29
Лаура вела машину, а Ройбен спал, прислонив голову к стеклу «Порше».
По дороге они заехали в его дом в Сан-Франциско. Ройбен был уверен, что Саймон Оливер обязательно известит Грейс или Фила о том, что он в городе. Так оно и оказалось.
Грейс уже готовила ужин, Фил сидел за столом, на кухне стояли Селеста и Морт, с бокалами с вином в руках. Пришел в гости и друг Грейс, талантливый онколог, которого Ройбен не помнил по имени. Он помогал накрывать на стол вместе с другой женщиной-врачом, которую Ройбен видел впервые. Играла «Джаз-самба» в исполнении Стэна Гетца и Чарли Берда, всем явно было вполне хорошо.
Ройбен почувствовал острейшую тоску по ним, по уютному дому, по шумной компании, всей той жизни, которую он оставил. В остальном все так, что лучше не придумаешь. Народу много, значит, допрашивать и приставать не будут. Все вежливо поздоровались с Лаурой, в особенности — Селеста, которая явно была рада, что Ройбен уже кого-то себе нашел. Морт, конечно же, выглядел виновато, что было вполне предсказуемо. Ройбен улыбнулся и легонько ткнул его кулаком в локоть. Рози бросилась к Ройбену, обнимая его.
Конечно, Грейс попыталась отвести его в сторонку для разговора, но она не могла оставить стейки, жарящиеся на плите, и брокколи, которую она обжаривала с чесноком. Удовольствовалась его нежным поцелуем и признанием в любви, сделанным шепотом.
— Вот бы ты остался, и сегодня, и потом.
— Мама, мы уже поужинали, — прошептал Ройбен.
— Но сегодня вечером кое-кто придет.
— Мама, не могу.
— Ройбен, ты меня слышишь? Я хочу, чтобы ты встретился с этим человеком, доктором Ясько.
— Это не значит переночевать, мама, — ответил Ройбен и пошел к лестнице.
Взяв в помощники Рози, Ройбен собрал оставшиеся книги, папки и фотографии. Отнес их в «Порше».
Потом поглядел в последний раз на столовую, украшенную свечами на столе и каминной полке, на Фила, который улыбнулся ему, и, послав воздушный поцелуй Грейс, направился к выходу.
Звонок в дверь заставил его вздрогнуть, и он открыл ее, увидев перед собой рослого седого мужчину, не слишком старого, с жестким взглядом серых глаз и широким квадратным лицом. На его лице было выражение любопытства, но недоброго.
Сразу же появилась Грейс и взяла мужчину за руку. Второй рукой она подхватила за руку Ройбена.
Мужчина не сводил взгляда с Ройбена. Видимо, он не ожидал столкнуться с ним лицом к лицу.
Ройбен почувствовал странное спокойствие. От мужчины исходил запах, еле уловимый, но тот самый, который был так хорошо знаком Ройбену.
— Это доктор Аким Ясько, Ройбен, я тебе о нем говорила, — быстро сказала Грейс, явно чувствуя себя неловко. — Проходите, доктор. Рози, принеси доктору выпить, как обычно.
— Очень рад познакомиться, доктор Ясько, — сказал Ройбен. — Я бы хотел остаться, но не могу. Он беспокойно огляделся в поисках Лауры. Она стояла прямо позади него. Взяла его за руку и сжала.
Он глядел в странные, будто затуманенные глаза доктора, и запах становился все сильнее. Что, если запах спровоцирует превращение?
Грейс явно беспокоилась, и не за себя. Похоже, она внимательно смотрела на их безмолвную дуэль.
— До свидания, Малыш, — внезапно сказала она.
— Да, мама, люблю тебя, — ответил Ройбен.
Лаура выскользнула за дверь вперед него.
— Хорошего вам вечера, доктор.
Мама, я позвоню.
Он пошел вниз по лестнице и почувствовал легкий спазм в животе. Это было как предупреждение, этот спазм. Он не начинал превращаться. Нет, ему сейчас нельзя превращаться. Хорошо, значит, он может сдержать это, несмотря на запах, который все еще стоял у него в ноздрях. Ройбен оглянулся и прислушался, но слышал лишь обмен любезностями и ничего не значащие разговоры. Запах остался, даже, казалось, стал еще чуть сильнее.
— Давай уезжать, скорее, — сказал он.
Машина быстро мчалась через Голден Гейт, уже стемнело, но дождь так и не начался.
Сквозь неглубокий, но очень приятный сон он почувствовал, что они подъезжают к Санта-Розе.
А потом услышал голоса, пронзившие его мозг, будто нож.
Резко сел.
Никогда еще он не слышал голоса, в котором было бы столько боли и страха.
— Тормози! — крикнул он.
Спазмы уже начались. Кожу кололо. Всеми чувствами он ощущал жестокость — зло в наивысшей своей форме.
— В лес, — сказал он, и они въехали в парк. Он мгновенно скинул одежду и побежал в темноту, проходя превращение прямо на бегу.
Крики снова и снова будоражили ему кровь. Двое молодых парней в ужасе, их бьют, они боятся, что их жестоко искалечат, убьют. Злоба их мучителей, клубящаяся, будто дым, грязные ругательства, издевка, сексуальные оскорбления.
Они были не в парке, а чуть дальше, в подлеске, позади старого полуразвалившегося дома. Банда из четырех человек, которые притащили сюда ребят, чтобы медленно забить их насмерть, в кровавую кашу. Ройбен приближался и видел, что один из двух парней уже был на грани смерти. Резкий запах крови, ужаса, ярости.
Рыча и щелкая зубами, он обрушился на двух ближайших врагов, тех, что били кулаками в живот одному из парней, тому, что еще пытался сопротивляться, отчаянно крича.
— Бандиты, убийцы, плевал я на вас!
Врезавшись в мешанину рук и ног, Ройбен сомкнул челюсти на вонючей голове одного из противников, одновременно ударяя другого когтями правой лапы и хватая за волосы. Первый откинулся навзничь, извиваясь и дергаясь, челюсти Ройбена сжимались, ломая ему череп. Попытался схватить свою жертву и закрыться ею. Держа второго за волосы, Ройбен с силой стукнул его головой об утоптанную землю. Яростно рыча, вцепился зубами в грудь первому, сдирая тощую плоть.
Нет времени на эту закуску. Разорвав противнику горло, Ройбен отбросил его и увидел двух других бандитов.
Выставив вперед ножи, они бросились на Ройбена, пытаясь вспороть на нем «меховой костюм». Один два или три раза ткнул Ройбена ножом, второй попытался срезать «маску» с его головы.
Потекла кровь. Потекла из груди, потекла со лба на глаза. Ройбен обезумел от ярости. Ударом когтей содрал кожу с лица одного противника, разорвав сонную артерию, потом поймал другого, который уже побежал в сторону проволочной изгороди. Через секунду он уже был мертв, и Ройбен остановился, пожирая мясо с его бедра, а потом бросил и пошел обратно, шатаясь, опьяненный борьбой и кровью. Запах зла стал улетучиваться, исчезать, на смену ему пришел запах людей, рядом, в темноте, и запах смерти, прямо позади него.
В ближайших домах погас свет, слышались крики в ночи. Потом зажегся свет в доме через двор.
Раны Ройбена ощущались как горячие пульсирующие комки боли, но он чувствовал, как они заживают, чувствовал сильное покалывание над правым глазом, где затягивалась резаная рана. В полутьме увидел, как оставшийся в живых парень ползет по грязным мусорным кучам к другому, тому, что уже умер. Он подполз к нему, стал на колени, начал трясти его, пытаясь привести его в чувство, а потом издал тоскливый воющий звук.
Повернулся к Ройбену, его глаза сверкнули в темноте, полные слез.
— Он мертв, они убили его, мертв, мертв, мертв.
Ройбен стоял, молча глядя на неподвижное полуобнаженное тело. Обоим парням лет по шестнадцать, не больше. Оставшийся в живых с трудом встал на ноги. Его лицо и одежда были залиты кровью, и он протянул руку к Ройбену, действительно протянул руку. А потом упал, потеряв сознание.
И лишь теперь, когда он лежал у ног Ройбена, Ройбен увидел крохотные раны, сочащиеся кровью, на вытянутой в сторону левой руке парня. Маленькие колотые раны! На кисти, запястье и предплечье. Отметины от укусов.
Ройбен окаменел.
В соседних дворах слышался шепот, невольные свидетели драмы переговаривались и ахали. Открылась задняя дверь дома.
Завыли, приближаясь, сирены. Снова эти пронизывающие лучики звука, острые, как нож.
Ройбен пошел прочь.
На низких облаках появились отблески маячков, они приближались к дому, уже осветили его осевший бесформенный силуэт, осветили грязь и хлам во дворе.
Ройбен перепрыгнул через ограду и быстро, беззвучно побежал сквозь тьму, на всех четырех, покрывая милю за милей. Выбежав из леса, увидел свой «Порше», там, где он из него выскочил, у деревьев. Его руки мелькали, как волчьи лапы, он поразился тому, насколько быстро он бежит.
Но теперь ему надо вызвать обратное превращение.
«Оставь меня, ты знаешь, что так надо, верни мне прежний облик».
Он сел на корточки рядом с машиной, судорожно дыша, намеренно усиливая спазмы, глядя, как опадает густая волчья шерсть. Раны на груди жгло, они пульсировали, волосы рядом с ними остались, пропитанные кровью. И над правым глазом тоже клок волчьей шерсти. Когти втягивались, исчезая. Согнув удлиняющиеся пальцы, он дернул шерсть рядом с ранами. Ноги подгибались, он едва стоял. Схватился руками за дверь машины и упал на колено, потеряв равновесие.
Лаура уже была рядом, придерживая его, помогая забраться на сиденье. Клочья шерсти на груди и лбу имели чудовищный вид, совсем не так, как при полном превращении, но кровь уже свернулась и начала превращаться в сухие хлопья. Кожа у ран зудела, сходясь. По голове прокатились волны удовольствия, будто ее массировали невидимые руки.
Лаура повела машину в сторону автострады, а Ройбен натянул рубашку и брюки. Прижал левую руку к груди, там, где пульсировали болью раны, и почувствовал, как волчья шерсть съеживается и отваливается. Остался только мягкий подшерсток. На лбу уже исчезли и шерсть, и подшерсток.
Накатилась тьма и головокружение, поглощая его. Он боролся с ней, его голова билась о стекло, и он тихо стонал, сжав губы.
Сирены, завывающие, словно баньши, резко, противно. Но «Порше» ехал на север, набирая скорость, по автостраде, потом уткнулся в поток машин, мигающих красными стоп-сигналами. Переходя с одной полосы в другую, машина наконец вышла в крайнюю левую и снова набрала скорость.
Ройбен откинулся на спинку, глядя на Лауру. В свете мигающих сигналов и фар встречных машин она выглядела совершенно спокойной и сосредоточенной, глядя на дорогу.
— Ройбен? — не отводя глаз от дороги, окликнула она его. — Ройбен, скажи что-нибудь. Ройбен, прошу.
— Я уже в порядке, Лаура, — сказал он и вздохнул. По нему прокатывали волны дрожи, одна за другой. Зубы стучали. Шерсть окончательно исчезла, как и сами раны. Кожа чесалась и зудела. Удовольствие пронизывало его, до изнеможения. Но в ноздрях все так же стоял запах смерти, смерти того парня, оставшегося лежать во дворе. Запах смерти невинного.
— Я совершил нечто ужасное, невыразимое! — прошептал он. Попытался сказать что-то еще, но из его рта вырвался лишь стон.
— Что ты сказал? — спросила Лаура. Впереди и сзади было множество машин, они проезжали через Санта-Розу.
Он снова закрыл глаза. Боли уже нет. Лишь небольшой жар на лице и в ладонях, а еще в мягкой плоти, там, где были раны.
— Ужасно, Лаура, — прошептал он, но она его не услышала. Он снова увидел перед собой парня, шатающегося, идущего к нему, рослого широкоплечего мальчишку с бледным лицом, на котором была мольба, лицом, покалеченным и залитым кровью, обрамленным всклоченными светлыми волосами, с глазами, расширенными от ужаса, с губами, шевелящимися, но ничего не говорящими. А потом наступила тьма. Он был рад ей, откинувшись в мягкое кожаное кресло. Машина укачивала его, наклоняясь из стороны в сторону на большой скорости.
