В последний день записи «Звезды по имени Солнце», 30 декабря 1988 года, Виктор Цой принес всем в студию Валерия Леонтьева подарки, а потом был распит ящик шампанского, проспоренный Белишкину директором Леонтьева, Николаем Карой. После Нового года музыканты вернулись в студию и за десять дней записали так называемый французский альбом, который выйдет под названием «Последний герой»…

Как вспоминал впоследствии Жоэль Бастенер, инициатор и организатор записи, идея записать и выпустить во Франции полноценный альбом группы «КИНО» появилась после глубокого разочарования Виктора. В марте 1988 года в Париже вышла пластинка «Rock in Soviet», по сути первого сборника советского рока.

Жоэль Бастенер: «Выпуск пластинки “Rock in Soviet” организовывал я, но я не нашел средств без вмешательства студии с одной стороны и дистрибьютора — с другой. Нужно было взять с собой множество пленок от разных групп, что нельзя было делать, просто положив их в багажник… Мне пришлось ехать поездом, раздавать груз разным студентам, тем, кто возвращался во Францию. Французское посольство отказало нам в использовании дипломатической почты… Потом были хлопоты, связанные с тем, чтобы всё прослушать и понять, кого стоит издать. Модные ребята из студии “Антенна” нашли дистрибьютора, естественно, не даром: решения принимались демократично, то есть я был один против двух опытных. Их выбор получился всё равно интересным: их интересовала чистая музыка, что тоже интересно! Еле-еле я успел сделать переводы песен на внутренней обложке винила. Было выпущено всего три тысячи дисков; которые продавались очень быстро…»

Цоя очень расстроил выход этой пластинки, где присутствовали всего две композиции «КИНО»: «Электричка» и «Мама-анархия». К тому же они были помещены между песнями групп «Телевизор» и «Центр», которые, по мнению Цоя, ничем не выделялись.

Жоэль Бастенер: «Виктор не скрывал от меня своего недовольства. Он полагал, что французская пластинка будет подобна американской “Red Wave”, на которой Джоанна Стингрей отвела группе “КИНО” половину диска. Я ему объяснил, что не был единственным, кто принимал решение о составе участников, и, базируясь на феноменальном успехе песни “Электричка”, которую крутили по радио, предложил ему сделать сольный диск…»

Цой согласился, и перед Жоэлем встала задача найти партнера для выпуска этого диска. И он выбрал «PolyGram editions/Polydor гес», компанию, созданную в 1972 году, являющуюся на тот момент в музыкальном бизнесе самой развивающейся и активной.

«PolyGram editions/Polydor гес» к тому времени уже подписала эксклюзивный договор на пять лет с Василием Шумовым и его группой «Центр». Но диск Шумова по выходе с треском провалился, и руководство английского филиала, понесшее убытки, пожелало срочно заключить договор с кем-нибудь стоящим, настоящим, с яркой личностью, обладающей явным творческим потенциалом…

Жоэль Бастенер: «Пластинку “Rock in Soviet” больше не тиражировали по простой причине: мы с Натальей Минц порвали контракт с “Антенной”, чтобы начать работу с “PolyGram editions/Polydor гес”. Я вооружился фотографиями и видеосъемками, сделанными в Питере, а заодно поддержкой Томаса Джонсона, молодого журналиста из популярного тогда журнала “ACTUEL”. Мы оба считали, что “КИНО”, и в особенности Цой — это именно то, что нужно. Я легко нашел соинвесторов и запустил проект».

Именно Цой, по слова Жоэля Бастенера, выбрал песни для пластинки, это он решил делать «best of». Настоял Виктор и на том, чтобы сведение делалось во Франции. Он был убежден, что сводить должны если не американцы (Стингрей уже сделала для него всё, что могла), то по крайней мере французские профессионалы. Жоэль оплатил производство деньгами, полученными от Министерства культуры Франции на некоммерческие проекты, и работа над пластинкой началась.

Георгий Гурьянов: «Это был заказ. Но никаких инвестиций. Они, французы, издают пластинку у себя, а мы предоставляем им музыку. Ну, мы как всегда записали всё у меня дома, по накатанной программе, обычную кассетку такую, и принесли к ним. Они в ответ: “Вы что, издеваетесь над нами?” Им не понравилось. Типа, у нас правительственный уровень, столько пафоса, а вы нам тут кассетку… И нам пришлось всё перезаписывать…»

Юрий Каспарян: «Мы как раз закончили записывать “Звезду по имени Солнце”, и возникла вот эта мысль… Я не помню, когда это происходило, но помню, что мы записали этот французский альбом по старинке дома, на порто-студии, а французы возмутились, и мы тогда вновь арендовали студию леонтьевскую, приехали туда, как старые знакомые, и быстро-быстро записали. Альбом был сделан по заказу французов. Это Жоэль там, если не ошибаюсь, организовывал…»

Итак, записав в студии Валерия Леонтьева материал для французской пластинки, Цой передал его Жоэлю. Это были песни из «Группы крови», частично из «Звезды по имени Солнце», новые версии ранних песен «Электричка», «Троллейбус» и «Последний герой», а также композиция «Мы ждем перемен». Получился сборник хитов, предназначенный для ознакомления зарубежной публики с репертуаром группы.

Жоэль Бастенер: «Витя сделал великолепного качества мастер и вручил нам демо в качестве руководства к действию. Наши профессионалы были так впечатлены музыкальностью его сведения, что даже не пытались отойти от генеральной линии, они лишь скрупулезно обогатили звучание каждого инструмента. Я же хотел чуть усилить мрачноватый бас Тихомирова и меланхоличные аккорды Каспаряна, поэтому мы искали теплое звучание с помощью легендарных усилителей типа “Vox” 1972 года, но старались не добавлять реверберации. То есть мы следовали заданной структуре, не увлекаясь эффектами, в чем и заключалось отличие этой записи от “Звезды по имени Солнце”, которая сводилась без нашего участия. Всем участникам “КИНО” так понравилась наша работа, что “Черный альбом” музыканты решили делать на той же студии».

Сводился альбом в студии Du ValD’Orge во время поездки во Францию и был выпущен лейблом «Off The Track Records» на CD под французским названием «Le Dernier Des Heros».

Этим же лейблом был выпущен миньон «Магпап» на грампластинках с двумя песнями из альбома — «Мама, мы все тяжело больны» и «Троллейбус», задуманный для использования диджеями на танцевальных площадках.

Французское сведение придало альбому несколько иное звучание, чем у «Группы крови» и «Звезды по имени Солнце».

Георгий Гурьянов: «“Французский альбом” — постпанк с ярко выраженными оттенками французского колд-вейва [колд-вейв — это «холодный» постпанк, распространенный во Франции (Asylum Party, Mary Goes Round, Little Nemo), Бельгии (Siglo XX, The Names), Польше (Made in Poland, Kineo R.A.) — B. K.]».

Оформление этой пластинки также было сделано во Франции на основе макета Гурьянова и Цоя.

Георгий Гурьянов: «Обложку мы делали с Витей, но французы всё потом переделали на свой лад. Чуть-чуть иначе была изначально. С другой стороны, мне эта пластинка не совсем нравится. Французы старались копировать всё нота в ноту, получилось повторение, всё как-то скучно, вымученно, сухо, причем мы не участвовали на сведении, и они там, эти рок-н-ролльщики французские, всё загладили, затерли… Мы с Виктором сделали обложку, отправили макет, но дальше уже не запаривались, признаться. Французы ее корректировали по ассоциации с тем, что мы им отправили, и с обложкой “Группы крови”. В результате они сделали супрематический и футуристический дизайн…»

Жоэль Бастенер: «К сожалению, руководство английским филиалом не дало разрешения на мировой релиз, а рекламы записанного альбома не было вовсе. Поэтому в апреле 1989 года во время первого приезда “КИНО” во Францию на фестиваль “Printemps de Bourges” я всеми силами пытался привлечь внимание к пластинке, использовал свои личные связи, ведь “Последний герой” вышел за месяц до тех концертов.

Но к СССР в тот период относились довольно неприязненно, многие эксперты полагали, что перестройка — чистый блеф и что коммунизм вот-вот по новой закрутит гайки. Некоторые журналисты даже заподозрили меня в том, что я являюсь агентом влияния, а артисты — марионетками. Витю это очень напрягало…»

Мнения относительно успеха «КИНО» за рубежом разделились. Одни считали, что у «КИНО» всё сложилось довольно удачно, другие, к примеру музыканты «Гражданской обороны», — что «КИНО» опозорилось. Одна из западных рецензий на концерт «КИНО» во Франции была примерно такая: «Нам обещали “русский феномен”, а мы увидели на сцене бледную копию “Сиге”…»

Жоэль Бастенер: «Особая способность группы “КИНО” зачаровывать, уже в полной мере проявившаяся к 1987 году в виде стремительно растущего числа поклонников, неожиданно заработала и на чужой почве. И этот эффект никак нельзя объяснить тем, что на русской сцене того времени не было мальчиков красивее. Столь мощное воздействие на аудиторию не оправдать одной лишь бесспорной привлекательностью Каспаряна или Гурьянова, оно скорее проистекает из магии пластики Цоя. И таится в его грациозности хищной кошки, нереальной легкости движений, исключительной живости и гибкости организма, ауры невинного котенка, играющего с веревочкой. Чтобы удостовериться в этом, достаточно пересмотреть идиллическую сцену из “Иглы”, где Цой, обогнав Смирнову, бредущую вдоль песчаной колеи, затерянной в Аральском море, поднимается по якорной цепи на корабль, а затем стремительно взбирается на мачту. Пластический образ схвачен и отображен всего в нескольких кадрах…»

Во время работы над альбомом «Le Dernier Des Heros» во Франции была также записана песня «Blood type» («Группа крови» на английском языке), которая, к сожалению, в альбом не вошла…

Четвертого сентября группа «КИНО» в Ленинграде дала концерт в СКК, после чего 6 сентября вылетела в Италию, где приняла участие в советско-итальянском рок-фестивале «Back in the USSR» в Мельпиньяно.

По рассказам музыкантов «КИНО», в Италии всё было очень хаотично организовано, и на концерты приходили просто любопытные люди поглазеть на русских с музыкальными инструментами. Виктор очень не хотел выходить на сцену, и его «услышали» природные силы. Солнечным тихим вечером внезапно налетел такой вихрь, что всю сцену вместе с расставленной на ней аппаратурой просто унесло. У Тихомирова остался скол на бас-гитаре от падения сценической фермы.

Георгий Гурьянов: «Концерт в Риме. Известная история… Цоя прозвали “stormbringer” — несущий бурю… Там был лагерь для вынужденных переселенцев. Это была пересылочная база в Риме, люди мигрировали из Советского Союза в Израиль через Рим. И Виктор после крупных площадок и стадионов не хотел играть перед кучкой жалких эмигрантов. Говорил — не хочу, всё это не так… И тут — Провидение! Подул жуткий ветер, небо покрылось черными тучами, и всю приготовленную сцену вместе с аппаратурой просто снесло к чертям собачьим… Всё улетело в небо — и барабаны, и колонки… Знаете, что такое средиземноморский шторм? Всё унесло, сдуло ветром… Это было фантастически, просто чудеса. Всё — концерта не будет!.. Но нам всё равно пришлось играть, на второй, на третий день… Но в этом не было никакого фатализма. Просто не хотелось играть перед горсткой эмигрантов…»

Десятого сентября группа «КИНО» возвратилась в Москву. По воспоминаниям участников движения «Next Stop», к сентябрю 1989 года все группы, которые хотя бы косвенно имели отношение к движению, были задействованы в обязательном порядке. «КИНО» тоже участвовало в концертах, правда, иногда это были просто выступления Цоя под акустическую гитару.

В середине сентября Цой по приглашению активистов движения «Next Stop» выступил на концерте в Москве, в парке недалеко от МГУ.

После этого «КИНО» отправилось с концертами в Калининград, где выступило во Дворце спорта 16–17 сентября, затем — 21—22-го числа — в Харькове на стадионе «Металлист».

На имя Виктора Цоя приходило огромное количество писем — и на его адрес в Ленинграде на проспекте Ветеранов, и в Ленинградский рок-клуб. По словам Марьяны, за всю жизнь Виктор не выбросил ни одного письма. Он очень дорожил этими письмами, но ответить всем было физически невозможно. На некоторые письма Виктор всё-таки отвечал, высылал фотографии группы и свои автографы.

Юрий Каспарян: «Писем было очень много… Виктор возил с собой целый мешок фанатских писем, каждое читал…»

Джоанна Стингрей: «В 1989 году мы часто летали в Ленинград по делам, Виктор в то время уже окончательно обосновался в Москве вместе с Наташей, и возвращались мы из Ленинграда с мешками, полными писем. Мы садились в конце самолета и читали их. Виктор старался читать все письма, они очень много для него значили, он понимал, что ему выпала особая миссия в жизни».

Инна Николаевна Голубева: «Я собирала Вите письма, которые приходили на наш адрес. Письма Цою шли чемоданами. Телефонные звонки, поздравления с праздниками и прочее. Открытки со словами “ты стал папой”, “я рожаю, в родильном доме”… И вот среди писем одно такое письмо. Харьковская девица пишет. Портрет в большом конверте, какая она красавица. И пишет: “Витя, любимый, почему получается, что ты звонишь тогда, когда меня нет дома?” И тут я поняла: ее кто-то разыгрывает, парни или подруги… Говорят ей, что звонил Виктор, и она потом себе места не находит. И это всё длилось год, наверное. Я откладывала ее письма отдельно. Там про Сашу было, про Разлогову, как они все будут жить, про их любовь и сколько детей у них будет… Это всё бесконечно было. А про Марьяну ничего не было. Она ее не воспринимала просто. Нет ее. Есть Разлогова, есть Саша. Не думаю, что она не знала про Витю и Марьяну… Всё это было обмусолено всей страной…

Витя же периодически приезжал, с Наташей они снимали квартиру, и вот он приехал, пришел к нам. К Сашке, естественно. Я говорю: “Откуда же ты теперь?” Говорит: “Из Харькова”. Я тут и начала спрашивать: расскажи, как тебе город, как тебе что… И вот Цой сказал: “Знаете, Инна Николаевна, в Харькове со мной произошла странная история”. Я, как ищейка, сидела, слушала, вникала во всё. “Да что было-то?” — “Ну вот, пою я, и вдруг сквозь милицию и охрану ко мне прорывается девица, непонятно как, все ахнули, и говорит мне: ‘Здравствуй, это я…’ Ну, ее тут же скрутили, уволокли…” И я чувствую, что на него это произвело впечатление, потому что он мне сказал дальше: “Знаете, Инна Николаевна, это очень опасно”. И пальчиком погрозил мне, вот так… Ведь могла же и полоснуть чем-нибудь в припадке ревности. Всё что угодно. Толпа, которая его охраняла, растерялась совершенно, не была готова, челюсти у всех отвисли».

Виктор Цой: «Некоторые девушки влюбляются в актеров, рок-звезд. Я этих девушек не знаю, поэтому как к ним относиться, тоже не знаю. Не скажу, что это мне очень приятно, хотя, наверное, любому мужчине такие письма небезразличны…»

Письма письмами, но то, что Цой начал замечать свою бешеную популярность, — это факт. Как вспоминал Рашид Нугманов, Виктор ему сказал однажды: «Всё меньше хожу по улицам. Представь, подскочит какой-нибудь сумасшедший и даст тебе дубиной по голове…»

В то время была очень популярна телепрограмма «Взгляд». Она стала одним из символов перестройки. Перевернула представление советских зрителей о телевизионной журналистике. Раскованные молодые ведущие, прямой эфир, острые материалы, современные видеоклипы в качестве музыкальных пауз разительно отличались от строго срежиссированных и прошедших цензуру новостных программ Центрального телевидения.

Двадцать седьмого октября 1989 года в телепрограмме «Взгляд» принимал участие Виктор Цой. Хотя и говорят о его совершенной аполитичности, но ему было небезразлично, что происходит в стране. И вот во «Взгляде» он позволил себе «неслыханную дерзость» — противоречить будущему главе ГКЧП. В ответ на обвинение Геннадия Янаева кооператоров в спекуляции Цой заявил: «Я считаю, что у нас государство занимается спекуляцией в особо крупных масштабах…»

Как бы в доказательство ненормальности социалистической системы сразу после песни-клипа «КИНО» шел сюжет о спекуляции бензином на автозаправках, которые никак не были связаны с кооперацией, а относились к госсектору. В то время, как известно, вся государственная торговля была пропитана тотальной спекуляцией, и, как верно отметил один из участников программы, спекуляция — это не только «скупка и перепродажа с целью наживы», как говорилось в Уголовном кодексе, но и создание экономических условий, провоцирующих дефицит, который, собственно, и приводит к спекуляции…

По мере того как росла популярность «КИНО», росло и количество бытовых и организационных проблем, с которыми сталкивались музыканты на гастролях. Стало понятно, что администратор Юрий Белишкин уже не справляется со своими обязанностями в полной мере. И Цой решил сменить питерского менеджера на более профессионального — столичного, тем более что кандидат на замещение Белишкина сам предложил свои услуги группе «КИНО». Этим человеком был московский музыкальный менеджер Юрий Айзеншпис.

По словам самого Юрия Айзеншписа, он познакомился с Цоем летом 1988 года, когда организовывал на пару с Олегом Толмачевым концерты в Москве в СДК МАИ, а после концертов «КИНО» 27–29 октября 1989 года в Москве, в УДС «Крылья Советов», он решил попробовать поработать с Виктором.

Олег Толмачев: «…мы решили организовать 1–2 октября 1988 года концерты в ДК МАИ. На то время ДК МАИ был весьма известной площадкой, на ней выступали абсолютно все, это была очень раскрученная площадка. И вот мы едем в ДК МАИ. А директором там была тогда моя будущая жена Алла. И вот мы выходим к ней с таким предложением… У нас была договоренность уже с группами “Звуки Му”, “Ва-Банкъ”, “Манго-манго”, “Коррозия металла”, “ЭСТ”, и один день полностью занимали украинские группы — “ВВ”, “Коллежский асессор” и прочие… Пустили рекламу в начале сентября, проходит недели две, и вот звонит мне Алла и говорит: “Ваши билеты в ДК МАИ идут средне. Продано по ползала. Вам же это не надо?” Конечно, говорю, не надо. Украинцы хорошо идут, а вот 1–2 октября — слабо. А что делать, говорю? “Свяжитесь с Цоем. Я вам дам телефон, он в Москве сейчас”. И она дает нам телефон. И вот Юрик звонит, договаривается о встрече на Маяковского, в саду “Эрмитаж”. Приезжает Цой с Наташей, в курточке своей, в джинсиках, в кроссовках. Всё, договариваемся по 1000 рублей за 20 минут под гитару. Ударили по рукам. Никто, естественно, тогда ничего не подписывал. Звоню Алле, говорю, мы договорились. Она — я могу в афиши дать? Да, можешь. Она дает в афиши — после звонит и говорит — ну что, билетов нет. Но, Олег, у вас будут дополнительные расходы на наряд милиции…

Первый день выступлений, всё оцеплено, какие-то толпы бегают у ДК МАИ, у меня карманы денег, а мне 24 года, и я еще деньги в “Динамо” получаю, и тренеры думают, что я буду бегать дальше… То ли Цой у нас последним играл, то ли в середине, но не первым точно… Аншлаг был полный.

Я помню, что первый Витин концерт в ДК МАИ лично для меня был связан с проблемами. Я их утрясал — фанаты грохнули витрины, стекла в ДК…»

После концертов в «Крыльях Советов» Юрий договорился об участии Цоя в телепередачах «Взгляд» и «Утренняя почта», но дальше этого сотрудничества тогда дело не пошло.

История встречи Цоя и Айзеншписа, с легкой руки Александра Липницкого, известна и подтверждена свидетелями. Организатором той знаковой встречи был именно он, а вот инициатором встречи был Айзеншпис. Его желание поработать с «КИНО» возникло не случайно, и судьбоносную роль в знакомстве Цоя с Айзеншписом сыграл не кто-нибудь, а рулевой Первого канала Константин Эрнст. Произошло это так: начинающий телевизионщик Эрнст из программы «Взгляд» с модным журналистом Додолевым тусовались за кулисами одного из сборных рок-концертов в Москве. Ай-зеншпис, который только вышел из тюрьмы и еще плохо ориентировался в шоу-бизнесе, подошел к молодым людям, представился и сказал, что хочет поработать с какой-нибудь хорошей группой. Юрий выглядел довольно забавно: рот был полон металлических зубов, одежда была более чем скромная и совсем немодная. Но поскольку он был улыбчив и впечатление производил приятное, то окружающие от него не шарахались. Молодые люди в двух словах объяснили ему, что к чему, и Эрнст указал на группу «КИНО», которая, по его представлению, была лучшей. Но поскольку группа «КИНО» тогда уже работала с Юрием Белишкиным, то пришлось оставить эту идею.

И только после успешных концертов в ДК МАИ, УДС «Крылья Советов» Айзеншпис стал обзванивать знакомых, чтобы выйти на Виктора и предложить ему свои услуги, — все знали, что у «КИНО» нет грамотного администратора. В результате он вышел на Липницкого, и тот организовал ему встречу с Цоем в саду «Эрмитаж». Юрий вел себя очень скромно и говорил просительно, впечатление, как обычно, произвел приятное, и Виктор обещал подумать и ответить на предложение. Посоветовавшись с группой, Цой решил дать ему шанс и воспользоваться его администраторскими способностями.

По словам самого Айзеншписа, он долго наблюдал за тем, как разгорается звезда Цоя, и очень надеялся на дружбу и сотрудничество с ним — был уверен, что они вместе достигнут успехов в работе. И вот, наконец, вопрос относительно нового администратора группы был решен и в очередной концертный тур, организованный Олегом Толмачевым, длившийся с конца февраля по 24 июня 1990 года, группа «КИНО» поехала с Айзеншписом.

После ноябрьских концертов в Нижнем Тагиле (14 ноября) «КИНО» 26–28 ноября выступало в Ленинграде, в СКК, после чего вылетело в Красноярск, где с 1 по 4 декабря дало аншлаговые концерты в ДС «Енисей» (ныне им. Ярыгина).

Юрий Каспарян: «Мне запомнилось, как Юра появился. Это было в Красноярске, прибыли туда с Белишкиным, стоим в гостинице. Номеров нет, в ресторане мест нет. И вдруг фейерверк — появляется Юрий Шмильевич, сразу нам номера, покушать хотите — пожалуйста. Он сразу всё решил, на ходу… А нам-то что нужно, музыкантам? Не иметь бытовых проблем. И мы стали работать с ним».

Георгий Гурьянов'. «Юра Айзеншпис организовывал роскошные гастроли, у него была безупречная организаторская работа. Витя его очень любил. Кто был лучше — Белишкин или Айзеншпис? Конечно, Юра… Юра Айзеншпис был великолепный администратор и директор для работы совершенно иного уровня».

Юрий Владимирович Белишкин покинул свой пост в декабре 1989 года, сразу после серии красноярских концертов. По воспоминаниям музыкантов «КИНО», Цой немногим позже звонил Белишкину в Ленинград и предлагал в дальнейшем сотрудничать с группой в Ленинграде, но Белишкин дипломатично отказался.

В конце декабря 1989 года Виктор Цой и Юрий Каспарян улетели в США к Джоанне Стингрей.