День двенадцатый
На двенадцатый день с неба упала стая птиц.
— Значит, мы выживем! — возликовала миссис Хьюитт.
— Значит, мы умрем! — заголосила Мэри-Энн, которая паниковала по любому поводу.
— Естественно, умрем, — бодро сказал Харди в ответ на посыпавшиеся градом вопросы. — Знать бы еще когда.
— Это нам Бог послал, — провозгласила Изабелла, не утратившая суровости и благочестия; Мария даже перекрестилась.
Мистер Хоффман и мистер Нильссон без промедления схватили весла и стали подталкивать тушки к борту, а мы вылавливали их из воды.
Прокурор сказал мистеру Райхманну, что планирует упомянуть об этом на процессе в доказательство того, что у нас не было нужды убивать друг друга, коль скоро Всевышний соизволил послать нам птиц.
— Как мы могли на это рассчитывать, — возмутилась я, — если до той поры слыхом не слыхивали о подобных явлениях?
Весь день мы спорили, что же это за птицы. Ханна, взяв на себя обязанности священника, благословляла нашу пищу, вещала о Божьем промысле и утверждала, что это голуби, хотя бы в символическом смысле, ибо все пернатые посланники — либо голуби, либо ястребы; надеясь на приближение к берегу, мы по умолчанию согласились считать их голубями, а сами ощипывали буроватые перья, со смехом вгрызались в сырое мясо и обгладывали хрупкие косточки.
Всеобщую радость отравил Харди, который сказал:
— Эти птицы упали нам прямо в руки не потому, что земля близко; они упали в океан как раз потому, что земля очень далеко. Истощение — вот что их доконало.
Мы его услышали. Мы его даже поняли, но все и без него знали, что находимся мы посреди океана, вдали от берегов, — тут не было ничего нового. Просто в свете такой сказочной удачи никому не хотелось об этом вспоминать. Когда мы наелись до отвала, миссис Грант задумала провялить оставшееся мясо, чтобы оно не испортилось на солнце.
— Второго такого чуда нам не дождаться, — сказала она; мы взялись за дело и очень скоро все вывозились в перьях и птичьих потрохах, как поденщики на допотопной бойне.
Миссис Маккейн, неулыбчивая и начисто лишенная чувства юмора, удивила всех, сказав:
— Видела бы меня сейчас моя сестрица.
Нас рассмешило, что такая серьезная женщина изрекла некое подобие шутки.
Птичье мясо отдавало олифой и — еле уловимо — рыбой. На мгновение я вообразила себя хищницей, а оглядевшись, поняла, что все мы здесь хищники — от рождения. Но я ни на миг не забывала слова мистера Престона о том, сколько времени человеческий организм способен обходиться без пищи. Нам была дарована возможность на пару суток отсрочить голодную смерть, и мне это показалось величайшим благом; вспоминая тот день, я понимаю, что мы уже перестали надеяться на чью-либо помощь и пришли к мысли, что можем рассчитывать только на себя. Все, что нас окружало, вызывало у меня — впрочем, не у меня одной — какое-то странное сопереживание: и море, и небо, и эта перегруженная шлюпка с пассажирами, у которых сейчас по подбородкам стекала кровь, а искривленные от незаживающих, болезненных трещин губы кровоточили при малейшем намеке на улыбку.