Книга: Последняя любовь гипнотизера
Назад: Глава 21
Дальше: Глава 23

Глава 22

Поосторожнее!
Так говорят матери во всем мире и во все времена
Какое-то долгое, бесконечное безмолвное мгновение Элен и Патрик стояли наверху лестницы, вцепившись в перила на площадке, а их взгляды были прикованы к Джеку и Саскии, лежавшим внизу.
Саския упала на спину. Одна ее нога вывернулась под тошнотворно неправильным углом. Лицо скрыли пряди волос.
Джек растянулся на животе, вытянув ноги, прижав к полу ладони, будто просто спал в своей постели.
«Они погибли, оба!» – с ужасающей уверенностью подумала Элен.
И ее вдруг поразило пугающее открытие: на самом деле такое происходит постоянно, ежечасно, ежедневно. Люди умирают, дети умирают, погибают в нелепых, глупейших случайностях, которые и длятся-то лишь несколько секунд, а ты потом продолжаешь дышать, и твое сердце продолжает биться, и все вокруг остается тем же самым, ничуть не изменившись.
То, что невозможно принять, случается. При этом предполагается, что ты все же должен это принять.
Патрик издал звук, похожий на собачий вой.
Но тут Джек пошевелился, и его отец мгновенно ожил. Он пулей пролетел по лестнице, а Элен бежала следом и кричала:
– Осторожнее!
Джек сел, одной рукой держа другую. Лицо у него было смертельно бледным.
– Мне кажется, я ее сломал, – произнес он спокойным, уверенным тоном, повернул голову – и его вырвало.
Элен и Патрик уже стояли на коленях по обе стороны от него.
– Ох, милый, – пробормотала Элен.
Она подняла рукав пижамы мальчика и увидела, что рука у него уже начинает опухать.
– С тобой все в порядке, дружок, – весьма неубедительно произнес Патрик. Он выглядел так, словно готов был вот-вот потерять сознание.
Джек поднял голову и провел ладонью по губам, вытирая их. И посмотрел на отца и Элен полными слез растерянными глазами.
– Что случилось? Я не понимаю. Почему здесь Саския?
– Не думай об этом. – Патрик потянулся к Джеку, явно желая поднять его. – Я сейчас отвезу тебя в больницу.
– Нет, ты не должен его передвигать! – предостерегла Элен. – У него может быть травмирован позвоночник или ушиблена голова. Пусть просто ляжет и не шевелит этой рукой. Я вызову «скорую». Дай-ка я проверю Саскию.
– Забудь о Саскии! – прошипел Патрик.
– Почему она здесь? – снова спросил Джек. Его глаза еще сильнее расширились, когда он увидел ее на полу. – С ней все в порядке?
– Да забудь ты о ней! – воскликнул Патрик.
– Нет! – закричал Джек.
Его голос прозвучал неожиданно громко в тихом доме.
Патрик побледнел:
– Все в порядке, приятель…
Сын отшатнулся от него:
– Ты не можешь просто забыть о ней! Перестань так говорить! Это ведь потому, что тебе она не нравится! Это нечестно!
– Все будет в порядке, – как можно более мягко произнес Патрик.
– Посмотри, что с ней!
Лицо Джека из бледного стало ярко-красным. Его маленькая грудь тяжело вздымалась, а глаза сверкали яростью.
Элен в изумлении уставилась на мальчика. Она никогда не видела, чтобы такие маленькие дети испытывали столь взрослые чувства.
– Джек, я уверена, с ней все в порядке. Но я проверю.
* * *
Есть во всей этой истории моменты, которые, думаю, мне никогда не забыть, и есть такие, которые, похоже, мне никогда не вспомнить.
Например, я не помню, как вызывала такси, но помню, что вышла из машины перед домом Элен и расплатилась с водителем. Я дала ему десять долларов на чай, и мы немножко поболтали о ветре. Он буквально завывал. Помню, как раскачивались во все стороны деревья, словно женщины, рыдающие над своими мертвыми детьми.
Я чувствовала себя подвыпившей и необузданной: мое внутреннее нечто превратилось в лесную дикарку. Помню, как прикоснулась к собственным волосам и поняла, что они мокрые, и меня это смутило, потому что дождя не было. Должно быть, я вызвала такси, едва выйдя из душа.
По крайней мере, я не села за руль, будучи пьяной. Некая рассудительная часть меня сообразила, что лучше вызвать такси.
Не помню, почему решила отправиться к дому Элен, но могу догадаться о ходе собственных мыслей. Видимо, я стояла под душем и воображала, как в это самое время Элен и Патрик готовятся ко сну, как обсуждают прошедший день и как это волнующе – впервые увидеть своего ребенка, и я могла подумать так: «Хотелось бы мне на них взглянуть».
А дальше в моей голове мог родиться следующий вопрос: «А почему бы и не поехать туда прямо сейчас?»
Возможно, меня просто охватило неодолимое желание рассказать кое-что Патрику: например, что я его люблю или ненавижу, что я поняла или чего никогда не понимала, или что наконец отпускаю его, вот и все, и никогда больше не подойду к нему близко, или что никогда его не отпущу, что буду любить его всю оставшуюся жизнь.
Кто знает?
Следующее, что помню: как стою около их кровати.
Патрик лежал на спине, открыв рот, и храпел, как всегда. Звук его храпа все нарастал и нарастал, пока не становился настолько громким, что Патрик просыпался и затихал, а секунды спустя все начиналось сначала. Элен спала на боку, сложив ладони на молитвенный лад, – именно так она и должна спать. Хотя и она тоже похрапывала, только тихонько, куда более сдержанно, чем Патрик. Их храп звучал просто комично, точно они пытались сыграть какую-то мелодию, но постоянно сбивались, и им приходилось начинать сначала.
Я даже не ощутила зависти, или гнева, или боли. Меня переполняли самые дружеские чувства к ним. Думаю, это из-за храпа. И как же меня потрясла их реакция, когда они вдруг проснулись. На их лицах был страх! Хотелось сказать: «Да нет же, нет, успокойтесь, это всего лишь я!»
Но Патрик словно увидел какого-то опасного дикого хищника. Будто над ними навис медведь гризли. Но ведь это была я! Всего лишь я. Саския! Я даже таракана ни разу в жизни не убила. И он прекрасно это знал.
А потом Элен завизжала из-за чего-то, что было в моей руке, и я посмотрела вниз и увидела, что держу ультразвуковой снимок их малыша, хотя совершенно не помнила, чтобы где-то брала его или смотрела на него.
Элен вела себя так, словно я похищала ее ребенка.
Но строго говоря, это она украла моего ребенка! Я могла бы забеременеть от Патрика, если бы мы продолжали стараться. Просто должна была забеременеть.
Всем этим шумом они разбудили Джека. Я услышала его крик. И тут мне захотелось, чтобы все угомонились. Хотелось, чтобы они поняли: нет никакой причины для волнений.
Это похоже на ночной кошмар, когда вы внезапно осознаете, что стоите в голом виде посреди огромного торгового центра. Негромкий голос в моей голове произнес: «Саския, ты зашла слишком далеко. Что бы подумала мама?»
Маме не понравилось бы то, что я огорчаю Джека.
Никто не желал успокаиваться. Патрик отказывался слушать меня. Он меня толкал, сильно толкал. Я заметила, что все вдруг приобретает цвет сепии, как на старых фотографиях. От этого еще больше усилилось ощущение кошмарного сна, сюрреалистичности.
Помню, как Джек бежал по коридору в пижаме, с огромными глазами и открытым от ужаса ртом. И тот же внутренний голос сказал: «В этом виновата ты, Саския».
А потом мы каким-то образом падаем вместе. И я пытаюсь поддержать Джека, не дать ему ушибиться. Это было ужасно.
И это последнее, что я помню до того, как очнулась в госпитале и почувствовала самую нестерпимую боль, разрывавшую нижнюю часть моего тела, будто кто-то бросал на меня кирпичи с огромной высоты, и я увидела Элен, стоявшую у больничного окна спиной ко мне. Должно быть, я издала какой-то звук, потому что она обернулась и улыбнулась мне. Она совсем не казалась испуганной. Элен улыбалась мне, словно я была самым обычным человеком, а не медведем гризли.
– Это была ужасная пыльная буря, – произнесла она.
* * *
Именно это первым пришло ей в голову.
– Весь Сидней покрыт пылью. Все и вправду выглядит весьма апокалиптично. Нечего и удивляться тому, что Джек решил, что это конец света. Я и сама подумала, что случился ядерный взрыв.
Саския тупо таращилась на нее, будто Элен говорила на каком-то иностранном языке.
– Наверняка эту бурю было видно из космоса. – Элен глубоко вздохнула и села на стул около кровати Саскии. – Потому-то и «скорая» так задержалась утром. Город погрузился в хаос.
Глаза Саскии медленно скользнули по белому больничному одеялу, прикрывавшему ее тело.
– У тебя треснула тазовая кость, – пояснила Элен. – И раздроблена правая лодыжка. Лодыжку должны прооперировать, но врачи думают, что трещина в тазовой кости сама заживет. Если тебе нужны болеутоляющие, можешь нажать вон ту кнопку.
Последовало молчание.
Их взгляды встретились. Это казалось невероятно странным, словно между ними возникла непонятная связь, куда более близкая, чем связь между сексуальными партнерами.
– Я не знаю, помнишь ли ты то, что случилось… – начала Элен.
– Джек, – отчетливо произнесла Саския.
– Он сломал руку. Но в остальном он в порядке.
– Это я виновата. – Лицо Саскии исказилось.
– Ну… – Элен опустила голову. – Да.
* * *
Когда Джек только начинал ходить, он постоянно ушибался. Стукался головой о кофейный столик или локтем о дверной косяк. Едва проходил один синяк, Джек тут же зарабатывал следующий. В такие моменты я могла находиться в другом конце дома и вдруг слышала удар, затем миг тишины, а потом болезненный крик, разрывавший мне сердце. И я думала: «Ох, только не снова».
Как-то Патрик заигрался с Джеком, хотя мальчику уже пора было спать, и я поспешила сказать: «Все, достаточно на сегодня», потому что знала: Джек переутомится и скоро снова сам себе навредит. Конечно же, Джек почти сразу начал визжать и плеваться кровью, потому что ударился обо что-то подбородком и прикусил язык, а я ужасно обозлилась на Патрика.
Я, наверное, тысячу раз повторяла: «Поосторожнее!»
И вот теперь Джек из-за меня сломал руку. Не было смысла отрицать вину. Невозможно изменить события прошлого вечера и сделать так, чтобы ответственность пала на кого-то другого.
Элен сидела рядом, неотрывно глядя на меня. Под глазами у нее залегли серые тени, губы побледнели. Никакой косметики. Спутанные волосы. Такое простое лицо. Даже заурядное. Вот только было в ней что-то невероятно чистое. Смотреть на нее было все равно что смотреть на нечто естественное, природное, настоящее.
Я стала причиной того, что Джек сломал руку.
Прямо передо мной будто кто-то поставил некий экран, на котором шла запись всего того, что я сделала за последние три года: каждое сообщение на телефон Патрика, каждый звонок, каждое письмо, которое, как я прекрасно знала, Патрик не прочитал, и все это подводило к последнему, окрашенному сепией моменту, когда Джек и я падаем с лестницы.
Я закрыла глаза, пытаясь спрятаться от гадкого фильма, но продолжала видеть его. Он шел беспрерывно и безжалостно.
От стыда перехватило горло.
– Дыши! – сказала Элен. – Сосредоточься на своем дыхании. Вдохни, выдохни. Вдохни, выдохни… – Звук ее голоса походил на некую старую знакомую мелодию. Он сразу вернул меня в маленькую стеклянную комнату с видом на океан. Я жадно прислушивалась, как будто ее голос был чистым кислородом. – Только и всего. Вдохни. Выдохни.
Я открыла глаза и увидела, что Элен наклонилась надо мной, что между ее лицом и моим осталось всего несколько дюймов. Она взяла мою руку. Ее руки оказались холодными. У моей мамы всегда были холодные руки. «Холодные руки, теплое сердце», – повторяла она.
– Ты когда-нибудь слышала выражение «дойти до предела»? – спросила Элен. Она не ждала от меня ответа. Я заметила, что ее голос слегка изменился. Гипнотизерша теперь говорила «профессиональным» тоном. – Это то, что случается с наркоманами, когда они наконец ломаются во всех отношениях: физически, духовно, эмоционально. Думаю, нечто похожее и с тобой сейчас происходит. И… я не знаю, но, наверное, ты ужасно себя чувствуешь. И для тебя это похоже на конец света.
У меня в груди что-то яростно затрепыхалось, как птица в силках.
Элен тем временем продолжала:
– Но это к лучшему, это как раз хорошо, это на самом деле даже замечательно, потому что это поворотная точка. Начало исцеления. Начало возвращения тебя к жизни. Думаю, ты уже пыталась остановиться, ведь так? – И снова она не стала ждать от меня ответа. – Но на этот раз все получится. Прежде всего, тебе достаточно долго придется сидеть на месте. Доктора сказали мне, что ты не сможешь ходить недель шесть-восемь, а потом еще и будешь пользоваться костылями. – (Я совершенно не отреагировала на ее слова. Мое будущее меня не интересовало. Оно не имело значения.) – А в течение этого времени тебя будут консультировать, – уверенно и радостно продолжила Элен, словно мы обсуждали с ней план совместного отдыха. – Так что скучать тебе будет некогда. – Она немного помолчала. – А потом, когда ты снова встанешь на ноги, полагаю, тебе следует переехать. – Элен улыбнулась. – Наверное, с моей стороны это немножко эгоистично, но… ну, мне кажется, я вправе быть эгоистичной. Думаю, тебе необходимо уехать подальше от Сиднея. Чтобы тебя ничто не искушало. – Ее пальцы сжались на моей руке. – Полагаю, Патрик наконец-то получит в суде запретительный ордер. Так что по закону ты просто не сможешь к нам приблизиться. Он это сделает обязательно, но мне самой нужно твое обещание, чтобы ты пообещала прямо сейчас, только и всего. Пообещала, что прошлая ночь была концом, что сегодняшний день – это начало. Конец твоей старой жизни и начало твоей новой жизни. Ты можешь мне это пообещать?
Я почувствовала, как моя голова дернулась вверх и вниз, как будто я была марионеткой, а Элен дергала меня за веревочки.
– Обещаю, – произнесла я.
Элен похлопала меня по руке:
– Вот и хорошо.
Меня вновь пронзила боль, она вцепилась и принялась яростно сжимать нижнюю часть моего тела, и это ощущалось как нечто очень личное, словно кто-то делал это намеренно. Я попыталась не сопротивляться этой боли, принять ее как наказание, но, честно говоря, она оказалась уж слишком сильной.
– Попроси сделать тебе укол, – сказала Элен.
Она вложила в мою руку нечто вроде телевизионного пульта. Я нажала на кнопку. Несколько секунд спустя меня охватило ощущение пушистого тепла, словно по моим ногам поползли мягкие иголки, и боль утихла.
– Почему ты здесь? Почему так добра ко мне? – спросила я.
Мне казалось, у меня во рту полным-полно камешков, словно я очень долгое время вообще не разговаривала.
Элен собралась что-то сказать, но передумала, видимо решив, что говорить нужно о другом.
– На самом деле я и сама не знаю. Ты меня напугала, но в то же время и заинтересовала. Мне все это показалось до странности ценным. Твоя слежка сделала мою жизнь интереснее. – Она покачала головой. – Я даже привязалась к тебе.
– Ты должна меня ненавидеть. – Мой голос показался мне самой совсем незнакомым: я говорила невнятно, как жертва инсульта. – Патрик меня ненавидит.
– У меня нет такой эмоциональной связи с тобой, как у Патрика: он ненавидит тебя, потому что когда-то любил.
– Как мило, что ты это говоришь, – пробормотала я.
У меня потекло из носа. Я попыталась вытереть его тыльной стороной ладони – и обнаружила, что в мою вену воткнута игла капельницы.
Я шумно шмыгнула. Мне было наплевать. У меня все равно не осталось достоинства, так что терять нечего.
– Я совсем не такая уж милая. Когда увидела у тебя в руках мой снимок УЗИ, мне захотелось убить тебя. Оказалось, что и у меня есть свои пределы. Не хочу, чтобы ты оказалась рядом с моим ребенком.
Во взгляде Элен сверкнула сталь.
«Мне очень жаль», – едва не сорвалось с языка, но эти слова показались мне оскорбительно неуместными. И я сказала:
– Патрику повезло, что он нашел тебя.
И тут мне пришло в голову, что я ведь могла и в самом деле подразумевать это некоей отдаленной, более щедрой частью собственного сознания. Я могла бы даже порадоваться за него.
Лицо Элен едва заметно, почти неуловимо изменилось.
– Он до сих пор любит свою первую жену.
– Да, конечно, – согласилась я и почувствовала, как все вокруг начало расплываться. – Он все еще любит Колин. Первая любовь и все такое, но, если уж на то пошло, она ведь умерла. Я всегда знала, что любила его сильнее, чем он любил меня, но мне на это было наплевать, я просто очень сильно его любила.
Огромная волна усталости подхватила меня и понесла куда-то далеко-далеко.
– Это я знаю. – Элен встала, поправила мое одеяло, словно милая матушка. – Ты его любила. И ты любила Джека.
На мгновение ко мне вроде бы вернулась ясность ума, и я сказала:
– Ты что, загипнотизировала меня?
Элен улыбнулась:
– Я пыталась тебя разгипнотизировать.
И тут я снова поплыла куда-то, но услышала, как она говорит:
– Пришло время идти дальше, Саския, и оставить позади все эти воспоминания о Патрике и Джеке. Это не значит, что ничего не было, или что Патрик не любил тебя, или что ты не была замечательной матерью Джеку. Я знаю, что ты именно такой и была. И нельзя сказать, что Патрик не причинил тебе страшную боль. Но пришла пора закрыть эту дверь. Вообрази настоящую дверь. Огромную, тяжелую деревянную дверь со старомодным золоченым замком. А теперь захлопни ее. Бах! Запри замок. Выброси ключ. Все закрыто, заперто, Саския. Завершено навеки.
Когда я снова проснулась, в комнате было пусто, а визит гипнотизерши казался каким-то сном.
Назад: Глава 21
Дальше: Глава 23