Глава 8
Повернувшись на бок, Эванджелина подтянула одеяло до самого носа. Было темно и холодно, но даже в полупроснувшемся состоянии она сразу поняла, что Мэтт уже не спит.
Так странно. Они провели вместе всего две недели и четыре дня, а она уже научилась безошибочно угадывать его состояние. Так же как выучила его любимые блюда и уловила тот ритм, в котором он быстрее всего достигал вершины блаженства.
А раз он не спит, то и ей уже заснуть не получится.
Для двух случайно повстречавшихся в безмерном океане кораблей они стали опасно близки.
Ей уже давно следовало бы уйти.
Но она почему-то все еще медлила. Все еще искала повод, который позволил бы ей навсегда уйти, ни о чем не жалея, но чем больше она присматривалась к Мэтту, тем яснее понимала, что он именно такой, каким показался ей с самого начала. Честный и искренний. Готовый ценить ее такой, какая она есть.
Но и к длительным отношениям она еще не готова. Ну почему она не могла познакомиться с ним через полгода? Или через год? Словом, после того, как она наконец-то смогла бы разобраться сама с собой и найти для себя место в этой жизни. Тогда бы и для Мэтта нашлось место в ее жизни, и она смогла бы дать ему нечто больше, чем могла предложить теперь.
Эванджелина покрепче прижалась к Мэтту.
– Хочешь теплого молока?
Он легонько поцеловал ее в висок.
– Я тебя разбудил? Извини.
– Нет.
Но возможно, она действительно проснулась, почувствовав его состояние.
Между ними сразу установилась какая-то поразительная связь, которая и не думала исчезать. Порой Мэтт заканчивал ее предложения, а иногда ей и вовсе не нужно было говорить, чтобы донести до него свои мысли.
Раньше бы Эванджелине вряд ли такое понравилось. Она всегда любила свободу. Но с Мэттом почему-то ей все казалось на удивление правильным.
– Я пойду вниз, а ты спи дальше.
Мэтта явно что-то тревожило. Что ж, похоже, даже обилие умопомрачительного секса так и не сумело до конца изгнать его демонов.
Повернувшись к Мэтту лицом, Эванджелина крепко его обняла.
– Даже не вздумай. Поговори со мной.
– Это не тема для полуночного разговора, но все равно спасибо.
Его рука легонько прошлась по ее обнаженной груди, но, сколь бы ей ни были приятны его ласки, даже в них Эванджелина чувствовала какую-то тревогу.
– Ночью можно говорить о чем угодно. Вокруг темно, и мы оба еще толком не проснулись. Разве бывает лучшая обстановка для разговора? – Эванджелине вдруг стало холодно. А что, если он скажет, что им пора расходиться? Сама она еще не готова прощаться.
Рука на ее груди замерла.
– Ты уверена, что, вместо того чтобы выспаться, хочешь меня слушать?
– Я уверена, что не хочу, чтобы ты грустил. Скажи, что тебя тревожит, и я все исправлю. Ведь я здесь именно для этого, верно? Отгонять разбушевавшихся демонов. – Они оба нужны друг другу именно за этим, и Мэтт пока что отлично справлялся со своей ролью. – Но в отличие от других видов самолечения от меня не бывает похмелья. Рассказывай.
– Ты же не станешь меня осуждать? – Мэтт глубоко вздохнул. – Мне кажется, мне уже давно пора забыть об Эмбер.
– Что? Но почему?
Отлично. Он не собирается вышвыривать ее вон. Зато Мэтт наконец-то хочет поговорить с ней о покойной жене. Обычно он лишь изредка ее упоминал, и Эванджелине уже давно хотелось побольше узнать о женщине, сумевшей так сильно войти в его жизнь, что он даже через столько времени не сумел до конца оправиться и найти ей замену.
– Прошло уже полтора года, так почему я до сих пор не сумел прийти в себя?
– У каждого горя свой срок.
– Мы прожили в браке всего год. Она мертва уже больше времени, чем прожила со мной.
– Ну и что? Ты ее любил. – И явно гораздо сильнее, чем Эванджелина любила сама и даже могла вообразить. Но при этом она с легкостью могла представить, как сама стала бы объектом такой же любви.
Особенно если бы ее так же сильно полюбил именно Мэтт. И на какую-то долю секунды ей даже захотелось заполучить то место в его сердце, что до сих пор отводилось лишь для покойной жены. Но это невозможно. И не только потому, что он все еще безумно любит покинувшую его Эмбер, но и потому, что такая любовь возможна, лишь когда оба человека готовы полностью друг перед другом открыться, а она никогда никому не сможет настолько довериться.
Что ж, в темноте и в наполовину проснувшемся состоянии ее потянуло на откровения. Но это не страшно. По крайней мере, пока она не начнет их озвучивать.
– Неужели, раз я однажды влюбился, мне теперь придется страдать до конца жизни? Это нечестно.
– У меня нет ответов на все вопросы. Но одно я знаю точно: как бы плохо тебе ни было, однажды все снова наладится. А потом станет еще хуже. И так раз за разом, по кругу. Иногда мне кажется, что Богу нравится наблюдать, как у людей выбивают почву из-под ног.
Мэтт немного помолчал и спросил:
– А тебя не беспокоит, что рядом с тобой я постоянно думаю о другой женщине?
Неужели он так буквально понял ее слова, что посреди ночи можно говорить о чем угодно? Но раз уж он сам начал…
Ладно, как бы там ни было, ему вряд ли понравится, что она внезапно начала его ревновать к покойной жене.
– Ну, не могу сказать, чтоб совсем уж не беспокоило, но, по крайней мере, я могу тебя понять. Поверь, уж кто-кто, а я понимаю.
И наверное, даже слишком хорошо. Вряд ли какая другая женщина согласилась бы стать неким подобием лекарства, но ей выбора никто не предлагал. А что было бы, если бы у нее все-таки был выбор?
Глупый вопрос, все равно от нее уже ничего не зависит.
– Знаешь, на похоронах Эмбер священник сказал, что ничто не вечно, но в земной юдоли все воздается нам по заслугам. Но если это действительно так, почему я до сих пор не сумел двинуться дальше?
– Так ты из-за этого так себя изводишь? Перестань! О каких заслугах вообще может идти речь? У нас обоих без предупреждения отобрали самое ценное в жизни, и мы имеем полное право злиться и переживать!
Явно стараясь успокоить, Мэтт крепко сжал ее в своих руках. Отлично. Теперь это он ее успокаивает.
– Так именно это и случилось? – спросил он осторожно. – У тебя отобрали самое ценное в жизни?
– Да.
– Ты ничего об этом не говорила.
Так же как и он сам не спешил говорить об Эмбер.
– У меня больше нет голоса, так что разговаривать я теперь вообще не слишком люблю.
– Это тебе так кажется. Может, еще раз повторить, что я никогда еще не слышал ничего настолько сексуального?
Эванджелина вздохнула и закрыла глаза.
– Я разом все потеряла. И дело не только в карьере. Сколько я себя помню, я всегда пела, с самого раннего детства. Голос был чем-то моим, и только моим, и им же я заменяла для себя все остальное.
– Заменяла? А что именно?
– Да все подряд. Дом, семью… – Она уже давно перестала об этом думать, но все равно прекрасно понимала, что привыкла вкладывать в песни все свои чувства и переживания. – Мой отец – хоккеист из Детройта, мимоходом сделавший матери ребенка и даже не взявший у нее номер телефона. Правда, потом мама сама его нашла, добилась выплаты алиментов и переехала в США, чтобы он мог общаться со своей дочерью. Угадай, сколько раз он меня навещал?
– Эванджелина… – Мэтт еще крепче сжал ее в своих объятиях.
– Все в порядке.
– Что-то я в этом сомневаюсь. – Он легонько поцеловал ее в висок. – Когда мы танцевали, ты начала говорить, что у тебя есть семья в Детройте.
Точно. Но как он запомнил?
– Он мне не семья. У него был шанс со мной сблизиться, но он его упустил. Но у меня есть… сестра.
– Вы с ней близки?
Эва горько рассмеялась:
– Она меня обожает, но не так, как все эти миллионы фанатов. И она тоже хочет петь.
Лиза постоянно писала, спрашивая советов, и Эва уже даже не знала, зачем вообще стала ей отвечать. Ей-то никто никогда не помогал. Но до операции она зачем-то старательно отвечала на каждое сообщение. Последний раз вживую они виделись на пятнадцатилетие Лизы, когда она свозила сестру с тремя ее подругами на концерт в Лондоне.
И после операции ни на одно сообщение она так и не ответила, хотя прекрасно понимала, что девочка не несет никакой ответственности за отца-ублюдка.
– А у нее получается?
– Не знаю. Я никогда не слышала, как она поет. Была слишком занята.
– Но теперь-то у тебя времени достаточно, – тихо заметил Мэтт.
– Да, наверное, мне стоит ей позвонить. – Эва отлично понимала, что не станет этого делать. Ведь говорить им не о чем. У них никогда не было настоящих отношений, и объединяла их только музыка. А теперь у нее и этого не осталось, так что с Лизой отныне ее связывает лишь сходное ДНК. – Броненосец.
Хватит на сегодня ночных признаний. О Лизе говорить она не в состоянии.
– А мне бы уже давно следовало позвонить брату. Я с ним целый месяц не разговаривал.
Мэтт отодвинулся, и без его тепла Эве сразу же стало холодно и одиноко. Неужели она задела его чувства? А потом она вдруг поняла, что придумывала кодовое слово для него, но на практике пользуется им лишь она одна.
– А месяц это долго?
– Раньше мы виделись каждый день. Мы занимали соседние кабинеты в офисе, а до этого учились в одном колледже и раз в неделю играли в баскетбол с одними и теми же ребятами. И в конце концов, он просто мой брат. Кто, если не я, будет о нем беспокоиться и заботиться?
– Тебе его не хватает.
Это был не вопрос, а утверждение. Его слова были насквозь пропитаны любовью и привязанностью.
Эванджелина вздохнула. Могли бы и у них с Лизой сложиться подобные отношения, если бы она приложила побольше усилий? Вряд ли. Просто она сама не создана для подобных отношений.
– Но все это было раньше, пока Эмбер была жива. А потом я стал ото всех отдаляться, и родные даже больше не пытались меня утешить. Я все ждал, что произойдет чудо и все разом встанет на свои места. Но чуда так и не случилось. Вместо этого умер еще и мой дед. Тогда я понял, что так больше продолжаться не может. Мне срочно нужно было что-то с собой сделать, и тогда я свалил все свои заботы и обязанности на Лукаса и убежал. – Мэтт горько усмехнулся. – Я даже продал ему свой дом. И теперь он живет в моем доме с любимой женой, заполняя этот дом новыми воспоминаниями и готовясь подарить нашим родителям первого внука. А ведь это я, а не он должен был прожить эту жизнь.
Ту, а не эту. Эва с самого начала знала, что вся эта венецианская история долго не продлится, так почему ей вдруг стало так грустно?
– Ты завидуешь счастью брата?
Что ж, по крайней мере, хоть это у них общее.
– Да нет. Скорее я просто рад, что он все-таки женился по любви. Знаешь, раньше мне вообще как-то не верилось, что он когда-нибудь обзаведется собственной семьей. Он всю жизнь был легкомысленным гулякой, но однажды и он встретил женщину, сумевшую полностью его изменить. Теперь он сама ответственность и преданность. И они уже ждут ребенка, которому суждено стать первым в новом поколении Уилеров. Изначально эта роль предписывалась мне, но я больше не в силах ее иг рать. И вот я уже полтора года безуспешно пытаюсь найти путь к самому себе прежнему.
Что ж, похоже, у Мэтта гораздо больше внутренних демонов, чем ей сперва показалось.
– Ты не просто пытаешься забыть Эмбер, но еще одновременно хочешь снова втиснуться в ту жизнь, что у вас с ней была.
И которая строилась на таких понятиях, как родословная и дети. Корни и новые ветви фамильного древа. Для нее же самой все эти понятия были из какой-то параллельной реальности.
– Я понимаю, что прошлого не вернуть, но, сколько я себя помню, я всегда поступал правильно. Руководил нашим делом, успешно продавая недвижимость, и Эмбер мне помогала. Она вышла из влиятельной семьи, и ее связи пришлись мне весьма кстати. На нашей свадьбе было пятьсот с лишним гостей, половина из которых – генеральные директора различных компаний. И это не говоря уж о бывшем президенте и губернаторе штата. Нам нравилось быть влиятельной парой, и люди всегда могли на меня положиться. И я хочу вновь завоевать их доверие.
Что-то внутри Эвы сжалось. Неудивительно, что ни ее статус бывшей знаменитости, ни солидные капиталы не произвели на Мэтта ни малейшего впечатления. Власти и денег у него и так хватало с лихвой.
Жаль только, что они живут в таких разных мирах.
Трещина, о которой она раньше даже и не подозревала, разрасталась буквально у нее на глазах.
Жажда странствий ему не ведома, он просто пытается найти волшебную формулу, чтобы склеить разлетевшуюся на куски жизнь.
В отличие от нее самой, он вполне может вернуться к былому. И вернется.
Она легонько поцеловала Мэтта в щеку.
– Я тебе доверяю. Прямо сейчас ты – весь мой мир.
Ну и зачем она это сказала? Дома его ждет семья и любимое дело.
– А я прямо сейчас рад быть для тебя всем миром.
– Серьезно? А я думала, ты уже готовишься к прощанию.
– С тобой? – Он крепко-крепко ее обнял. – Но зачем мне с тобой расставаться?
– Но разве не об этом мы сейчас говорили? Ты хочешь вернуться домой. – Туда, куда она не сможет за ним последовать. Ее цыганская натура не выдержит серой скуки городских пригородов. – Наша… венецианская сказка недолговечна.
В повисшем молчании Эва ждала, что Мэтт с ней согласится, но вместо этого он сказал:
– Я не уверен, что смогу вернуться домой. Мысли о семье и долге меня теперь тяготят. Словно я больше не в состоянии все нести на себе. Я действительно хочу вернуться домой, но одновременно хочу и дальше скрываться. – Мэтт усмехнулся. – Самому себя слушать противно. Я просто жалок.
Нет, просто он действительно запутался и не знает, как жить дальше. Эва осталась под этой крышей, надеясь спрятаться от будущего, но вместо этого нашла восхитительного и невероятно чуткого человека. Так странно. Теперь она готова на все, чтобы излечить раны Мэтта, но при этом отлично понимает, что, как только он исцелится, он сразу же ее оставит.
Как все запуталось.
– А я хочу петь. Но больше не могу. Похоже, нам обоим придется как-то привыкать к изменившемуся миру.
