Глава 21

– А как насчет того старого клише? – спросил Патрик. – Любая публикация – это хорошая реклама?

Элен уже улеглась, а Патрик только что вернулся в спальню, пожелав Джеку спокойной ночи.

– Вряд ли это будет доброжелательная публикация, – сказала Элен.

Она уже позвонила той журналистке и согласилась встретиться и поговорить с ней на следующее утро в одиннадцать. В течение многих лет Элен не раз и не два общалась с журналистами, и обычно ей это очень нравилось. С тех самых пор, как несколько лет назад она посещала семинар, который назывался «Реклама вашей практики гипнотерапии», она активно искала любые возможности заявить о себе и никогда не отказывалась от встреч с газетчиками.

Каждый декабрь ей звонили журналисты, чьи статьи должны были появиться в начале нового года под заголовками вроде «Как выполнить собственные решения: спрашиваем специалистов!». Работники журналов, пишущих о здоровье, интересовались, как сбросить лишний вес, а деловые издания – как преодолеть страх перед публичными выступлениями. Иногда Элен давала заметки в еженедельную рубрику «Психическое здоровье» в местной газете и была постоянным гостем различных дневных радиопередач. Она даже несколько раз выступала по телевидению.

И каждый раз журналисты, с которыми ей приходилось иметь дело, держались если не уважительно, то хотя бы дружелюбно и даже изображали искренний интерес. Ведь Элен представляла то, что интересовало людей. Нечто новое для читательниц, немножко забавное. Никого из журналистов особо и не заботило то, что она рассказывала. На самом деле они совершенно не верили в гипнотерапию.

Но как только Элен поговорила с Лизой Гамильтон, то поняла, что это интервью будет резко отличаться от всех предыдущих. Тон журналистки ничуть не смягчился даже после того, как Элен, с откровенной мольбой о сочувствии, упомянула о том, что беременна и страдает от ужасной утренней тошноты, а потому предпочла бы встретиться не слишком рано. Лиза явно была не из тех особ, которые станут изображать ложное сочувствие в надежде, что Элен расскажет побольше. Если эта леди собиралась написать статью, призванную уничтожить Элен, ей поневоле приходилось ненавидеть гипнотизершу.

Элен совершенно не привыкла к тому, чтобы ее ненавидели.

И тошнота от этого ничуть не ослабела.

– Помню, Колин как-то говорила, что им совершенно все равно, если в газетном обзоре их продукция будет выставлена в дурном свете, потому что в памяти людей застревает только название продукта.

Патрик откинул одеяло и забрался в постель.

Колин была ассистентом по маркетингу. Элен пыталась понять, не чудится ли ей, что лицо Патрика сразу же смягчается, стоит ему упомянуть о Колин, точно так же, как смягчалось всегда лицо ее отца, когда он говорил о своих настоящих детях.

Но если и так, то что?

И кстати, что Элен подразумевает под «настоящими» детьми? Как это с ее стороны глупо! Она ведет себя так, словно отец специально ее бросил. Может быть, подсознательно именно так она все и воспринимала? А ей-то казалось, что ее подсознание куда как умнее!

– Я не какая-нибудь продукция, – сказала Элен, хотя курс маркетинга, который она посещала, как раз и поощрял слушателей думать о себе как о некоем бренде, торговой марке.

– Но ты же поняла, что я имел в виду, – возразил Патрик. – Не хочу, чтобы ты расстраивалась, в то время как все это может ничего и не значить. Это может даже не иметь никакого отношения к Яну-Великому-Роману.

– Эта газета принадлежит ему, – пояснила Элен. – Я проверила в Интернете. Не похоже на простое совпадение.

– А ты звонила его жене? – спросил Патрик. – Это ведь ей следует попытаться остановить его.

– Я оставила ей два сообщения, – сказала Элен. – Но не думаю, что Рози может чем-то помочь. Он уже взял меня на заметку. – Она немного помолчала. – Я что, действительно сказала «взял меня на заметку»? Просто поверить не могу.

Патрик молча лежал на спине, откинувшись на подушку, и таращился в свой BlackBerry. Он был им буквально одержим. Элен всегда посмеивалась, когда Патрик жаловался, что Джек слишком много времени проводит за игровой приставкой.

– Бог ты мой! – вдруг воскликнул Патрик и сел.

– В чем дело? – спросила Элен, тут же подумав: «Саския!»

– Этот ублюдок хочет подать в суд на меня!

– Какой ублюдок?

Патрик все еще недоверчиво смотрел на крошечный экран.

– Да тот заказчик, который отказывается оплачивать счет! – Патрик в бешенстве постучал пальцем по экрану. – Я просил своего юриста сегодня отправить ему письмо с требованием. И теперь этот тип не только отказывается платить, но и грозит предъявить иск, потому что мы слишком долго выполняли работу! Ну и дела!

– Может быть, это просто… Как ты это называешь? Контрманевр? – предположила Элен.

– Боже милостивый! Какая несправедливость! – Все тело Патрика напряглось от ярости. – Он хотел, чтобы заказ был выполнен предельно быстро. Мы перерабатывали ради этого. Я пропустил футбольный матч Джека из-за этого урода, и теперь у него хватает наглости утверждать, что мы слишком затянули!

– Твой юрист наверняка знает, что делать, – предположила Элен.

Злость Патрика заставляла ее нервничать. Она всегда находила мужской гнев чем-то устрашающим. Он ощущался буквально физически.

– Ты можешь утром первым делом позвонить ему.

– Да, – кивнул Патрик. Он выключил BlackBerry, глубоко вдохнул и посмотрел на Элен. – Не слишком удачный у нас денек, да?

Элен показала на свой живот:

– Тсс! День был прекрасным, помнишь?

Патрик на мгновение приложил ладонь к ее животу:

– Да, верно, так и есть.

Он положил BlackBerry на прикроватный столик и потянул одеяло так, чтобы оно прикрыло Элен, но не его самого.

Они одновременно погасили каждый свою лампу и повернулись в разные стороны, прижавшись друг к другу спинами.

– Подушка низкая, – пробормотал Патрик, снова садясь и взбивая свою подушку.

– Упс… – пробормотала Элен.

Патрик вновь улегся и постучал пяткой в ногу Элен, желая ей спокойной ночи, и она ответила ему тем же.

Они были вместе меньше года, но уже обзавелись множеством мелких общих привычек, ритуалов и обычаев. Похоже, каждая новая пара таким образом строит свой собственный мир, свое собственное королевство.

Элен закрыла глаза, и перед ней тут же возникло лицо Яна Романа, словно он ждал за занавесом, готовый выпрыгнуть оттуда в тот самый момент, когда она попытается заснуть.

Но он ведь не может на самом деле уничтожить дело Элен? Так? Даже если в статье напишут о ней что-нибудь совершенно ужасное, она ведь не потеряет всех своих клиентов? Все то, что она строила долгие годы, не может исчезнуть в мгновение ока!

Из-за одной-единственной статьи?

И к тому же, черт побери, насколько плохой будет эта статья? Элен не какая-нибудь злобная и искусная мошенница. Она никогда не делала ничего плохого.

Они же не могут просто выдумать что-нибудь?

Впрочем, конечно же могут. Элен вспомнила множество бравурных сообщений о Брэде Питте и Дженифер Энистон по поводу их воссоединения, хотя на самом деле ничего подобного не происходило. Но Элен ведь не была знаменитостью. Никого не интересовала ее жизнь, в то время как каждому хотелось повторной женитьбы Брэда и Дженнифер; потому-то и были написаны те статьи.

Элен и самой очень хотелось того же самого – чтобы Брэд и Дженнифер были вместе.

И наверняка у этой Лизы Гамильтон должно быть достаточно журналистского опыта, чтобы поговорить с кем-то, кроме Луизы. Или у нее выбора не оставалось? Может быть, Ян Роман просто позвонил ей и сказал: «Я хочу, чтобы ты уничтожила репутацию этой женщины, или останешься без работы»?

У бедной журналистки вполне могут иметься злобный муж и трое детишек, один из которых, к примеру, нуждается в срочной и очень дорогой трансплантации, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как постараться удержаться на своем месте любой ценой, так что Элен должна была быть принесена в жертву.

– Не можешь заснуть? – спросил Патрик, и его голос неожиданно прозвучал очень громко в тихой комнате.

– Не могу.

– Я тоже. – Он включил лампу у кровати. – Принести молока или еще чего-нибудь? Чая?

– Нет, спасибо. – Элен села в кровати.

Патрик поинтересовался без особого энтузиазма:

– Может, нам заняться сексом, как ты думаешь?

Элен рассмеялась:

– Вообще-то, у меня нет настроения.

– Да и у меня, – протянул Патрик. Он тоже сел. – Думаю, пойду-ка я напишу электронное письмо тому заказчику, какое-нибудь оскорбительное. Или разобью что-нибудь. Или пробегусь вокруг квартала.

– Позволь лучше заняться с тобой релаксацией, – предложила Элен.

Она была бы только рада хоть как-то отвлечься от тревожных мыслей.

– У тебя и своих проблем хватает, – сказал Патрик.

– Все в порядке, – успокоила его Элен. – Я тоже постараюсь погрузиться в транс.

– О боже, вот спасибо тебе. Я просто не хотел просить. – Патрик лег рядом с Элен. – Поверить не могу, как меня все это зацепило!

Десять минут спустя он погрузился в мягкий транс, а сама Элен вошла в то чудесное легкое состояние, в котором, похоже, оказывалась каждый раз, когда гипнотизировала Патрика.

– Я хочу, чтобы ты вернулся в то время, когда чувствовал себя полностью расслабленным. В момент до того, как на тебя свалилось напряжение собственного бизнеса. Подумай о том моменте, когда ты чувствовал себя абсолютно спокойным и счастливым. Ты нашел такой момент? – (Патрик кивнул.) – Где ты находишься?

– Это мой медовый месяц. – Его голос звучал как у пьяного.

Элен замерла.

«Остановись немедленно!» – требовал инстинкт самосохранения.

Элен немного помедлила, размышляя, прислушиваясь к ровному, глубокому дыханию Патрика.

«Спроси его! – На этот раз Элен словно услышала голос Денни. – Спроси о том, что тебе хочется узнать!»

– Что ты делаешь? – задала вопрос Элен. Ничего плохого в этом вопросе нет.

В мягком, неярком свете прикроватной лампы лицо Патрика выглядело лет на десять моложе. Морщинки у глаз разгладились, даже щеки как будто стали чуть более пухлыми.

– Мы ныряем с аквалангами, – ответил Патрик.

– Ты и Колин? – уточнила Элен.

«А кто же еще?» – Теперь в ее голове сердито фыркнула Джулия.

«Ох, ну что за ерунда! – заявила Анна. – Он просто рассказывает тебе о своих воспоминаниях. Это же не путешествие во времени!»

– Да. Это потрясающе! – Патрик улыбнулся. – На Колин голубое бикини.

– Вот как? – чуть слышно произнесла Элен.

– Она выглядит ошеломительно!

– Прекрасно.

И снова в ее голове зазвучал голос Джулии, точнее, ее хохот. «Ты же сама на это напросилась, идиотка!»

«Весьма непрофессионально», – подтвердил Флинн.

– Опиши, что ты чувствуешь, – предложила Элен, пытаясь вернуть Патрика на нужную дорожку.

– До этого я никогда не нырял с аквалангом. Под водой все как будто замедляется, все так спокойно, и я слышу лишь собственное дыхание. А кораллы… Ох, но я ведь должен ей рассказать!..

Лицо Патрика снова изменилось. Морщины вернулись, щеки обвисли.

– Рассказать – что? – спросила Элен.

Иногда такое случалось: простое упражнение на релаксацию могло вызвать подавленные негативные ощущения, чувства. С Патриком подобного раньше не происходило, с ним просто не должно было такого случиться. Ведь и сеанс-то по сути не был настоящим; это был совсем неглубокий транс, который должен был всего лишь помочь забыть о зловредном заказчике, забыть ровно настолько, чтобы можно было заснуть.

«Вот как раз поэтому мы никогда и не рекомендуем применять гипноз к партнерам», – напомнил Флинн.

– Пойти к доктору! Сейчас же. Как можно скорее. Мы должны пойти к доктору и застать его, этот рак, в самом начале! – Руки Патрика рефлекторно стиснули край простыни. – Но она же такая глупая, такая упрямая! Она давно заметила эту припухлость и ни слова мне не сказала, она уже много месяцев знала, просто надеялась, что это ничего не значит, что это само рассосется. Как надеялась, что индикатор масла в ее машине сам собой перестанет мигать. Боже праведный! Я сказал ей, что она идиотка. Идиотка. Она заплакала. Я не должен доводить ее до слез. На ней ведь лежала ответственность. Перед Джеком. Передо мной.

Горе исказило черты Патрика.

– Пора отпустить эти воспоминания, дать им затихнуть, – сказала Элен.

Но ее голос явно прозвучал на этот раз не как голос уверенного в себе профессионала. Она явно говорила, как новичок: напряженно, неровно.

– Я никогда не полюблю другую женщину так же, как Колин…

– Я сосчитаю до пяти, – произнесла Элен.

– Я смотрю на Элен, – произнес Патрик и Элен похолодела, – и думаю: это не то же самое. Это просто не то же самое.

Когда они вошли в кабинет ультразвука, у меня хлынули слезы. Мне нужно было уйти. Я выставила себя на посмешище. Из-за стойки регистрации вышла какая-то женщина и направилась ко мне с добрым и в то же время решительным выражением на лице, говорившем: «Я тебе сочувствую, но, пожалуйста, заткнись ко всем чертям!»

Здесь ведь плачут не только от радости. Ультразвуковое исследование не всегда приносит добрые вести. И та женщина, наверное, подумала, что я потеряла ребенка.

И что бы я могла ей сказать? Все в порядке, на самом деле я никогда и не была беременна, я потеряла приемного сына? А это вообще берется в расчет? Но ведь это тот самый прекрасный ребенок, вон там, который помогает своей новой приемной матери справиться с сумкой. Он выглядит усталым. Не думаю, что она правильно его кормит. Слишком много тофу и чечевицы. Недостаточно белков. И хотя я не теряла собственного ребенка, но потеряла воображаемого, потому что вон тот мужчина, что стоит там, перестал меня любить, а я теперь уже слишком стара и он нашел кого-то помоложе и посимпатичнее.

А они бы мне сказали: ну, на самом деле это действительно не берется в расчет. Так что перестаньте сами себя расстраивать. Сохраняйте достоинство. Проявите самоуважение.

Что ж, вполне справедливо.

Когда я спускалась на лифте, я все еще плакала, но нельзя сказать, чтобы меня охватывали какие-то определенные чувства. Эти слезы были похожи на некий симптом психического расстройства. Мне очень хотелось, чтобы они перестали течь.

Я уже возвращалась к своей машине, когда боль в ноге внезапно стала просто нестерпимой. Если воспользоваться одной из сравнительных метафор Элен, то можно сказать, что это было похоже на то, как если бы кто-то попытался выдернуть ее из бедра.

Идти я уже не могла. Пришлось сесть. Я огляделась по сторонам в поисках скамьи на автобусной остановке или хотя бы стены, к которой можно было бы прислониться, но ничего такого поблизости не обнаружилось. Потому я опустилась на землю, как пьяная. Невозможно поверить, что каких-нибудь полчаса назад я так успешно беседовала с теми застройщиками, а теперь… Теперь я рыдала, сидя на краю канавы.

Какой-то мужчина, только что остановивший машину как раз передо мной, подошел спросить, все ли в порядке. На вид ему было далеко за шестьдесят. Такое приятное обветренное лицо, как у жителя пригорода. Он напомнил мне отца Патрика. Ему казалось, что он видел, как я подвернула лодыжку, и он заговорил о том, что нужно поскорее приложить к ней лед и что важно держать ногу поднятой, и далеко не сразу до него дошло, что с моей лодыжкой все в полном порядке.

В конце концов мне пришлось рассказать ему всю историю боли в моей ноге и о том, что плакала я не из-за этой самой боли, а по совершенно личной причине. Мужчина достал из внутреннего кармана бумажник, а из него – визитную карточку. На мгновение мне подумалось, что он предлагает мне телефон какого-то врача общей практики, но он сказал:

– Вот этот парень – блестящий физиотерапевт. У меня несколько месяцев назад были просто ужасные боли в спине. Невыносимые. Почти доводили меня до слез! А он мигом привел меня в порядок. Я теперь как новенький!

Я поблагодарила его, но не стала сообщать, что уже посещала семерых разных физиотерапевтов и что больше не собираюсь тратить на них время и деньги.

– А пока что примите по-настоящему сильное болеутоляющее, – посоветовал мужчина. – И забудьте о том подонке! Нет его, ясно? Для такой роскошной девушки, как вы, в море полным-полно рыбы!

Он легонько похлопал меня по плечу и вдруг смутился, словно испугался, что позволил себе нечто недопустимое, и быстро поднялся, а его колени при этом громко хрустнули – блестящему физиотерапевту следовало бы и ими тоже заняться.

Милые люди! Как они умудряются быть такими милыми? И как они умудряются это выдерживать? Все эти улыбки, и заботу о других, и участие? Это ведь должно так изматывать и занимать ужасно много времени. Постоянно высматривать разных незнакомцев, что нуждаются в помощи.

Провожая его взглядом, впервые за долгие годы я подумала: должно быть, хорошо было бы иметь папу.

Могу поспорить, у Элен наверняка чудесный отец. Он качал ее на колене и называл принцессой. Элен выглядит как женщина, которую всегда обожал отец.

Не вставая с земли, я позвонила в офис и сказала, что остаток дня буду работать дома за компьютером.

Кое-как я доковыляла до машины, а когда приехала домой, последовала совету милого незнакомца, похожего на любящего папочку, и нашла в аптечке болеутоляющее. Приняла сразу две таблетки, а потом заснула. Когда же проснулась, братишка с сестренкой из соседней квартиры уже вернулись из школы и играли на заднем дворе.

Я попыталась заняться работой, но у меня царила такая странная путаница в голове, и меня постоянно отвлекали голоса детей. Для таких милых на вид детишек играли они не так уж мило. На слух их отношения казались весьма неровными: вот только что они смеялись и пели, и вдруг раздавался плач и крики: «Перестань!» А мне-то казалось, в наши дни дети постоянно сидят дома и играют в компьютерные игры.

В конце концов я отказалась от попыток заняться работой и открыла бутылку красного вина. Подумала, что мне стоит выпить за будущего ребенка Патрика.

Но это было моей ошибкой. Я никогда не умела пить.

Элен снился сон.

Сон был ярким и бесконечным. Она знала, что спит, и постоянно пыталась проснуться, чтобы прервать сон. И каждый раз, просыпаясь, возвращалась в реальность темной спальни, переворачивалась на другой бок, поправляла подушку, толкала Патрика, чтобы он перестал храпеть, но, не успев осознать этого, снова проваливалась в сон, летела вниз головой в бесконечный водоворот мыслей, лиц и звуков.

Ее мать и крестные бегали по какому-то пляжу, совершенно голые, смеясь тем девичьим смехом, который всегда заставлял Элен чувствовать себя заброшенной.

– Это они нарочно рисуются, – сказала она своему отцу, сидевшему на берегу рядом с ней; он был полностью одет, к счастью, в костюме и даже при галстуке. А его губы были испачканы соусом к цыплятам по-мароккански.

– Отношения дочери с ее отцом – это модель для всех ее будущих любовных отношений, – проговорила она.

Элен преисполнилась гордости, будто сказала нечто невероятно тонкое, ироничное, умное.

Ее отец уже читал газету. Поверх станицы он бросил на Элен взгляд, полный нескрываемого отвращения.

– Это статья о тебе, – сообщил Дэвид.

– Неправда! – заявила Элен, теперь уже сгорая от стыда и боли.

– Правда! – сказала какая-то девушка, сидевшая перед Элен и строившая песчаный замок с помощью желтой лопатки.

– Колин!

Это была покойная жена Патрика! Элен должна была держаться с ней предельно мило, потому что она вообще была таким человеком, она со всеми мила.

– Как поживаешь? – спросила Элен. Она пыталась найти такую тему разговора, которая показалась бы Колин интересной. – Я слышала, ты сама сшила себе свадебное платье. Должно быть, ты очень талантлива!

– Ты слишком уж снисходительна, – бросила Джулия. Она загорала, лежа на животе, но тут на минутку высунула голову из-под полотенца.

– Ей совершенно не нужно было беременеть, – сказала Колин, обращаясь к Джулии. – С ее стороны это неэтично.

– Возможно, – зевнула Джулия. – Но у нее были хорошие намерения.

– Это было неэтично, потому что он по-прежнему любит меня, – самодовольно заявила Колин.

– Но ты же умерла! – закричала Элен, внезапно вспомнив об этом и рассердившись из-за несправедливости обвинения.

– Ты очень хорошенькая девушка, – произнес отец Элен, глядя на Колин.

Колин вскинула голову:

– Спасибо, Дэвид.

– Ну, извини меня за то, что я забеременела, – сказала Элен. Она понимала, что ведет себя глупо, ревнуя отца к Колин, но, похоже, просто не в силах была совладать с собой. Элен начала бросать себе в лицо горсти песка. – И как я могу искупить свою вину? Что мне сделать, чтобы ты с этим примирилась?

– Элен! Прекрати! Ты ведешь себя как полная дура. – Маделайн сидела на том старом диване, что некогда стоял в их общей квартире.

– Ты это слышала? – спросил Патрик.

Элен открыла глаза и увидела, что он сидит рядом с ней в постели.

– Должно быть, просто ветер, – сказала она.

Снаружи и вправду завывал ветер, заставляя дребезжать стекла в окнах. Элен села и протянула руку к стакану с водой на тумбочке у кровати.

– Извини. – Патрик снова лег.

Элен поставила стакан обратно. Он оказался пустым. Но Элен не помнила, чтобы выпила всю воду. Она посмотрела на часы. Всего четыре утра. Эта ночь, похоже, и не собиралась кончаться.

– Опять у меня эти дурацкие сны.

На крышу что-то упало – может быть, ветка.

– У меня тоже, – отозвался Патрик. – Это все из-за ветра.

– Ты кое-что сказал, когда расслабился, – негромко произнесла Элен.

– Ммм?

– Насчет Колин.

Она немного подождала. Патрик захрапел.

Элен улеглась – и сон тут же вернулся.

На этот раз она шла по проходу церкви в день своей свадьбы в белом платье ее бабушки. На ладони вытянутой руки она несла младенца. Тот был размером с бусину и перекатывался взад-вперед по ее ладошке.

– Держи руку ровно! Ты же его уронишь! – сказал кто-то из гостей.

Элен повернула голову – и увидела, что это ее клиентка Луиза в огромной шляпе.

– Ты даже не знаешь, как ухаживать за маленьким! Это я должна была его родить! Отдай его мне!

– Я верну тебе деньги, – быстро ответила Элен. – Больше я ничего не могу сделать. Я хороший человек.

Она продолжала идти вперед и в конце прохода уже видела спину Патрика. Тот обернулся, чтобы посмотреть на нее, и Элен ему улыбнулась, но его лицо вдруг изменилось.

– Прекрати меня преследовать! – визгливо закричал он. Его голос гулко разнесся по церкви. – Все кончено! Неужели ты не можешь этого понять? Я никогда тебя не любил!

Элен почувствовала себя униженной.

– Патрик, это не Саския, это же я! – попыталась она произнести легко и весело, потому что, в конце-то концов, это ведь была ее свадьба, но достаточно громко, чтобы Патрик смог ее услышать на другом конца прохода, длинном, как взлетная полоса в аэропорту.

– Оставь меня в покое! – заорал Патрик.

– Милая, не думаю, что он все еще любит тебя, – сказала Анна.

Она и обе крестные были одеты как подружки невесты из восьмидесятых годов, в платья из розовой тафты с огромными пышными рукавами.

– Мужчины! – вздохнула Филиппа. – Да кому они нужны? Пойдемте лучше выпьем.

– Ты найдешь кого-нибудь еще, – добавила Мел.

– Да он на самом деле никогда мне и не нравился по-настоящему, – фыркнула мать Элен.

– Он думает, что я Саския, – попыталась объяснить Элен. – Уверена, это просто ошибка.

Но вдруг она засомневалась. Может, это и вправду именно она все это время преследовала Патрика?

– Ты меня загипнотизировала, чтобы я вынес те коробки! – продолжал кричать Патрик. – Ты мной манипулируешь!

– Извини! – крикнула Элен.

Он явно намеревался порвать с ней.

Эти отношения закончатся точно так же, как и все другие. Элен предстояло в одиночестве растить младенца, а он такой крошечный!

Она осторожно сжала ладонь, пряча младенца, и бросилась бежать, но ее ноги внезапно подогнулись, как будто она неслась вниз по крутому склону.

Элен открыла глаза.

Она не понимала, утро уже или еще ночь; по спальне растекался странный зловещий желто-оранжевый свет. Это походило на пожар, вот только запаха дыма не ощущалось. Элен слышала шумное дыхание Патрика, именно дыхание, не храп, и гулкий ритмичный шум волн, набегавших на берег.

И она услышала или ощутила что-то еще. Что-то неправильное.

Это была высокая тень в конце кровати. Элен уставилась на нее с сильно бьющимся сердцем, ожидая, пока глаза привыкнут к сумраку комнаты и тень превратится в нечто знакомое вроде стула или платья, висящего на крючке на двери.

Тень шевельнулась.

Элен глубоко вдохнула.

В их спальне стояла женщина, прямо в изножье кровати, и смотрела, как они спят. Элен дернулась с такой силой, что больно ударилась затылком об изголовье.

– В чем дело? – сонно спросил Патрик. Он сел, потер глаза тыльной стороной ладони и тут же резко отшвырнул одеяло и дернулся вперед. – Пошла вон! – проревел он. – Пошла вон!

Это была не Колин. Там стояла Саския. В пижамных штанах и спортивном джемпере. Влажные волосы облепили ее голову.

– Патрик… – заговорила она и отступила назад, чтобы увернуться от его руки. – Я просто хотела…

Тот неуклюже вывалился на пол с кровати, запутавшись ногами в одеяле.

Элен заметила наконец, что Саския что-то держит в руке. Это были снимки УЗИ, которые оставались на кухонном столе.

– Эй! – Элен никогда не слышала, чтобы ее собственный голос звучал вот так: скрипуче, резко. – А ну отдай! – Она выпрыгнула из постели и рванулась к Саскии. – Они мои!

И тут раздался ужасающий пронзительный крик из коридора:

– Папа!

– Джек, – пробормотала Саския.

Она уже наполовину развернулась к двери.

Патрик наконец вскочил на ноги и схватил Саскию за обе руки. И поднял ее, как будто собирался изо всех сил швырнуть об стену. Снимки УЗИ упали. Элен видела, что Патрик дрожит с головы до ног, его глаза налились кровью, взгляд был совершенно безумным.

«Да он же убьет ее! – пронеслось в голове Элен. – Я просто обязана его остановить, не дать совершить убийство!»

Она схватила Патрика за футболку.

– Я только хочу объяснить! – Саския попыталась обхватить руками шею Патрика, но он оттолкнул ее, и Саския упала на колени.

– Папа! – снова закричал Джек. – Элен! Что случилось?

– Пошла вон! – Патрик рывком поднял Саскию на ноги. – Убирайся немедленно!

– Извини, – всхлипнула она.

Потом опять упала на грудь Патрика, а Элен продолжала дергать его за футболку. Так они и вывалились в коридор, как в некоем странном интимном танце.

Уже светало, и через открытую дверь своего кабинета, что располагался точно напротив спальни, за стеклами, сквозь которые Элен обычно видела пляж и океан, сейчас виднелось лишь нечто апокалиптическое, огненное. Желтый и оранжевый свет вливался в дом. Элен отпустила футболку Патрика и уставилась на этот ошеломительный свет.

Что происходит? Это что, война?

– Папочка! Это Армагеддон!

Элен обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Патрик отталкивает от себя Саскию, а Джек в пижаме несется по коридору с расширенными от страха глазами.

Саския поскользнулась на ковровой дорожке и взмахнула руками, стараясь удержаться на ногах. И при этом ее пальцы схватились за пижаму Джека, и они оба с грохотом кубарем покатились по лестнице.