Как бы то ни было, 4 мая 1737 года, когда со смертью 82-летнего бездетного Фердинанда род Кетлеров пресекся, согласие наконец было дано. Вскоре Эрнст Иоганн, давший наконец согласие, был единогласно признан сословиями Курляндии и утвержден польским сувереном, после чего в совершенно нищий край пошли русские дотации, герцог, хотя и издалека, вникал в дела, уделял особое внимание городским элитам – и жить стало легче. Но, как известно, ненадолго, всего лишь до 1740 года, когда не стало Анны. У Эрнста Иоганна начались неприятности, завершившиеся поездкой в Сибирь, а в герцогстве, оказавшемся этакой «соломенной вдовой», наступила эпоха хаоса. Вновь один за другим пошли тощие годы, все грабили всех, обзавестись хоть каким-то гарантом не позволяли соседи – и что самое интересное, лучшим вариантом, при всех разногласиях, считался все-таки «сибирский сиделец», которого любили горожане и очень многие «юнкеры».

Впрочем, пока была жива Елизавета, об этом можно было только мечтать, а поскольку безвластие становилось уже совсем невыносимым, по просьбе все того же Августа III могущественная союзница сочла возможным не возразить против приезда в Митаву его сына Карла, который в 1759-м и был торжественно провозглашен герцогом. Но далеко не всеми: основная часть курляндских элит по-прежнему симпатизировала Бирону, да к тому же новый босс решил собирать налоги для Варшавы и в конце концов стычки между «эрнестинцами» и «каролинцами» на улицах городов начали напоминать гражданскую войну. Но все-таки пронесло. Елизавета скончалась, после чего состарившийся, но все еще очень красивый Эрнст Иоганн был срочно возвращен из ссылки и получил разрешение уехать в свою столицу.

Решительно все современники событий и большинство исследователей сходятся на том, что старый герцог возвращался в Митаву с самыми лучшими намерениями, толковыми планами и финансами для их реализации. В связи с чем, когда после разоружения русскими войсками гвардии «саксонского гостя» Эрнст Иоганн в январе 1763 года въехал в свою столицу, встречали его вполне радостно. Однако, разумеется, не все. «Польская партия», предвидя ротацию и потерю кормушки, злилась, польский сенат обвинил «эрнестинцев» в совершении политического преступления и на улицах уже позвякивали саблями, – однако в самый решительный момент у «альтернативного герцога» не выдержали нервы. Карл отрекся, уехал из Митавы, а через несколько месяцев умер его отец, Август III, почил в Бозе, после чего «саксонская интрига» исчерпала себя. Новый же пан круль, Станислав Понятовский, ставленник России, естественно, Бирона признал. Но мира в герцогстве все равно не было, причем позиции противников были сугубо меркантильны, то есть при пустой кормушке непримиримы, и в конце концов престарелый Эрнст Иоганн в 1767-м «во имя спокойствия и примирения» отрекся от престола и навсегда покинул Митаву, передав пост сыну Петру, – и началась полная анархия. Денег не было, закона не было, зато при дворе на питерские дотации веселились вовсю, никакого интереса к политике не проявляя, а в конце концов устав от докучливых подданных, его светлость вообще плюнул на все и на целых три года укатил в Европу, где по пути приобрел несколько престижных и доходных имений.