Глава 7
Три иномарки покружили по Воробьевым горам и остановились невдалеке от фуникулера. Саша Башмак сидел за рулем черного «БМВ» и постукивал ладонями по рулю. Из динамиков лился его любимый «блатняк». Любил Саша, когда душевно пели про корешей, про лагерную тоску и романтику жизни. Особенно, если там еще пелось и про баб.
Башмак знал цену этой жизни. По молодости сел за «тяжкие» в драке. Отделался тремя годами за хорошее поведение. Но душа просила совсем другого, и дружки так азартно рассказывали, что дорожка молодого парня повела его совсем в другую сторону жизни общества. Потом Саша сел за грабеж, отмотал еще восемь лет. Теперь его уже приглядели авторитетные люди, которым нужны были верные, на все готовые помощники. Саша оказался таким, тем более что умел хорошо управляться с машинами. В третий раз он не сел за угон, потому что его просто отмазали свою люди. Отмазали и велели отработать должок.
Сейчас приедут «покупатели». Сашино дело – крутить баранку. За ремнем у него был массивный пистолет Ярыгина, но это так, на всякий случай. Страховали сделку другие, а сделка сегодня была приличной – на полмиллиона «зеленых». Чемоданчик с «дурью» отсюда, чемоданчик с «капустой» оттуда, быстрая выборочная проверка, и разъехались. Каждый заметает следы и смотрит, не увязался ли хвост.
Вообще-то с совсем незнакомыми такие дела не делаются, можно легко нарваться на оперов. Сегодня «добро дали» свои, из «крыши». Мол, люди верные, можно дела делать. Вон уже появились три машины «покупателей». Сейчас они осмотрятся по сторонам и подъедут сюда. Сильно сближаться не будут. Выйдут из машин все, будут, как бы между прочим, глазеть по сторонам. Подойдут двое, им предложат товар, они его проверят, потом махнут, и третий поднесет чемодан с баблом. Наши проверят деньги, и те отвалят. Сначала уезжают они, потом мы. Все просто, все привычно, только клювом щелкать не надо.
«Покупатели» наконец остановились метрах в двадцати. Наружу неторопливо вылезли крепкие парни в куртках. Если знать, куда смотреть, то понятно, что под куртками у них короткоствольные автоматы или автоматические пистолеты. Это нормально, они ведь тоже должны перестраховаться. Старшим был Кувалда. Он вылез из первой машины, мельком глянул назад, все ли шестеро прикрывающих снаружи, потом взял из салона серый кейс с наркотой. Двое подошли к нему, переговорили, потом Кувалда положил кейс и отщелкнул запоры. Двое склонились над содержимым, а Кувалда, глядя на них, снисходительно ухмылялся.
Тихо толпился у фуникулера в стороне народ, на пустыре две девочки в цветастых комбинезонах гоняли яркий мячик под надзором двух болтливых мамаш. Больше ни машин, ни людей. Удобное место, издалека просматривается. И засаду не устроишь. А так…
Мысль Башмака вот-вот должна была свернуть к сегодняшней «премии» за удачно проведенную операцию, но тут все стало происходить как-то не по правилам. Башмак только это и успел подумать, когда грохнул первый выстрел.
На капоте первой машины уже лежал ответный чемоданчик с деньгами. Один из покупателей как раз возился с запорами, и вдруг… Крышка откинулась, а в руке у покупателя вдруг оказался пистолет. И первым же выстрелом он свалил Кувалду. Второй «покупатель» и третий, который принес из машины чемоданчик с деньгами, тут же начали стрелять из выхваченных из-под одежды пистолетов. И пятеро, что стояли у машин, тоже стали поливать.
Грохот выстрелов сливался в одно оглушающее «бу-бу-бу», пули били в землю, с истошным визгом прошивали металл машины, с рикошетом отлетали в сторону, воя торжествующе и злорадно. Башмак сумел даже различить звуки, с которыми пули попадали в человеческое тело – тупой влажный стук. Хотя это ему могло только казаться.
Это было так неожиданно, так глупо, что Башмак даже растерялся. Единственная мысль, гвоздем засевшая в голове, – как же обидно, ведь на эту «премию» он очень рассчитывал, и вся эта пальба была очень не вовремя. Башмак даже успел вытащить пистолет из-под куртки и пригнуться влево, к двери, как в лобовое стекло перед ним с треском врезался Белый. Стекло тут же лопнуло и покрылось мелкой сеткой, по которой ручьем потекла его кровь. Две пули пробили остатки стекла возле головы Башмака, и он скорчился на сиденье еще ниже.
Мысли о смерти не было, она просто не успела прийти в голову. Заревели моторы, и остались только тишина и посвист ветра в пробитом стекле. Уехали? Башмак высунул голову и обомлел. Возле первой машины лежал Кувалда в окровавленной рубашке, почти под ногами рядом Белый, у которого вместо лица кровавое месиво. Еще пять тел неподвижно валялись вокруг, и никто не подавал признаков жизни.
Башмак испугался уже потом. Сначала он увидел бежавших откуда-то снизу двух полицейских, на ходу вытягивающих из кобуры пистолеты, причем один что-то явно кричал в рацию. А потом как-то сразу возник вопрос, а как он будет объясняться перед Князем? Анзор сразу спросит, а почему тебя не убили? За что тебя не убили, Башмак? А? И его сразу причислят к «сукам», сразу все подумают, что он продал своих за бабки.
Вся привычная спокойная сладкая жизнь Башмака полетит в тартарары. И вот он изгой, его весь блатной мир презирает, его уже ищут «быки», чтобы устроить показательную казнь. Чтобы другим неповадно было. А Анзор по кличке Князь горазд на выдумки в этом деле. Башмак помнил, как в прошлом году варили заживо Клопа. Жуткая картина.
Башмак пришел в себя уже тогда, когда летел на машине вниз с Воробьевых гор. Оказывается, он успел прыгнуть в машину, выбить ногами стекло, переехать труп Белого и, щурясь от бьющего в лицо ветра, погнал машину вниз. Куда? Куда? Как спастись, когда за тобой гонится полиция, когда уже скоро обо всем узнает Анзор, потому что его спросят эти «полканы», что «крышуют» трафик аж через саму Грузию?
На «БМВ», с окровавленным капотом и без лобового стекла, таращились и водители, и пешеходы, а Башмак гнал и гнал машину. Он никак не мог придумать, что ему теперь делать. В полицию нельзя, его начнут колоть на все эти дела, и Анзор подумает, что Башмак продался уголовке. К своим нельзя, потому что Анзор сразу заподозрит, что Башмак не зря единственный остался в живых. Куда? Куда?
Башмак понимал, что машину надо бросать. Но бросать в таком месте, где удобно скрыться. И еще надо придумать у кого искать защиты. Не у кого ведь! Блатные не поверят, полиция…
Впереди замигали сине-белые огни, завыла сирена. Башмак чудом успел заметить, что перекресток перекрывают. Но до перекрестка еще есть поворот направо, во дворы, внутри квартала его не возьмут, не успеют. Он рванул руль вправо и ушел между деревьями, чудом проскочив на большой скорости мимо припаркованных вдоль бордюров машин. Сколько так можно ехать, сколько? Вот-вот снова покажутся «маячки» полицейских машин. Так не уйти, а бросать машину страшно, скорость будет уже не та. Но машина приметная, ее уже все знают… Куда? Куда?
Решение пришло в голову неожиданно, как всегда и бывает в отчаянной ситуации. Башмак резко нажал на тормоз и чуть не разбил лицо о руль. Он успел смягчить удар руками, но грудь перехватило, и некоторое время он не мог даже вздохнуть. Вон оно, решение, вот она, защита. Тут можно отсидеться, тут его пока не тронут. Единственное место, где еще можно продержаться, пока не сообразишь чего поумнее.
Выскочив из машины и прихрамывая на левую ногу, Башмак поспешил перелезть через низкий заборчик ограждения бульвара. Какая-то тварь все-таки зацепила его пулей. Вскользь, но крови… полна штанина. Скорее. Скорее! Туда, через дорогу, к школе! Черт, нога не слушается… онемела. Скорее…
Вот и второй заборчик преодолен, вот дверь… разбегаются дети, какая-то баба завизжала в голос и потащила в сторону двух упирающихся карапузов. Дверь… Башмак рванул ее на себя и чуть не упал. Или она оказалась тяжелой, или у него сил уже почти не было. Вот прохладный вестибюль… Черт! Охранник!
– Стоять, падла! – заорал Башмак.
Охранник, мужик лет пятидесяти с приличным пивным брюшком, замер на месте, едва выскочив из-за своего стола. Он стоял, разинув рот, и таращился на черный пистолет в руке незнакомца с окровавленной штаниной в районе бедра. Башмак видел в его глазах страх, и это придавало уверенности в себе. Он пробежал взглядом по фигуре охранника и не увидел на нем кобуры с пистолетом, только фонарик в небольшом чехле. Может, у него под курткой что-то спрятано? Рисковать нельзя.
– А ну! На колени, пошел! Лицом к стене, руки за голову!
От напряжения в горле першило, и все время хотелось откашляться. Башмак доковылял до охранника, который послушно повернулся к нему спиной и встал на колени, и, прицелившись, врезал ему по затылку рукояткой пистолета, как учили когда-то, правее маковки. Он не обращал внимания на крики, визг, удаляющийся топот детских и взрослых ног. У него была цель, он очень устал и очень торопился.
Обшарив карманы и ничего опасного не найдя у охранника, Башмак пнул бесчувственное тело ногой и осмотрелся по сторонам. Коридор и ряд дверей по правой стороне. Наверное, это классы. Он поспешил в сторону коридора, когда увидел, что из первой двери вышла молодая женщина в строгом деловом костюме и уставилась на него полными ужаса глазами. Такие взгляды Башмаку нравились, очень он любил, когда его боялись. Наверное, потому, что это было в его жизни очень редко.
– Стой на месте, шалава! – заорал он на весь опустевший коридор и наставил ствол пистолета на женщину.
За спиной учительницы столпилось два десятка шкетов самого сопливого возраста, боязливо блестя глазенками. Клево! Прямо в масть! Тут его не возьмут, тут за сопляков бояться будут. Башмак сунул под нос женщине ствол пистолета, схватил ее повыше локтя стальными пальцами и прошипел:
– Пошла в класс! И тихо у меня. Рыпаться не будешь – не трону. Поняла? Пошла, я сказал!
Учительница, побледнев как лист бумаги, пятилась назад, машинально сгребая ладонями детей, скопившихся за ее спиной, и походила на курицу-наседку. Сообразив наконец, что от нее требуется, она собрала детей в дальнем углу класса, усадив по двое на один стульчик, а сама стояла, загородив их своим телом и нервно теребя пальцами носовой платок.
Башмак схватил первый же стул и сунул ножку за дверную ручку. Подергав, убедился, что стул держится хорошо, и заковылял вдоль окон, задергивая шторы. Дурацкая легкая ткань ничего толком не закрывала, даже от солнечного света не спасала. Наконец он устало опустился на школьный стул в углу класса, подальше от двери и оконного проема. Испарина тут же выступила на лбу и покрыла все тело – запоздалая реакция. Во рту сухо, а ладони потные. Перекладывая пистолет из руки в руку и вытирая ладони об штанины, Башмак обратил внимание на свою рану. Кровь так и не останавливалась, хотя пуля не пробила мякоть ноги, задела вскользь, но рана получилась глубокая. Надо что-то делать, а то он просто потеряет сознание от потери крови. Сейчас бы хлебнуть чего для поддержания духа, только где взять? Послать эту шалаву? Нет, нельзя выпускать ее. Эта мелкота ничего не соображает, а она – единственный тут взрослый человек.
– Э-э, иди сюда, – призывно махнул стволом пистолета Башмак. – Иди, не бойся.
Дети зашушукались за спиной учительницы:
– Ой, не ходите, Ольга Ивановна… Не надо, он с пистолетом… Не ходите к нему…
Учительница повернулась к детям, что-то вполголоса сказала, успокаивая их, а потом подошла к уголовнику и дрожащим голосом спросила:
– Что вы хотите?
– Сядь, не мельтеши, – с трудом проговорил Башмак. – Давай побазарим с тобой за жизнь.
Учительница не сделала больше ни шага, стоя столбом. Он разозлился и навел на нее оружие:
– Сядь, я сказал!
Женщина побледнела еще больше и, послушно шагнув к соседнему стулу, опустилась на него, как приговоренный к смерти опускается на плаху.
– Тя как зовут-то, подруга?
– Ольга… Ивановна… – тихо ответила женщина, но тут же собралась и сменила тон на дрожаще-требовательный: – Что вам от нас нужно? Это же дети! Вы не должны им причинять вреда. Это дети, понимаете!
– А тебе? – ухмыльнулся Башмак. – Тебе вред можно причинить? Ты-то взросленькая. Ладно, не суть! Я никого не трону, если рыпаться не будете. Твое дело сопляков своих держать в углу и молчать в тряпочку. Я все решу сам. Когда начнут переговоры, тогда все и станет ясно. А пока… Вишь, цепануло меня. Найди, чем перевязать.
Учительница некоторое время бессмысленно смотрела на его ногу, потом, резко вскочив на ноги, прошла между столами, открыла какой-то шкафчик у стены, где хранились учебные пособия, достала ножницы и, решительно подойдя к своему столу у доски, стала отрезать от льняной скатерти длинную полосу ткани шириной с ладонь.
Это была самая дальняя конспиративная квартира Гурова. Недалеко от МГУ. Каждый раз, когда ему надо было приехать сюда для встречи с одним из своих агентов, сыщик долго не мог оторвать взгляда от окрестностей. Здесь был какой-то особый дух, здесь незримо присутствовала та Москва, которую он узнал и полюбил десятки лет назад молодым лейтенантом милиции. Как его тогда дразнили коллеги по МУРу? Лев Гуров-Синичкин? Да, был такой старый водевиль Дмитрия Ленского.
Еще раз обведя взглядом высотку МГУ, Воробьевы горы, Гуров двинулся в сторону жилого массива. Вздыхай не вздыхай, а 70-х уже не вернешь.
Открыв дверь своим ключом, Лев вошел в прихожую и бегло осмотрел обе комнаты, кухню и санузел. Везде порядок. Ничего подозрительного, никто не прячется. Вернувшись в кухню, он принялся варить кофе. Его сегодняшний визитер, имевший в прошлом кличку Пальчик, очень любил хороший кофе. Особенно со сливками. Естественно, по своим доходам он такого кофе пить постоянно не мог, но во время встреч здесь Лев баловал его напитком и даже сам готовил.
В дверь позвонили. Он вытащил пистолет, сдвинул пальцем флажок предохранителя и подошел к двери. Длинной ручкой швабры отодвинул задвижку замка, стоя сбоку от двери, и громко крикнул:
– Входите! Не заперто!
За свою долгую и богатую событиями жизнь сыщик не раз был свидетелем того, что после таких приглашений войти дверь вышибали ногами, а в помещение вваливались головорезы с наколками по всему телу. Или просто прошивали дверь выстрелами. Редко, но бывало в практике сыщиков и такое.
Дверь тихо открылась, и в проеме показалась нечесаная голова Вовы Пальчика.
– Это я, Лев Иваныч. Можно, да? – Детина вошел, прикрыв за собой дверь, и расплылся в улыбке, увидев Гурова: – Здрасте!
– Здорово, – убирая пистолет, проговорил Гуров. – Проходи, я там тебе кофе варю. Не разлюбил еще божественный напиток?
– Спасибо, – смущенно бубнил парень, идя следом, – не разлюбил.
Володя был недалеким, большим и, в общем-то, добрым парнем. Даже бесхарактерным. И окружающие этим пользовались, в основном дружки. Володя два раза сидел, правда, по мелочи и небольшие сроки, все по своей дурости и глупости. Гуров вытащил его из этого болота, объяснил суть уголовного мироздания и попросил помогать по мере сил и возможностей. Но самому ни в какие приключения не лезть и в преступления не ввязываться. Теперь этот детина по кличке Пальчик (его фамилия была Пальчиков) относился к Гурову как к спасителю и покровителю. Вся его злость на дружков, которые его втянули в свои дела в прошлом, гасилась добровольной помощью полковнику. Ему было даже интересно, вроде как он был причастен к большому делу.
Вот уже третьи сутки и Гуров, и Крячко, и весь оперативный состав МУРа раздавали задания агентуре в одном направлении – участие в криминальных делах старших офицеров полиции. Гуров до конца не верил в версию с Рубичем, убивающим полковника Еременко из мести. По любой другой причине, но не из мести. А если все-таки не Рубич, если все-таки Загладин, искусно инсценировавший появление постороннего? Тогда, учитывая особую дерзость преступления, у Загладина была очень веская причина убить Еременко. И не бытовая, а очень «дорогая»! Какой-нибудь криминальный совместный бизнес, который они не поделили или о котором узнал Еременко, за что и поплатился жизнью.
Да, был риск «засветить» интерес полиции к подобного рода делам, да продажные полицейские с большими звездами на погонах могли насторожиться, но это все временно, и никуда они не денутся впоследствии. Сейчас главное, найти ниточку, ведущую если не к Загладину лично, то к тем людям, с которыми он мог криминально быть связан. Или он, или Еременко.
И информация пошла. Как обычно, очень много мусора, пустышек, слухов, откровенной лжи. Была и настоящая информация, но касалась она различной мелочи. Один лейтенант-оперуполномоченный покрывал шашлычную, работавшую без санитарного паспорта и с продавцами, не имевшими медкнижек. В другом случае участковый угрозами заставлял бесплатно оказывать ему сексуальные услуги местную проститутку. И тому подобное, и тому подобное.
Гуров ждал. Раскинутые сети рано или поздно должны были дать результат. Хотя бы второстепенный, хотя бы косвенное подтверждение. И лучше бы не поздно. Он дал подполковнику Волкову приказ очень и очень осторожно прощупать связи покойного полковника Еременко и полковника Загладина. Очень осторожно, чтобы не возбудить подозрений Управления собственной безопасности, афишировать это дело было еще рано.
– Ну, Вова, как твои дела? – наливая кофе в фарфоровую чашку, спросил Гуров.
– Да ништяк вроде все! – улыбнулся парень, глядя на чашку. Потом поймал недовольный взгляд Гурова и извинился: – Я это по привычке, Лев Иванович. Нормально все. А у вас как?
– Тоже, – усмехнулся Гуров тому, как серьезно и солидно бывший уголовник задал этот вопрос старому матерому сыщику. – Ты пей, Володя, и слушай. Времени у меня мало, поэтому буду краток. Послушай там в своих кругах – не сболтнет ли кто про полицейских, которые руководят криминальной деятельностью. Меня интересует все, даже то, что тебе покажется мелочью. Ты можешь просто не знать, что это серьезно, при тебе могут всего не сказать. Но ты слушай, разговаривай, запоминай. Как фамилии офицеров, где работают, может, какие-то приметы особые будут называть, клички. Все запоминай. Ну, как обычно!
Гуров специально не стал вбивать в голову Владимира лишней информации. Для него ведь нет разницы между полковниками, работающими в МВД, или между штабом внутренних войск и, скажем, Главным управлением по борьбе с экономическими преступлениями. Для него это тонкости, до которых ему не дойти. Да и не нужно.
Завибрировал на поясе мобильный телефон, потом залился мелодичным звоном. Гуров вытащил его и посмотрел на номер. Волков! Оставив агента допивать кофе, он ушел в комнату и прикрыл за собой дверь.
– Слушаю, Пал Палыч!
– Лев Иванович, ЧП! – тут же выпалил ему в ухо подполковник. – Требуется ваше присутствие.
– Тихо, тихо! – Гуров поморщился и чуть отстранил трубку. – Подробнее можно?
– Час назад на Воробьевых горах произошла перестрелка между двумя криминальными группировками. На месте осталось шесть трупов и две машины. Неизвестные успели покинуть место побоища до появления полиции. Но один выжил, Лев Иванович. И он в состоянии, я думаю, близком к аффекту, уехал с места перестрелки на разбитой машине, потом бросил ее. А сейчас забаррикадировался в школе в одном из классов вместе с учительницей и двадцатью детьми.
– Черт, что за группировки, какова причина перестрелки?
– Пока неизвестно, выясняем. Устанавливаем личности убитых. Информация будет с минуты на минуту. Но тут дело в другом, Лев Иванович. Тот парень паникует, орет, что у него граната, что он всех взорвет вместе с собой. И требует вас.
– Что-о? Меня? Какого лешего ему понадобился я?
– Не знаю. Руководитель операции связался с ним по мобильнику той самой учительницы. От нее информации получить не удалось. Он не разрешил ей говорить с нами по телефону, но требует, чтобы ему дали возможность поговорить с сыщиком Гуровым Львом Ивановичем. Может, он вас знает?
– Меня много кто знает за столько лет, – проворчал Лев. – Сам-то он назвался?
– Нет, ни на какие контакты больше не идет и информации не выдает.
– Значит, говоришь, учительница и два десятка детишек? Хорошо, я выезжаю. Адрес школы?
Вову Пальчика пришлось выпроваживать очень оперативно. Напоследок Гуров велел своему агенту воздержаться от приема крепких напитков.
– Видели тебя, Вовик, в непотребном виде и в скверной компании. Ты прекращай на водку налегать, – погрозил пальцем Гуров. – По пьянке и по глупости снова влетишь в уголовное дело, и я тебе помочь не смогу.
– А как же мне с ними, если все они водяру пьют?
– Пиво пей! Говори, что водку не можешь, что у тебя язва.
– А при язве пиво можно?
– Черт бы тебя побрал, Вовка! Делай как говорю! Все, дуй отсюда. Мне некогда.
Через двадцать минут Гуров был возле оцепления, установленного вокруг школы. Волков в полицейской форме подбежал к нему с телефоном в руке:
– Быстро вы приехали. Это хорошо, а то он там паникует. Мы за детей боимся, как бы они из-под контроля не вышли, а он бы бойню с перепугу не устроил. Дети могут так напугаться, что…
– Я знаю. Давайте связь с ним!
Волков набрал номер и, приложив трубку к уху, произнес:
– Эй, приятель! Мы твою просьбу выполнили, приехал полковник Гуров, с которым ты хотел переговорить. Дать ему трубку?
Гуров взял из руки Волкова телефон и спросил, прежде чем приложить ее к уху:
– Как он себя ведет? Раздражен, подавлен?
– Сейчас уже спокойнее. Почти нормально разговаривает.
Гуров поманил за собой Волкова и отошел подальше от оцепления и посторонних ушей.
– Моя фамилия Гуров, – сказал он в трубку. – Кому я там понадобился?
– Точно Гуров? – ответил на том конце напряженный, но, в общем-то, спокойный голос. – А ты не врешь? Я знал Гурова давно, он меня сажал в последний раз.
– Ты мне не хами, парень, – спокойно проговорил Гуров. – Я не сопливый лейтенант, я уже полковник. Хочешь что-то сказать, говори. А нет, так я пошел.
– Как так? Куда пошел… в смысле, куда вы пошли? А я? Вы же сыскарь!
– Я – сыщик, – произнес Гуров нарочито ленивым тоном. – Если бы тебя надо было искать, то это моя работа. А тут тебя надо просто взять. Для этого есть спецназ, который тебя или возьмет тепленьким, или шлепнет, что вернее. Не мое это дело, понимаешь?
– Подождите! Вы в самом деле Лев Иванович Гуров?
– Достал ты меня! Хочешь, чтобы я подошел к окну, и ты меня в лицо рассмотрел? Давай подойду, раз уж приехал.
– Лев Иванович, я понял. Я узнал вас по голосу. Вы не спрашиваете, кто я?
– Мне как-то по барабану.
– Это понятно, – вдруг согласился голос. – Лев Иванович, мне надо с вами поговорить. Я готов никому не причинять вреда, но мне нужна ваша помощь. Мне никто не может помочь, кроме вас.
– Как шкодить, значит, вы всегда все сами, а как вытаскивать вас, так Гуров, – поворчал сыщик. – Дети малые, ей-богу! Хорошо, я иду. Подойду к двери, постучу. Узнаешь по голосу, откроешь. Я буду один. Ты меня знаешь, я не обманываю.
– Да, хорошо.
Гуров вернул телефон Волкову и почесал задумчиво бровь. Голос уголовника не выглядел угрожающим и неадекватным. Видимо, он и в самом деле рассчитывает на что-то, требуя разговора именно с Гуровым. Все уголовники, которые прошли через руки Льва Ивановича, знали, что он никогда не опускается до подлости, даже в отношении преступников. Очень часто ему верили на слово. Те, кто не стрелял в него, конечно.
– Что-то там у него не очень просто, Пал Палыч, – заговорил наконец Гуров. – Видимо, он меня знает, раз просит помощи. Придется идти, если есть шанс закончить все это миром.
– Может, за вашей спиной…
– Ни в коем случае, – нахмурился Лев. – Я ему слово дал. Иду один, и без всяких фокусов. Думаю, смогу его убедить.
– А если не сможете?
– Тогда штурмуйте, но обязательно через окна.
– Почему через окна? Почему не через дверь? А если он закроется детьми, учительницей?
– Во-первых, дверь в одном конце класса, а он может находиться в противоположной его части. Это приличное расстояние, и у него будет возможность стрелять в бойцов или в детей. А окна там три, значит, он не успеет поразить столько целей и перекрыть такую большую зону. Если спецназ одновременно высадит все три и несколько человек запрыгнут на подоконники, то… А я не дам ему прикрыться детьми, это я обещаю. Единственный сигнал к атаке – разбитое оконное стекло. Стулом, вазой, неважно. Не раньше!
Гуров шел к школе и чувствовал, что на него из-за занавески смотрят. «Пусть смотрит, пусть видит, что я один», – думал Лев, даже куртку и пиджак снял, а потом приветственно помахал рукой в сторону окна и сделал указующий жест пальцем в сторону двери.
Торопиться не стоило. Время играло на спецназ. Он шел по коридору мимо бойцов с автоматами на изготовку, которые блокировали лестницу, ведущую на второй этаж, выход в спортивный зал и на улицу. Все грамотно, все по науке. Вот и дверь. На всякий случай Гуров встал сбоку и громко постучал несколько раз. Внутри упал стул, послышались приближающиеся неровные шаги. Человек или хромой, или ранен.
– Кто? – спросил теперь уже знакомый голос.
– Полковник Гуров. Открывай давай.
За дверью зашептались, чуть вскрикнул женский голос, потом внутри что-то стали делать с дверью, вытаскивать какой-то запор. Стукнуло дерево, и дверь чуть приоткрылась. Гуров увидел миловидную, но очень испуганную молодую женщину, которую держал за талию смуглый парень с мутными глазами. Он приставлял ей к шее пистолет и пятился назад.
– Ну-ну, – возмутился Гуров. – Прекрати это сейчас же! Не люблю!
Лицо уголовника показалось ему в самом деле знакомым, но сейчас важнее было другое. Гуров кивнул назад на дверь, чтобы тот отпустил женщину и лучше бы занялся опять запиранием двери на ножку стула. Когда парень отпустил учительницу, Лев взял ее за руку и участливо спросил:
– Как вы? Держитесь?
– Держусь, – одними губами прошептала женщина, и ее глаза мгновенно наполнились слезами. – Страшно очень.
– Сейчас все кончится. Не надо бояться, – уверенно заявил Гуров. – Как ребятишки? Тут накурено…
– Я просила его не курить, а он…
– Понятно, – кивнул Гуров и повернулся к подошедшему уголовнику: – Слушай, ты ненормальный? Ты чего куришь в помещении? Воздуха совсем нет, а ведь тут дети!
Сыщик машинально оценивал обстановку, состояние преступника, его реакции. Надо было вести себя очень уверенно, увереннее, чем он. И в то же время не перегибать палку. В конце концов, он просил о помощи, вот в таком ключе и придется строить отношения. Жалко учительницу, ей придется еще немного попереживать за себя и детишек, но тут уж ничего не поделаешь. Главное, свести к минимуму реальную опасность.
– Ничего, еще ни один не помер, – проворчал уголовник и махнул в сторону пистолетом.
– Дурак, открой окно, – не сдвинулся с места Гуров. – Там на горе уже шесть трупов, хочешь, чтобы на тебя навесили еще здоровье детей? Что же вы все такие бестолковые, а?
– Чтобы меня снайпер шлепнул? – начал злиться уголовник.
– Значит, так, парень. Можешь держать меня на мушке сколько тебе угодно, можешь прятаться за моей спиной и прикрываться мной. Я сейчас осторожно подойду и, не отодвигая занавесок, открою окно, чтобы сюда пошел свежий воздух. Согласен?
Не дожидаясь согласия, Гуров подошел к окну и высунул руку, нащупывая запор створки окна. Мысленно он просил, чтобы снаружи не нашлось идиота, который бы решил, что это преступник, и выстрелил. Идиотов не нашлось, а в комнате стало свежее. Гуров пододвинул стул к учительскому столу и сел. Уголовник, прихрамывая на раненую ногу, пододвинул второй стул и уселся напротив.
– Ну, – заговорил Лев, – назовись, герой.
– Вы помните меня, Лев Иванович? – угрюмо ответил уголовник. Гурову даже показалось, что тому стало неудобно перед полковником за такую вот встречу. – Я Саша Башмак, помните?
– Точно! Башмаков! Ты был чуть ли не последним моим клиентом перед уходом из МУРа.
– Вы сейчас не в МУРе? – насторожился Башмак.
– Я сейчас еще выше. Не переживай, полномочия у меня есть, – заверил Гуров. – Ну, выкладывай, Башмаков, во что ты вляпался.
– Вы сначала пообещайте, что поможете, – хмуро возразил Башмак. – У меня ситуация аховая. Я в самом деле готов сдохнуть, если мне не поможете.
– Да-а? – Гуров сделал вид, что удивился. – Ну ты загнул, Башмаков. Если все так серьезно, то чем же я могу тебе помочь? Ты знаешь, что я закон никогда не нарушал и не нарушу. Вашего брата как ловил, так и буду ловить. Дружбы между нами нет и не будет. На сделки я тоже никогда не шел. А вот помогать вам – помогал, когда видел в этом смысл и знал, что помощь приведет к благим результатам. Ладно, что тебе грозит и от кого?
– И от своих, и от ваших. В переплет я попал, Лев Иванович, хуже не придумаешь. Я знаю, что за преступления вы меня все равно упечете, хоть я вам мамой поклянусь, закон у вас на первом месте. Мне другое надо. Мне перед своими очиститься надо, чтобы в камере раньше времени не удавили. И перед вашими я лишнего брать на себя не хочу. Не при делах я. И мокрухи на мне нет.
– Интересно, – покачал головой Гуров. – Значит, между двух огней оказался. И кругом ты не виноват? Допустим. Врать тебе сейчас резона все равно нет.
– Я не вру.
– Верю. Ладно, рассказывай по порядку, что знаешь. Учти, если тела опознают, то и ваши делишки будут на поверхности. Что у вас там было? Стрелка, разборки? 90-е вспомнили?
– Нет, сделка. Партию наркоты продавали. А «покупатели» в конце сделки вместо бабла волыны выхватили. Короче, всех, с кем я был, положили. Теперь кругом я – «сука», раз один из всех жив остался. Мне никто не поверит, что я не при делах.
– А как же ты жив остался?
– Не знаю. Я в машине был, когда все началось. Они мне так стекло изрешетили, наверное, решили, что мне там конец.
У Гурова зазвонил телефон, он предупреждающе поднял палец и достал аппарат. Звонил Волков. Выяснив, что у Льва Ивановича все нормально, что они беседуют, он поделился полученными сведениями. В частности, что убитые – люди уголовного авторитета по кличке Князь. За этой группировкой дел много самых разных, но работают чисто. Подобраться сложно. Своих людей у уголовного розыска в окружении у Князя до сих пор нет.
Гуров нажал отбой и убрал телефон. Надо было как-то использовать ситуацию с пользой для дела.
– Значит, поступим так, Башмаков, – наконец заговорил сыщик. – Ты уже достаточно засветился на разбитой машине в городе. И тебя патрульные видели на Воробьевых горах. Это объективно. Вот со школой ты глупо придумал. Теперь весь город, от рядового полицейского до мэрии, знает о захвате заложников. Ладно, давай попробуем и это использовать тебе в помощь. Значит, нет на тебе крови?
– Клянусь, Лев Иванович!
– Остается как-то исправить ситуацию с захватом заложников. Серьезная статья, но это и хорошо, твой Князь поверит, что ты не при делах с этой пальбой. Значит, так, ты сейчас сдаешься, я беру дело себе на контроль. Заниматься тобой будет МУР, но под моим присмотром. Посидишь в отдельной камере в СИЗО, пока я соображу, как распространить информацию о твоей невиновности и даже геройстве в той ситуации. Допустим, Князь узнает, что ты не предавал, но ему потребуются доказательства. И быстро. Иначе, пока он будет разбираться, тебя могут запросто грохнуть. Так что мы быстрее Князя должны выйти на этих «покупателей», чтобы подтвердить, что ты с ними не в сговоре.
– Я их не знаю, Лев Иванович! – чуть ли не взмолился Башмак. – Кувалда знал, Князь знает, а я кто, чтобы такой информацией располагать? Краем уха слышал, что пацаны терли. Вроде с Украины они. А на нас вышли по нашему же трафику через Грузию. Там с ними был один человек с Кавказа. Больше ничего не знаю.
– Ладно, пошли сдаваться, – велел Гуров и встал со стула, протянув руку к уголовнику за его пистолетом. – Времени у нас мало, а сделать надо много. Да и нога у тебя, я смотрю… В больницу тебя надо срочно, пока заражения крови не получил.
Башмак помедлил немного, глядя в стол перед собой, потом медленно переложил пистолет из руки в руку рукояткой вперед и протянул сыщику. Гуров взял оружие, сунул в задний карман брюк и попросил учительницу оставаться с детьми в классе до тех пор, пока за ними не придут. Опасности больше нет. Затем вывел Башмакова в коридор, подозвал двоих бойцов спецназа и велел осторожно сопроводить сдавшегося уголовника на улицу.
И только на следующий день в медсанчасти СИЗО Лев снова возобновил разговор с Башмаковым. Но теперь информации у него было намного больше. Он собрал все, что знал уголовный розыск о группировке Анзора по кличке Князь. Да и рассказ Башмакова в школьном классе свидетельствовал о том, что он знал все-таки немало.
Они проговорили около четырех часов. Начальник медсанчасти пытался пару раз вмешаться и запретить нарушение режима, но ему позвонил сам Орлов и сделал внушение. Больше Гурову не мешали. Более того, Башмакову сделали несколько уколов, чтобы поддержать его ослабленный организм и дать возможность закончить беседу с сыщиком.