Книга: Письма с острова Скай
Назад: Глава двадцать пятая Элспет
Дальше: Глава двадцать седьмая Элспет

Глава двадцать шестая
Маргарет

Лондон
Пятница, 29 сентября 1940 года

 

Бабушка!
Я нашла ее! О, мамочка моя, такая маленькая и бледная на больничной кровати. Врач сказал, что она была в «Лэнгхэме», когда туда попала бомба, но пострадала она не слишком сильно. У нее сломано несколько ребер, потянута лодыжка и нечто вроде нервного срыва. Была угроза развития пневмонии, но, кажется, эта напасть маму миновала.
Сначала я пошла в гостиницу, но думала, что там ничего не будут знать о маме. Однако она провела там два месяца и каждый день, выходя на прогулку, останавливалась у стойки администрации, чтобы спросить, нет ли для нее письма. И ее запомнили. Мне даже подсказали, в какой больнице ее искать, и пожелали ей скорейшего выздоровления.
Когда я вошла в палату, мама сидела в кровати и плакала, сжимая виски ладонями. Но как только она увидела меня, то сказала: «Вот ты и со мной, моя Маргарет» — и легла на подушку. Сестры сообщили, что она не могла успокоиться с тех пор, как ее привезли туда, но после моего появления заснула и проспала почти сутки.
Я останусь с мамой. Обязательно буду держать тебя в курсе, хотя уже сейчас врач не думает, что следует чего-то опасаться. Он доволен, что у его пациентки нашлись родственники, которые смогут присмотреть за ней. Все, что маме нужно теперь, — это время и наши молитвы.
Люблю,
Маргарет.
Лондон
Пятница, 20 сентября 1940 года

 

Пол!
Наконец-то я ее нашла. И с ней все в порядке, насколько это вообще возможно: мама была в «Лэнгхэме», когда туда попала бомба, но, к счастью, пострадала не сильно. Она говорит, что ей не терпится вернуться в Эдинбург. В больнице мест не хватает, так как из-за налетов каждый день поступают новые раненые, и потому маму готовы выписать, при условии, что она будет под присмотром.
Сейчас она спит: легла, как только я пришла к ней, и быстро заснула с улыбкой на губах. Старшая медсестра поняла, что я приехала издалека — на мне все еще был серый дорожный костюм — и позволила посидеть рядом с мамой, попросив только не шуметь и не беспокоить других больных. Она посчитала, что со мной мама будет спать крепче.
Врачи сказали, что, когда ее увозили из разрушенного здания, она прижимала к себе чемоданчик. Только один. Все другие вещи оставила, но коричневый чемодан из рук не выпускала. Даже не открывая его, я знала почему.
Мама посапывала и что-то бормотала во сне, а из-под кровати выглядывал тот чемодан. Я понимала, что не следует этого делать. Послушная дочерняя часть меня испытывала угрызения совести от одной мысли о том, чтобы открыть чемодан. Но та моя часть, которая отбросила осторожность и написала отдалившемуся от семьи дяде, та, что отправилась на остров Скай, не имея ничего, кроме названия коттеджа, написанного на обложке книги, и бросилась в Лондон, чтобы разыскать среди руин маму и привезти ее домой, — эта моя часть поцеловала мамину руку, лежащую поверх одеяла, и открыла чемодан.
Они писали друг другу много лет. Моя мать и Дэйви. В чемодане хранились все его письма — от первого, датированного 1912 годом, восхищенного письма от прочитавшего сборник стихов порывистого студента до последней записки, отправленной в 1917 году из лагеря военнопленных, которая прервала их отношения. Вот так. Только что они смотрели в будущее, и вдруг он положил всему конец сказкой о жене рыбака.
Сказка на самом деле была о ней, о моей маме. Ее муж, Йэн, был рыбаком на Скае. Во время войны он пропал без вести и был объявлен погибшим, а потом вдруг явился через несколько лет с письмом Дэйви в руках. Ей даже не дали возможности сделать выбор.

 

На следующее утро
Я написала тебе это, а потом, когда в окно уже полился оранжевый рассвет, тоже заснула. Когда проснулась, мама сидела в кровати и смотрела на меня, заваленную ее письмами.
«Ты прочитала мою историю», — сказала она. Я спросила, не сердится ли она. В ответ мама покачала головой: «Я была не права, скрывая ее от тебя. Это ведь и твоя история».
Моя голова распухла от вопросов, однако я отложила их на потом, заметив, какой бледной кажется мама даже на фоне белой наволочки. Вместо этого я спросила, как она себя чувствует.
Она выпрямилась, однако от меня не ускользнула гримаса боли. «Гораздо лучше. Думаю, что скоро смогу поехать домой».
Я сказала ей, что насчет этого не уверена и врач может оставить ее еще на несколько дней, чтобы она окрепла, но она только вздохнула. «Я хочу домой. Слишком долго я была в отъезде. — Она вытерла уголок глаза большим пальцем. — Зря я вообще уехала. Теперь мне нужно вернуться в Эдинбург, к моим прогулкам, к тишине собора. Вот что лучше всего поможет моему выздоровлению. Дом».
«Элспет, — произнес вдруг мужской голос от двери палаты. — Я отвезу тебя домой».
Ты не поверишь, Пол, но это был дядя Финли. Он приехал.
Люблю,
Маргарет.
Лондон
Суббота, 21 сентября 1940 года

 

Дорогая бабушка!
Сюда, в Лондон, приехал дядя Финли. Он прибыл сегодня утром и провел весь день с мамой, наверстывая упущенное за последние два десятка лет, но мало что рассказывая. Завтра он повезет маму домой, в Эдинбург.
Не знаю, как тебе удалось убедить его приехать в Лондон и наконец-то поговорить с мамой, но огромное тебе за это спасибо. Впервые за долгое время я увидела на ее лице выражение покоя.
Люблю,
Маргарет.
Лондон
Воскресенье, 22 сентября

 

Милый Пол!
Прошлой ночью, перед тем как заснуть, мама сказала мне, что пока я узнала только половину истории. Я прочитала письма Дэйви, но не читала мамины. Поэтому, вместо того чтобы отправиться утром с мамой и дядей Финли на вокзал, я поехала в «Лэнгхэм» узнать, не нашелся ли второй мамин чемодан. Там, сказала она мне, сложены ее тетради, в которых она составляла черновики всех своих писем. Вот что значит настоящий писатель.
Да, ее второй чемодан нашелся, и все тетради были на месте. Ее половина истории. А еще, представляешь, в гостинице мне передали письмо — оно пришло маме, пока она лежала в больнице. На один из тех многочисленных запросов, которые она рассылала во время своего ожидания в Лондоне, наконец-то пришел ответ.
И я не знаю, что делать. Это ее письмо, тут никаких вопросов, но я видела маму на больничной койке, измученную и подавленную. Видела, с каким трудом она передвигается, даже опираясь на локоть брата, но при этом торопится на вокзал, желая оставить Лондон позади. Что, если в этом ответе только вежливая отписка? Или, не приведи бог, плохие новости?
Следующим поездом я отправляюсь в Эдинбург. У меня семь с половиной часов на то, чтобы решить: отдать письмо ей или открыть самой.
Люблю,
Маргарет.
Детройт, Мичиган
10 сентября 1940 года

 

Уважаемая миссис Данн!
Прошу извинить меня за то, что не ответил Вам раньше, но Ваше письмо только что нашло меня. Его переслали из центрального отделения Ассоциации Американской полевой госпитальной службы, предположив, что я подробнее отвечу на Ваши вопросы.
Сожалею, что не смогу сообщить Вам, как можно связаться с Дэвидом Грэмом. Он никогда не обращался в нашу организацию, не присылал о себе никаких сведений в бюллетень и не посещал организованные нами встречи.
Тем не менее я располагаю кое-какой информацией, которая могла бы Вам помочь. Я видел Дэвида в Париже. Старина Дэйв пережил войну. Ему всегда везло.
Дэйв — мы звали его Заяц — несколько лет провел в лагере военнопленных. Должно быть, в плен он попал в шестнадцатом году, до того, как Соединенные Штаты вступили в войну, а Полевая служба перешла в ведомство Красного Креста. Но мне известно, что он освободился после перемирия. Уже в мирное время мы все встречали его в Париже. Там его поместили в госпиталь, чтобы он набрался сил перед отправкой домой, но Заяц сбежал. И пришел к нам в штаб на улицу Ренуар. Представьте наше удивление! Он был в хорошей форме для человека, так долго пробывшего в плену. Заяц выпросил у нас комплект штатской одежды, немного мелочи и столько шоколада, сколько смог удержать, а потом заявил, что пока домой не поедет. Ему нужно было в Шотландию, чтобы отыскать свою девушку.
Видите ли, миссис Данн, я узнал Ваше имя. Со всем уважением: Заяц не умолкал, рассказывая о Вас! Послушать его, так с Вами не сравнятся все сказочные принцессы, вместе взятые. Харри держал язык за зубами обо всем, что касалось Вас, но мы все же поняли, что в те годы, когда Дэйв был в плену, у вас произошел какой-то разлад. А потом Заяц вдруг возник на улице Ренуар, собирая деньги, чтобы доехать до Шотландии и за что-то извиниться перед Вами. Должно быть, Вы тоже тогда виделись с ним в последний раз.
Но некоторые из парней поддерживали связь и после того, как вернулись домой в Штаты. Нам известно, что Заяц снова занялся учительством. Какое-то время жил в Чикаго, потом переехал в Индиану, чтобы быть ближе к сестре. Не уверен, где искать его сейчас, но знаю, что у него вышла книга — сборник детских сказок. Кто-то принес ее на одну из наших встреч, и все мы, пожилые уже люди, улыбались как дети, разглядывая ее. Наш Заяц пишет книги!
Простите, что не могу помочь Вам с адресом. Надеюсь все же, что Вы рады узнать, что с ним было все в порядке на тот момент, когда я слышал о нем в последний раз, и что он издал книгу. И я подумал, что Вы узнаете больше от Харри Вэнса, адрес которого прилагаю. Он гораздо более пунктуален в переписке, чем Заяц. Харри преподает в Оксфорде. Кажется, это совсем недалеко от Лондона?
Желаю Вам всего наилучшего, миссис Данн. И если Вы снова увидитесь с Зайцем, передайте ему привет от меня.
Искренне Ваш,
Билли «Козырек» Росс,
секретарь отделения Среднего Запада
Ассоциации Американской
полевой госпитальной службы.
Эдинбург
Вторник, 24 сентября 1940 года

 

Уважаемый мистер Вэнс!
Я пишу от имени моей матери, миссис Элспет Данн.
Она разыскивает Дэвида Грэма, с которым была знакома много лет назад. Ваш адрес мне дал Билли Росс из Ассоциации Американской полевой госпитальной службы. Он предположил, что Вы можете располагать информацией о том, как связаться с мистером Грэмом.
Мы будем признательны Вам за любые сведения о нем, которыми Вы сочтете возможным поделиться. Моя мать уже довольно давно пытается найти мистера Грэма, для нее это очень важно.
С уважением,
Маргарет Данн.
Оксфорд
27 сентября

 

Уважаемая мисс Данн!
Я не сразу решился послать Вам адрес Дэйва. Этот старый отшельник высоко ценит свое уединение. Но он потратил слишком много лет на одиночество и сожаления о том, что прошлое не изменить.
Почтовый адрес Дэйва чуть ниже. Он живет в Лондоне, рядом с гостиницей «Лэнгхэм». Он всегда говорил, что Лондон полон воспоминаний.
Харри Вэнс
Назад: Глава двадцать пятая Элспет
Дальше: Глава двадцать седьмая Элспет