31
Вот чего мне никогда больше не хотелось бы испытывать: чувствовать, как вспарываешь поверхность моря, словно червяк, насаженный на тяжелый крючок без всякой лески, оставляющей последнюю хрупкую надежду, что какая-нибудь милосердная душа в последнюю минуту вытащит тебя обратно в привычную тебе природную среду.
Видеть, как прозрачная зеленоватая вода чернеет далеко в глубине, где поросшее бурыми водорослями скалистое дно в конце концов сливается с соленой водой и становится неразличимо, будто нависший снежный карниз в густом горном тумане.
И еще вот чего: ощущать, как металлическая обшивка с глухим треском ударяется о камни как раз в тот миг, когда ты уже успокоил себя мыслью, что остаток твоей короткой земной жизни станет медленным вхождением во мрак, так же как наполненный газом шар не в силах предотвратить неминуемую катастрофу, если ребенок выпустил его из рук.
Каменная плита оказалась в самом нужном месте, всего лишь в нескольких метрах под водой. Нет, она не лежала чуть правее или чуть левее и не где-то впереди, она оказалась как раз в том месте, где фиолетово-серому «Гольфу» Туре Квернму было предназначено завершить гонку в самом начале авторалли под названием «Норвежское море».
Бечевка, к которой был привязан шар, совершенно неожиданно зацепилась за ветку дерева, крючок оказался на невидимом нейлоновом шнурке, снежный карниз сорвался секундой раньше, чем мы оказались на той стороне гребня.
— Сиди спокойно! — раздался чей-то голос.
Я выполнил команду.
Машина замерла в положении с круто задранным вверх капотом. Над нами простиралась мраморно-белая поверхность моря.
— Отстегни ремень, — сказал голос.
Я осторожно отстегнул ремень.
Машина слегка покачнулась. Волна ли тому причиной, или, может, подводное течение, а может быть, мои неловкие движения в поисках красной кнопки запорного механизма.
Рука зачерпнула холодной воды.
— Подожди, пока вода не заполнит почти весь салон, — теперь я узнал голос Брехейма.
Мимо лобового стекла, двигаясь медленно и плавно, проплыла медуза.
— Под крышей должен образоваться воздушный колокол, — объяснил Брехейм.
В его голосе послышалась твердость, до странности непривычная.
Я почувствовал, что вода улеглась, будто колющая соломинка в животе.
— Жди как можно дольше, — сказал Брехейм. — Потом набери воздуху, попытайся открыть дверцу. Если не получится, разбей лобовое стекло и выплывай. Я за тобой.
Мне пришлось разбить лобовое стекло.
Оставшийся в колоколе воздух извивающейся цепочкой пузырьков потянулся наверх. Я последовал за ним.
Машина стала медленно соскальзывать с маленькой подводной плиты.
Сперва я ничего не увидел. Я только дышал. Потом различил какую-то неясную тень, должно быть, сушу. До скалистого берега было далеко, дальше, чем мне бы хотелось.
Я сморгнул с глаз капли воды. Почувствовал, как что-то тянет меня вниз.
Ботинки!
Мне удалось стащить один, и я пообещал самому себе никогда больше не покупать ботинки на шнурках.
На берегу я увидел автомобиль с зажженными фарами.
Тогда я медленно развернулся вокруг себя, но еще одной человеческой головы на поверхности бурлящего моря не заметил.
По скалам к воде пробирался мужчина. За ним следовала маленькая фигурка.
Парнишка с финскими санками!
Туре я нигде не увидел.
Каким-то образом мне удалось подобраться так близко к берегу, что я сумел ухватиться за конец троса, который мужчина бросил мне со скалы.
Скорее это он вытащил меня, чем я сам выбрался на нее.
— Вон он!
Это крикнул мальчик.
И показал пальцем.
Куда-то в сторону моря.
Аксель Брехейм оказался в удивительно прекрасном состоянии, когда с нашей помощью выбрался на сушу. Вместе с нашим ангелом-спасителем он вел меня под руки, пробираясь по скользким прибрежным скалам и потом по каменистому склону.
В правой руке Брехейм сжимал серебряную шкатулку.
Мне было холодно.
Никогда в жизни я не испытывал такого холода.
Туре лежал почти на самом верху склона, на обочине дороги. Лицо у него было белое. Понятно почему.
На левой голени у него образовалась огромная шишка.
— «Скорую»! — сумел выдавить я сквозь стучащие зубы.
— Я позвонил ленсману, а уже потом побежал вниз, — сказал наш спаситель. — У меня в машине радиотелефон.
Он снял пуховку и накинул мне на плечи.
Это не помогло.
Брехейм разогревался на краю дороги.
Наш спаситель занялся Туре.
Парнишка смотрел на него во все глаза.
Тогда-то я и увидел блокнот, торчавший у него из заднего кармана. Я вспомнил, что видел его раньше.
В тот раз он сидел на платформе для перевозки молока и записывал номера проезжавших мимо автомобилей.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Йон.
— Можно посмотреть твой блокнот?
Когда около нас остановились две машины, я уже больше не чувствовал холода, но промерз я насквозь, до мозга костей.
— Так я и думал, — сказал старший следователь Морюд.
За его спиной стоял человек в форме и держал несколько шерстяных одеял в руках.
— Вот оно что, — сказал Морюд Брехейму, — значит, ты здесь отпуск проводишь.
У Брехейма был такой вид, точно он хотел скрыться под огромным шерстяным одеялом. Если он и пытался спрятать серебряную шкатулку, то затея его не удалась.
Морюд открыл ее, внимательно осмотрел содержимое. Присвистнул сквозь зубы. Звук получился долгий и резкий.
Ленсман и наш спаситель перенесли Туре на дорогу и тоже закутали его в шерстяное одеяло.
Морюд подошел ко мне:
— Твои друзья-молодожены сказали, что вы с Брехеймом отправились в этом направлении. Ему пришло сообщение по телефаксу из Манилы. Вот я и решил, что парочка наших детективов вышла на охоту за убийцей. Полагаю, я не ошибся?
Он поднес серебряную шкатулку мне к лицу.
— Ты не ошибся, — признал я.
И добавил:
— Но и охота удалась. Несмотря ни на что.
Морюд если и удивился, то никак не выдал этого.
Брехейм смотрел на море, где фиолетово-серый «Гольф» только что обосновался на дне, став пристанищем для мелкой рыбешки.
Туре застонал.
— Истина все время была прямо перед нами, — сказал я. — Но никто не обратил на нее внимания. Или, вернее, на него.
Я кивнул в сторону мальчугана с блокнотом.
— Я как раз пролистал собрание номерных знаков малыша Йона. Открыл запись за вторник двадцать первого января, тот день, когда я здесь был в последний раз вместе с Марио: «Слушай, — сказал я Йону, — а почему ты не записал номер машины, на которой я приехал, когда мы разговаривали с тобой в прошлый раз?»
Морюд спросил:
— Ну и что он ответил?
— Малыш Йон с абсолютной точностью процитировал сам себя: «Не стану же я два раза один и тот же номер записывать, за кого ты меня принимаешь».
Морюд взял в руки серый блокнот. Открыл на записи за шестое января. Показал мне один из номеров и спросил:
— Это он?
Я кивнул.
Морюд перевел взгляд на Туре Квернму, лежавшего почти без сознания.
Я уступил Брехейму право рассказать историю, как трое норвежцев завалились в ювелирную лавку в Маниле. Двое из них только что обручились. Возможно, они хотели купить кольца своим невестам. Кончилось дело тем, что был убит человек. Азиат. Не норвежец. Возможно, именно поэтому те двое, что видели, как третий ударил ювелира, и не выдали своего товарища полиции. А может быть, потому, что сами решили наложить руку на долю этих ценностей.
Действовали они скорее всего импульсивно. Просто временное помешательство на почве беспробудного пьянства. Маловероятно, что у них были заранее обдуманные намерения.
Дома, в Норвегии, награбленное запрятали в сейф в коровнике на бывшей ферме. Осторожно, не сразу, постепенно распродавали товар. Вот так фермер, учитель средней школы и студент пополнили свой бюджет.
А потом что-то произошло. То ли студент решил оставить весь пирог за собой. То ли он испугался, что те двое проговорятся. В общем, он их убил. И представил дело так, что в первом случае в преступлении обвинили жену потерпевшего, а во втором все решили, что произошло самоубийство.
Убийца чувствовал себя в полной безопасности. Пока один филиппинский таксист не свел знакомство с неким ночным портье из Тронхейма.
Когда обнаружились проделки с университетским электронно-вычислительным центром, убийца струсил. И совершил новое преступление. Но по ошибке убил не того, кого собирался.
Он понял, что круг сжимается. И попытался направить ищеек на ложный след. Неожиданно ему помогла в этом пятнадцатилетняя девица, оговорившая своего любовника. Но и с этой затеей вышло не так, как он надеялся.
Тогда он задумал еще два убийства. На этот раз должна была случиться автокатастрофа, после которой в живых остался бы он один.
Пока Брехейм говорил, Туре Квернму не издал ни единого звука. Даже не застонал. Возможно, он так замерз, что и не замечал боли в сломанной ноге.
Морюд сказал:
— Занятная история, во многих отношениях занятная. Есть тут только одна закавыка.
В голосе его слышалось чуть ли не удовлетворение.
— Закавыка в том, что Марсела Фьелль вспомнила, что происходило в тот день, когда ее мужа убили. Но это еще не все, сегодня она призналась. Марсела призналась, что она убила Кольбейна Фьелля.
Я больше не чувствовал холода.
— Значит, ты хочешь сказать, что было совершено самоубийство и три убийства и никакой связи между ними нет?
На лице у Морюда ничего не отразилось.
— Значит, — продолжал я, — Кольбейну Фьеллю пришлось поплатиться жизнью, потому что его молодая жена больше не могла терпеть жестокого отношения. Ясно ведь, живя в полном одиночестве в пустынной сельской местности, да еще в условиях холодной трённелагской зимы, вдалеке от друзей и родных, Марсела не нашла иного выхода, кроме как решить дело кровью. В тот же день Бьёрн Уле Ларсен повесился по причине нам неизвестной. Три недели спустя случайный грабитель убил Марио Донаско. А полтора года назад филиппинский ювелир стал жертвой растущей преступности в Маниле. Так, что ли, выходит?
— Примерно так, — согласился старший следователь Морюд.
