И мама, и папа
Заботы, заботы, заботы… И тогда, когда муж дома, когда он обеспечивает достаток, а жена только порядок в самом доме, забот у хорошей хозяйки хватает. А если все на ней, а хозяйство разрушено?
Засыпала, едва коснувшись головой ложа, просыпалась до рассвета, и тут же обступали многочисленные вопросы.
Встряхнула ее все та же разумная Эвриклея:
— Царица, ты сыну нужна.
— Болен?!
— Нет, здоров, хвала богам. Но он мал, да и отца нет. Я понимаю, что трудно во всем примером быть для мальчика, но не забывай о Телемахе.
Вообще-то, женщине учить мальчика совсем не дело, для этого есть разумные мужчины. Но Эвриклея права, за многими ежедневными заботами она забыла и свои материнские обязанности, в дом возвращается, когда Телемах уже спит, по головке погладит сонного, поцелует в лоб — и все. А утром ребенок еще спит, жаль будить. Знает, что за ним присмотрят, накормят, оденут, умоют, но нянька права: слуги слугами, даже самые добрые, а мать нужна.
Пенелопа сама выросла без матери, помнила, как ждали каждого ее появления братья, даже уже взрослые. Верно, какими бы ни были заботы, лучше один день сытно не поесть, чем упустить сына, чтобы не вырос трусливым или глупым.
У нее, девочки, не было матери, у ее сына нет отца, вернее, есть, но уж слишком далеко. Придется ей заботиться об обучении Телемаха. Уходя в море, Одиссей поручил воспитание сына Ментору, однако приятель Лаэртида что-то не торопится выполнять поручение. Евпейта боится, что ли?
— Ментор, Телемаха нужно учить.
— Да мал еще царевич…
Хотелось крикнуть: «Чего же вы все боитесь?!»
Ментору поручил сына Одиссей, помня ум и доблесть старого товарища по играм и пиратским вылазкам. Только Ментор в одном из набегов серьезно пострадал, хромал и мучился головными болями, потому даже в поход вместе с остальными не пошел. Одиссей надеялся, что Ментор сможет стать хорошим наставником маленькому, а потом и повзрослевшему Телемаху. Но как Лаэрт не слишком стремился удержать царство, так Ментор не торопился воспитывать сына своего друга.
«Предатели! Трусы! В Аид вас всех!» — мысленно горячилась Пенелопа, но только мысленно, внешне привычная улыбка. Она слабая женщина, находится под защитой сильных мужчин, слушает их советы… Один из сильных мужчин — Евпейт — уже давно понял, что нет никого более сильного на этом острове, чем эта слабая женщина.
Телемах и впрямь не слишком взрослый, но в его возрасте уже пора браться за маленький лук, пора учиться читать и слушать рассказы о том, как устроен мир. Если Ментор не торопится, придется учить царевича самой — решила Пенелопа.
— Сегодня ты пойдешь со мной.
— А куда?
— В лес.
— А это ты что несешь?
— Лук.
— Чей?
— Свой.
— А другой?
— Тоже лук, твой.
— Мо-ой?! — У мальчишки круглые глаза. — Мой лук?!
— Твой. Пора и тебе учиться натягивать тетиву и точно пускать стрелу.
— У меня есть маленький лук.
— Он почти игрушка. А этот настоящий, и стрелы в колчане настоящие. Держи.
Малыша распирало от важности. Пенелопа вела сына подальше на полянку, чтобы никто не видел ни его первых неудачных выстрелов, ни того, что учит мужскому искусству царевича мать, а не мужчина-родственник. Что же делать, если для Телемаха царица и мама, и папа…
— Что нужно сделать, прежде чем надеть тетиву?
— Подложить лук под колено, чтобы он хорошо уперся! — Телемах гордо продемонстрировал свои знания, казалось, осталось лишь повторить это с луком. Мальчик держал оружие наготове, ожидая команды попытаться осуществить то, что так хорошо запомнил.
— Нет…
— А что?
— Тебе понравилось бы, если бы тебя вдруг стали гнуть через колено?
— Не-ет… но я же не лук!
— Ему тоже не нравится. С любым оружием сначала нужно поговорить, попросить слушаться, попросить помочь. Оружие тоже живое.
Телемах недоверчиво смотрел на мать.
— И меч?
— И меч.
— Он же бронзовый.
— Все равно живой.
— И стрела?
— И стрела.
Телемах погладил стрелу от наконечника до оперения.
— Ей больно, когда она вонзается в дерево?
— Больно, но она согласна терпеть. Если попросишь. А уж с луком договариваться нужно обязательно. Он должен знать, что ты его хозяин, его любишь и ждешь помощи.
— Так? — Мальчик просто погладил налучье.
— Ты что-то почувствовал?
— Нет.
— Ты подарил луку тепло своей руки? Нет. И не почувствовал его ответное тепло. Ну-ка, еще раз. Почувствуй, как красиво он изогнут, какой сильный… Лук ответит.
Телемах бережно прикоснулся ладошкой к налучью, погладил, потом осторожно провел пальчиками, — видно, понравилось, потому что провел еще и еще… И вдруг закричал:
— Мама, он теплый! Он откликается!
— Не кричи, всех в лесу распугаешь. Молодец, вот теперь можно и тетиву надевать.
Началась учеба, часто нелегкая, иногда до слез, потому что, как ни просил, лук еще плохо слушался маленьких рук. Пенелопа поощряла:
— Ничего, ты устал, лук тоже. Дай отдохнуть ему и себе, поговори, объясни, что ты просто еще не умеешь, потому не получается сразу…
— А ты тоже так училась?
Пенелопа вспомнила свою собственную учебу. Да, она училась вместе с братьями в Спарте, и никаких скидок на то, что они девчонки, не было, все на равных — стрелять, бегать, прыгать, даже бороться. Девушки уже боролись только между собой, а вот девочки и с мальчишками. Руки сильные, ноги тоже, глаз точный, потому и выстрелы меткие. Пенелопа была отменной лучницей.
Телемах даже обиделся, когда мать решила, что на первый раз достаточно:
— Я не маленький! Я не устал!
— Сорвешь руку, не сможешь несколько дней стрелять, все, чему успеешь научиться, за эти дни будет утеряно. К тому же и лук тоже устал. Нужно уметь вовремя остановиться.
— А ты умеешь?
— Не всегда.
Телемах недоверчиво покосился на мать, ему казалось, что уж она-то умеет все!
Эвриклея осторожно поинтересовалась:
— Царица, ты учишь сына стрелять?
— А что мне делать, если не хотят учить те, кто должен бы?
— Правильно.
Но куда трудней отвечать на вопросы сына: где отец и почему не спешит домой?
— Оракул предсказал, что Одиссей вернется через двадцать лет.
Это можно сказать взрослым, они поверят в любые пророчества или россказни. А как объяснить ребенку, что такое двадцать лет, почему его отца нет, если он жив? Для малыша оправданием может служить только одно: отец совершает подвиги.
Пенелопа так и сказала.
— Как Геракл?!
— Ну… почти… как Геракл…
— А какие?
— Отец вернется и расскажет нам.
— А ты знаешь?
Когда такой вопрос повторяется изо дня в день, приходится придумывать отцовские подвиги. Малейшая зацепка у Пенелопы превращалась в яркий рассказ о том, как было дело и что думал по любому поводу Одиссей.
Как отвлечь внимание сына от не слишком красивых поступков отца и его приятелей? Да и как война может быть красивой?
Одиссей обманом проник в Трою под видом нищего и выкрал священный для троянцев палладий? Поговаривали, что помогла Елена… Насколько Пенелопа знала двоюродную сестру, та вообще могла организовать кражу. Но разве можно не рассказать в красках то, как крался темной ночью Одиссей по городу, как случайно в темном переулке наткнулся на гулявшую (что она делала ночью в темном переулке?) Елену, та не выдала родственника и даже помогла, как рисковал Одиссей жизнью, проникнув в храм, а потом выносил палладий… Пенелопа живописала подвиг мужа не только Телемаху, вернее, рассказала что-то вроде сказки мальчишке, а на следующий день поняла, что Телемах поведал услышанное приятелям, и пошло…
Что делать? Признаваться, что все, кроме самого факта кражи священного палладия, выдумала? Но это означало пасть в глазах сына. Пришлось рассказывать всем. С каждым днем история обрастала подробностями, словно Пенелопа сама ходила вместе с мужем по темным закоулкам Трои.
Возмутился Евпейт:
— Ты-то откуда знаешь? Все это мог бы рассказать Одиссей, но не кто-то приплывший из Троады.
Он прав, он тысячу раз прав, множество глаз впились в лицо царицы. Но у Пенелопы не дрогнул ни один мускул:
— Мне поведал не Одиссей, а Афина. Богиня показала, как было дело.
На мгновение установилась полная тишина, потом она взорвалась почти криками мольбы:
— А про моего спроси, царица?
— А об Антифате?
Пенелопа развела руками:
— Не могу. Богиня показывает только Одиссея и только то, что захочет сама.
— Скоро они домой-то?
— Одиссей не скоро, остальные не знаю.
Блестящие глаза Телемаха были наградой и искуплением вранья одновременно. Ради них стоило лгать даже о богине Афине.
На песок пристани вытащен корабль. Это не торговое судно, но пришло не таясь, потому бояться не стали. Да и вообще, после случая с пиратами Ликета на остров больше не приплывали грабить, прошел-таки слух, что хозяйка с чудовищем знается. Пенелопа не возражала, пусть боятся. А потом стали поговаривать и про помощь Афины…
Но куда больше помогли нанятые с помощью отца охранники. Пенелопа понимала, что их помощь куда действенней, чем даже богини, которая еще неизвестно, пожелает ли помочь…
На сей раз корабль приплыл ненадолго, нарочно завернув от Пилоса. Мудрый Нестор не забывал, что новости нужны всем, особенно если это новости о живых.
Нежданных, но таких желанных гостей принимали, как самых дорогих, дороже было бы только возвращение самого царя. Пенелопа, хотя и правила Итакой единовластной хозяйкой, все же попросила Лаэрта приветствовать прибывших от имени Одиссея. Но те сами передали приветствия от сына, мужа и отца.
— Радуйся, Лаэрт! Жив ваш Одиссей и даже здоров как бык.
Трою взяли во многом благодаря хитрости Одиссея. Это его придумка с конем помогла проникнуть за стены города и открыть ворота изнутри.
Даже на Итаке нашлись сомневающиеся, что троянцы столь глупы, что поверили в нежданный подарок ахейцев.
— Они что же, не видели, как ахейцы строят этого огромного коня?
— И у ворот не было стражи?
— Что же троянцы не заметили дверцы, через которую внутрь забрались ахейцы?
Сомнения? Как можно сомневаться в хитрости и доблести царя Итаки?! Кто, как не он, совсем недавно под видом нищего пробрался в Трою и украл священный палладий? Кто, как не Одиссей, мог придумать такую хитрость, как конь с воинами внутри?! Конечно, ему помогла Афина, она сделала троянцев невнимательными, она всегда помогает Одиссею. И его жене с сыном тоже помогает!
Пенелопа привычно внушала и внушала всем, что Одиссей не просто хитрец, он герой, причем из тех, кому помогают боги. Иначе нельзя, иначе веру в отца потеряет Телемах, а ждать еще долго, прошло меньше половины срока.
Теперь уже все верили в пророчество. Как не поверить, ведь никто не ожидал, что война с Троей окажется столь долгой, никогда и никто не воевал у чужих берегов по десятку лет, но оракул сказал, что Трою будут осаждать десять лет, и вот пожалуйста — только на десятый год удалось перехитрить троянцев.
А кто это сделал? Одиссей!
Телемах ходил гордый, словно это он подсказал отцу хитрость с конем. Мальчишки смотрели на царевича с завистью — повезло же иметь такого отца!
А Пенелопа задавалась вопросом: а что же дальше? Десять лет войны вместе со всеми, но Трою взяли, пора бы и домой. Где будет отсутствовать Одиссей еще столько же? Ответа не было, предсказатель Тиресий далеко, если вообще жив, он был стар, когда Одиссей ездил узнать судьбу.
Но царица больше не желала никаких предсказаний, достаточно, лучше жить, не зная будущего, чем мерить это будущее предсказанными годами.
На Итаку прибыл корабль с черными парусами…
Только увидев такие, Антиклея взвыла утробным голосом. Пенелопа молча смотрела, как вытаскивают на берег «вепря», как прямо в воду прыгает Навплий, как он идет мрачный, весь почерневший… Ни одна черточка не дрогнула на лице молодой царицы, хотя и без слов было ясно, какую весть привез Навплий.
Он действительно подошел к Антиклее, опустил голову и тихо произнес:
— Паламеда убили…
— А… Одиссей?..
Навплий только сокрушенно развел руками. Антиклея взвыла снова, она распустила волосы и принялась царапать себе лицо ногтями.
— Где погиб Одиссей? — Голос Пенелопы почти спокоен, словно спрашивает не о муже, а о чужом человеке. Этого спокойствия Лаэрт ей простить не смог, хотя стоило бы прислушаться и к вопросу, и к ответу.
Навплий ответил уклончиво:
— Многие цари погибли по пути из Троады, многие…
— Где и как?
— Прогневили Посейдона, была буря, многие суда разбились о скалы…
— И Паламед?
— Паламед погиб в Троаде…
Сказал и смотрел словно с опаской. Чего он боялся? Но Пенелопе не до Паламеда.
— Ты видел погибшего Одиссея?
Навплий помотал головой:
— Неразумная женщина… Твой муж не пришел вместе с выжившими в Арголиду.
— Одиссей жив!
Навплий снова сокрушенно покачал головой, мол, что с нее взять, даже погоревать не может, как обязана делать жена. Вон мать как убивается!
— Одиссей жив! — громко и твердо повторила Пенелопа. — Навплий не видел его корабль разбившимся и не видел погребального костра моего мужа. А оракул сказал, что Одиссей будет отсутствовать двадцать лет. Прошло только десять. Он жив!
— И десять лет будет плыть от берегов Троады до Итаки?
— И ты появился здесь, чтобы сообщить матери, что ее сын погиб, не зная этого наверняка?
— Мой сын тоже погиб. А он был зятем Антиклеи. Мы потеряли сыновей, тебе этого не понять…
Со стороны дворца доносился вой старой царицы, она царапала себе лицо и рыдала. Пенелопа вдруг обернулась к стоявшим в молчаливом оцепенении итакийцам и громко повторила:
— Навплий не видел погибшего Одиссея или его разбившийся корабль. Одиссей жив!
Антиклея ушла в гинекей и не появилась в мегароне, из ее спальни слышался то вой, то плач, то какие-то причитания… Но и Навплий долго не задержался, объявил, что должен успеть дотемна добраться в Пилос.
Пенелопа снова не спала ночь, пытаясь понять, что именно не так в поведении Навплия. То, что быстро ушел обратно в море? Но Антиклея была не в состоянии сочувствовать горю своей старшей дочери — жены погибшего Паламеда, она слишком давно вышла замуж и уплыла с мужем на Эвбею. Кроме того, все мысли старой царицы были заняты гибелью собственного единственного сына.
Лаэрт тоже не слишком разговорчив, сама Пенелопа упорно твердила одно: Одиссей жив!
Но ей показалось, что Навплий торопился не из-за отсутствия сочувствия. Почему он вообще прибыл с таким известием сам? Разве это дело царя, да еще и столь далеко живущего, посещать родственников с утешениями? Навплион далеко, а его Эвбея и того дальше…
— Эвриклея, все ушли с Навплием или кто-то остался?
— Валяется пьяным Фресандр, да он ни на что не годен и трезвым. Болтун, каких свет не видывал.
— Где он?
Нянька смотрела на царицу, не понимая вопроса. Ночь, где может быть пьяный Фресандр? Валяется где-нибудь, хорошо, если живой. Но если на Пенелопу что-то найдет, лучше выполнить требование, потому, услышав: «Разыщи сейчас!», Эвриклея вздохнула и зашаркала сандалиями вниз по лестнице.
К ее удивлению, оказалось, что пьяный Фресандр заснул у них во дворе и, разбуженный, был в относительном порядке. Во всяком случае, выпив еще чашу неразбавленного вина, оказался готов предстать перед царицей даже посреди ночи.
Фресандр был ранен в Троаде и вернулся на корабле Навплия, хотя вообще-то воевал под началом Нестора. На Итаке он остался случайно, просто завалившись под лавку с перепою, поскольку он не греб, гребцы Навплия не заметили отсутствия чужака, и сам Навплий обнаружил это поздно. Фресандру не было разрешено ходить во дворец, однако он, завидев приятеля, сумел выбраться и напиться до полной неспособности передвигаться.
Беседа Фресандра с царицей Итаки вовсе не входила в планы Навплия.
— Радуйся, царица. Я не видел гибели твоего мужа. Никто не видел. Навплий врет…
— Как погиб Паламед?
Фресандр явно заелозил, начав ныть:
— Я не видел… говорили…
— Прекрати тянуть! Как погиб Паламед?!
— Его оговорил царь Итаки.
— Одиссей?! Как это было?
— Я не знаю, может, это и не оговор… Но я не верю в предательство Паламеда, он, конечно, весь в папашу, вредный, но не предатель.
— Если ты еще будешь говорить вокруг да около, я велю не давать тебе больше вина.
Фресандр поднял руки:
— Все, понял. Сейчас расскажу. Агамемнон отправил Одиссея раздобыть пропитание, потому что в лагере почти начался голод. Царь Итаки вернулся без ничего. Паламед начал смеяться, что тот просто не сумел добыть. Знаешь, царица, я не виню твоего мужа, ему просто не попались…
— Прекрати! Ты обещал рассказывать только то, что происходило.
— Паламед вызов принял, вышел в море и вернулся с судном, полным отборного зерна. Не знаю, где этот умник его добыл, но…
— Говори толком. Что дальше?
— А потом Одиссей сказал, что увидел сон, в котором Афина советовала всем на два дня покинуть лагерь, потому что все, кто останется, погибнут от Зевсова гнева. Агамемнон послушал, мы ушли. А когда вернулись, обнаружили труп троянца с письмом, в котором тот благодарил Паламеда за предательство и сообщал, что золото ему переправлено полностью. Паламед все отрицал, но Одиссей предложил обыскать палатку Паламеда. Там действительно нашли золото и…
— Что и?
— Забили Паламеда камнями.
Пенелопа содрогнулась, но взяла себя в руки.
— Его похоронили?
— Нет. Навплий приплыл просить Агамемнона, чтобы тот разрешил забрать тело и устроить погребальный костер. Царь не дал. Навплий проклял Одиссея и остальных. Правда, Паламеда похоронил Ахилл.
Пенелопа мерила шагами мегарон. Навплий мстит, это понятно. Но как он мог быть уверен, что Одиссей не вернется в тот самый день, когда он был здесь? Значит, Навплий знал, что Одиссей где-то задержался… Где?
— Где остальные цари, если от Трои ушли давно?
— Навплий уговорил богов, и на возвращавшихся была наслана буря. Многие корабли погибли, налетев на скалы, потому что перепутали проход между островами… Я слышал, как один чудом спасшийся гребец твердил, что они видели костер, который обозначал пролив, и держались левее, как делали всегда, но вместо пролива там оказались острые скалы…
Пенелопа замерла, потом резко повернулась, напугав Фресандра:
— Костер, говоришь?
Тот только пожал печами:
— Так говорил Фриних… я не знаю, не видел…
Царица вдруг вспомнила рассказ Одиссея о том, что Навплий в молодости разжигал ложные костры, направляя корабли на скалы, а потом собирал то, что после кораблекрушения выбрасывало море, и людей, которые сумели выплыть…
— Костер… А что ты про Одиссея еще знаешь?
— Ну, про коня, которого он придумал…
— Это мы знаем. Расскажи, что после этого было.
И снова Фресандр заелозил, что подсказало Пенелопе, что не все так просто.
— Говори уж!
— Царю Итаки по жребию досталась старая Гекуба, и он решил добыть себе еще славы и богатства, а потому со всеми в ту бурю не плыл.
— Там остался?
— Нет… они отправились грабить побережье. Только я слышал, что уцелели и при грабеже, а вот куда потом заплыл, того не знаю, правда, не знаю, царица.
На сей раз Фресандр, сокрушенно разводя руками, смотрел в глаза, значит, не врал.
— Значит, его гибели никто не видел, и среди разбившихся на Эвбее кораблей его не было?
Фресандр вытаращил на Пенелопу глаза:
— Кто тебе сказал, что они разбились у Эвбеи?
— А где?
— Ты права, только я такого не говорил!
— Навплий откуда?
— Из Навплиона.
— Эвбея его земли?
— И Эвбея тоже, хотя не совсем.
— Где он еще мог зажечь ложные костры, как не на Эвбее, чтобы вместо пролива между ней и Андросом направить корабли на скалы? Критяне среди погибших были?
— Нет, они сразу от Лесбоса повернули на юг.
— И никого из Халкидики тоже не было, верно?
Фресандр почесал за ухом:
— Ну и умная ты, царица…
Но Пенелопа уже потеряла интерес к разговору, все, что нужно, она уже услышала.
— Эвриклея, вели дать ему целый пифос крепкого вина, пусть пьет, пока не свалится. Только уведи подальше от берега, чтобы, если Навплий вдруг вернется, его не нашел.
Фресандр, который уже сообразил, что выболтал то, за что Навплий его просто убьет, благодарно кивнул Пенелопе:
— Ты правильно говоришь, царица…
— Иди, болтун… И никому больше ничего не говори, если жизнь дорога.
— Ты думаешь, царица, твой муж жив?
— Я это знаю. Одиссей вернется еще через десять лет. Это не скоро, долго же он будет мотаться по морям… Пока не обменяет Гекубу на кого-то помоложе.
Смех невеселый, доказательств, что Одиссей жив, никаких, только слова пьяного болтуна, которому верить трудно, к тому же Пенелопа сама велела ему молчать. Все верно, если расскажет о Навплии и ложном костре, нужно рассказывать и об убийстве Паламеда, и об оговоре того Одиссеем, и обо всем остальном. Доказательств против Навплия тоже никаких, а об Одиссее слава пойдет дурная. Пусть лучше пока помнят о коне и палладии, добытом хитростью. Когда эта слава укрепится, тогда можно будет вспомнить и о Паламеде.
— Эвриклея, нужно, чтобы Фресандр ничего не выболтал об Одиссее. Просто скажем, что никто царя погибшим не видел, зато слышали, что он уплыл грабить побережье и вместе с остальными его не было. И ты молчи, я только Антиклее и Лаэрту расскажу.
Эвриклея все поняла верно и приняла свои меры.
«Утром поговорю с Антиклеей, она должна понять и поверить», — решила Пенелопа.
Но утром их разбудил страшный крик служанки Антиклеи. Вбежав в спальню царицы, Пенелопа увидела страшную картину — Антиклея повесилась! Она не перенесла известия о смерти сына.
У Пенелопы сжались кулаки:
— Ну, Навплий, не попадайся мне на пути! Покарайте его, боги!
Пенелопа не очень любила свекровь, вернее, просто не любила, причем взаимно, но видеть мать, удушившую себя только из-за известия о гибели сына, тяжело.
Пока хоронили Антиклею, всем было не до Фресандра. Пенелопа вспомнила о незадачливом пьянице только через несколько дней:
— Эвриклея, где он?
— Отравлен! — бодро объявила нянька.
У Пенелопы глаза округлились от ужаса.
— Кем?!
Она соображает, что говорит, ведь их слышат многие?!
— Навплием. Сизифово зелье, отсроченная смерть, когда человека травят, а умирает он позже. Фресандра потому и оставили на острове, чтобы нас в его смерти обвинить.
Самой Пенелопе нянька тихонько шепнула на ухо:
— Помер с перепою…
— Навплий лгун! Он не видел гибели царя Итаки, а его сын Паламед утонул в колодце! Одиссей и Диомед не сумели спасти жадного Паламеда.
Сказала просто так, пришлось объяснять.
— Да, они нашли клад, Паламед первым полез в колодец за золотом, но взял слишком много, веревка не выдержала и оборвалась, Одиссей и Диомед вытащили только обрывок веревки, а сам Паламед утонул.
Евпейт прищурил глаза:
— Откуда это известно?
— Фресандр рассказал. Я с ним беседовала после отплытия Навплия. А еще о том, — царица возвысила голос, чтобы слышали все, — что Навплий зажег ложный костер, чтобы направить корабли ахейцев на скалы. Он так делал в молодости и грабил тех, кто выбирался на берег.
Нашлись те, кто вспомнил о таких слухах. Но Евпейт снова усомнился:
— Почему Навплий оставил Фресандра на Итаке, если знал, что тот может рассказать многое?
— Фресандр остался мертвецки пьяным и отравленным. Я просто успела поговорить с ним до утра, а потом было не до него. Когда умер Фресандр?
— Вчера, царица.
— Жаль, не успел рассказать всего… Одиссей жив и вернется домой. Только вот когда — неизвестно. Фресандр сказал, что царь Итаки отправился грабить побережье, его там видели. И в числе погибших у Эвбеи Одиссея не было.