— Они поворачивают, — проговорил Чистец, когда отпали последние сомнения.

Первые намеки на то, что «Серебряные крылья зари» меняют траекторию полета, появились двадцать минут назад. Поначалу мы не придали этому особого значения — решили, что роботы корректируют курс, заметив погоню. Пользы в маневре мы не видели, но, совершенно не представляя тактику людей-машин, предложили, что «Крылья» вернутся к первоначальному курсу, получив хоть микроскопическое преимущество перед преследователями.

Только «Крылья» и не думали этого делать. За двадцать минут корабль Портулак изменил траекторию движения градусов на десять и останавливаться явно не собирался.

Машинное пространство, или звезды-изгнанники, которые мы называем Кольцом Единорога, дугой изгибается вокруг основного диска Млечного Пути. Если корабль движется параллельно плоскости диска, он попадет в Машинное пространство, пусть даже на это уйдут не десятки тысячелетий, а добрая сотня. А вот корабль, отклонившийся от параллельного курса, в Кольцо Единорога вообще не попадет. «Серебряные крылья» не возвращались к изначальному курсу, значит летели не в Машинное пространство — с каждой минутой это становилось все очевиднее.

Изменение курса продолжалось еще час, потом «Крылья» снова вернулись к прямой траектории. Маневр подсократил наше отставание, но поворачивать предстояло и нам, чтобы продолжить погоню, так что роботы быстро вернули бы потерянное.

— Чего ради они тянули? — недоумевал Чистец. — Курс-то небось еще на Невме определили. Зачем время терять?

— Наверное, погоня заставила их изменить планы.

— Не обязательно, — возразил я. — Думаю, роботы сразу решили, куда полетят. Просто они хотели изобразить, что возвращаются в Машинное пространство, поэтому вначале и избрали этот курс. За пределами видимости, то есть в паре световых лет от Невмы, они изменили бы траекторию. Каскад и Каденция не ожидали, что мы так живо отреагируем. Мы бросились в погоню, и они поняли: тайком развернуться не получится, вот и повернули сейчас, пока не достигли околосветовой скорости. Такой маневр непрост и на шести десятых скорости света, а на девяти десятых и выше еще сложнее.

— Если они не возвращаются в Машинное пространство… — начал Щавель.

— Курс «Серебряных крыльев» уже спрогнозирован, — объявил Горчица, глядя на парящий индикатор. — Разумеется, роботы могут его подкорректировать. Но мы, опираясь на известные факты, способны экстраполировать на тысячу световых лет и в итоге получим погрешность максимум в тысячу астрономических единиц.

— Покажи! — попросил Чистец, лицо которого по-прежнему выражало мрачную решимость.

На дисплеере «Лентяя» возникла карта галактики, а на ней крупным планом — наше текущее положение в спиральном рукаве Щита — Южного Креста. Масштаб увеличивался, пока не показалась брешь между яркими пятнами наших кораблей и серебристым шариком Невмы. Фактически мы еще находились в ее системе, но вот-вот должны были выйти за границу гелиопаузы, в межзвездное пространство, где летают лишь черные кометы.

— Вот куда, по нашему мнению, летят роботы, — проговорил Горчица, когда перед иконкой «Крыльев» появилась красная линия. Вектор дополз до края дисплеера, масштаб увеличился. — В пределах десяти световых лет ничего. Увеличиваю масштаб до ста, — комментировал Горчица. — Опять ничего. В пределах двух световых лет от траектории нет ни одной известной системы. — Масштаб снова увеличился — теперь ширина дисплеера равнялась тысяче световых лет, но красная линия по-прежнему ничего не касалась, а кроме того — утолщалась, поскольку увеличивалась суммарная погрешность. — Ближе всего звезда-холостячка, в девятистах тридцати годах отсюда, — неуверенно проговорил Горчица. — Может, они туда летят?

— Ни планет, ни мусора, ни льда. Зачем им там останавливаться? — удивился Чистец.

Холостячками называют звезды, которые потеряли свои планетные системы при столкновении с другими звездами. Метацивилизациям они интересны лишь как источники горючего из червоточин.

— Увеличиваю зону поиска до десяти тысяч световых лет, — объявил Горчица. — Теперь мы далеко за пределами рукава Щита — Южного Креста. Радиус погрешности почти шесть месяцев. Через семь тысяч световых лет «Крылья» окажутся в пятнадцати годах от границы Мирного Согласия, империи среднего уровня, состоящей из тысячи семисот населенных систем.

— Роботы летят туда? — спросила Пижма. — С учетом небольших изменений курса…

— Всеобщий актуарий лишь на пятьдесят процентов гарантирует, что Мирное Согласие еще существует. А ко времени прилета «Серебряных крыльев» вероятность снизится до одиннадцати процентов, — прочел со своего дисплеера Щавель. — Неблизкий путь до империи, которую на девяносто процентов не застанешь в живых.

— Всеобщий актуарий иногда врет, — напомнила Пижма.

— Но куда чаще оказывается прав, — возразил Щавель, — а Мирное Согласие — классический пример империи-однодневки. Не представляю, зачем туда роботам, если, конечно, не за ее мумифицированными останками.

— Я тоже не представляю, — отозвался Чистец. — Горчица, увеличь зону поиска.

— Мы и так на десяти тысячах.

— Значит, нужно искать дальше.

Горчица пожал плечами. Судя по выражению лица, на успех он уже не надеялся.

— Зона поиска — пятьдесят тысяч лет, — объявил он. — Радиус погрешности — два с половиной года. Мы рассматриваем чуть ли не полгалактики, систем нахватаем — выбирай не хочу. А выбирать придется из нескольких тысяч.

— Составь список в порядке близости к вектору курса, — велел Чистец. — Мы с ними постепенно разберемся, посмотрим, не бросается ли что в глаза. Попробуй уточнить курс «Крыльев». Вдруг получится немного уменьшить погрешность.

— Мы зря теряем время, — заметил Паслен. — Через полчаса «Крылья» могут полететь по совершенно иной траектории.

— Тогда сделаем то же самое еще раз, — с вызовом сказал Чистец. — Куда-то же они летят. Я буду спать спокойнее, если выясню, куда именно.

— Или наоборот, — вставил я.

Я представил себе Аконита. Я очень проникся к нему и сейчас был бы рад его видеть. На мостике «Лентяя» никого, кроме меня, не осталось — имаго на время исчезли.

— Есть у меня тревожная мыслишка, — начал я, наговаривая сообщение, которое достигнет Невмы много часов спустя. — Предупреждаю, звучит дико. Но мыслишка не дает покоя. Вдруг она Волчник на допросах пригодится? В общем, с телом Минуарции что-то было не так.

Я представил, как Аконит скребет подбородок. Его сомнения понятны: что может быть «так» с телом, которое упало на камни с большой высоты?

— Минуарция постоянно мне снится, — продолжал я. — Велит быть начеку. Кажется, подсознание уже нашло разгадку, но сознанию не передало. Вот я и надеюсь, что шаттерлинги, оставшиеся на Невме, разберутся в том, что я пропустил. Вас много, к вашим услугам видеохроника имирийцев, можно до самой гибели Минуарции посмотреть. Вдруг что в глаза бросится… — Я остановился, почувствовав, что Аконит получит совершенно идиотское послание. Только я не мог не думать о Минуарции, о ее настойчивом голосе, упрекающем меня в невнимательности. — Братан, Минуарция очень долго летела вниз. А если она погибла не сразу, если знала, кто ее убил, и оставила нам сообщение?

Я оборвал запись, а вот отправить послание решился лишь через несколько минут.

Ближайших наших планов поворот не изменил. Как мы условились, три корабля без экипажей двигались параллельно «Серебряным крыльям», чтобы, когда догонят, обстреливать фланги, а не уязвимую хвостовую часть. На дисплеере три корабля, расположенные в пяти секундах друг от друга, изображались равносторонним треугольником. «Серебряные крылья» дополняли фигуру до четырехугольника, опережая другие корабли на десять секунд, но разрыв медленно таял. На расстоянии трех секунд догоняющие смогут нанести прицельный удар, чтобы вывести «Крылья» из строя, но не уничтожить.

Очевидно, хотя пока необъяснимо было то, что отставание сокращалось быстрее, чем мы ожидали. Наши корабли чудес не творили — их двигатели и так работали с максимальной мощностью, а грузовые отсеки опорожнились почти полностью. Почему-то после поворота «Серебряные крылья» не ушли в отрыв. Подробный анализ их движения выявил, что торможение, точнее, едва ощутимое снижение скорости началось еще до поворота.

— Роботы знают о погоне, — проговорил Чистец. — Не вижу ни единой причины не гнать во весь опор. Что же они медлят? Почему не выжимают из корабля все возможности?

— А если это диверсия? — предположила Лебеда. — Если Портулак с Геспером пробрались к двигателю?

— Геспер — возможно, — кивнул я. — Но если он в состоянии устроить диверсию…

— …почему не довел ее до конца? — договорил за меня Чистец. — Он остановил бы корабль, если бы мог.

Тут меня осенило.

— Там есть маломощные корабли, — начал я. — Их целый отсек, и большинство исправны. Нам уже известно, что Портулак с Геспером укрылись на белом ковчеге. Насколько я помню, собственные внутренности у него заменены параметрическим двигателем.

— Думаешь, двигатель ковчега противодействует двигателю «Серебряных крыльев»? — насмешливо уточнил Чистец.

— А что? Без боя Портулак не сдастся. Наверное, они не смогли выбраться из отсека, зато ухитрились запустить двигатели нескольких кораблей.

— Чтобы ослабить поле «Крыльев» и остановить их?

— Остановить — вряд ли. Скорее, чтобы уменьшить КПД двигателя «Крыльев» на несколько процентов, и то при условии, что Портулак с Геспером заведут все корабли разом. — Я улыбнулся, воспылав гордостью, ибо не сомневался: именно это задумала Портулак. — Полагаю, так они и поступят. Разве Портулак показалась сломленной и подавленной?

— Только не мне, — отозвался Лопух.

— И не мне. С помощью Геспера она…

— Портулак не объяснила, каким образом Геспер восстал из мертвых, — заметил Паслен.

— Она знала, что другие роботы подслушивают. Может, ей хотелось что-то от них скрыть.

Нас прервал громкий звуковой сигнал, означающий, что через несколько секунд первые три корабля войдут в зону обстрела. Не сговариваясь, мы повернулись к дисплею и стали ждать.