Глава 10

Больше всего на свете Розмари хотелось снова почувствовать Дориана внутри себя. Как она могла не замечать этого желания, как могла отказывать ему все это время? Она лежала на смятом покрывале своей кровати в одной лишь тонкой сорочке. Она только что прочитала его письмо в шестой раз и подбросила листы в воздух, чтобы они падали на нее в беспорядке и она могла впитать его мольбы и обещания каждой клеточкой страждущей плоти. Она закрыла глаза в надежде, что он приснится ей.

После того как Розмари убежала из его дома, чувствуя сквозь чулки, как ее тело оплакивает потерю девственности последними алыми каплями, она все время чувствовала головокружение, как будто падая с огромной высоты – с высоты почти неправдоподобного наслаждения и невыносимой боли. Она спотыкаясь пешком шла к дому, но в конце концов, почувствовав тошноту, села в экипаж. Едва слышно она произнесла свой адрес, подавляя всхлипы, и легла на бок, чтобы хоть немного утишить огонь, пылавший внизу живота. Ей казалось, что все внутри ее исковеркано, и она боялась ночи, когда бессонница вынудит ее подвергнуть свое тело тщательному изучению. Оказавшись дома, она легла в постель и провела там целый день, вставая только, чтобы облегчиться, и этот процесс заставлял ее вскрикивать, переживая снова и снова удар, который был нанесен ее любви.

Она поклялась больше никогда не видеть Дориана Грея.

Но хуже всего были дни, которые последовали за этим. Отец засыпал ее письмами, которые она даже не открывала. Затем начали приходить письма от Дориана, полные безумных заверений. Она не спешила открывать их, но каждый раз они неизменно разочаровывали ее. Он объяснял, что удары, которые он наносил ей (он называл это любовными утехами), – это всего лишь выражения любви, которыми во все времена обменивались возлюбленные. Он писал, что сейчас она еще слишком наивна, чтобы понять это. Он извинялся за то, что пытался научить ее слишком многому для первого раза.

Но последнее письмо было другим. Строчки мчались одна за другой, как будто им было тяжело удерживать себя в рамках страниц. Он уверял ее, что сам страдает оттого, что причинил ей боль, что его собственная жестокость потрясла его. Он писал о своей матери, прекрасной англичанке с голубыми глазами и копной каштановых волос, на которую она так похожа. Розмари была тронута тем, что оба они потеряли мать, когда были детьми, и что Дориан носит в своей душе печаль, так похожую на ее собственную. По его словам, он иногда чувствует ненависть к женщине, которая бросила его, и хочет причинит ей боль, прямо или косвенно. Сходство его матери с Розмари было так невероятно велико, что волею судьбы ей пришлось взять на себя удары, предназначенные ей.

А еще он написал, что любит ее: «Я люблю тебя. Люблю. Моя Розмари, жизнь моя».

И просил выйти за него замуж: «Я прошу тебя выйти за меня, моя Розмари, я прошу тебя – будь моей женой».

Как это прекрасно! Она даже вскрикнула от удовольствия. Миссис Дориан Грей! Она вскочила с постели и, сделав пируэт по комнате, подбежала к зеркалу и присела в реверансе, представляя, как они с Дорианом приезжают на бал. Все ждут их появления с нетерпением, все говорят о них.

– Да, да, здравствуйте, леди Дориан Грей, очень приятно, – представилась Розмари своему отражению, протягивая руку для поцелуя. – Благодарю вас, вы тоже прекрасно выглядите! Да, весна была чудесной, – она погладила себя по животу, наградив всех очаровательной улыбкой. – Неужели это так заметно даже под платьем? Да, мы ждем, что ребенок появится в августе.

Конечно, она увидит его. Что может быть хуже, чем жизнь вдали от Дориана Грея? Да, ему нужно было награждать шлепками свою мамочку время от времени, а она ведь по чистой случайности так на нее похожа, но и что с того? Она быстро выучила, что секс – это не так-то просто. Она ведь и сама была не святой. Она отдалась ему, а ведь он даже не ухаживал за ней. Кроме того, он пообещал, что никогда больше не позволит себе ударить ее, и она ему верила. Ей хотелось верить всей душой.

Но ей придется подождать. Она подняла рубашку и поморщилась при виде громоздкой пеленки, которую приходилось носить каждый месяц. Ни один мужчина не захочет видеть ее такой. И она прекрасно знала, что происходит, если мужчина смеет перечить женщине в таком состоянии – женщина сходит с ума. Истекающая кровью, на грани истерики… нет, придется подождать, прежде чем она увидит своего возлюбленного, своего мужа, отца ее еще не родившегося ребенка. У них будет много детей, так она хочет. Ребенок, в котором течет кровь Дориана Грея, не может не быть счастливым, но она и сама обладает некоторыми выгодными качествами. Она окинула себя одобрительным взглядом. Ее каштановые волосы и его серые глаза… Они будут такой красивой семьей!

Она снова легла на кровать. Летний день был в разгаре, но в ее положении следовало оставаться в постели, пока не иссякнет поток крови. И слишком сильно волноваться ей тоже не следует. Тишина и покой – вот что предписывают врачи для лечения этого ежемесячного недуга.

Она начала дремать, когда услышала, как дворецкий постучал в дверь.

– Войдите, – сказала она, накрываясь одеялом.

В комнату заглянул Паркер. Он знал о ее состоянии и трепетно ухаживал за ней, не смея поднять глаза и никогда не снимая перчаток.

– Мисс Холл, пришел мистер Дориан Грей. Мне не следует впускать его, не так ли?

Господи! Что же ей делать? Если она не примет его, он может истолковать это как очередной отказ. Она почувствовала, что исчерпала свою силу воли. Дориан Грей – блестящий молодой человек, и, стоит ему пожелать, вся Англия, а возможно, и Америка будут у его ног. Станет ли он и дальше добиваться какой-то художницы, которая не молодеет со временем и, откровенно говоря, на два года старше его? Если она прогонит его сейчас, то может потерять навсегда.

– Нет, Паркер, впустите его.

– Прикажете проводить его в гостиную? – спросил дворецкий.

Безусловно, будет неприлично принимать его здесь. В таком состоянии приходят в голову сумасбродные мысли!

– Да, в гостиную, благодарю вас, – ответила она.

Паркер поклонился и закрыл за собой дверь, лишний раз повернув ручку, чтобы убедиться, что она тщательно заперта. Розмари выскочила из кровати и бросилась к шкафу. Спокойно! Она почувствовала сгусток крови между ног.

Она выбрала прекрасное платье чистейшего голубого оттенка – подарок отца на Рождество, – которое хранила для торжественного случая. Розмари представляла, как надевает его на встречу с Дорианом: они, конечно, пойдут в театр на представление «Ромео и Джульетты», ее любимой пьесы. Она вспомнила, что всего несколько недель назад не могла вообразить, чтобы они делали что-нибудь вместе вне стен ее мастерской. Она была как в сказке. Розмари Холл, скромная художница, которая собиралась посвятить свою жизнь искусству, выходит замуж за состоятельного красивого юношу, который в буквальном смысле слова был мужчиной ее мечты.

Она вылетела из своей спальни, и ей казалось, что она уже мчится навстречу своему мужу, с которым намерена провести чудесный вечер. Если бы только не мешала эта отвратительная пеленка, обернутая вокруг бедер. Можно расслышать, как она шуршит под юбками.

Дориан сидел за роялем. Как часто она вот так выходила ему навстречу, не подозревая, что когда-нибудь наступит этот момент, когда она пообещает никогда больше его не оставлять.

– Дориан, – произнесла она.

Он обернулся и застыл в изумлении. Она поняла, что он поражен ее красотой и теперь еще больше убедился в правильности своего выбора. Она была самой подходящей для него женой во всей Англии и, если бы он пожелал, во всей Америке! Воспоминание об американских женщинах больно укололо ее самолюбие. Они бы так и набросились на него! В голову ей пришло замечание Хелен в ответ на слова Розмари о том, как красивы американки: «Они делают вид, что неотразимы. В этом секрет их очарования». Розмари чувствовала, что ее всегда будет преследовать этот холодный голос, отравляющий каждое новое впечатление ядом своей жестокой логики, как бы далеко она ни находилась от Хелен Уоттон. Мысль об этом легла тяжелым камнем у нее на душе.

– Розмари Холл, – сказал Дориан и встал, чтобы поклониться. Он взял протянутую руку и покрыл ее нежными поцелуями. Она не могла не думать, что целовали эти губы, когда он был с Хелен. Сможет ли она когда-нибудь простить его за это? Она не знала, до чего они дошли, но уж точно не хотела бы знать подробностей. В письме Дориан писал, что был околдован Хелен и ее порочной философией. Но сейчас заклинание разрушено, и ему удалось сохранить свою совесть нетронутой.

Дориан притянул Розмари к себе, и мысли о Хелен улетучились. Он держал ее так близко от себя, что она касалась его лицом, вдыхая мускусный аромат, исходивший от него. Дориан, Дориан, Дориан… Имя человека, который спас ей жизнь. Она даже не подозревала, что умирает от одиночества, посвящая все свое время живописи. Живопись! Сейчас ей казалось нелепым заниматься созданием иллюзий, когда все, ради чего стоило жить, находилось прямо перед ней. Раньше она просто боялась вступить в реальный мир.

– Спасибо, что не прогнала меня, – прошептал он.

– Дориан! – она отстранилась, чтобы взглянуть на него.

Его глаза сияли, он как будто поглощал взглядом ее красоту. Она не знала никого, кто был бы красивее его. Она дотронулась до его лица, на котором знала каждую черточку, и провела рукой по волосам. Он смиренно наклонил голову. Радость переполняла ее. Ощущение счастья полностью захватило ее сознание. Розмари приподнялась на носках, чтобы поцеловать его. Дориан ответил ей жадным поцелуем. Он осторожно взял ее за шею, затем провел пальцами по ее хрупким ключицам и дотронулся до груди. По ее телу прошла дрожь возбуждения.

– Ты простила меня? – спросил он, и его руки скользнули за корсаж.

– Да, – ответила она. Сейчас ее грудь была особенно округлой, и особенно чутко отзывалась на прикосновения. Когда он касался ее, каждый нерв трепетал.

– И ты станешь моей женой? – он сжал руку. Розмари закусила губу, чтобы подавить крик.

– Да, – ответила она.

Он взял ее за подбородок и поцеловал. Их языки переплетались, а его сильные руки ласкали ее грудь. Розмари прижималась к нему всем телом. Одно прикосновение там, внизу, освободило бы ее от томления.

– Мы можем пройти в твою спальню? – спросил Дориан.

Она прижималась к его ноге и чувствовала легкое покалывание внизу. У нее захватило дух.

– Да, – еле слышно ответила она.

В коридоре они встретили Паркера, который поспешно спрятал глаза. На его лице отразился ужас. В спальне Дориан опустился на кровать и протянул к ней руки.

– Моя прекрасная жена, – сказал он, усаживая ее к себе на колени и покрывая поцелуями. – Я так боялся, что потерял тебя.

Его руки устремились к ней под юбки. О, да! Розмари чувствовала себя кошкой, которую ласкает властной рукой хозяин. «Он коснется меня, и боль утихнет», – подумала она, но затем вспомнила о своем недомогании, и, выскользнув из его рук, перебралась на другую сторону кровати.

– Розмари, я… – он посмотрел на свои руки так, как будто они были повинны в преступлении.

– Нет! – Она подползла к нему на коленях и ласково погладила по плечу. Затем обвила себя руками: ей нельзя было касаться его, если она хотела подавить свое желание.

– Нет, все очень хорошо, – сказала она.

– Тогда что случилось, дорогая моя? – спросил он.

– Дело во мне, – ответила Розмари. – Я сегодня больна и не могу заниматься любовью.

– Больна? – взволнованно переспросил Дориан. Он дотронулся до ее лба тыльной стороной ладони. – Ты немного горячая.

Он наклонился, чтобы снова поцеловать ее.

– Нет, – она отшатнулась. – Прости, но мне даже не следует вставать с постели.

– Этого и не потребуется! – сказал он, отдергивая покрывало, которым она накрылась.

– Нет, Дориан, мне нужно лежать в кровати и отдыхать. Я вышла к тебе, только чтобы сказать, что я люблю тебя так же, как ты любишь меня, что я принимаю твои извинения и твое предложение тоже. Насчет того, что ты говорил в письме: конечно, я подожду, пока дядя отдаст тебе обручальное кольцо твой матери. Не нужно спешить. Мне не требуются подтверждения того, что принадлежу тебе.

Она протянула ему руку, на которой не было никаких украшений. Дориан поймал ее и поцеловал, не отрывая от нее глаз.

– Я всего лишь хочу заняться с тобой любовью, – сказал он. – Если ты устала, я могу просто целовать тебя там.

Розмари почувствовала, что краснеет, а тупая боль между бедер становится сильнее. Из ее груди вырвался глухой стон. Ничего другого она не хотела.

– Дориан! – воскликнула она, обвивая его шею руками и кладя голову ему на плечо. Она чувствовала себя такой маленькой, но с ним она будет в безопасности.

– Что такое, милая?

– Оттуда идет кровь! – выпалила она. – Я одна из тех несчастных женщин, которые так страдают от этого. Мне так жаль, что я обречена переживать этот недуг снова и снова, – она склонила голову. – Это случается со мной каждый месяц. Правда, каждый месяц! Обычно пятого числа. Но никогда не продолжается дольше тринадцатого.

Она закрыла лицо руками, наблюдая за его реакцией в щель между пальцами.

– Ничего страшного, – сказал Дориан, отнимая ее руки от лица и держа их в своих. Казалось, он поглотил ее ладони, такими маленькими они были. – Из-за этого я не стану любить тебя меньше. То, что происходит, – это естественно. Хотя восемь дней – довольно долгий срок.

– Правда? – спросила Розмари. Она знала, что с ней что-то не так. Дориан просто не хочет обидеть ее.

– Да, – ответил он, целомудренно поцеловав ее в лоб. – Мы что-нибудь придумаем. Но тебе действительно нужен покой в эти неприятные дни, нужно как можно меньше напрягаться. Я хотел доставить тебе удовольствие, хотел почувствовать твой вкус на губах, но такое потрясение может плохо на тебе сказаться.

Он серьезно посмотрел на нее и кивнул, как будто еще раз желая убедиться, что Розмари соглашается с ним. Она тоже кивнула, хотя толком не понимала, с чем должна согласиться. Оказывается, он очень много знал про женское тело. Она хотела положиться на его мудрость, но ведь это такие деликатные вопросы.

– Это не так страшно, как тебе кажется, моя милая, – сказал он. – Тебе нужно отдыхать, но вот здесь, – он положил ее руку на свой пенис, который сильно выделялся под брюками, – ты можешь почувствовать, что мое желание никуда не ушло.

Розмари почувствовала. Но она не знала, что сделать, чтобы самой не чувствовать возбуждения. Да она и не представляла, что делать! Она знала, что пенис должен быть твердым, но чувствовала себя смущенной и неловкой и была благодарна Дориану, когда он взял все в свои руки.

– Можешь расстегнуть брюки, – сказал он. Его голос не был жестким, но любви и понимания она в нем не услышала. Он звучал, как голос хирурга, который дает указания новичку-санитару.

Розмари подчинилась, вновь поразившись размерам пениса. Ей казалось, что она видит его в первый раз. Она взяла его в руки, как он учил ее. Его веки затрепетали, и она начала двигать кожу вверх и вниз. Ей показалось, что она делала это уже довольно долго, боль желания нарастала и превращалась в невыносимое томление. Как же ей хотелось, чтобы он вошел в нее и овладел ею прямо на этой кровати, на спинке которой были вырезаны лошади и цветы. Но одновременно она боялась этого, потому что воспоминание о том, в какое чудовище он превратился в прошлый раз, было еще свежо.

Она продолжала, как вдруг он внезапно убрал ее руки.

– Ложись, – приказал он.

Неужели он овладеет ею, когда она в таком состоянии? Она была не в силах остановить его, так ей хотелось, чтобы он оказался у нее между ног, придавив к кровати всей своей тяжестью. Она упала на кровать, но затем снова вскочила, вспомнив, что ей нужно в ванную комнату.

– Куда ты? – спросил Дориан.

Она закусила губу.

– Мне нужно помыться, – ответила она, одновременно почувствовав странное желание прибавить: «господин».

– В этом нет никакой необходимости, – сказал он, похлопывая рукой по кровати.

– Но… – начала она, однако послушно вернулась на кровать.

– Розмари, – проговорил он, поцеловав ее в шею.

Когда он добрался до мочки уха и принялся вылизывать ее, ей показалось, что его горячее желание пронизывает ее насквозь. Она почувствовала дрожь в ногах.

– Не здесь, – произнес он, прошелестев рукой по ее юбкам. – А здесь, – он провел пальцем по линии ее губ.

У Розмари округлились глаза. Она крепко стиснула зубы, а потом попыталась улыбнуться, как будто это было в порядке вещей, но вновь сжала губы. Снова овладевая ее волей, Дориан взял ее руки в свои.

– Это вполне естественное занятие, – сказал он. – Когда женщина находится в твоем ужасном положении, чего вы не можете избежать, потому что такова жестокая воля природы, приходится подходить к проблеме с другой стороны.

Дориан встал и, приподняв ее, – она почувствовала себя маленькой куклой в его руках – посадил к спинке кровати, подложив подушку под спину. Его каменно-твердый пенис был по-прежнему прямым. Розмари судорожно сжала зубы. Зубы! Не помешают ли они? Она вспомнила, как он сжал ее шею в прошлый раз. Может быть, это еще один способ удушения? Если она едва могла удержать его руками, как он поместится у нее во рту? «Скажи ему, что не можешь этого сделать, – подумала она. – Это уже слишком». Но она не могла его разочаровать, ведь он любит ее. Слишком много было поставлено на карту. Если она не могла принести ему удовольствия, когда ее охватывает этот недуг, то что же будет в будущем? Нет, он, конечно, был прав. Восемь дней в месяц – это слишком большой срок, ни один муж не станет ждать так долго. Вот так они и оказываются в публичных домах.

– Если ты встанешь на колени, тебе будет удобнее, – сказал Дориан, взбивая подушку. Она встала и посмотрела на него в ожидании дальнейших инструкций. – Розмари, ты такая красивая сейчас, – произнес он, поглаживая ее по щеке. – Ты должна знать, как мне будет хорошо, если ты это сделаешь. Если ты почувствуешь, что больше не хочешь, только сделай мне знак рукой. Прошу об одном – не прекращай резко, мне может быть больно. И еще кое-что, – он взял ее руку и положил к себе на яички. – Делай рукой вот так, ты можешь нажимать сильнее, помнишь?

– Хорошо, – тихо ответила она.

Розмари так хотела доставить ему удовольствие! Она наклонилась, сделала самый глубокий в своей жизни вдох и оказалась лицом к лицу с его членом. Он был длиннее, чем ее голова, и шире, чем ее улыбка. Она лизнула осторожно, как котенок.

– Медленно возьми его в рот, – говорил он. – Не бойся.

Розмари кивнула и случайно наткнулась на него лбом. Они оба вскрикнули от неожиданности. Но когда она взяла его в рот, они оба сразу же забыли об этом происшествии.

– Глубже, – сказал Дориан. – Как только сможешь.

Господи, неужели это только часть? Взявшись одной рукой за его яички, другой она направляла оставшуюся половину – если не больше – себе в рот. Он был горячим и соленым на вкус. Вдоль всей длины шла пульсирующая вена. Она провела вдоль нее языком. Дориан вздрогнул от удовольствия.

– Да, – произнес он. – О, Розмари.

Он положил руки ей на голову и начал двигать ее вперед и назад, и его член дотрагивался до таких частей ее горла, которых никогда раньше не касалась человеческая плоть. Розмари прижимала губы к зубам и слюной старалась смочить его пенис, чтобы он легче двигался. Внезапно она издала ужасный квакающий звук, но продолжала с еще большим усердием, используя вену, чтобы правильно определять направление. Ее собственное возбуждение напоминало о себе влажным ощущением под юбками, но она стремилась закончить данную ей работу. Она почувствовала спазм. Он крепко держал ее за голову, только ее пальцы продолжали двигаться.

Он закричал, потом еще и еще. После третьего крика горячая струя полилась ей в рот. Она отклонилась и сплюнула на пол.

Дориан лег на спину, пытаясь восстановить дыхание. Он слепо пошарил рукой и, нащупав ладонь Розмари, положил ее к себе на грудь.

– Дорогая моя, это было прекрасно, – сказал он. – Я думаю, со временем ты будешь очень хорошо это делать. У нас восемь дней, чтобы тренироваться.

Розмари легла ближе к нему и обвила рукой.

– Я что-то сделала не так? – спросила она, взглянув на лужу спермы на полу, как будто это не было доказательством ее успеха.

– Милая моя, – ответил он, целуя ее руку, – все было замечательно. Только пару раз ты задела меня зубами, а ты понимаешь, как это неприятно для чувствительного мужского органа. И под конец лучше быстрее двигать рукой, вынув его изо рта.

Розмари перекатилась на спину и вздохнула. Ей нужно было что-то сказать ему, но она не могла понять, что. Все это разочаровывало ее. Больше всего на свете она хотела доставить ему наслаждение, и, казалось, ей это удалось, а сейчас он делает замечания, тогда как в ней самой не утихает порочная страсть. Она не хотела больше лежать в кровати, но, вспомнив многочисленные указания, свернулась калачиком возле Дориана, слушая, как он легко похрапывает.

Всего лишь восемь дней в месяц. И на этот раз он не бил и не душил ее. Жизнь стала гораздо привлекательнее с сегодняшнего утра, когда ей казалось, что она умрет в одиночестве. Она посмотрела на свою руку, на которой вскоре появится кольцо его матери. Она подумала о своей собственной матери. Она не любила отца, зато любила кого-то другого – так сильно, что оставила свою семью. Она ненавидела ее за это, но какой-то частью своей души понимала. Когда она смотрела на спящего Дориана Грея, который тихо посапывал во сне (божество с трогательными человеческими чертами), она старалась вообразить, что могла бы оставить ради него. Сказать «все» значило не сказать ничего. Она была гораздо счастливее своей матери.