Красота невесты – лучшее приданое на свадьбу. А Кристина была девушкой редкого очарования. Максим невольно залюбовался ей, глядя на фотографию. Все-таки добыл Кустарев свадебный снимок. Вид у Гриши был такой, как будто он за тридевять земель ходил в поисках этой фотографии, лесами, полями, реками, буераками. Растрепанный, растерянный, глаза воспаленные.

– А с Леной-то со своей ты разобрался? – спросил Одинцов.

– Нет ее. Пропала она. Вчера пошел за ней, а в квартире пусто. Всю ночь искал.

– И не нашел.

Этот вывод напрашивался сам по себе. Достаточно было глянуть на Гришу, чтобы все понять.

– И не нашел, – подтвердил парень и удрученно кивнул.

– А фотография?

– И фотография ушла. Как и телефон. – Гриша вздохнул.

– Один или оба?

– Не знаю.

– А что ты знаешь? Может, она специально фотографию утащила, чтобы мы ничего про номер не выяснили?

– Зачем ей фотографию уводить, если мы не знаем про второй телефон?

– Не знаем, но догадываемся. Значит, не нашел, говоришь? – Максим опустил руку и нервно выбил барабанную дробь по столешнице.

– Нет. Всю ночь искал.

– Где она может быть?

– Возможно, домой поехала. Это под Воронежем.

– Машина у тебя есть. Садись и гони!

– Я как раз и хотел спросить разрешения. Вот фотографию Фелицыной нашел. Может, отпустите?

– Считай, что уже отпустил. – Максим провел рукой по лысине так, как будто собирался взъерошить волосы.

Не нравилась ему Киршанова. Темная она лошадка. Он это нутром чуял, но не до нее ему сейчас было.

Смерть Охоткина по бумагам проходила как несчастный случай. Гибель Аникеева официально квалифицировалась как суицид. Убийства Калинина и Эрихова были раскрыты.

В принципе Максим уже поставил крест на этой череде событий. Теперь он вплотную занимался бандой Лукомора. Надо было спешить, пока этот авторитет не включил защитный механизм. У него есть и адвокаты, и киллеры.

Майору не до Киршановой, и Кустарев ему позарез нужен. Но от Гриши не будет особой пользы, пока он не выйдет из состояния транса. Надо ему за Леной съездить. Может, успокоится?.. Если он и не найдет ее, то поговорит с родителями, со знакомыми. Вдруг узнает что-то интересное о ее московской жизни?

Кустарев ушел, а Одинцов отправился в изолятор временного содержания. Камера Ворсобина охранялась в усиленном режиме. Вроде пока со стороны Лукомора не замечалось никаких поползновений, но не исключено, что волна уже пошла. Как бы бандиты ни отправили Демона в преисподнюю.

Арестованный кочегар был жив и здоров, только сильно зашуган. Максим не стал вызывать его в помещение для допросов, сам зашел к нему в камеру. Наручники на Демона он надевать не стал.

– Узнаешь? – спросил майор, показав ему фотографию Кристины.

– Красивая! – ответил Демон.

– Узнаешь, спрашиваю?

– Да, что-то знакомое.

– Ее Штрих к тебе в кочегарку привозил.

– Да, точно!.. Столько времени прошло! Да и мертвая она была.

После разговора с Демоном Одинцов отправился в Следственный комитет. Надо было возбуждать уголовное дело по вновь открывшимся обстоятельствам, допрашивать Ворсобина по всей форме, под протокол, выбивать постановление на арест. Действовать приходилось быстро, пока информация не утекла через прокурора или судью.

Казалось бы, стриптиз и секс – такие же близнецы-братья, как Ленин и партия. Но в жизни всякое случается. Маша Яковлева была самой дорогой танцовщицей в «Первом Риме». Витя Штрих знал людей, которые приходили в клуб чисто поглазеть на нее. Она никогда не уходила со сцены с пустыми трусиками. Мужики не отпускали ее без бабок, со всех сторон напиханных под резинку.

От привата Маша не отказывалась, но стоил такой танец дорого. Все обходилось без рук. Витя строго за этим следил. Он взял девушку под свою личную крышу, и никто не смел ее обидеть. Даже он сам.

Да, приват был, но до секса с клиентами Маша не опускалась. Ни за какие деньги. А ведь ей предлагали реальные бабки, уж Витя-то знал это наверняка. Она сама не хотела опускаться, и он не позволял приставать к ней ни себе, ни кому-то другому. А если точней, Маша сама ему отказывала. Он подкатывал к ней и так и эдак, но все мимо.

А сегодня Витя вдруг попал точно в десяточку. Так, наобум, без особой надежды на понимание, он пригласил ее к себе в гости. Надо же, она не отказалась.

Ему скоро сороковник стукнет, а он робел перед ней, как мальчишка. Маше здесь явно нравилось, и это приводило его в телячий восторг. Витя по молодости с марухами на малинах зажигал, счесть не мог, сколько баб перетоптал. Два раза женат был. А перед Машей потел, как сопляк малолетний.

Стол был накрыт в каминном зале. Витя сам лично откупорил бутылку дорогущего вина, которую берег для особого случая. Маша это оценила, многообещающе улыбнулась.

– Ты в этом году институт заканчиваешь? – спросил он.

– Не совсем. Пока только бакалавриат.

– Типа еще не птица, но уже баклан, – сострил Витя.

– Да, что-то в этом роде.

– Порхаешь ты красиво. Я бы с тобой полетел. Чисто по жизни. Как тебе такое гнездышко? – Он обвел рукой каминный зал, в котором запросто уместилась бы стандартная двухкомнатная квартира.

Не зря же Витя с Лукомором столько лет рука об руку. Ему приходилось рисковать и жизнью, и свободой. Сейчас у него все на мази, есть бизнес и неплохой счет в банке. Дом вот построил, отделал, обставил – душа поет и радуется.

– Уютное гнездышко, – сказала Маша и улыбнулась.

– Яйца можешь здесь отложить, – выдал вдруг он и усмехнулся.

– Ого! – Она посмотрела на него большими глазами.

– Что, грубо? Зато от души! Я человек простой, у меня что на уме, то и на языке.

– Нет, не простой. Но с вами не трудно, – проговорила девушка. – Вы много раз меня выручали.

– Заметь, я не требую благодарности. Я хоть раз руки распускал?

– Нет.

– И не буду. Только по взаимному согласию. Если хочешь, уходи, пальцем тебя не трону.

– Вы меня выгоняете?

– Это ты так неудачно пошутила, да? – осведомился он и ухмыльнулся.

– Может быть.

– Если останешься, то давай-ка навсегда. Хозяйкой здесь будешь. Из стриптиза уйдешь. Я понимаю, девчонка ты деловая, дома тебя не удержишь. У меня бизнес свой. Реальным делом будешь заниматься. Автосервисы у меня, весь шиномонтаж в городе мой. Да и не только тут. В Москве целая сеть автомоек и магазин, набитый неплохими тачками. Думаешь, у меня хухры-мухры?

– Нет, не думаю.

– А что ты думаешь? По-твоему выходит, что я бандит, типа уголовник, да?

– Нет, не уголовник…

– Но бандит, да? Мафия, всякое такое?..

– А разве нет?

– Есть чуть-чуть.

– А если тебя посадят? – в лоб и на «ты» спросила Маша.

Витя слегка ошалел от такого напора, но быстро взял себя в руки. В принципе Маша его не удивила. Она умела быть и мягкой, и резкой.

– За что?

– Не знаю. Мало ли…

– Нет за мной ничего и не будет. Для грязных дел есть быки, а я в авторитете. Да и спокойно у нас, никаких проблем. Все путем, никто ни с кем не воюет, никто ни на кого не наезжает.

– А менты?

– Менты прикормлены.

– Все до единого? Ну уж нет, это вряд ли.

– Что, не хочешь со мной? – спросил Витя и скривился.

– Я этого не сказала. Мужик ты хороший. Я серьезно. – Девушка поощрительно улыбнулась. – Просто пока не знаю, готова ли ждать тебя, ну, например, десять лет.

– Почему десять?

– Да без разницы, сколько именно. Пять, пятнадцать, двадцать. Я все равно тебя ждать буду, если слово дам. – Маша совершенно серьезно посмотрела на него.

В ее взгляде читались как сомнение, так и уверенность. Она знала всю силу своего слова, но не готова была его дать.

– А ты пообещай! – заявил Витя.

Он очень хотел Машу, но если бы его поставили перед выбором – слово или секс, – то взял бы первое. Витя знал жизнь, умел ценить преданность и ставил ее выше секса.

– Я еще к этому не готова, – сказала Маша и покачала головой.

– Ничего, я подожду.

– Если у тебя есть время. – Она пожала плечами.

– Хочешь сказать, что долго придется ждать? Ничего, я терпеливый.

Во дворе кто-то вдруг крикнул, и тут же послышался сильнейший удар в дверь. Витя и понять ничего не успел, как в зал ворвались вооруженные люди в масках. Ментовской спецназ сработал по всем правилам своей науки. Он тихо вышел на исходные позиции, но атаковал с шумом, быстро, стремительно, мощно.

Витя хорошо знал, что нужно делать в таких случаях. Он сомкнул руки на затылке. Поэтому спецназовцы не стали его бить, когда укладывали на пол.

Антимоний менты не разводили. Они надели на Витю наручники, утащили в машину, отвезли в управление, приняли там по всей форме, сделали фото на память. Витя осознал, что с ним происходит, но не мог понять, почему так вышло. Он долго пребывал в состоянии легкого транса.

В себя он пришел в помещении для допроса, когда туда пожаловал майор Одинцов. Если этот волкодав за него взялся, то дело серьезное. Витя попытался сосредоточиться, собраться с мыслями. Менты Коляна недавно повязали, так, может, от него уши выросли?

– Ну, здравствуй, Полосков. Какими судьбами к нам? – с едкой усмешкой спросил Одинцов.

– Издеваешься? – спросил Витя и глянул на него ноябрем.

– Может, покаяться решил? Я хоть и не священник, но исповедь принять могу. Без протокола, – усаживаясь за стол, сказал майор.

Отношения у них давным-давно сложились, мягко говоря, неважные. Витя прекрасно знал, что этот мент щадить его не будет. Если, конечно, он реально прознал про какой-то старый грех.

Штрих озадаченно поскреб щеку. А может, это Маша его сдала? Не зря же она намекала, что у него нет времени. Сначала про места не столь отдаленные заговорила, потом про время сказала. Но что Маша могла знать про него?

– А то случится вдруг, что так и уйдешь от нас без покаяния, – сказал Одинцов, с насмешкой глядя на него. – У вас, у бандитов, своя преисподняя. Обычных грешников черти в котлах варят, а у вас там демон с лопатой. Демон – это кличка такая. Ворсобин его фамилия. Олег Петрович. Ты Демона, наверное, по имени-отчеству и не знаешь, не так ли?

– Ворсобин?! – Штрих с трудом совладал с волнением.

Вот, значит, откуда ветер дует.

– Знаешь такого?

– Да, с одной улицы мы.

– Ты с этой улицы дорожку к нему и протоптал. Прямо в кочегарку. Дальше сам расскажешь или мне продолжать?

– Да нечего там продолжать, – выдавил из себя Витя.

– Я слышал, у тебя сегодня был романтический ужин. – Одинцов усмехнулся. – А мне вот знающие люди намекали, что у Маши Яковлевой роман с Лукомором.

– У Маши?! Роман с Лукомором?! Кто тебе такое сказал? – Витя окосел от удивления.

– Есть такое предположение. Да и тебя, Штрих, я знаю очень хорошо. И о твоем романе с женой Лукомора мне известно.

– Ты попутал, начальник!

– Кристина ее звали. Не знаю, что там у вас произошло, но ты ее задушил, а труп потом привез в крематорий к Демону. Было такое?

– Не было у меня ничего с Кристиной.

– А труп ее Демон сжигал?

– Труп?.. – Витя оторопело посмотрел на мента.

Надо было сразу про Демона сказать. Мол, не было никаких дел с ним, и труп Кристины никто не сжигал. А он оправдываться стал, дескать, не было у меня ничего с ней. Нет, Витя, конечно, себя не выдал, ни в чем не признался, но мент теперь сидит и усмехается, глядя на него. Он-то получил подтверждение своим подозрениям.

– Да, Витя, труп. Ворсобин во всем признался, поэтому и постановление на твой арест мне без проблем выписали. Завтра у тебя встреча со следователем, тебе будет предъявлено обвинение. А там ведь не только Кристина Елецкая, но и другие трупы. На пожизненное пойдешь.

– Гонит Демон, оговаривает! Он на всю голову больной, помешался в своей кочегарке!

– Щепкин признался, что Ворсобин сжег труп человека, которого застрелил Жора Висляков. Этим он подтвердил признания Ворсобина. Так что не выкрутиться тебе, Витя. За убийство Елецкой пойдешь. Лукомор тебя гадом объявит, а он в законе.

– За что гадом? – вскинулся Витя.

– А ты думаешь, Лукомор признает свою вину? – Одинцов удивленно повел бровью. – Нет, такого не случится. Это ты его жену задушил и сжег, а сам Лукомор тут не при делах.

Штрих до хруста в суставах сжал кулаки. Была у него мысль зачистить Демона. Этот чертов кочегар шибко много знал, поэтому должен был умереть, но как-то все руки до него не доходили.

Да и у пацанов проблемы время от времени возникали. Им надо было как-то от жмуров избавляться, и Демон со своей кочегаркой постоянно их выручал. Все шло по накатанной, как-то само собой. Криминальные трупы появлялись, но сжигались без шума и пыли.

А потом система дала сбой, и вот итог. Он действительно сжег труп Кристины, которую задушил муж. Лукомор ее убил, а Витя всего лишь замел следы. Столько лет все было шито-крыто, и на тебе.

– А может, при делах? – спросил Одинцов.

– Не было ничего. Не знаю никакую Кристину.

– Знаешь!

– Давай адвоката, начальник! Без него ничего тебе не скажу!

– Нарываешься? – Одинцов хищно сузил глаза.

– Да пошел ты!..

– Витя, ты же давно знаешь, что я человек мирный, у меня все по закону…

– Я тебе ничего не скажу.

– Думаешь, легко по закону, когда вокруг столько дерьма?

Штрих ухмыльнулся, глянув на Одинцова. Не те сейчас времена, чтобы мент мог беспредельничать. Он теперь полицейский, и пережитки прошлого ему не к лицу. А если майор этого не понимает, то адвокаты ему быстро все объяснят через прокурора по надзору.

– Ой как нелегко, Витя. Мне аж крышу иной раз сносит. – Майор покачал головой, нехорошо глядя на него. – Недавно нервы не выдержали, на одного ублюдка сорвался. Чуть не убил. Пришлось к врачу идти. К психиатру. Знаешь, что он мне сказал?

– Слышь, начальник, время уже позднее, после десяти допросы запрещены.

– А ничего врач не сказал. Зато он мне справку выписал. Вот, смотри. – Одинцов достал из кармана удостоверение, вынул оттуда бумажку, сложенную вдвое, бережно развернул ее. – У меня с головой проблемы, Витя. И с душой. Я теперь душевнобольной. Шизофрения у меня, причем в тяжелой степени.

– Да мне по барабану, что там у тебя, начальник!

– Ты, Витя, меня не зли!

Штрих обеспокоенно посмотрел на Одинцова. Не нравился ему безумный блеск в глазах этого мента. Да и голос майора звучал как-то странно. В нем явственно проступало предвкушение радости. Да-да, той самой, совершенно психопатической, которая охватывает буйнопомешанного, когда тот зубами вгрызается в горло санитара.

– Я выхожу из себя, когда меня кто-то злит. Это давно уже началось. С тех самых пор как Лукомор отбил у меня Кристину. Да, Витя, Кристина была моей девушкой, но я ее потерял. С тех пор я не в себе. Болезнь только прогрессирует. Я любил Кристину, а ты, падла, ее убил!

– Слышь, начальник, ты дурака здесь не валяй! – Витя настороженно посмотрел на Одинцова.

Разыгрывал его мент, пугал, на фуфло брал. Но играл он здорово, не придерешься. Как будто действительно умом тронулся. Взгляд как у реального психа, разговор – сплошное гонево.

Одинцов не мог любить Кристину! Вдруг он действительно того? Может, мент с больной головы и придумал эту свою прошлую любовь?

– Все-таки ты хочешь меня разозлить! – Одинцов неторопливо поднялся, угрожающе провел рукой по своему предплечью.

Казалось, он закатывал рукава перед дракой. А взгляд дикий, совершенно бешеный. Вите стало не по себе.

– Я же не просто так справку тебе показал, – качая головой, с пугающей монотонностью проговорил мент. – Я на голову больной. Если я тебя сейчас убью, то мне ничего не будет. Разве что с работы попросят. Да, нельзя мне на службе с моим диагнозом. Я скоро сам рапорт на увольнение писать буду. – Одинцов достал из кармана ключ, жестом показал, чтобы Витя протянул ему руки.

Он собирался снять с него наручники, но именно поэтому арестанту стало по-настоящему страшно. Похоже, мент и не думал шутить. Ему действительно ничего не будет.

Любил он Кристину или нет, неважно. Этот факт потом установит следствие по делу об убийстве гражданина Полоскова.

– Эй, ты чего, начальник! – Витя и хотел бы спрятать руки за спину, но не смог, всего лишь увел их в сторону.

Одинцов рассвирепел, схватил его за руки, но Штрих оттолкнул мента от себя.

Майор шагнул назад, с нездоровым возмущением посмотрел на него и осведомился:

– Ты хоть понял, что сделал, урод?

Витя все понял. Во-первых, Одинцов реально псих. А во-вторых, у него очень мощный удар. К тому же Витя в наручниках. Против мента у него нет никаких шансов.

Надо было договариваться с Одинцовым, задабривать его, увещевать, отвечать на все вопросы без всяких закидонов. Тогда он, может быть, и успокоится. Все это Витя понимал, но нервы не выдержали напряжения.

– Помогите! – неожиданно закричал он.

Истеричный вопль проскочил через прутья решетчатой стены, эхом разнесся по безлюдному коридору и затих. Никто не спешил на помощь, некому было приструнить распоясавшегося психа.

– Зачем ты Кристину задушил? – спросил Одинцов, с лютой шизофреничной ненавистью глядя на Полоскова.

Вите казалось, что майор вот-вот вцепится ему в горло, задушит или кадык сломает – одно из двух. И менту ничего за это не будет.

– Я ее не душил.

– А кто это сделал? – Одинцов зашел к нему сзади, рукой обжал шею.

Он надавил ровно настолько, чтобы Витя смог прочувствовать его силу. А мощь в руках майора была немалая, да еще и помноженная на силу безумия.

– Это не я.

– А кто?

– Не знаю. Я еду, а она лежит на дороге.

– Ты доиграешься! Я тебя сейчас задушу, а у меня справка. – Одинцов сжал руку на его шее, больно надавил на кадык.

А хватка у него действительно железная. Витя бесполезно пытался вырваться из захвата.

– Лукомор задушил, – прохрипел он.

Его озарила спасительная мысль. Раз уж Одинцов реальный псих, то нужно принять его правила игры. Сейчас Витя даст показания, которых мент от него ждет, а завтра откажется от них. Он прокурору жалобу накатает, причем с требованием отстранить Одинцова от работы. Так Витя и сделает, а сейчас надо сказать правду.

Лукомор задушил жену. Приревновал ее к прошлому, взбесился и сдуру прикончил. А Витя всего лишь заметал следы.