32
Рыцарь Печального Образа из Ла-Манчи медленным шагом спускался по лестнице. Неестественно выпрямив спину, он сошел с нижней ступеньки и направился к стойке.
Я отложил книгу:
— А я и не знал, что ты снова прибыл.
Это была не совсем правда. Я обратил внимание на его фамилию в списке гостей, когда пришел на работу. Меня удивило, что он был в гостинице в такой ранний час.
— С кратким визитом, — сказал Аксель Брехейм.
Он кивнул в сторону холодильника:
— Угощаю?
— Я больше не пью на работе, — отказался я. — К тому же я сегодня уже достаточно принял. У нас небольшая компания собралась по случаю того, что Маркос наконец-то лишился власти.
Я открыл холодильник, вынул две бутылки пива и бутылку воды.
— Всю ночь будут праздновать, — сказал я, когда мы уселись на все более ветшающем диване. — Настроение отменное. Хотя многие филиппинцы не ожидают больших перемен при президентстве Кори Акино.
— Как дела с Леонардой? — спросил Брехейм. — Разрешили ей остаться в Норвегии?
— Да. Но пришлось похлопотать. Твои коллеги из полиции по делам иностранцев подозрительны из принципа.
— В данном случае у них есть основания.
— Не знаю, — возразил я. — Они с Педером пока еще вместе не спят. Но если этого скоро не произойдет, значит, я вообще в таких делах ничего не смыслю.
Брехейм в задумчивости изучал еще полную бутылку.
— Раз уж мы заговорили о старых знакомых, не знаешь, как дела с фирмой Рагнара Мюрму? — спросил он.
— В последнее время он себя очень тихо ведет, — ответил я. — Этот публичный скандал вокруг Розы Бьёрнстад с него прилично сбил спесь. Я не очень удивлюсь, если он в течение нескольких недель свой клуб прикроет. Правда, особой роли это для него не сыграет. Этот тип наверняка найдет другие возможности заработать. Кстати, Роза Бьёрнстад, или Роза Чинг, возвращается в Тронхейм на следующей неделе. У нас теперь за честь считается ей помочь. Формально ей разрешили вернуться, потому что у нее есть право жить в Норвегии, пока длится дело о разводе. А они фактически на развод еще и не подавали.
Брехейм поднес бутылку ко рту, а потом сказал:
— Я вот думаю, а вообще обнаружилось бы когда-нибудь, как с ней муж поступил, если бы не Туре Квернму?
Такая мысль мне в голову раньше не приходила.
Я вспомнил лицо Туре Квернму, лежащего там, на обочине дороги, ведущей к усадьбе Фьёсеид. Оно было белее его белых волос.
Я присел на корточки рядом с ним.
Шерстяное одеяло оказалось слишком тонким и не защищало от ветра, пронизывавшего насквозь, до самых костей. Но я думаю, ни он, ни я не замечали холода.
Я спросил:
— Что ты делал в усадьбе в тот день, когда был убит Кольбейн Фьелль?
Туре улыбнулся.
Это была теплая улыбка на холодном лице.
— Я рад, что не сделал этого, — сказал он.
— Чего не сделал?
— Ты мне нравишься, Антонио. Я рад, что ты не погиб.
— Ты имеешь в виду сегодня?
— И тогда тоже. Жаль Марио. Я не хотел. Передай привет Марселе и скажи, что я не хотел. Я думал, это был ты. Я не хотел. Но я должен был. Я ведь видел, как она убила его.
— Ты видел, как Марсела убивала Кольбейна Фьелля?
Он попытался кивнуть.
— Кольбейн хотел сделать ей подарок. Нашейную цепочку. Мы не решились послать ее по почте. Я должен был ее привезти. Поехал туда. Остановил машину перед домом. Постучал в дверь. Никто не ответил. Тогда я вошел. Стал искать хозяев. Вдруг, когда я был в гостиной, с задней стороны дома раздался какой-то звук. Это оказалась Марсела. Она упала в сугроб. Выпрыгнула из окна. Через замочную скважину я видел, как она прошла на кухню. Как взяла тесак с полки. Потом услышал, что она стала подниматься наверх. Я пошел за ней. Через открытую дверь все и увидел. То, что произошло в спальне. Она стояла с окровавленным тесаком в руках.
Он еще сильнее застучал зубами.
— Я был в полной панике. Понял, что все решат, будто это я его убил. Бьёрн Уле так решит. Он же знал, что я еду туда. Он бы подумал, что я убил Кольбейна. Так же, как ювелира. Бьёрн Уле решил бы, что скоро его очередь наступит. Что я задумал убить и его, и Кольбейна. Он бы пошел в полицию. И все бы рассказал. Чтобы спасти себе жизнь. Я это понял. Ведь больше всех терял я. Это я убил ювелира. Все произошло так просто. Он был один в лавке. Он и трое норвежцев. И все это золото. Все было так просто. Поэтому мне и пришлось убить Бьёрна Уле. Чтобы он не сообщил в полицию. Поэтому я поехал прямо в Тронхейм. Потом в Йонсватнет. Там я его задушил. Потом проделал этот трюк с компьютером и взял все из сейфа.
Внезапно он закричал.
И крик этот был долгий и мучительный.
Я хотел подняться.
Но под ветром тело мое примерзло ко льду.
— Он занервничал, когда ты начал связывать нити в клубок, который он распустил, — сказал Аксель Брехейм. — Поэтому он решил сблизиться с тобой, насколько это возможно. Он вполне сознательно хотел внушить тебе мысль, что с Морму и Стейнаром Бьёрнстадом не все чисто.
— И с Педером.
— Верно.
— У него, наверно, был шок, когда выяснилось, что к университетскому банку данных подключена система защиты, — сказал я. — Без этого было бы трудно доказать, что Бьёрн Уле Ларсен не совершал самоубийства.
Мы долго сидели, открывая рот только для того, чтобы глотнуть пива или воды.
— Его пальцы, — сказал я.
— Пальцы?
— В тот день, когда мы поехали в усадьбу, у него на пальцах ничего не было. А раньше он всегда носил массу дорогих колец. В тот день он их снял. Я обратил на это внимание, но не понял, что бы это могло означать.
Я поежился от холода. Последние две недели мне все казалось, что холод по-прежнему сидит во мне. Словно бы за те долгие минуты в ледяной воде испортился термостат, регулирующий температуру тела.
— В чем дело? — спросил Аксель Брехейм.
— Я вспомнил Марио.
— Но ведь не ты, а Туре Квернму убил его.
— Но на самом-то деле убить должны были меня. Он ведь меня поджидал. Мне он череп собирался проломить. Только потом уже увидел, что ошибся, но было поздно.
— Ты и в этом не виноват.
Я сказал:
— С равным успехом можно спросить себя, где предел бездеятельности, за которым приходится брать на себя ответственность за события, что ты мог бы предотвратить, если бы не сидел сложа руки.
— Это слишком сложно для меня, — признался Аксель Брехейм.
В дверь постучали с улицы.
Я пошел открывать.
За дверью оказался человек лет двадцати пяти в костюме. Весь его вид говорил, что передо мной новоиспеченный инженер, сразу после окончания учебы поступивший на работу в нефтяную компанию.
Должно быть, в других гостиницах города не было мест.
— Звонок не работает, — сказал я.
Потом я зашел за стойку. Он попросил ключ от двести четвертого номера.
— Ты хорошо говоришь по-норвежски, — заметил он. — Почти как норвежец.
Почему-то мне вспомнился Марио Донаско. Видно, по этой причине я просто сказал:
— Я уже много лет здесь живу.