Глава 19

На той стороне улицы, напротив его дома, припаркован большой красный автомобиль, довольно подержанный. Он стоит здесь с полудня. Фигуру за рулем не разглядеть, но это может быть только Мирослав Йокич. Менее ясно, что у Мирослава на уме. Шпионит ли он за своей женой? Пытается ли запугать преступную парочку?

Пол на костылях, и у него уходит целых десять минут на то, чтобы спуститься с лестницы, и почти столько же, чтобы перейти через дорогу. Когда он подходит к машине, человек, сидящий внутри, опускает стекло, и наружу вырывается облачко табачного дыма.

– Мистер Йокич? – говорит он.

Йокич вовсе не такой большой и кряжистый, как он воображал. Напротив, он высокий и жилистый, с узким смуглым лицом и орлиным носом.

– Я Пол Реймент. Мы можем побеседовать? Могу я угостить вас пивом? Тут, за углом, есть паб.

Йокич вылезает из автомобиля. На нем рабочие ботинки, синие джинсы, черная футболка и черная кожаная куртка. Бедра такие узкие, что, кажется, ягодиц нет вовсе. «Тело, похожее на хлыст», – думает он. Невольно перед ним возникает картина: это тело на Марияне, покрывает ее, вжимается в нее.

Подпрыгивая на костылях со всей возможной скоростью, он идет впереди.

Паб наполовину пустой. Он проскальзывает в кабинку; Йокич, с плотно сжатыми губами, следует за ним. Он бросает взгляд на руки Йокича. Длинные пальцы с пучками черных волос, коротко остриженные ногти. На шее, возле воротника, тоже волосы. Неужели Марияне нравятся все эти волосы, эта медвежья шкура?

У него нет опыта конфронтации с оскорбленными мужьями. Должен ли он ощущать жалость к этому человеку? Но ее нет и в помине.

– Можно мне перейти к делу? Вы хотите знать, почему я предлагаю помочь с образованием вашего сына. Я не богатый человек, мистер Йокич, но я не стеснен в средствах, и у меня нет детей. Я предложил ссуду вашему сыну, потому что мне бы хотелось, чтобы у него все было хорошо. Драго произвел на меня прекрасное впечатление. Он многообещающий юноша. Что касается колледжа, который он выбрал, я не слышал о нем прежде, но Драго говорит, у колледжа хорошая репутация, и я ему верю. Мне жаль, если мое предложение вызвало конфликт в вашем доме. Мне следовало поговорить с вами, а не только с вашей женой, теперь я это понимаю. Что касается вашей жены, то позвольте мне просто сказать, что мои отношения с ней всегда были корректными. – Он запинается. Глаза этого человека нацелены на него, как ружейные дула. Пол тоже смотрит ему прямо в глаза, насколько у него это получается. – Я больше не имею дела с женщинами, мистер Йокич, уже нет. Эта часть моей жизни осталась позади. Если я еще и питаю к кому-то любовь, то совсем по-другому. Когда вы узнаете меня получше, вы поймете.

Лжет ли он? Возможно, но ему так не кажется. Несмотря на икры Марияны, которые он не забыл, несмотря на ее груди – чтобы зарыться в них лицом, он отдал бы все на свете, – в эту минуту он любит Марияну чистой и милосердной любовью, как, должно быть, ее любит Бог; нелепо, что в ответ его ненавидят – этот мужчина или кто-нибудь еще.

– Я и моя жена поженились в восемьдесят втором году, – говорит Йокич. Голос у него низкий, какой-то медвежий голос – по крайней мере, это сходство есть. – Женаты восемнадцать лет. Она была студенткой в Академии искусств в Дубровнике, когда я ее встретил. Сначала я служил в Федеральной армии, потом получил работу в Академии – в качестве сварщика. Сварщик и мастер, но главным образом сварщик. Вот где мы познакомились. Потом мы едем в Германию, мы упорно работаем, мы копим деньги, живем бедно – вы знаете, что я имею в виду? – и подаем заявление, чтобы уехать в Австралию. Моя сестра тоже. Вчетвером. Драго тогда был еще маленьким. Сначала мы живем в Мельбурне, я работаю в сварочной мастерской. Потом еду с товарищами в Кубер-Пиди, попытать счастья с опалами. Вы знаете Кубер-Пиди?

– Я знаю Кубер-Пиди.

– Очень жаркое место. Позже приезжает Марияна. Очень тяжело для женщины. Опалы – тут нужно, чтобы повезло. Мне не повезло – вы знаете, что я имею в виду? Но мои товарищи, они мне помогают, мы помогаем друг другу.

– Да.

– Очень тяжело для женщины с детьми. Тогда я получаю работу у Холдена, и мы приезжаем в Элизабет. Хорошая работа, славный дом. – Он ставит пустой стакан. Молчание. Конец рассказа. «Вот моя история, – как бы говорит он, словно выкладывая свои карты. – Теперь ваш ход, мистер!»

– Вы случайно не знаете женщину по имени Элизабет Костелло, пожилую женщину, профессиональную писательницу?

Йокич качает головой.

– Потому что она, кажется, вас знает. Она рассказала мне кое-что из того, что вы только что поведали: как вы с Марияной встретились, что вы двое делали в Дубровнике, и так далее. Ничего о Мельбурне или Кубер-Пиди. Во всяком случае, Элизабет Костелло работает над новой книгой, и, по-видимому, она использует меня, так сказать, в качестве персонажа. В результате ее интереса ко мне ее заинтересовали Марияна и вы. Очевидно, она разнюхивала ваше прошлое.

Йокич ждет, чтобы он закончил свое высказывание, но он пока не может, это прозвучало бы слишком абсурдно. Он не решается сказать следующее: Эта сложная, ситуация, в которую попали мы с вами, – дело рук Элизабет Костелло.

Если хотите кого-то обвинить, вините ее. За всем этим стоит она. Элизабет Костелло – интриганка.

Вместо этого он продолжает:

– Если вы не против того, что я об этом говорю, вам нужно помириться с Марияной. А также, пожалуйста, примите ссуду – ради Драго. Мальчик мечтает о колледже Уэллингтон, это видно невооруженным глазом. Ссуда может быть официальной или неофициальной – как хотите. Можно составить бумаги, а можно обойтись и без них – мне все равно.

Сейчас он должен предложить Йокичу еще кружку пива. Он должен сделать так, чтобы Йокичу было полегче проглотить свою гордость и, пусть неохотно, стать его приятелем. Но он этого не делает. Он сказал достаточно, теперь наступил черед Йокича – черед Йокича платить за пиво, черед Йокича говорить. После чего, как он надеется, эта встреча, эта сцена, на которую он так неохотно пошел, закончится. Хотя этот человек – отец двоих ангельских детей Марияны, возможно даже троих ангелочков, – этот Йокич, не вызывает у него любопытства. Его интересует Марияна: Марияна и то, что унаследовали от нее дети. Корыстен или бескорыстен его интерес к Марияне? А Бог, с любовью которого к Марияне он сравнивает свою любовь, – Бог корыстен или бескорыстен? Вопрос слишком абстрактен для его настроя в данный момент.

Йокич прерывает его размышления:

– У вас хорошая квартира.

Это вопрос? Утверждение? Должно быть, вопрос, так как Йокич никогда не бывал у него в квартире. Он кивает.

– Просторная. Вы говорите, что не стеснены. Вы не стеснены в своей квартире.

– Не стеснен в средствах – вот что я сказал. Это не имеет никакого отношения к моей квартире. «Не стеснен в средствах» – это выражение, употребляемое людьми, которые считают, что неловко говорить о деньгах. В моем случае это означает, что у меня приличный доход. Это означает, что мне хватает для удовлетворения моих нужд и еще остается. Я могу дать деньги на благотворительность, если захочу, или могу сделать доброе дело, например послать вашего сына в колледж.

– Мой сын идет в шикарный колледж, он заводит шикарных друзей, он хочет всякие шикарные веши – вы знаете, что я имею в виду?

– Да. Шикарный колледж может научить его смотреть свысока на свое происхождение. Я не буду этого отрицать. Не поймите меня превратно, мистер Йокич, я не сторонник шикарных колледжей. Это не я нашел название «Уэллингтон». Но если Драго хочет поступить именно туда, я ему помогу. Мне сдается, что Уэллингтон не такой шикарный, каким пытается казаться. По-настоящему шикарный колледж не нуждается в рекламе.

Йокич взвешивает его слова.

– Может быть, – говорит он, – может быть, мы могли бы сделать доверительный фонд для Драго. Тогда это, знаете, не будет таким личным.

Доверительный фонд? Неплохая идея, хотя это и не дешевое решение простой проблемы. Но что же знает о доверительных фондах этот беженец от государственного социализма?

– Мы могли бы об этом подумать, – отвечает он. – Если бы вы хотели сделать всё на законных основаниях, так, чтобы комар носа не подточил. Мы могли бы побеседовать с поверенным.

– Или банк, – говорит Йокич. – Мы можем сделать счет для Драго, доверительный счет. Вы можете класть деньги на доверительный счет. Тогда будет надежно. На случай… ну, знаете.

На какой случай? На случай, если он, Пол Реймент, передумает, оставив Драго в тяжелом положении? На случай, если он умрет? На случай, если он разлюбит жену Мирослава Йокича?

– Да, мы можем это сделать, – соглашается он, хотя у него и появляется дурное предчувствие. Эта выдумка с доверительным фондом – все, что нужно для того, чтобы спасти гордость Йокича?

– И Марияна.

– Да, Марияна. Что вы хотите сказать о Марияне?

– Марияна все время устает от работы по уходу. У нее два клиента – вы и та старая леди, миссис Алелло. Не столько уход, профессиональный, сколько домашняя работа. Сложите все это: пятьдесят часов в неделю, шестьдесят, и вождение машины, каждый день вождение. Образованная женщина. Это нехорошо, домашняя работа, для образованной женщины. Она все время приходит домой усталая. Так что мы думаем: может быть, ей отказаться от ухода, найти другую работу.

– Мне жаль. Я не знал, что Марияна служит в двух местах. Она не упоминала при мне об этом.

Йокич многозначительно смотрит на него. Может быть, он что-то не уловил?

– Мне будет ее не хватать, если она уйдет, – говорит он. – Она очень способная женщина.

– Да, – соглашается Йокич. – Я всего лишь механик, знаете. Механик – ничто, и в Хорватии, и в Австралии. Но Марияна – образованный человек. Диплом реставратора – она говорила вам это? В Австралии никакой реставрационной работы, и все же. В Мунно-Пара – с кем ей говорить? О'кей, Драго интересуется многими вещами, она может говорить с ним. Потом она встречает мистера Реймента.

– Мои беседы с Марияной были ограничены, – осторожно отвечает он. – Как и остальные мои с ней отношения. Очень ограничены. Я узнал об ее образовании в области искусства только недавно, от миссис Костелло – от той женщины, о которой я упоминал.

До него начинает медленно доходить, почему Йокич, побив жену и выгнав ее из дома, взял на работе выходной день и провел его, сидя в автомобиле на Конистон-Террас. Должно быть, Йокич верит, что его жену, независимо от того, действительно ли она пала, сманивает от очага и дома клиент, у которого много денег и близкое знакомство с миром искусства и художниками. К тому же элегантное окружение на Конистон-Террас учит ее смотреть свысока на Мунно, где обитает рабочий класс. Йокич взывает ко всему лучшему в нем. А если он не внемлет этому призыву – что тогда? Собирается ли Йокич побить и его?

«Посмотри на меня, твоего ненавистного соперника! – хочется ему возразить. – У тебя все еще есть конечности, данные тебе Богом, в то время как я вынужден таскать за собой эту непристойную, чудовищную штуку! Я через раз мочусь на пол! Я бы не смог соблазнить твою жену и увести ее у тебя, даже если бы попытался, – не смог бы ни в каком смысле слова!»

Однако в ту же самую минуту в памяти возникает образ Марияны, тянущейся к верхним полкам, чтобы стереть пыль, Марияны с крепкими, стройными ногами. Если его любовь к Марияне действительно чиста, почему же она дожидалась того момента, чтобы вспыхнуть в его сердце, когда та продемонстрировала ему свои ноги? Почему любви, даже такой любви, на которую он претендует, нужно увидеть красоту, прежде чем проявиться? Какое отношение имеют стройные ноги к любви или, коли на то пошло, к желанию? Или просто такова природа, о которой не задают вопросов? Как срабатывает любовь среди животных? Среди лисиц? Среди пауков? Существуют ли стройные ножки у леди-паучих и действует ли их притягательная сила на пауков мужского пола? Интересно, имеет ли Йокич мнение на этот счет? Однако он, конечно, не станет спрашивать. Для него на сегодня вполне достаточно Йокича, а тому, как он подозревает, вполне достаточно его.

– Хотите еще пива? – спрашивает он на всякий случай.

– Нет, мне нужно идти.

Йокичу нужно идти. Ему нужно идти. Куда им нужно идти – им двоим? Одному – в пустую постель в Мунно-Пара; другому – в пустую постель на Конистон-Террас, где он может, если захочет, пролежать всю ночь без сна, прислушиваясь к тиканью часов, доносящемуся из гостиной. Они вполне могли бы зажить одним домом. Собачонка и Джефф.