28
Офис Саймона Оливера находился на Калифорния-стрит, на шестом этаже дома с видом на окружающие его офисные здания и ярко-синие воды Залива.
Ройбен, одетый в белый кашемировый свитер с высоким воротником и свой любимый двубортный блейзер «Брук Бразерс», вошел в переговорную, где вскоре должна была состояться встреча с незаконнорожденным сыном Феликса.
Комната была типичной для таких фирм, с продолговатым овальным столом из красного дерева и прочными стульями «Чиппендейл Купидс Боу». С одного края стола сели Ройбен и Саймон, напротив большой многоцветной абстракционистской картины, являвшейся не более чем украшением стены.
Лаура сидела в небольшой уютной комнате по соседству, ей принесли кофе и утренние газеты и включили программу новостей по телевизору.
Саймон, конечно же, снова и снова повторял Ройбену свои рекомендации. Со стороны этого человека это разведка, но надо понимать, что он в любое время может провести анализ ДНК, чтобы доказать родство, а затем начать полномасштабную юридическую атаку с целью забрать поместье.
— Должен сказать, что никогда особо не любил мужчин с длинными волосами, но ты, Ройбен, прекрасно выглядишь, — сказал Оливер. — Что, такие густые и непокорные волосы — новый тренд, в деревенском стиле? Девушки, наверное, с ума сходят.
Ройбен рассмеялся.
— Не знаю. Я просто перестал стричься, — ответил он. Он знал, что волосы хорошо расчесаны и до блеска вымыты, не придерешься. Какая разница, что отросли уже до низа шеи. Скорее бы уж встреча началась.
Казалось, целая вечность прошла, пока он слушал самые параноидальные из предположений Саймона, пока, наконец, не вошел Артур Хаммермилл и не сказал, что Феликс зашел по дороге умыться и сейчас будет.
Хаммермилл был того же возраста, что и Саймон Оливер, около семидесяти пяти. Они оба были седовласые, в серых костюмах, Хаммермилл — коренастый, с кустистыми бровями, Оливер — худощавый и лысеющий.
Хаммермилл вежливо, но от чистого сердца пожал руку Ройбену.
— Очень любезно с вашей стороны было согласиться встретиться, — сказал он, тщательно выбирая слова. Сел напротив Саймона, а пустое кресло напротив Ройбена осталось свободным, ожидая загадочного потенциального наследника.
Ройбен спросил его, как им понравилась постановка «Дона Джованни». Ему и самому очень нравилась эта опера. Упомянул фильм Джозефа Лози, поставленный по ней, который неоднократно смотрел. Артур с радостью подхватил тему, а потом принялся рассуждать о том, как приятно ему было общество Феликса, как он сожалеет, что Феликсу нужно снова возвращаться в Англию уже сегодня вечером. Последние слова он произнес, внимательно глядя на Саймона, который в ответ лишь мрачно посмотрел, промолчав.
Наконец дверь открылась, и вошел Феликс Нидек.
Если у Ройбена и были какие-то сомнения насчет того, что это двоюродный дед Мерчент, а не его незаконнорожденный сын, то они сразу испарились.
Это был тот же самый импозантный мужчина, что и на фотографии на стене библиотеки — улыбавшийся в кругу друзей, посреди тропических джунглей. Доброжелательный наставник всего семейства с портрета, висевшего над столом Мерчент.
Живой и здоровый Феликс Нидек, выглядящий не старше, чем двадцать лет назад. Никакой сын не смог бы с такой точностью воплотить черты и телосложение отца. А еще в нем чувствовался внутренний авторитет и жизненная сила, выделявшая его на фоне всех остальных, находившихся в комнате.
Ройбен был потрясен. Не шевеля даже губами, прочел безмолвную молитву.
Этот человек был высокого роста, хорошо сложен, со смуглой кожей золотого оттенка и густыми вьющимися каштановыми волосами. Одет был безупречно, в идеально пошитый коричневый костюм, рубашку цвета жженого сахара и коричневый с золотом галстук.
Но его радушное поведение и простота манер были настоящим шоком. Он искренне улыбался, его большие карие глаза заразительно сверкали добротой, и он сразу же протянул руку Ройбену, здороваясь.
Все в нем буквально олицетворяло доброту и приветливость.
Он сел напротив Ройбена, как и предполагалось, и они поглядели друг на друга. Роста они оказались почти одинакового. Нидек наклонился вперед и заговорил:
— Очень, оченьрад знакомству.
У него был низкий звучный голос, он говорил безупречно и безо всякого акцента и очень доброжелательно.
— Позвольте поблагодарить вас. Я прекрасно понимаю, что вы вовсе не были обязаны встречаться со мной, и я очень польщен, благодарен вам за то, что вы пришли.
Разговаривая, он жестикулировал, и Ройбен разглядел его изящные руки. Увидел зеленый камень в золотой булавке галстука, краешек полосатого шелкового платка, едва выступающий из нагрудного кармана.
Ройбен был просто поражен, сверх всякой меры, но не терял бдительности. Так разволновался, что почувствовал биение пульса в горле. Если он не сможет произвести благоприятное впечатление на этого человека… он просто подумать не мог о такой неудаче. Сейчас он лишь думал, что каждая минута, проведенная с этим человеком, дорогого стоит.
Тот продолжал говорить, без запинки, с легкостью, откинувшись на спинку кресла. Его движения были плавными и свободными, скорее расслабленными, чем нарочитыми.
— Я хорошо знаю, как отнеслась к вам моя племянница Мерчент. А вам известно, что она была очень дорога моему отцу как единственная его наследница.
— Но вы не были знакомы с Мерчент лично, так ведь? — спросил Ройбен. Его голос немного дрожал. Что он творит? Сразу да в дебри. — Я имею в виду, что вы никогда не встречались.
— Мой отец очень много мне о ней рассказывал, так что я знаю ее так, будто был знаком лично, — тут же ответил Нидек. — Уверен, наши представители объяснили вам, что я не собираюсь претендовать на дом и землю, которые она пожелала отдать вам.
— Да, они разъяснили это, — согласился Ройбен. — Это обнадеживает. Я рад, что мы здесь и имеем возможность обсудить любые вопросы.
Улыбка Нидека была почти что ослепительной. Его живые глаза ясно выразили благодарность Ройбену, но Ройбен не торопился делать выводы.
С чего же ему начать на самом деле? Как подвести все к нужной теме?
— Я недолго знал Мерчент, — начал Ройбен. — Но, думаю, хорошо успел узнать ее. Она была человеком исключительным…
Он сглотнул.
— То, что я не смог защитить ее…
— Ройбен, ладно, — сказал Саймон.
— …что я не смог защитить ее… что ж, с этим мне жить до конца моих дней.
Нидек кивнул. На его лице появилось выражение отеческой любви.
— Вы прекрасный юноша, — тихо сказал он.
Ройбен изумился. Если этот парень собирается меня убить, то он сущий дьявол.
— О, простите, — продолжил Нидек, совершенно искренне и несколько озабоченно. — Я сказал это, невольно подчеркнув, что я старше. Извините. Возможно, я не настолько старше, чтобы так говорить, но бывает, что я чувствую себя намного старше, чем я есть. Хотел лишь сказать, что ваши фотографии не передают вашей сути. На них вы выглядите красивым, по общепринятым стандартам, и несколько отстраненным, но в действительности вы человек выдающийся.
Он говорил все это с подкупающей простотой и искренностью.
— Теперь я действительно вижу в вас автора статей, опубликованных в «Обсервер». Поэтичного, тонко чувствующего, я бы сказал.
Оба юриста сидели, будто окаменев, молча. Но Ройбен был очарован и исполнен надежды, пусть и не теряя осторожности. Значит ли это, что ты не собираешься убивать меня, вертелось у него на языке. Или значит лишь то, что ты говоришь мягко и обманчиво, и будешь делать это и тогда, когда решишь убить меня, точно так же, как тот отвратительный Маррок?
Но Феликс сидел здесь, напротив него, настоящий Феликс. Пора браться за дело.
— Вы желаете получить личные вещи вашего отца, — начал Ройбен, медленно, чтобы не выпалить все сразу. — Вы имеете в виду его дневники? И таблички, древние таблички с клинописью…
— Ройбен, — тут же сказал Саймон, подымая руку, чтобы прервать его. — Давайте не будем обсуждать в деталях личные вещи, пока мистер Нидек не обозначит свои намерения несколько точнее.
— Древние таблички? — тихо сказал Артур Хаммермилл, поерзав в кресле. — Какие древние таблички? Я впервые слышу о каких-либо древних табличках.
— Да, мой отец коллекционировал древние таблички с клинописью, он их много нашел за годы раскопок на Ближнем Востоке, — сказал Нидек. — Действительно, они интересуют меня в первую очередь, признаю это, и, конечно же, его дневники. Его дневники исключительно важны для меня.
— Значит, вы в состоянии прочесть тайное письмо, которым они написаны? — спросил Ройбен. Он увидел, что Нидек едва не моргнул. — В доме есть много текстов, написанных этим тайным письмом, — добавил Ройбен.
— Да, это так, я могу прочесть это тайное письмо, — ответил Нидек.
Ройбен достал из кармана письмо, адресованное Марроку, и толкнул его в сторону Нидека, положив на стол.
— Возможно, вы это написали? — спросил он. — Похоже, оно написано тайным письмом вашего отца.
Нидек поглядел на письмо, сдержанно, но не холодно. Он явно был удивлен.
Протянул руку и взял письмо.
— Можно ли спросить, как оно к вам попало?
— Если его написали вы, то теперь оно принадлежит вам.
— Не могли бы вы сказать, как оно к вам попало? — вежливо повторил вопрос Нидек. — Было бы очень любезно, с вашей стороны рассказать мне это.
— Оно было оставлено в «Таверне» в городке Нидек для человека, который считал себя чем-то вроде стража дома и вещей в доме, — объяснил Ройбен. — Не слишком любезный человек. Кстати, он его так и не получил. Я забрал письмо после того, как он исчез.
— Исчез?
— Да, исчез, совершенно исчез.
Нидек молча выслушал это.
— Вы встречались с этим человеком? — спросил он затем. Выражение его глаз снова стало мягким, восприимчивым, а голос — мягким и вежливым.
— О да, — ответил Ройбен. — Это была весьма драматичная встреча. — Вот и приехали, подумал Ройбен. Пора все как-то выкладывать. Пройти по краю обрыва. — Действительно, очень драматичная, для меня и для моего друга, человека, который был вместе со мной в доме. Я бы сказал, эта встреча была трагична, но в конечном счете она не стала трагична для нас.
Нидек обдумал услышанное, тщательно. Его выражение лица слегка изменилось. Видимо, он был поражен.
— Ройбен, думаю, нам было бы лучше заняться текущими делами, — предложил Саймон. — Мы всегда можем назначить еще одну встречу, в будущем, чтобы обсудить другие вопросы, если договоримся по текущим…
— Трагична, — повторил Нидек, не обращая внимания на Саймона. Он явно был искренне встревожен. — Мне очень жаль слышать это.
И снова его тон стал мягким, вежливым, подкупающим своей простотой.
— Ну, я бы сказал, что этот человек, Маррок, был против, в достаточной степени, моего присутствия в доме и моих отношений с Мерчент Нидек. Он считал, что его оскорбляет и то и другое.
Другое — слабо сказано. Не надо ли было сказать иначе? Он поглядел на Нидека, ища понимания.
— На самом деле, я бы сказал, он был весьма зол по поводу того, как все… развивалось. Считал меня человеком, совершившим ошибки. Был весьма зол, да. Но теперь его нет, этого человека. Нет. Он вряд ли сможет получить это письмо.
Саймон многозначительно прокашлялся и уже был готов перебить Ройбена, но тот сделал жест, призывая его к терпению.
Нидек глядел на Ройбена внимательно, не говоря ни слова. Он был явно шокирован.
— Я думал, что, возможно, это вы написали ему письмо, — сказал Ройбен. — Что, возможно, он явился по вашему поручению.
— Может, нам следует просмотреть это письмо… — сказал Саймон.
Нидек очень аккуратно вынул из конверта сложенные листочки, проведя пальцем по тому месту, где был вскрыт конверт.
— Да, — сказал он. — Это письмо написал я. Но я не вижу причин, по которым оно могло бы спровоцировать такую недружелюбную встречу. На самом деле смысл его очень прост. Я очень давно не писал Марроку. И написал, что узнал о смерти Мерчент и что скоро приеду.
Это было сказано настолько убедительно, что Ройбен поверил. Но сердце не переставало колотиться, он чувствовал пульс в ушах и ладонях.
— Что касается этого человека… — начал Артур.
— Прошу, — ответил Ройбен, продолжая глядеть на Нидека. — Что же я должен был предположить, не зная, не писали ли вы ему ранее? То, что, возможно, его неодобрение было выражением вашего неодобрения, что он действовал от вашего имени, появившись в доме.
— Ни в коем случае, — тихо сказал Нидек. Он явно был обеспокоен. Его брови сошлись на мгновение, но потом его лицо расслабилось. — Уверяю вас, что бы ни произошло, он не действовал по моему указанию.
— Что ж, это очень успокаивает, — сказал Ройбен. Почувствовал, что слегка дрожит и потеет. — Поскольку этот человек, Маррок, не внимал голосу рассудка. Настаивал на своем до конца.
Нидек молча выслушал это.
Саймон крепко ухватил Ройбена за правое запястье, но Ройбен не обратил внимания.
«Как же выразиться яснее?» — задумался он.
— Итак, вы сказали, что теперь он исчез, — резюмировал Нидек.
— Без следа, как говорится, — ответил Ройбен. — Просто исчез.
И сделал жест обеими руками, изображая развеявшийся дым.
Он понимал, что это абсолютно непонятно обоим юристам и выглядит полной чушью, но он должен был добиться своего. Должен.
Нидек поглядел на него, безмятежно и доверительно, как и прежде.
— Я воспринял это как угрозу, сами понимаете, — продолжил Ройбен. — Как угрозу женщине, которая была рядом со мной. Я очень люблю эту женщину. Было бы нечестно подвергать ее угрозе в моем доме. Я сделал то, что должен был сделать.
Саймон снова попытался что-то возразить, а Артур Хаммермилл был в полнейшем ошеломлении.
И Нидек поднял руку, призывая Саймона к молчанию.
— Я понимаю, — сказал он, глядя Ройбену в глаза. — Мне жаль, очень жаль… очень жаль, что все обернулось настолько неожиданно.
Внезапно Ройбен достал из кармана золотые часы и подвинул их по столу в сторону Нидека.
— Вот это осталось, — тихо сказал он.
Нидек долго глядел на часы, а потом протянул обе руки и взял их с почтением. Поглядел на циферблат, потом на заднюю крышку. Вздохнул. Его лицо помрачнело, впервые за весь их разговор, и стало несколько разочарованным.
— О, бедный последыш, — тихо сказал он, снова поглядев на циферблат. — Твои скитания окончились.
— Что за последыш? — спросил Артур Хаммермилл. Он уже побледнел от расстройства и досады.
— Карлик, — сказал Ройбен. — Старое английское слово, обозначающее карлика, самого маленького из рода.
Глаза Нидека блеснули, он улыбнулся Ройбену, явно довольный правильностью замечания, но затем он снова погрузился в печаль, продолжая крутить часы в руках.
— Да, как жаль, — прошептал он. Положил часы в карман. Потом аккуратно убрал письмо в конверт и положил во внутренний карман пиджака. — Простите меня за нестандартный словарный запас. Я прочел слишком много древних книг и выучил слишком много языков.
Юристы взволнованно переглянулись.
Ройбен решил ковать железо, пока горячо.
— Что ж, возможно, мне, в моей ситуации, достаточно легко обидеть других, — сказал он. Положил правую руку на колено, чтобы скрыть дрожь. — В конце концов, это настолько величественный дом. Величественное поместье и великая ответственность, быть может, сродни Хризме, миропомазанию…
Его лицо горело.
Взгляд Нидека стал иным, едва уловимо изменившись.
Они долго глядели друг на друга.
У Нидека был такой вид, будто он что-то хотел сказать, сейчас же, но он промолчал.
— А мы ведь не всегда просим о Хризме, — сказал он после долгой паузы.
— Миропомазание? — изумленно переспросил Саймон. Артур Хаммермилл кивнул и что-то тихо пробормотал.
— Нет, совсем напротив, — сказал Ройбен. — Но нужно быть глупым, чтобы не лелеять в себе Хризму в силу того, чем она является.
Нидек улыбнулся. Это была печальная улыбка, какую обычно называют философской.
— Значит, я ничем не оскорбил вас? — спросил Ройбен, переходя почти на шепот. — В последнюю очередь я желал бы сделать такое.
— Нет, вовсе нет, — ответил Нидек. Его голос стал мягче и тише, но наполнился чувством и выражением. — Молодые — единственная наша надежда.
Ройбен сглотнул. Он уже дрожал всем телом. Над верхней губой выступил пот. Он чувствовал, как его шатает, будто пьяного.
— Я никогда не оказывался в таких драматических обстоятельствах, — сказал он. — Думаю, вы хорошо себе это представляете. И я желаю встретить их, наделенный силой и решительностью.
— Безусловно, — согласился Нидек. — Еще это называют силой духа, не так ли?
— Хоть одно нормальное английское слово, которое я в состоянии понять, — сказал Саймон. Артур Хаммермилл закивал, соглашаясь с ним.
— Благодарю вас, — краснея, сказал Ройбен. — Мне кажется, я полюбил этот дом. Как полюбил Мерчент. И меня просто очаровал Феликс Нидек — этот человек, в котором соединились исследователь, коллекционер, ученый и путешественник. А возможно, и наставник.
Он помолчал.
— Эти дневники написаны тем же самым загадочным языком. В доме множество ценных вещей и эти таблички, эти крохотные хрупкие таблички. Даже в самом имени Нидек таится загадка. Я нашел это имя в старом рассказе. Многие имена, что есть в этом доме, похоже, связаны со старыми книгами. Спервер, Горлагон и даже Маррок. В этом есть романтика и поэзия, не правда ли, — столкнуться с именами, окруженными тайной, мифами и легендами, именами, таящими в себе откровение, в нынешнем мире, где множатся лишь вопросы, ежедневно…
— Ройбен, прошу! — повышая голос, сказал Саймон.
Нидек снова улыбнулся, легко, и снова это выражение отеческой любви. Потом сжал губы и едва заметно кивнул.
— Я просто очарован, — сказал Ройбен. — Я ошеломлен. И очень рад тому, что вы отнеслись к вопросу намного более уравновешенно, поскольку ваш друг был настроен мрачно и пессимистически.
— Что ж, теперь мы можем забыть о нем, так ведь? — прошептал Нидек. Похоже, он тоже был очень удивлен, по-своему.
— Я представлял себе Феликса Нидека кладезем знаний, возможно, тайных знаний, — сказал Ройбен. — Сами понимаете, таким человеком, который знает ответы на многие вопросы, вопросы, которые мой отец называет вселенскими, такие, которые могут пролить свет на самые темные стороны этой жизни.
Саймон поежился в кресле, то же самое сделал и Артур Хаммермилл. Они будто обменялись сигналами.
Но Нидек лишь сочувственно глядел на Ройбена большими глазами.
— Наверное, для вас будет просто чудесно прочесть эти тайные записи, — сказал Ройбен. — Этой ночью я нашел большие книги, исписанные этим письмом, очень старые. Действительно, очень старые.
— Неужели? — вежливо спросил Нидек.
— Да, они уходят в прошлое. На многие годы. Еще до того, как жил Феликс Нидек. Видимо, ваши предки знали это тайное письмо. Если, конечно, Феликс не обладал неким секретом долголетия, никому не известным. Но, будучи в этом доме, легко в такое поверить. Он будто лабиринт. Известно ли вам, что там была тайная лестница, ведущая в большое тайное помещение?
Оба юриста синхронно прокашлялись.
Но на лице Нидека отразилось лишь молчаливое понимание.
— Похоже, когда-то в этом доме работали ученые, возможно, врачи. Но сейчас, конечно же, невозможно узнать, над чем, если не знать этого тайного письма. Мерчент пыталась разгадать его, очень давно…
— Действительно?
— Но никто не смог взломать этот шифр. Вы, очевидно, обладаете исключительно ценным умением.
Саймон снова попытался перебить его, но Ройбен не дал ему это сделать.
— Дом будит во мне воображение, — сказал Ройбен. — Я способен представить себе, что Феликс Нидек все еще жив каким-то образом, что он вот-вот вернется, чтобы объяснить то, что сам по себе я не могу понять, и, возможно, не пойму никогда.
— Ройбен, прошу, если тебе не сложно, думаю, наверное… — начал Саймон, уже вставая.
— Сядьте, Саймон, — сказал Ройбен. И снова обратился к Нидеку.
— Никогда бы не подумал, что вам столь многое известно о Феликсе Нидеке, — тихо сказал его собеседник. — Не думал, что вы вообще хоть что-то о нем знаете.
— О, на самом деле я знаю о нем много, но по мелочи, — ответил Ройбен. — Знаю, что он любил Готорна, Китса, старые европейские готические романы и даже теологию. Любил Тейяра де Шардена. Я нашел в доме небольшую книгу Тейяра, «Как я верую». Надо было мне ее вам принести, но я забыл. Я обращался с ней, будто со священной реликвией. На ней есть дарственная надпись — Феликсу от одного из его близких друзей.
Лицо Нидека снова едва изменилось, но в нем читались все те же открытость и благожелательность.
— Тейяр, — сказал он. — Какой был гениальный и оригинальный мыслитель. «Сомнения наши, как и наши неудачи, есть цена, которую мы платим за совершенство Вселенной…»
Ройбен кивнул, не в силах удержаться от улыбки.
— «Зло неизбежно возникает в ходе творения, длящегося во все времена», — процитировал де Шардена Ройбен.
Нидек онемел.
— Аминь, — тихо сказал он затем, лучезарно улыбаясь.
Артур Хаммермилл глядел на Ройбена, будто на безумного. Но Ройбен продолжал:
— Мерчент описала мне Феликса очень живо, — сказал он. — И все остальные, кто знал его, лишь дополняли эту картину новыми красками. Он — будто неотъемлемая часть этого дома. Просто невозможно жить там, не узнав Феликса Нидека.
— Понимаю, — очень тихо ответил Нидек.
Юристы, похоже, были снова готовы вмешаться, и Ройбен слегка повысил голос.
— Почему же он так исчез? — спросил он. — Что с ним стало? Почему он оставил Мерчент и свою семью, так, как это случилось?
Артур Хаммермилл немедленно вступил в разговор.
— Ну, все это было тщательно расследовано, — сказал он. — И, на самом деле, Феликс не смог ничего добавить к тому, что помогло бы нам в этом…
— Безусловно, — тихо сказал Ройбен. — Я просто попросил его высказать предположение, мистер Хаммермилл. Просто подумал, что у него, возможно, есть ценные мысли по этому поводу.
— Я не собирался обсуждать это, — сказал Нидек. Протянув левую руку, похлопал Артура по руке. И поглядел на Ройбена.
— Мы никогда не узнаем всей правды об этом, — сказал он. — Но я подозреваю, что Феликса Нидека предали.
— Предали? — переспросил Ройбен. И тут же вспомнил загадочную фразу в дарственной надписи в книге де Шардена. «Мы пережили это; мы переживем все что угодно». Начал вспоминать и другое.
— Предали, — повторил он.
— Он никогда не оставил бы Мерчент, — сказал Нидек. — Не доверил бы племяннику и его жене растить их детей. В его намерения не входило уйти из их жизни, так, как он сделал.
Снова обрывки фраз, разговоров. Абель плохо ладил с дядей. Дядя не оставил денег Абелю. Что-то, связанное с деньгами. Что же?
Артур принялся низким голосом что-то шептать на ухо Нидеку, что-то по поводу серьезности всех таких вопросов, о том, что они должны обсуждаться в другом месте и в другое время.
Нидек кивал, снисходительно и небрежно. И снова поглядел на Ройбена.
— Для Мерчент, без сомнения, это было большой трагедией. Омрачило всю ее жизнь.
— Да, безусловно, так оно и было, — ответил Ройбен. Почувствовал воодушевление. Деньги. Что-то насчет Абеля и денег. У Абеля появились большие деньги после исчезновения Феликса. Сердце стучало, как барабан, задавая ритм разговору.
— Она подозревала, что случилось нечто плохое, не только с ним, но и с его друзьями, всеми его ближайшими друзьями.
Саймон попытался перебить его.
— Иногда лучше не знать всего, — сказал Нидек. — Иногда людям лучше не знать всей правды.
— Вы так считаете? — спросил Ройбен. — Может, вы и правы. Может, в случае Мерчент и в случае Феликса. Откуда мне знать? Но сейчас я страстно желаю знать правду, знать ответы, обрести понимание, прозрение, мотивы…
— Это семейное дело! — громогласно заявил Артур Хаммермилл, — дело, в которое вы не имеете права…
— Артур, прошу! — сказал Нидек. — Для меня очень важно было это услышать. Прошу, если можно, мы продолжим?
Но Ройбен почувствовал, что зашел в тупик. Ему очень хотелось скорее выйти отсюда, поговорить с этим человеком наедине, невзирая на опасность этого. Почему он так желал этой встречи? Почему эта драма должна была развернуться на глазах у Саймона и Хаммермилла?
— Почему вы так хотели встретиться? — внезапно спросил он. Дрожал так, как не дрожал никогда в жизни. У него вспотели ладони.
Нидек не ответил.
О, если бы здесь была Лаура. Она бы нашла что сказать, подумал Ройбен.
— Вы человек чести? — спросил Ройбен.
Юристы были буквально вне себя, что-то бормоча. Их голоса напоминали Ройбену звон литавр. Да, именно так, звон литавр, подчеркивающий симфонию, рокочущий на фоне мелодии.
— Да, — ответил Нидек с совершенной откровенностью и искренностью. — Не будь я человеком чести, меня бы здесь не было.
— Тогда вы дадите мне слово чести, что не оскорблены моими отношениями с вашим другом? Что вы не желаете мне зла за то, что произошло с ним, что вы оставите в покое меня и мою подругу?
— Во имя небес! — воскликнул Артур Хаммермилл. — Не хотите ли вы обвинить моего клиента…
— Даю слово, — ответил Нидек. — Без сомнения, вы сделали то, что должны были сделать. — Он наклонился над столом, но не смог дотянуться, чтобы пожать руку Ройбену. — Даю слово, — снова сказал он, держа вытянутую вперед руку.
— Да, — ответил Ройбен, пытаясь подобрать нужные слова. — Я сделал то, что должен был сделать. Сделал то, что, как считал, был вынужден сделать. Сделал это… в случае с Марроком и в других обстоятельствах.
— Да, — тихо сказал Нидек. — Я понимаю это, целиком и полностью.
Ройбен поднялся.
— Вам нужны личные вещи Феликса? — спросил он. — Вы их, безусловно, получите. Я собирался выкупить их лишь потому, что считал, что этого хотела бы Мерчент, хотела, чтобы я о них позаботился, проследил, чтобы они были надлежащим образом сохранены. Намеревался принести их в дар библиотеке или академии, сам не знаю. Но они ваши. Приходите и берите их. Берите. Они ваши.
Оба юриста заговорили одновременно, Саймон бурно возражал, говоря, что слишком рано приходить к подобному соглашению, что уже частично уплачены деньги за эти вещи, что требуется новая инвентаризация, возможно, намного более подробная, чем та, которая была проведена ранее. Артур Хаммермилл тихо возражал, почти что враждебно, что ему никто не говорил, что эти вещи достойны называться музейными экспонатами и что все это должно быть подробно рассмотрено.
— Вы можете забрать эти личные вещи, — сказал Ройбен, вежливо игнорируя перепалку юристов.
— Благодарю вас, — ответил Нидек. — Даже сказать не могу, как я вам благодарен.
Саймон принялся перебирать бумаги и делать пометки, а Артур Хаммермилл — что-то спешно набирать в своем «Блэкберри».
— Позволите ли вы мне посетить вас? — спросил Ройбена Нидек.
— Безусловно, — ответил Ройбен. — Можете приезжать в любое время. Знаете, где мы находимся. Наверняка всегда знали. Я сам хотел вас пригласить. С удовольствием…
Нидек улыбнулся и кивнул.
— Хотел бы я, чтобы я мог поехать к вам прямо сейчас. К сожалению, мне надо уезжать. У меня мало времени. Меня ждут в Париже. Я встречусь с вами очень скоро, так скоро, как только смогу.
Ройбен почувствовал, что готов расплакаться от облегчения.
Нидек внезапно встал, и Ройбен тоже встал.
Они сошлись у стола, и Нидек снова пожал ему руку.
— Молодым суждено открывать Вселенную заново, — сказал он. — И они принесут эту новую Вселенную нам, как их дар.
— Но иногда молодые совершают ужасные ошибки. Молодые нуждаются в мудрости старших.
Нидек улыбнулся.
— И да, и нет, — сказал он. А потом процитировал де Шардена, те слова, которые произнес Ройбен совсем недавно. — «Зло неизбежно возникает в ходе творения, идущего во все времена».
И вышел, а Артур Хаммермилл ринулся следом за ним.
Саймон пребывал в форменном приступе гнева. Попытался усадить Ройбена обратно в кресло.
— Ты знаешь, что твоя мать хочет, чтобы ты повидался с этим врачом, и, честно говоря, я думаю, у нее есть на то причины. — Он готов был разразиться пространной лекцией и допрашивать Ройбена. Все прошло не так, как надо, им надо еще все обговорить, нет, все совсем не так, как должно было быть. — И тебе следует немедленно позвонить матери.
Но Ройбен знал, что одержал победу.
А также прекрасно понимал, что не имеет возможности что-либо разъяснить Саймону, как-то его успокоить, утешить. Так что прямиком направился в соседнюю комнату, чтобы забрать Лауру и уехать.
Когда он вошел туда, то увидел Нидека. Тот стоял рядом с Лаурой, держа ее правую руку обеими своими, и тихо, доверительно разговаривал с ней.
— …вам более никогда не будет угрожать опасность подобного вторжения.
Лаура тихо поблагодарила его за его заверения. Она была слегка шокирована.
Улыбнувшись Ройбену и слегка поклонившись Лауре, Нидек немедленно вышел в коридор со множеством темных деревянных дверей.
Как только они оказались одни в лифте, Ройбен обратился к Лауре.
— Что он тебе сказал?
— Сказал, что был исключительно рад встрече с тобой, — ответила она. — Что ему стыдно за поступки его друга, что к нам больше никогда и никто не придет так, как пришел он, что…
Она умолкла. Выглядела она несколько потрясенной.
— Это же Феликс, так ведь? Этот человек и есть самый настоящий Феликс Нидек.
— Несомненно, — ответил Ройбен. — Лаура, мне кажется, я выиграл этот бой, если это вообще был бой. Думаю, мы все выяснили.
Они отправились в ресторан, чтобы поужинать, и по дороге он подробно, насколько мог, пересказал их разговор.
— Он явно был искренен с тобой, — сказала Лаура. — Он ни за что не стал бы разговаривать со мной, успокаивать меня, не будь он искренен.
Она невольно поежилась.
— И, возможно, он знает все ответы на все вопросы и искренне желает поведать тебе все, что ему известно.
— Будем надеяться, — ответил Ройбен. Он едва мог сдержать охватившие его радость и чувство облегчения.
Они приехали в кафе на Норт-Бич задолго до обычного времени ужина и без проблем нашли себе столик у стеклянных дверей. Дождь ослаб, просвечивало голубое небо, добавляя радости к хорошему настроению Ройбена. Несмотря на холод, люди сидели за уличными столиками. Авеню Коламбус, как всегда, была полна машин. Город выглядел ярким и свежим, вовсе не тем мрачным ночным призраком, от которого он сбежал.
Ройбен был опьянен успехом и не скрывал этого. Будто проблеск голубого неба среди дождя, так он это чувствовал.
А когда снова подумал о том, как Феликс стоял, держа в руках руку Лауры, разговаривая с ней, то едва не расплакался. Он гордился ею, гордился тем, как прекрасна она была тогда, в простых серых шерстяных брюках и свитере, подтянутая, ухоженная и блистающая. Она, как обычно, перевязала седеющие волосы у шеи лентой, а на прощание ослепительно улыбнулась Феликсу.
Ройбен с любовью глядел на нее. Теперь ты в безопасности. Он не позволит, чтобы с тобой что-то случилось. Он специально задержался, чтобы заверить тебя в своих добрых намерениях. Увидел, как ты прекрасна, нежна и чиста. Ты не я. А я — не ты. Он не пойдет против своего слова.
Ройбен заказал обильный ужин итальянской кухни — салат, суп минестроне, каннелони, телятину и багет.
Хрустел салатом, продолжая пересказывать Лауре свой разговор с Нидеком, когда пришла эсэмэска от Селесты. «SOS. Это касается нас».
«Рассказывай», — ответил он.
«Мы еще вместе или как?» — спросила она.
«Главное, чего я хочу, так это того, чтобы мы остались друзьями», — набрал он большими пальцами.
Если это грубо, жаль, очень жаль, но он должен был сказать это. Было бы совершенно нечестно по отношению к ней оставлять все как есть.
«Значит ли это, что ты не ненавидишь меня за то, что я с Мортом?» — написала она.
«Я рад, что ты теперь с Мортом», — ответил он. На полном серьезе. Он знал, что Морт будет рад этому. Наверняка. Морту всегда нравилась Селеста. Если она наконец-то ответила на его чувства, приняла его таким, какой он есть, гением в мятом и пыльном костюме, с взъерошенными волосами и отсутствующим выражением лица, что ж, это круто для них обоих.
«Морт тоже рад этому», — мгновенно ответила она.
«А ты рада?»
«Я рада, но я все равно люблю тебя, буду скучать по тебе, а еще за тебя беспокоюсь, как и все остальные».
«Тогда ты останешься мне другом».
«Навсегда».
«Что нового про Человека-Волка?»
«Не больше, чем известно всем».
«Люблю тебя. Мне пора».
Он убрал телефон в карман.
— Все окончилось, — сказал он Лауре. — Она счастлива. У нее роман с моим лучшим другом.
На лице Лауры промелькнула радость, и она улыбнулась.
Он хотел сказать ей, как он ее любит, но не сказал.
Медленно выпил бульон, будто через силу.
Лаура наслаждалась едой, а не щипала ее понемногу. Ее лицо осветилось радостью, которой он уже давно не видел.
— Подумай об этом, что все это означает, — сказал он. — Мы только что расстались с человеком, который может знать все ответы на наши вопросы. Человеком, который знает, какие исследования велись в той лаборатории, что они выяснили, если выяснили, что известно другим, разделившим с ним эту судьбу, судьбу Морфенкиндер, как они себя называют, кем бы и чем бы они ни были. Как долго мы сможем жить с этим, как управлять превращением, может ли это быть обращено вспять, чтобы кто-то мог снова жить обычной жизнью.
— Ты хочешь иметь шанс снова жить обычной жизнью?
— Нет.
— А я так не думаю.
Ройбен покачал головой.
— Вовсе нет. Я и не знаю, почему я так сказал. Может, подумал, что могу захотеть обратить это вспять. — Его голос стал невнятным, а на глазах выступили слезы. В присутствии Лауры он проплакал больше, чем за всю свою предыдущую жизнь в присутствии матери. Ну, может, не совсем. — Я просто хочу, чтобы он помог мне в этом.
Лаура взяла его за руку.
— Он это сделает, — сказала она.
Он поглядел ей в глаза.
— Ты согласна принять Хризму? — прошептал он.
Она вздрогнула, но не отвела взгляда.
— Ты имеешь в виду риск гибели? — спросила она. — Не знаю. — Она помрачнела. — Слишком рано о таком думать, не так ли? Я причастна этой силе, поскольку ею обладаешь ты.
«Этого недостаточно», — подумал он.
