Глава 11

Дориан хотел видеть ее каждый день, но она отказывала ему, ссылаясь на усталость. Томление по нему все не проходило, и она хотела взаимности, каким бы естественным ни было то, что он заставлял ее делать.

На восьмой день кровотечение прекратилось. Розмари чувствовала себя разбитой и вялой, так долго пролежав в постели. Она заставила себя съесть обильный завтрак, это был первый полноценный прием пищи за последнюю неделю. Паркер положил ей на кровать груду корреспонденции. На самом верху лежала записка от Дориана, которую доставил посыльный. Записка гласила, что он пошлет за ней экипаж к 11 часам и в полдень уже будет ждать ее в своей постели. Она покончила с остатками завтрака и бросилась в ванную комнату.

Сидя в экипаже, она пыталась отогнать от себя настойчивую мысль, которая, как гноящаяся рана, не давала ей покоя все эти дни. Она и без того была на грани нервного расстройства, которое не поддается в эти дни ни логике, ни рассудку. Прошлой ночью, не в силах больше спать после целого дня, проведенного в кровати, она взяла книгу, которую когда-то давно принесла ей Хелен. Книга называлась «Страсти по Альфонсу Гри». Это был любимый роман Хелен, странный, неприятный. Розмари едва могла просмотреть его, а уж о том, чтобы сделать своей настольной книгой, как сделала Хелен, и речи не могло быть. Но она знала, что главный герой – Альфонс Гри – занимался любовью со своими возлюбленными, избирая для этого самые зловещие способы. Одну за другой он оставлял их полумертвыми, связанными на полу. Одна из сцен была так живо описана, что Розмари не смогла дочитать до конца. Альфонс душил женщину, проникая в нее сзади и свободной рукой выдергивая целые пряди ее волос. Женщина отчаянно боролась, пытаясь сохранить себе жизнь. Это была всего лишь вторая глава.

Неужели Дориан был в некотором роде похож на этого Альфонса Гри?

Нет! Он прекрасен – и душой, и телом. Он был так изящен и невинен, когда она писала его. Но с тех пор многое изменилось. Она вспомнила, как его руки обхватывали ее шею, когда они занимались любовью. У нее на животе появились синяки от его толчков. Но вслед за этим последовало письмо, в котором он просил прощения, говорил о безумии, которое нашло на него, и обещал, что никогда больше не выйдет за границы разумного. Слова устремлялись со строчки на строчку, как будто бежали от него, как будто он не мог надолго удержать их.

Она должна обсудить это с ним. Экипаж доставил ее к его дому, и она гордо прошла по дорожке, кивая желтым макам, как будто признавая их красоту и приглашая убедиться в ее собственной.

Виктор открыл дверь, поклонился и тяжелыми шагами ушел в одну из многочисленных темных комнат этого огромного дома, в который, как заметила Розмари, едва проникал солнечный свет. Нужно как-нибудь исправить это, если она собирается здесь жить. Жить с Дорианом Греем! Это все еще звучит как несбыточная мечта!

Прежде чем подняться наверх, она заглянула в столовую, чтобы посмотреть, повесил ли он картину, как обещал. Нет, но, очевидно, он повесил ее где-то еще, потому что она больше не была прислонена к камину. Интересно, куда?

Она вошла в спальню, и, как только увидела плотно задернутые шторы и тщательно заправленную кровать, которая выглядела такой нетронутой, такой строгой, ее пронзило воспоминание о том, что произошло здесь в прошлый раз. Наслаждение – да! Она чувствовала наслаждение, но жестокость, которую он проявил потом… Она кричала, она просила его перестать, но он продолжал и чуть не убил ее. Ей стало трудно глотать, когда она подумала о том, как его пальцы сжимали ей шею. Даже если он на секунду захотел ее смерти… Нет, конечно, нет. Она знает его, он никогда не был убийцей, даже в мыслях. Его душа так же прекрасна, как и его тело! Он просто увлекся, ведь так он ей написал, и, наверное, искушенные в любви люди считают это естественной частью процесса. Когда-нибудь она тоже научится получать от этого наслаждение.

Розмари разделась, стоя возле зеркала, но не отваживаясь заглянуть в него, и забралась в постель, свернувшись там, как конфетка, завернутая в бумагу. Виктор наверняка предупредил Дориана о ее приходе. Он появится с минуты на минуту. Он постучит или сразу войдет? Она уже принадлежала ему или ее все еще нужно было добиваться? Она чувствовала, что должна подготовиться к чему-то, но не знала, к чему. Его указания были простыми. Она должна была прийти, лечь в постель и дожидаться его, и вскоре он придет и окажется сверху и внутри. Но неприятные мысли все равно не давали ей покоя.

Дориан постучал и вошел, не дождавшись ответа. При виде нее, обнаженной, в его постели на лице его не отразилось ни малейшего удивления. Он был одет просто: рубашка и брюки, не было даже ботинок. Казалось, что он провел все утро, шатаясь без дела. Таким Дориан Грей был за кулисами светской жизни. Таким она будет видеть его и любить, пока смерть не разлучит их. Если только он сам не привык еще распоряжаться жизнью и смертью.

Ее голос сорвался, когда она пробормотала слова приветствия. Почему она так нервничает? Он сел возле нее на кровать и взял ее руки в свои. По телу Розмари прошла дрожь, она почувствовала щекочущий жар между ног. Он хотел стянуть с нее одеяло и уже собирался поцеловать, когда она заговорила. Все, о чем она думала, вылилось наконец в слова.

– Я сделаю все, чтобы доставить тебе удовольствие, Дориан. Но я не думаю, что создана для того, что привык делать ты, – сказала она.

Он не отвернулся. Его губы по-прежнему были в нескольких дюймах от ее губ. Он щурился, как будто не понимал, о чем она говорит.

– Ты не должен думать, что я не одобряю – совсем напротив! – продолжила она, прижимая правую руку к груди. – Но я боюсь этого. Ты ведь можешь показать мне еще способы удовлетворить тебя, Дориан? Если тебе действительно нужно доставить боль, чтобы… – Розмари поморщилась при мысли о том, как должно было закончиться это предложение. Затем поморщилась снова при мысли о собственной щепетильности.

Неужели она никогда не избавится от этого провинциального ханжества? Она подумала о коварном Альфонсе из желтой книги Хелен. Что движет этими людьми? А дружба Дориана с Хелен – к чему она привела? Что они делали вдвоем? Почему она не могла перестать об этом думать? Стоило хотя бы перестать говорить об этом, но она продолжала, несмотря на непонимающий вид Дориана.

– Возможно, мне никогда не удастся удовлетворить тебя, – говорила она, чувствуя, как щеки пылают от стыда. – Но я знаю, что человек, которого я писала, то есть ты, Дориан, тоже не хочешь этого в глубине души.

– Не говори ничего, – проговорил он, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать ее. Ее губы так долго ждали этого поцелуя, что голос в ее голове затих и сознание погрузилось в молчание, которое было необходимо ей, как прохладный ветерок в жаркий день. Она сжала бедра, почувствовав, что внутри ее снова разгорается пламя.

Однако, как только он отнял губы, желание объясниться вернулось. Но как заговорить об этом? Почему секс – это так сложно? Понимала ли она хоть немного то, о чем говорит? Вряд ли. У нее не было никаких догадок, только глава из этой ужасной книги. В одном из тех омерзительных монологов, которые Хелен заставляла ее выслушивать, она высмеивала застенчивых юношей, которые не осмеливаются даже шлепнуть ее по заду. Она презирала своего мужа за то, что он скорее засунет свой член в рот шлюхе, чем собственной жене. Она говорила омерзительные вещи про пенис лорда Уоттона: он был, конечно же, крошечный (она поднимала вверх мизинец в качестве иллюстрации) и изогнут, как старый гвоздь. Розмари старалась не слушать ее рассуждения о сексе. Обычно она утыкалась в холст, занимаясь каким-нибудь безобидным пейзажем. Сейчас она жалела, что не записывала всего этого.

Дориан прижал палец к ее губам.

– Розмари, я уже сказал, как люблю тебя, – сказал он. – Я не хочу причинить тебе боль. Я сдерживаю свои желания.

– Да, я знаю! – вскричала Розмари, бросаясь в его объятия.

Она гладила его щеки и губы, восхищаясь его мужественной красотой. Как удивительно, что он принадлежит ей! Но могла ли она дать ему то, чего он хотел? Понравится ли ему просто заниматься с ней любовью? А Хелен?! Хотя Розмари знала, что должна верить Дориану, она была уверена, что Хелен всегда будет где-то рядом, в тени, недовольно наблюдать за их счастьем. Она будет ждать удобного момента, чтобы разрушить его. Но нельзя так много думать о Хелен, это только навредит. Она должна сосредоточиться на Дориане и на их отношениях. Что-то все-таки изменилось в нем, но она не могла определить, что. Внезапно ей пришла в голову мысль.

– Мой милый! – вскричала она. – Если бы я только могла заглянуть тебе в душу так, как это было, когда я писала твой портрет. Я могла бы написать тебя еще раз – теперь уже не просто как друга, но и как возлюбленного, – я бы поняла тебя еще лучше, еще глубже проникла в твою душу. Тогда я была слишком застенчива, чтобы взглянуть на тебя с этой стороны.

Она чувствовала наконец единение с ним в своей любви. Это была великолепная идея! Но лицо Дориана стало холодным и отчужденным.

– Я никогда больше не буду позировать для тебя, Розмари, – сказал он.

Он встал с кровати, подошел к зеркалу и начал задумчиво разглядывать свое отражение. Розмари подтянула колени к груди, свернувшись клубком в кровати. Он так странно себя ведет! Она думала, что может умереть, если он не перестанет быть таким отстраненным. Неужели она многого просила? Он должен быть готов на все ради нее, ведь она пришла к нему в постель сама после всего, что произошло. Она всхлипнула, вспомнив, как он обидел ее и как заставил взять в рот свой огромный пенис, а потом дал понять, что она не слишком хорошо сделала свою работу. После их первого занятия любовью она три дня не могла сесть прямо. А сейчас он даже не удосужился подойти к ней.

– Это невозможно! – воскликнул он.

– Почему ты не хочешь понять? – Она сознавала, что становится слишком придирчивой, чего никогда раньше за собой не замечала. Она не упустила случая поздравить себя с успехом: первый мужчина, к которому она придирается, – это Дориан Грей. Если бы только у нее был друг, которому можно излить душу. Но у нее нет друзей! Единственного друга она потеряла благодаря Дориану. Она ему напомнит об этом чуть позже.

– Розмари, у меня есть свои причины отказаться. Уважай мое решение, – произнес Дориан.

Глядя, как он рассматривает себя в зеркале, она вспомнила, что перед ней идеальный мужчина. На мгновение ей просто захотелось, чтобы он лег рядом и овладел ею. Но потом одернула себя – нужно донести до него свою мысль. Если она собиралась построить с ним свое будущее, нужно выяснить, почему он так себя ведет.

– Нам нужно поговорить об этом, – настаивала она.

– Я не намерен это обсуждать, – отрезал он. – Либо мы поменяем предмет разговора, либо не будем говорить совсем.

Она встретилась взглядом с его отражением и подчинилась. Розмари вспомнила, с каким трудом ему давались долгие часы без движения, когда она только начала портрет. Неужели она захочет подвергнуть его такому испытанию еще раз? Может быть, в этом все дело: он просто не хочет тратить время, неподвижно сидя на стуле в неудобной позе? Портрет был просто предлогом, чтобы соблазнить ее, не так ли? А сейчас они уже принадлежат друг другу. Почему этот божественной красоты молодой человек должен опять страдать?

– Хорошо, оставим этот разговор, – сказала Розмари. – На какое-то время… – добавила она, чтобы не упускать из рук власть.

– Спасибо, – ответил Дориан. Его глаза все еще смотрели на собственное отражение. Он был так красив! Розмари почувствовала, что все мысли улетучились из головы. Она захлопала в ладоши, как маленькая девочка.

– Другой предмет разговора? Как скажешь! – сказала она с детским лукавством. – Хотя предмет на самом деле все тот же, – ее веселый тон начинал раздражать. – У меня есть хорошие новости по поводу портрета!

Дориан мгновенно повернулся.

– Какие новости? – спросил он.

– Я собираюсь выставить его в Париже этой осенью! – радостно провозгласила она.

Глаза Дориана сузились. Он смотрел на нее так, как будто хотел задушить. С чувством стыда она поняла, что это ее возбуждает.

– Ты гордишься мной? – спросила она, откинув одеяло. Она лежала, вытянувшись на кровати, в позе, которую припомнила на одном из дагерротипов Хелен, призывно посасывая палец. – Жорж Пети хочет устроить мне персональную выставку, – произнесла она сладким голоском. – Я первая женщина, которая удостоится такой чести. Он выберет мои лучшие работы для выставки на улице Сэз.

Розмари подползла к краю кровати, протягивая ему руку, почти касаясь его ноги. Он был в футе от нее, но не подходил ближе. Нежность уступила место непроницаемому выражению на его лице. Он был таким загадочным! Она села на кровати и, смутившись, снова завернулась в атласные простыни.

– Я обещала ему портрет, – сказала она своим обычным голосом. – Выставка продлится всего месяц, я думаю, ты сможешь расстаться с ним на месяц?

Дориан, казалось, был ошеломлен.

– Выставка? – переспросил он. – Ты собираешься выставить портрет?

– Да, – ответила Розмари. (Какой же у него сложный характер!) – Мне придется еще раз покрыть его лаком, но это не займет много времени. Я могу сделать это даже сегодня.

– Нет! – крикнул Дориан и одним прыжком оказался возле кровати, как будто вот-вот должна была взорваться бомба.

– В чем дело? – спросила Розмари. – Ты все время прячешь его за экраном, вряд ли ты им так сильно дорожишь.

Дориан сел на кровать и приложил руку ко лбу, на котором выступили капельки пота.

– Если ты хоть раз попробуешь взглянуть на портрет, клянусь честью, я никогда больше не скажу тебе ни слова, – сказал он. – Я не шучу. Я ничего не буду объяснять, а ты не должна спрашивать. Но запомни – если прикоснешься к этому экрану, между нами все кончено!

Розмари молчала, пытаясь вникнуть в происходящее. Она никогда раньше не видела его таким. Он был бледен от ярости. Он крепко сжимал руки, а его зрачки превратились в два кольца серого пламени. Он весь дрожал.

– Дориан, объяснись! – проговорила Розмари. Она отчетливо поняла теперь, что совсем не знает, кто такой на самом деле Дориан Грей. Почему она была так уверена раньше в том, что он любит ее? Она скомкала простыни и, зарывшись в них лицом, начала тихо всхлипывать. Дориан бросился к ней.

– Бедная моя девочка, – тихо сказал он, обнимая ее. Розмари хотела оттолкнуть его, но он положил ее голову к себе на колени, и она обхватила себя руками. – Месяц назад ты сказала мне, что никогда не будешь выставлять портрет. Ты клялась, что ничто не сможет заставить тебя сделать это. И Хелен ты говорила то же самое.

Розмари разразилась бурными рыданиями, услышав имя своей бывшей подруги.

– Прости, прости, – сказал он, укачивая ее как ребенка. – Я случайно упомянул имя Хелен. Она здесь совершенно ни при чем.

И вдруг ей пришло в голову, что, возможно, портрет не так уж хорош. Никто даже не видел его, кроме нее самой, Хелен, Дориана и ее отца. У каждого из них были причины ей солгать. Что, если Дориан стыдится портрета, а значит, стыдится и ее, своей будущей жены?

– Наверное, он тебе просто не нравится, так? – спросила она его. – Дай мне взглянуть на него. Я хочу знать, действительно ли это лучшая моя работа.

– Тихо, тихо, – говорил Дориан, целуя ее в лоб. Его настроение изменилось. Он снова хотел ее и начал касаться груди, продолжая качать на руках. – Это была лучшая твоя работа… а теперь молчи… как я хотел бы вечно ласкать эту роскошную грудь!

– Была?! – вскрикнула она, и, высвободившись из его рук, чуть не свалилась с кровати. Она стояла обнаженная, скрестив ноги и стараясь прикрыться волосами. – С картиной что-то случилось? Я должна посмотреть!

– Ничего не случилось, – ответил он, протягивая к ней руки, как будто приглашая обратно в постель. В его улыбке сквозило коварство.

«Нельзя сдаваться!» – подумала Розмари, одновременно почувствовав, что желание вязкой каплей стекает по ее бедру.

– Если ничего не случилось, то давай повесим ее над камином, как и собирались! – сказала она.

– Нет! – вскрикнул он и вскочил в ярости. – Мы не будем вешать ее над камином, как какие-нибудь добропорядочные супруги.

Розмари отшатнулась по направлению к двери.

– Не будем? Почему? Почему ты кричишь на меня? Дай мне взглянуть на картину.

Она бросилась вон из комнаты и стремительно побежала по ступенькам. «Прекрасно, пусть лакей увидит меня голой! Пусть они все меня увидят!» – думала она, пробегая через торжественную прихожую, хотя знала, кроме них и дряхлого Виктора, в доме больше никого не было.

Она вбежала в столовую, где в последний раз видела картину. Позади себя она слышала торопливые шаги и вдруг почувствовала, что Дориан схватил ее в охапку. Ее похищает Прекрасный Принц! Она начала брыкаться, пытаясь вырваться из его рук.

– Прекрати! – кричал он. – Перестань!

Она начала задыхаться, и ему пришлось два раза ударить ее по щекам. Ей стало легче, когда она почувствовала удары. Она обмякла у него на руках. Он посадил ее на пол, но продолжал обнимать за плечи.

– Тихо, тихо, – повторял Дориан, он повернул ее себе и, взяв ее руки в свои, поцеловал их. – Ты не должна видеть портрет, – умолял он. – Прошу тебя, не надо. Моя милая девочка, давай вернемся в спальню. Мы будем заниматься любовью, я буду обнимать тебя и целовать каждую частичку твоего ангельского тела.

Его поцелуи и соблазнительный шепот заставили ее трепетать от вожделения. Внизу снова забился пульс, все внутри ее кипело в ожидании прикосновения. Он начал целовать ее шею, лаская грудь и касаясь сосков, пока они не стали твердыми. О, она принадлежала ему, несмотря ни на что! Пусть отведет ее в спальню. Она начала подниматься, но он снова толкнул ее вниз на пышный персидский ковер.

– Прости меня! – сказал он, снова целуя ее в шею. – Вставай, конечно, вставай.

– Нет, все в порядке, – ответила она, радуясь, что мягкий ковер смягчил удар. Какая насмешка! Сейчас она почти хотела, чтобы он своим весом прижал ее к полу. Она чувствовала себя ягненком, который добровольно становится жертвой льва. Но делать то, что лев намеревался с ней сделать вне спальни, казалось ей неправильным. Она в волнении оглянулась. Что, если войдет лакей? – Ты хочешь остаться здесь? – спросила она.

– Это так ужасно? – спросил он в ответ.

Его щеки снова окрасились румянцем, на губах играла лукавая улыбка. Он показал рукой на эркер. Ставни были открыты. Окна окрасили солнечные лучи.

– Прекрасный свет, – сказал Дориан. – Я могу видеть тебя целиком, – он откинул волосы ей за спину и наклонился, чтобы поцеловать грудь. – Ты такая красивая, – произнес он, подняв на нее глаза и собираясь поцеловать в губы.

Он скользнул рукой вдоль бедер и внутрь, чтобы раздвинуть их. Розмари откинулась на спину и застонала, чувствуя, как его пальцы коснулись темной, влажной плоти и потом нащупали клитор. Он начал медленно массировать. «Да, – думала Розмари. – Пожалуйста, не останавливайся!» Он остановился только на мгновение, но оно показалось ей вечностью. Его пальцы сменили полные, нежные губы, языком он касался клитора. Это было уже слишком. Она вскрикнула, и в ответ он ускорил темп, помогая себе пальцем. Она чувствовала, как его язык слизывает ее соки, и это возбуждало ее еще сильнее. Она вцепилась руками в ковер, чувствуя, что близка к оргазму. Дориан поднялся с колен и лег на нее, вставив свой пенис. Она вспомнила, как было больно в первый раз, и приготовилась испытать это снова. Но боли уже не было, только медленное, глубокое наслаждение. Она выдохнула со стоном.

– Открой глаза, – сказал ей Дориан.

Розмари даже не заметила, как закрыла их. Она все еще смущалась от его взгляда, но, открыв глаза, увидела, что он смотрит на нее с трогательным восхищением.

– Я люблю тебя, – прошептал он, когда их взгляды встретились. Он любит тебя! Дориан Грей любит тебя, Розмари Холл! Она готова была умереть от радости. Он продолжал проникать в нее, прижавшись к ее губам долгим поцелуем. Он легко прикусил их, но остановился.

– Все в порядке, – произнесла она шепотом.

– Нет, – возразил он.

Она снова почувствовала, что все ближе к оргазму. Она сжала пальцы в предвкушении и вцепилась ему в плечи, чувствуя, что кончит в любой момент, если только он будет продолжать. Розмари представила его член, двигающийся внутри ее, касающийся трепещущих нервных окончаний. Дориан тоже был близок к завершению, она чувствовала его спазмы внутри себя. Они кончили вместе, и темный коридор позади них огласил двойной возглас облегчения. Экран стоял на своем посту, лишь слегка задетый чьей-то ногой.