сказала Антуанетта.
— Ага, — подтвердил Ксавьер. — Или еще: «Комментарий несчастного случая остроумным архитектурным жестом, в меру необходимости сохранившим и взявшим за основу трансформацию пространства в результате самого происшествия».
— Я бы сказала проще: «Памятник идиотам, которые сорят деньгами», — прокомментировала девушка.
— Это была твоя идея — притащиться сюда, — сказал Лю. — Всецело твоя.
В коническом носу корабля разместился бар. Перед входом Клавейн тактично намекнул своим спутникам, что им пора немного угомониться. Рядом со столиком в дальнем углу, который они выбрали, красовалась цистерна с бурлящей водой, задекорированная под пещеру. Внутри плавали моллюски, на конических телах вспыхивали неоном рекламные слоганы.
Гиббон-официант принес им пиво, и все трое принялись за кружки — даже Клавейн, который был равнодушен к алкоголю. Но напиток оказался просто восхитительным — прохладным и освежающим. К тому же спасение стоило отметить. Клавейн надеялся, что его спутники не узнают, насколько ему неуютно — это могло испортить приятное времяпрепровождение.
— Итак, Клавейн, — сказала Антуанетта. — Объяснишь, что все это значит, или хочешь оставить нас ломать голову?
— Вы знаете, кто я такой?
— Да, — она покосилась на Ксавьера. — Ну… мы так думаем. Ты раньше этого не отрицал.
— В таком случае, вы знаете, что мне уже доводилось стать перебежчиком.
— Давным-давно, — задумчиво сказала девушка.
Клавейн заметил, что она аккуратно сдирает этикетку с бутылки.
— Иногда мне кажется, что это было вчера. Но с тех пор прошло четыреста лет. Плюс-минус десяток-другой. Почти все эти годы я служил своей фракции верой и правдой. Поверьте, мне было нелегко снова стать отступником.
— Так почему ты все-таки решился? — спросила она.
— Потому что скоро произойдет кое-что очень скверное. Что именно — не могу точно сказать, я не знаю всех подробностей. Но того, что мне известно, достаточно, чтобы сказать: это угроза… угроза извне, угроза для всех нас. Не только для Объединившихся, но и для Демархистов. Ультра. Скайджеков. Вас двоих.
Ксавьер окинул взглядом свою кружку.
— И на этой оптимистичной ноте…
— Я не хотел портить нам праздник. Просто все именно так. Есть нечто такое, что угрожает всем. Я бы очень хотел, чтобы это оказалось не так.
— И что нам угрожает? — осведомилась Антуанетта.
— Если то, что я узнал, верно, то… нечто чуждое. Некоторое время назад мы… я имею в виду Объединившихся… мы знаем, что в космосе обитают враждебные существа. Я имею в виду активную враждебность. Они не из тех, кто представляет опасность при определенных обстоятельствах или в силу непредсказуемости, как Трюкачи или Странники. Мы столкнулись с этими существами во время космической экспедиции. Они атаковали нас, и тогда стало ясно, что это машины. Мы назвали их Волками. Только недавно мы нашли способ получать от них ответы.
Клавейн выдержал паузу. Похоже, ему удалось зацепить слушателей. Он не собирался посвящать их в технические секреты Конджойнеров. Это был краткий вариант того, что он сообщит Демархистским властям. Но чем быстрее распространятся новости, тем лучше.
— И эти машины… — неуверенно начала Антуанетта. — Как давно вы знаете о Волках?
— Достаточно давно. Несколько десятков лет. Сначала нам казалось, что они так и останутся отдаленной угрозой — при условии, что мы будем соблюдать определенные предосторожности. Поэтому мы прекратили выпуск своих двигателей — они привлекают Волков, как маяки. Только сейчас мы придумали, как сделать корабли незаметными. Одна фракция в Материнском Гнезде, под руководством — вернее, под влиянием Скейд…
— Ты уже называл это имя, — перебил Ксавьер.
— Скейд ищет меня. Она не хочет, чтобы я добрался до Демархистов, потому что знает: информация, которой я владею, весьма опасна.
— Так что «эта фракция»? — спросила девушка.
— Она строит флот эвакуации, — ответил Клавейн. — Я видел эти корабли. Они достаточно велики, чтобы вместить всех Объединившихся системы Йеллоустоуна. Фракция Скейд запланировала всеобщую эвакуацию. Они установили, что тотальное нападение Волков неизбежно, и выбрали оптимальный выход. Спасаться бегством.
— Ну и что в этом такого? — пожал плечами Ксавьер. — Мы бы сделали то же самое, чтобы спасти собственные шкуры.
— Возможно, — проговорил Невил. Цинизм молодого человека вызывал у него странное восхищение. — Но есть еще одна проблема. Несколько веков назад Объединившиеся создали серию орудий невероятной разрушительной силы. Это было действительно адское оружие. Насколько мне известно, ничего подобного больше никогда не выпускали. Потом орудия исчезли, а не так давно их след снова был обнаружен. Теперь Объединившиеся пытаются их вернуть — они надеются, что смогут с их помощью отбиться от Волков.
— Где эти орудия? — спросила Антуанетта.
— Возле Ресургема, в системе Дельты Павлина. В двадцати годах лета отсюда. Кто-то — видимо, нынешний владелец — активировал их, и мы засекли характерное излучение. Это уже само по себе повод для беспокойства. Материнское Гнездо организовало экспедицию, чтобы вернуть орудия. Как ни странно, ее должен был возглавить я.
— Подожди секунду, — сказал Ксавьер. — Ты должен был отправиться к черту на рога только ради того, чтобы вернуть несколько пушек? А почему не изготовить другие?
— Это невозможно. Невозможно ни при каких условиях. Я уже говорил, что орудия были созданы очень давно, и принципы их устройства целенаправленно уничтожили сразу после выпуска опытных образцов.
— Звучит несколько подозрительно.
— Я никогда не говорил, что знаю ответы на все вопросы.
— Хорошо. Предположим, эти орудия существуют… что дальше?
Клавейн нагнулся ближе и покачал бутылкой.
— Мои прежние товарищи сделают все возможное и невозможное, чтобы их вернуть, даже без меня. Я стал перебежчиком, чтобы убедить Демархистов — или любого, кто проявит к этому интерес — добраться туда первыми.
— Значит… — Ксавьер поглядел на Антуанетту, — Тебе нужен кто-то с кораблем, желательно вооруженным. Так почему тебе не обратиться к Ультра?
Клавейн устало улыбнулся.
— Ультра — первые, от кого были спрятаны орудия, Ксавьер. Я не хочу усложнять ситуацию.
— Ну что ж, удачи, — сказал Лю.
— О?
— Она тебе понадобится.
Клавейн кивнул и поднял бутылку.
— В таком случае, за меня.
Антуанетта и Ксавьер звонко чокнулись.
— За тебя, Клавейн!
Бар они покидали втроем. Получив подробную инструкцию о маршрутах местных поездов, Клавейн попрощался со своими спасителями. Обычно на Карусели Нью-Копенгагена проверок не проводилось, хотя Антуанетта предупредила: если он захочет попасть в любой другой анклав Ржавого Обода, этого не избежать. Однако такое положение вполне устраивало Клавейна. Это была почти идеальная возможность выйти на контакт с властями. Его досмотрят, протралят, установят принадлежность к Конджойнерам. Еще несколько тестов достоверно подтвердят, что он тот, за кого себя выдает, а почти полное отсутствие генетических модификаций — то, что он родился на Земле в двадцать втором веке. Что за этим последует, Клавейн не представлял. Возможно, его немедленно казнят. Клавейн надеялся, что такое не произойдет, но не исключал подобной возможности. И еще он рассчитывал передать свое послание прежде, чем будет слишком поздно.
Антуанетта и Ксавьер посадили его на поезд и убедились, что он сможет оплатить дорогу. Когда поезд тронулся, Клавейн помахал им рукой и некоторое время наблюдал, как останки судна Лайла Меррика исчезают за поворотом.
Потом он закрыл глаза и заставил свое сознание работать с трехкратным ускорением. До прибытия в пункт назначения оставалось несколько спокойных минут.
