Николай ПЕРЕЯСЛОВ

За время многолетней литературной работы у каждого — даже самого серьезного! — писателя мало-помалу накапливаются в блокнотах всевозможные отрывочные записи, для которых не находится применения в его статьях или романах, но которые сами по себе представляют собой вполне законченные мини-сюжетики, отчасти юмористического, отчасти иронического характера. Вот и среди набросков к моим критическим и литературоведческим статьям неожиданно обнаружилось немало подобных миниатюр, которые мне показалось возможным предложить моим потенциальным читателям. Если они вызовут у кого-нибудь хотя бы скупую улыбку, значит, они не зря дожидались своего часа в моих старых записных книжках,

Недалеко от города Санкт-Петербурга, в тихом и зеленом городе Всеволожске живет один мой давний знакомый по Литературному институту — поэт Владимир Шемшученко, страстный любитель всевозможных видов летней, зимней и любой иной рыбалки. Каждую весну, когда разливающиеся реки и озера затапливают окрестные низины, он с такими же фанатиками рыбной ловли, как он сам, ездит в такие вот заливаемые водой места в окрестностях Ладожского озера и ставит там сети.

И вот один раз, когда они нашли очередную затопленную низину и только-только установили там свою снасть, подъезжает к ним инспектор рыбнадзора и начинает составлять протокол, намереваясь изъять у них орудие незаконного лова, транспортные средства, да еще и наложить вдобавок на них крупный денежный штраф за браконьерство. «Ну, хорошо, — решительно говорит один из Володиных напарников на требование инспектора назвать свои фамилии, — пиши! Но только пиши одну только правду, а именно: что мы — ЛОВИЛИ РЫБУ СЕТЬЮ В ПОЛЕ, а иначе я протокол не подпишу!..» Тот подумал-подумал, потом закрыл свою полевую сумку и уехал. Ну как, в самом деле, можно кого-то оштрафовать за то, что он ЛОВИЛ РЫБУ СЕТЬЮ В ПОЛЕ? За такой протокол еще и самого идиотом сочтут! Хотя на деле все именно так и было — то место, где они поставили сеть, до начала весеннего половодья было участком обычного поля, и когда вода через несколько дней возвратится в свое привычное русло, оно опять станет просто полем…

В один из минувших дней мне пришлось съездить на станцию «Заветы Ильича» в поисках дачи на лето. Сев на Ярославском вокзале в подрагивающую от нетерпения зеленую электричку, я отправился знакомиться с одним из предложенных нам вариантов. Было как раз начало мая, и народ в веселом возбуждении рвался за город, таща на себе рюкзаки с посудой, замотанные в мешковину лопаты, корзины с помидорной рассадой для теплиц, а также засидевшихся в городских квартирах собак и детишек.

Мне повезло, и я успел занять остававшееся свободным место у прохода на одной из скамеек в середине вагона. Рядом со мной сидели две по-дачному одетые женщины лет примерно сорока, а на сиденье напротив них — их дети: две трескотливые, как маленькие сороки, сестренки лет десяти и демонстративно отвернувшийся от них к окну мальчишка лет двенадцати. Сестренки от нечего делать играли в слова, то и дело обращаясь к своей матери за квалифицированной помощью.

— Сметана! — громко произнесла при мне одна из девочек, и словно бы только и дожидавшаяся этой команды электричка клацнула захлопнувшимися дверями и медленно поползла вдоль платформы.

— Сметана, сметана, сметана, — раздумчиво повторяя услышанное слово, забормотала другая. — На «а», значит. — И, немного подумав, сообщила в ответ свое: — Аист.

— Аист? — недоверчиво переспросила первая, — Нет такого слова.

— Есть! — заупрямилась другая и тут же обратилась за поддержкой к матери: — Мам, скажи, есть такое слово — «аист»?

— Конечно, — оторвалась от беседы с подругой мать, — это птица такая.

— Вот видишь? — победно повернулась к сестре девочка.

— Ну ладно, — согласилась та. — Аист так аист. Мне, значит, на «т» теперь…

И, минуту помолчав, радостно выкрикнула:

— «Твикс»!

— «Твикс» я знаю, — кивнула сестренка. — Мама покупала когда-то. Сладкая парочка, «твикс». На «с», получается? Пожалуйста — «Спикере»!

— «Сникерс»? Это мнетоже на «с»? Ну-ну, — сестра на какое-то время умолкает, затем уверенно произносит: — Сучка.

— Сучка? — переспрашивает другая. — Нет такого слова.

— Есть, — не сдается та и тоже обращается к матери: — Мам, скажи, есть же такое слово — «сучка»?

— Нет, — строго отвечает мать. — Нет такого слова.

— Не-е-ет? — удивляется дочка. — Ну, как же это — нет? А тетя Рима? Ты же сама ее так всегда…

— Я вот тебе сейчас поговорю глупости! — взрывается гневом мать, и девчонки на некоторое-то время затихают…

Остановившись на минуту возле газетного киоска в подземном переходе, я услышал ненароком обрывок разговора, очень похожего на хорошо срежиссированную кем-то анекдотическую сценку:

— Молодой человек, у вас есть «Семья»? — спросила у парня-продавца пожилая женщина.

— Нет, — ответил он. — «Семьи» у меня не осталось, разошлась.

— Это плохо. Новая-то теперь еще не скоро появится…

— Ничего! Зато полно «Спорта» и «Досуга». Есть также «Власть», «Деньги» и «Кайф». Разве этого мало?:.

Вот так сама жизнь упражняется в сочинении забавных сюжетов. Не надо ничего и выдумывать — только примечай да записывай.

На днях я ехал в поезде из Самары, где мне довелось руководить совещанием молодых писателей, и мне запомнилась одна малышка лет примерно пяти от роду — такая трещотка, со всем вагоном мгновенно перезнакомилась, все у всех порасспросила и всем все о себе рассказала. Я ехал в соседнем с ней купе, а потому вынужден был слушать чуть ли не все ее разговоры.

Вот после того, как она сказала, что не может дождаться дня, когда пойдет в школу, кто-то из ее соседей по купе спросил:

— А ты уже умеешь читать?

— Мне ли не уметь читать! — звонко воскликнула она. — Я прочитала за свою жизнь уже целых 124 страницы!..

А через минуту, видимо, полистав чью-то книгу, оценивающе произнесла:

— Да, это очень хорошая книга, в ней аж 398 страниц!..

Потом вышла в коридор, где я стоял, и, увидев девочку лет двенадцати, с которой она успела познакомиться еще при посадке в вагон, спросила:

— Наташа! А ты одна едешь или с кем-то?

— С мамой, — ответила та.

— А где же она?

— Да вот, — указала Наташа на стоявшую рядом с собой миниатюрную женщину лет сорока пяти.

— Да-а-а?.. — с нескрываемым скептицизмом в голосе переспросила малышка и, повернувшись к женщине, со строгими, прямо-таки чуть ли не прокурорскими интонациями, на весь вагон вопросила: — Надеюсь, вам уже МНОГО лет?..

Помню, во время проводившихся однажды в Самаре дней русской литературы, во время которых мы провели небольшое совещание по работе с молодыми авторами и приняли в члены Союза писателей несколько одаренных литераторов, в том числе одного пишущего священника, новопринятый в члены СП о. Николай поднялся за устроенным местными писателями ужином из-за накрытого стола и говорит:

— Друзья, прошу минуточку тишины! Я хочу спеть сейчас для вас народную песню!

— Только, пожалуйста, батюшка, без матов, — так это буднично попросил его ведущий популярной в Самаре православной телепрограммы «Путь» — прозаик Алексей Алексеевич Солоницын. Как будто, едва только стоит запеть священнику — и от матов хоть уши затыкай…

И еще один памятный эпизодик из этой поездки. На время проведения Дней литературы нас поселили в небольшой епархиальной гостинице «Радонеж» — эдаком трехэтажном домике неподалеку от Волги, в котором было оборудовано десять шикарных номеров для остановки заезжих архиереев, — и, будучи руководителем делегации, я все время напоминал своим коллегам, чтобы они не курили в номерах, а выходили для этого грешного дела на улицу. «Ведь тут же потом будет ночевать духовенство!» — увещевал я их. А в последний день удосужился заглянуть в лежащие на столе каждого номера «Правила проживания в гостинице» и сразу же наткнулся в них на такой вот пункт: «Убедительная просьба к проживающим: НЕ ЛЕЖАТЬ НА ПОСТЕЛИ С НЕПОГАШЕННОЙ СИГАРЕТОЙ!» Получается, что администрация гостиницы просила проживающих в номерах батюшек не то что не курить вообще — куда уж там! — а хотя бы не ложиться в постель с зажженной сигаретой. Как будто любимое дело останавливающихся тут епископов и архиепископов — поваляться на широченной кровати с дымящейся сигареткой во рту!..

Вчера во второй половине дня в Правление Союза писателей России, где я работаю, зашел по каким-то своим делам поэт Владимир Андреевич Костров, и пока он сидел в кабинете Геннадия Иванова, ожидая решения своего вопроса, сама собой завязалась непринужденная легкая беседа. В числе многих других случаев он рассказал нам такой эпизод. Дело, мол, было в знаменитом Коктебеле, где в эпоху торжества соцреализма так любили отдыхать советские писатели. Однажды он и поэт Арсений Тарковский шли по берегу моря и увидели купающегося неподалеку мальчонку. Стояла ранняя весна, сезон купания еще не открывался, и, глядя на выходящего из воды посиневшего от холода и покрывшегося мелкими пупырышками купальщика, Тарковский с сочувствием в голосе произнес:

— Малыш, ты же так можешь заболеть! Вода-то, наверное, еще холоднющая?..

— Д-да м-м-малость, б-блядь, освежает, — согласился тот и, как ни в чем не бывало, пошагал к оставленной на песке одежде…

Сидели вчера в кабинете первого секретаря Правления СП России Геннадия Иванова с нижегородской писательницей Людмилой Калининой, которая исполняет сейчас обязанности главного редактора литературного журнала «Нижний Новгород», и слушали ее воспоминания о поэте Федоре Сухове. В частности, она рассказывала нам некоторые из окружающих личность поэта баек том, как он устраивал свои мини-спектакли, приезжая в Москву в драном тулупе и валенках, — эдакий, мол, дедок-самородок из глубинки, нищий, бедный, никем не печатаемый, да еще и привезший с собой в Москву яблочек из своего сада, которыми он, приходя в издательства и редакции журналов и садясь напротив женского туалета, угощал всех проходивших мимо него сотрудниц, и вслед за этим как бы ненароком прочитывал им по парочке своих стихотворений. Те, само собой, тут же бежали после этого к главному редактору и докладывали, что вот-де сидит в коридоре несчастный седобородый гений с мешком стихов и корзиной яблок. И редактор вынужден был выходить из кабинета, разговаривать с поэтом, есть его яблоки, брать у него рукописи и т. д., и т. п. Таким образом, у этого «нищего», «бедного», «не печатаемого» дедка выходило каждый год не менее трех книг, и к концу жизни имелось уже аж шесть (!) сберегательных книжек с различными суммами вкладов на них. Правда, поэт он при этом все-таки был очень хороший…

Собирая минувшим летом землянику в нижегородском лесу, я придумал для нее два новых названия:

СЕМЬЯНИКА — это когда собирать ягоду выходишь в лес всей семьей;

СОПЛЯНИКА — это когда, собирая ее, промочишь в росе ноги, простудишься и вследствие этого нахватаешься соплей.

А еще я за это время пришел к выводу, что комары в лесу «крышуют» ягоду, как мафиози — «крышуют» различные сферы бизнеса. Они сидят в лесу на всех ягодных кустиках с нижней стороны листочков — иди себе по дороге, и тебя никто не тронет. Но стоит только наклониться и пошевелить кустик черники или раздвинуть траву в поисках земляники, как они тут же вылетают из-под листиков и впиваются в твои руки. Хочешь наслаждаться ягодой — отстегивай комарам «откат» за «крышу». Причем — своей собственной кровью…