30
— Только этой дверцей можно пользоваться, — сказал Туре Квернму. — Если, конечно, не хочешь пролезать через багажник.
Он придержал дверцу со стороны водителя для меня и Брехейма. Брехейм с третьей попытки протиснулся на заднее сиденье. Сам я пробрался на переднее кресло справа от водителя. У меня все нервы напряглись, когда правая нога коснулась педали сцепления.
— Какой-то мерзавец забрался ночью в машину, — объяснил Туре. — Надо же быть таким идиотом: снова оставить магнитофон на заднем сиденье. А в результате дверцу заклинило.
Он сел рядом со мной. Вставил ключ в замок зажигания. Повернул его. Длинные и тонкие его пальцы мягко обхватили руль. На них не было ни одного кольца. Он их снял.
Я пристегнул ремень.
— Здорово, что ты поехал, — тихо сказал я и кивнул в сторону заднего сиденья. — Мне бы не хотелось, чтобы он меня сегодня вез.
Туре ухмыльнулся.
— А ты уверен, что тебе нужно было ехать? — спросил я. — Домашнее пиво, которым ты вчера угощал, ей-богу, не самый слабый из известных мне напитков.
Туре еще больше ухмыльнулся:
— Мы в Схёрсдале не только знаем, как варить хорошее солодовое пиво, но еще и пить его умеем.
Аксель Брехейм оживился после того, как мы остановились в Стенкьере выпить кофе. Последние километры на пути к Фьёсеиду он пребывал в настроении, по его меркам, блестящем.
— Следующий поворот направо, — сказал я, когда мы проехали платформу для перевозки молока, на которой когда-то сидел пацан и записывал номера проезжавших автомашин. — Километра через три.
Я посмотрел вокруг, но у парня с блокнотом сегодня, видно, нашлись другие дела. Возможно, он был в школе.
Мы плелись вслед за трактором. Он ехал прямо по середине дороги и тащил груженный дровами прицеп. Тракторист был в синей спецовке и желтой фуражке с козырьком из «Фэллескьёпета». Он не собирался пропускать нас. Видимо, потому, что дорога была узкая, а ограждение на обочине отсутствовало.
— Крестьяне! — сказал Туре.
Я поглядел в окошко. Дорожная служба вела работы по замене старых оградительных бетонных тумб на современный защитный экран. От крутого обрыва меня отделяла только дверца машины. Метрах в пятидесяти ниже по усеянному камнями склону на фоне серо-зеленого моря с белыми гребешками волн серовато отсвечивали прибрежные скалы.
Дальше дорога взбиралась на вершину небольшого холма и углублялась в лес. Крестьянин с грузом дров пропустил нас.
Туре остановил «Гольф» в том месте, где раньше был почтовый ящик Кольбейна Фьелля. И Марселы.
— Дальше не проедем, — сказал Туре. — Весьма сожалею, но это вам не аэросани.
Он открыл дверцу и вышел. Я попытался сделать то же самое, но замок по-прежнему не функционировал.
На сей раз педаль сцепления меня не взволновала.
Брехейм без больших хлопот выбрался из машины. Только по его слишком прямой осанке можно было догадаться, что он еще не совсем протрезвел.
Было зябко, но не от мороза, а от ветра. Низкие ленивые облака нависли над нами будто серая кашеобразная масса, и с трудом верилось, что всего лишь полчаса назад началось самое светлое время суток. Северо-западный ветер гнал мелкую снежную крупу.
Мы пошли дальше пешком.
Путь стоил больших усилий, чем в тот раз, когда мы с Марио тащились по сугробам. Снег был сейчас тяжелый и рыхлый. Несколько раз мы по колено проваливались в, казалось бы, плотный наст.
Посреди открытой болотистой местности я остановился и медленно повернулся вокруг себя и только потом пошел дальше.
Ветер сметал снег с сугробов на берегу бухты перед домом, где когда-то жила Марсела Фьелль, урожденная Донаско. Снежная крупка взвихрялась в воздухе, змейкой заворачивая за углы здания, напоминая бесконечную череду школьников, расходящихся по домам после заключительного урока перед каникулами.
Мы медленно подошли к парадному входу в дом рядной застройки в псевдотрённелагском стиле. Я вытащил связку с отмычкой. Но Брехейм сделал знак, чтобы я отошел в сторону. У него в руках оказался ключ.
Когда мы вошли, у меня в носу защипало от чуть заметного запаха. Как будто с тех пор, как я последний раз был здесь, весь дом вычистили и продезинфицировали хлоркой.
Проходя через комнаты, я отметил некоторые признаки того, что перед нами здесь побывал ангел уборщик. Сапоги и туфли с армейской педантичностью были выстроены по ранжиру в прихожей. С вычищенной до блеска кухонной полки вся посуда была убрана, а газеты и иллюстрированные журналы собраны в аккуратную стопку на полке в гостиной.
В спальне запах хлорки чувствовался сильнее. Да и то были, наверно, основания побольше ею здесь присыпать. На полу следы преступления уже исчезли, а матрацы с двуспальной кровати были убраны.
Столик перед зеркалом оказался пуст.
Брехейм обнаружил серебряную шкатулку с украшениями в ящике комода. Открыл ее. Вынул кулон в форме дракона. Внимательно рассмотрел обратную сторону.
— Тот же мастер, — сказал он.
В голосе его чувствовалось напряжение.
Мы уселись за кухонный стол. Брехейм принес шкатулку с собой. Вынул золотого дракона на тонкой цепочке. Сверкнули крошечные алмазы, составляющие искусный узор.
— Мне уже лет двенадцать не приходится с такими вещами работать, — сказал он, — но думаю, что за это можно от пяти до десяти тысяч получить. А может, и побольше, если есть знакомства. Ювелир же за такую штуку в несколько раз цену набросит.
Он откинул крышку и, укладывая кулон на место, заглянул в шкатулку. Покачал головой:
— Этой коллекции наркоману хватило бы на несколько недель балдежа.
Брехейм взглянул на запотевшее окно:
— Однако вряд ли здесь побывал грабитель-наркоман.
— Убийца, наверно, запаниковал, — предположил я. — Драгоценности ведь были у него прямо перед носом, а он их не взял.
Брехейм тяжело покачал головой.
— Наоборот, — не согласился он. — Этот тип сделал все, что хотел.
— Но ведь должна же быть связь между убийством Кольбейна Фьелля и Бьёрна Уле Ларсена и этими украшениями, — сказал я. — Возможно, третий сообщник боялся, что эти двое каким-либо образом могут выдать себя, или, может, хотел обеспечить себе оставшуюся часть пирога. Но так или иначе он должен был взять украшения. С одной стороны, чтобы уничтожить следы, а с другой — вещь-то ценная.
Брехейм качал головой в продолжение всей моей речи.
— Ты прав, что убийство связано с содержимым шкатулки, — начал он. — И с тем, что хранилось в сейфе в коровнике Йонсватнета. Обстоятельства этих двух убийств свидетельствуют, что все было основательно продумано, в том числе тот момент, что оба были убиты в течение суток. Потому-то третий сообщник не успел даже заподозрить, что находится в опасности. И само собой, есть все основания полагать, что сейф в коровнике Бьёрна Уле Ларсена опустошил сам убийца. Но эти…
Он накрыл рукой шкатулку.
— Эти он трогать не собирался. Не хотел рисковать: ведь кое-кто мог удивиться, куда, дескать, подевались красивые украшения Марселы Фьелль.
Брехейм поднялся. Взял шкатулку под мышку.
— Мы имеем дело с опытным и опасным убийцей, — мрачно сказал он и вышел в метель.
Я успел промерзнуть до костей, прежде чем наконец мы уселись снова в машину. Туре включил «дворники».
— Но Марио, — начал я и повернулся назад, — Марио-то зачем убили?
Долгое время я слышал только, как тяжелые капли стучали по крыше машины. Потом Брехейм сказал:
— Ты знаешь ответ.
— Ты имеешь в виду, что Педер прав.
— Именно.
— Что на самом деле убить хотели меня.
Туре завел мотор.
Я мерз.
Я дрожал.
Я стучал зубами.
— Да, — сказал Брехейм. — На самом деле убить хотели именно тебя.
Дорога оказалась достаточно широка, чтобы «Гольф» мог развернуться.
— Но почему? — спросил я.
Теперь и на этот вопрос ответ был мне известен.
Туре осторожно вел машину по гололедице.
— Ты был слишком любопытен, — объяснил Брехейм. — В этом твоя слабость. Убийца это увидел. И поэтому попытался тебя убрать. Возможно, ты должен быть ему благодарен, что он совершил только одну попытку. Пока одну.
Туре притормозил перед ехавшим навстречу автомобилем. Я почувствовал, что машину едва не занесло на скользком покрытии.
— Что нам известно о человеке, за которым мы охотимся? — спросил я.
— Это хладнокровный циник, черт бы его взял. Он был в Маниле полтора года назад. Знаком с азами программирования настолько, что запросто сумел провернуть этот небольшой трюк с компьютером Бьёрна Уле Ларсена. А еще он живет совсем недалеко от центра Тронхейма и потому имеет возможность держать под наблюдением всех, кто замешан в этой печальной истории.
— Это все, что нам известно?
— Может быть, кое-что еще, — ответил Брехейм.
Мы спускались с холма и были уже на выезде из леса.
Навстречу нам шел парнишка с финскими санками. Впереди виднелись море и край дороги у обрыва, без заградительных столбиков и защитного экрана.
Внезапно Туре крутанул руль совершенно невероятным образом. Как будто что-то там у него развинтилось.
— Черт!
Возможно, он крикнул что-то иное.
Он лихорадочно жал на тормоза. Но безуспешно.
В панике я ухватился за ручной тормоз.
Это было глупо.
Последнее, о чем я подумал, когда нас задом вынесло на край обрыва, где были убраны заградительные тумбы, это: подстроено!
— Прыгайте! — крикнул Туре.
Возможно, он крикнул что-то другое.
Дверца со стороны водителя распахнулась.
И он выпрыгнул.
Машину боком садануло о каменистую отсыпку, и дверца снова захлопнулась.
Нас еще почти полных два раза развернуло вокруг своей оси, прежде чем мы свалились с обрыва. Теперь мы передом летели вниз на прибрежные скалы. Металл заскрежетал о камни. Я ухватился за ручку дверцы, но у меня было такое ощущение, что я схватил пустоту.
Скалы.
Море.
