Книга: Россия против Запада. 1000-летняя война
Назад: Сложности мирного времени
Дальше: Просвещенный абсолют

Панду гать!

И рвануло. Получив свою «голову Гонгадзе», курляндское дворянство отыграло ситуацию по полной программе, поставив Варшаву в ситуацию, закрыть глаза на которую не было никакой возможности. Да и желания, поскольку представлялся очевидный случай еще прочнее привязать вассала к своей повозке. Король назначил следственную комиссию, и та, прибыв на место, изучила все обстоятельства дела, придя к выводу о полной невиновности Фридриха (на которого тоже капали вовсю, обвиняя в соучастии). А что до Вильгельма, то, как гласил окончательный вердикт, хотя приказа убивать он не отдавал, «несет на своей душе ответственность», в связи с чем «должен оставить исполнение должности и на некоторый срок покинуть страну, оставив управление уделом на брата». При этом подразумевалось, что уезжает Вильгельм не навсегда. Но тут он сам сделал огромную глупость: дав волю чувствам, уехал не в Германию, где можно было бы тихо пересидеть, а – демонстративно – в Стокгольм, к злейшим врагам Варшавы, и после такого очевидного проявления нелояльности – при всем том, что никакой помощи у шведов опальный герцог не просил, – возвращение его стало невозможным. Так что в итоге он убыл в Штеттин, получил от тамошнего коллеги маленькое имение и аж до кончины в 1640-м, жил тихой жизнью мелкого помещика, изредка переписываясь с сыном Якобом, как и Земгалия, оставшимся на попечении брата. А между тем «кризис Нольде», помимо решения личной судьбы слишком вспыльчивого герцога, повлек за собой и куда более серьезные последствия.
Полностью оправдав безупречно верного Фридриха и окончательно определив, кто в герцогстве дворяне, а кто нет (повезло по итогам 119 родам), польские власти, однако, сделали все, чтобы урезать автономию Курляндии, максимально расширив права «шляхетства» и тем самым урезав власть герцога. В частности, согласно новому Die Regimentsformel, – уставу о государственном устройстве, – отныне все свои решения правитель обязан был согласовывать с Oberrate – четырьмя советниками (ландгофмейстер, канцлер, бургграф и ландмаршал), избранными дворянством. Они же (плюс несколько докторов юстиции) составляли Oberhofgericht, высший придворный суд, а плюс к тому и высшая власть на местах переходила к Oberhauptleute, «предводителям дворянства». Правда, в качестве компенсации (делать верного вассала совсем уж марионеткой Варшава не хотела) «уставы» были даны и городам, переведенным в прямое подчинение герцогу.
Что резкие ограничения полномочий мало кому из глав государств понравятся, ясно. Однако Фридрих был из меньшинства. В отличие от брата-изгнанника, спокойный, рассудительный и склонный к взаимовыгодным компромиссам, он очень точно уловил, что в новациях для власти есть и прямая польза. Во-первых, отныне дворянству, ранее только капризно требовавшему печенек, но ни за что не отвечавшему, предстояло принимать решения и вместе с герцогом – если не в первую очередь – нести груз ответственности за свои действия. А во-вторых, с этого момента стало ясно, что Варшава строит планы – не сейчас, так позже – упразднить автономию Курляндии как таковую, чего потомкам крестоносцев совершенно не хотелось, и при таком раскладе своевольные «юнкеры» становились естественным союзником какого-никакого, но своего герцога. Так что, по крайней мере, власть Митавы окрепла, а некто Отто Гротгус, многолетний вождь радикальной оппозиции «тиранам», стал ближайшим, очень доверенным советником герцога, без поддержки которого Фридриху едва ли удалось бы добиться главной цели жизни – сохранения власти за родом Кетлеров, то есть передачи престола племяннику Якобу, сыну Вильгельма, которого Фридрих воспитывал лично и очень любил. И надо сказать, было за что.
Назад: Сложности мирного времени
Дальше: Просвещенный абсолют