Любой, кому хотя бы раз в жизни доводилось работать на производстве, подтвердит: смена менеджмента легко не проходит, даже если новое руководство преисполнено самых лучших побуждений. Так и тут. Наследники покойного – 18-летний Фридрих, получивший по завещанию отца Земгалию со стольной Митавой, и 15-летний Вильгельм, которому досталась непосредственно Курляндия, – были вполне приличными молодыми людьми, а Вилли даже, по свидетельству современников, «еще в ранней юности подавал признаки недюжинного ума». И больше того, оба стремились следовать примеру разумного батюшки. Но справиться со сложностями управления, к которому рвалась властная мама, окруженная желавшей порулить (и естественно, погрязнуть в коррупции) свитой, им было сложно. Тем паче что оба были молоды и хотели попробовать жизнь на вкус: вырваться из дому, мир посмотреть и себя показать (тогда это называлось «перегринацией») – и если Фридрих еще в какой-то мере как-то уделял время и делам, то Вильгельма мама с советниками сплавили в «матушку Германию». А чтобы пацан не скучал и подольше не возвращался, разрешили ехать в веселой компании друзей детства.

В итоге, как и следовало ожидать, ничего хорошего не вышло. Никаких трагедий, правда, тоже не случилось, но хозяйство герцогства пошло на спад, особенно в Земгалии, вмешиваться в дела которой Фридрих не имел права. К тому же Вильгельм в своих странствиях, хотя и учился только на «отлично», а при дворах, которые посещал, нравился решительно всем, научился пить по-крупному, в чем спутники его полностью поддерживали, и домой не спешил. И когда все-таки вернулся, оказалось, что дома все очень и очень не в порядке: мамины советники – в основном «варяги» из Германии – довели маленькую страну почти до дефолта, и в Варшаву потоком шли жалобы от «сословий», требовавших взять герцогство под прямое управление. Причем особо наезжали даже не на вдовствующую герцогиню, которая разрешала всем все, а на бедного рачительного Фридриха, пытавшегося как-то вразумлять и что-то пресекать. И наезжали так жестко, что Фриц в конце концов в 1597-м плюнул на все и уехал в Варшаву служить в войсках Польши, которой был без лести предан, оставив обе части герцогства на брата, очень кстати вернувшегося из-за кордона. Причем с любимой, умной и очень властной женой, сумевшей если и не вовсе отучить суженого от алкоголя, то, по крайней мере, вогнавшей запои в рамки.

Решение, надо сказать, было разумным. Как и Фриц, Вилли был человеком ответственным и – фактор умной жены – бережливым, однако, в отличие от брата, неплохо разбирался в финансах, налоговой системе и законах, а также умел стоять на своем. Так что разобраться в делах, прогнать маминых советников, отправить на отдых саму маму и повысить доходы казны он, пусть и не без труда, но сумел. Но вот чего не сумел, так это найти общий язык с полностью потерявшими берега местными лендлордами, разворовавшими к тому времени половину герцогского земельного фонда. А когда стало ясно, что коса нашла на камень, рассердившись всерьез (он, не в пример брату, был вспыльчив), начал попросту конфисковывать все, на что у дворянства не было должным образом оформленных документов.

И вот тут коса опять нашла на камень. Вильгельм, сознавая свою правоту, похоже, не сознавал, что отдавать свое, даже краденое, не нравится никому, и в результате рассорился со всей элитой края, включая неких братьев Нольде, самых близких друзей, а некогда и собутыльников. Шутки кончились. Лавиной потекли доносы в Варшаву: Вильгельма обвиняли во всех грехах, от «тирании» до «симпатий к шведам», а когда за брата вступился Фридрих, имевший в Варшаве прекрасную репутацию, курляндские лендлорды озверели окончательно, начав на территории герцогства прямой саботаж, включая избиения герцогских чиновников. Напряжение росло и кончилось, как следовало ожидать, скверно: в августе 1615 года слуги Вильгельма, посланные арестовать братьев Нольде, перестаравшись, убили их «при попытке к бегству».