Глава двадцать пятая
Элспет
Остров Скай
6 апреля 1917 года
Мой любимый!
Не уверена, могу ли посылать тебе продукты, но я не в силах думать о том, что ты голоден, когда у нас столько еды. Яблоки, хлеб, копченая колбаса, сыр, бобы, рис, соленая селедка, лук, варенье. Мой маленький огород еще не скоро начнет давать свежие овощи, поэтому пока посылаю сушеный горох. Надеюсь, что все это дойдет до тебя.
Год назад ты был в госпитале, и я с ума сходила от тревоги. Не могу сказать, что сейчас я спокойна, так как волнуюсь каждый день, проведенный в разлуке с тобой, но по крайней мере теперь знаю, что ты в безопасности, цел и скучаешь по мне.
Я начала переписываться с Минной. Ты слышал о том, что она родила? У нее прехорошенький мальчуган со светлыми волосиками, похожий на Харри. Она прислала фото. Есть ли у тебя какие-либо новости о Харри? Должно быть, Минне очень трудно одной.
В конверте с письмом посылаю тебе свой поцелуй. Успей поймать его и схвати покрепче, чтобы он не улетел прочь!
С любовью,
Сью.
Почта военнопленных, почтовая карточка
23 апреля 1917 года
Сью!
Вчера вечером я наблюдал прекраснейший закат. Он напомнил мне о том вечере, когда мы поехали на трамвае в Портобелло и с берега смотрели, как садится солнце. Хотя вода была ледяной, я поспорил с тобой, что зайду в море босиком, и так и сделал, закатав штанины. Потом ты сидела у меня на коленях, зарывшись ногами в песок, и мы ели тот ужасный пирог твоего приготовления. Как же я скучаю по этому пирогу! И по песку. И по закату. Но больше всего я скучаю по тебе.
Дэйви
Остров Скай
2 мая 1917 года
Дэйви!
Конечно, я помню тот пляж и тот закат. Думаю, в тот вечер я впервые в жизни просто сидела и смотрела, как соскальзывает за горизонт солнце. Тогда я почувствовала, как земля вращается подо мной. Или все дело было в поцелуе?
Люблю тебя,
Э.
Остров Скай
18 мая 1917 года
Дэйви!
Я давно ничего не получала от тебя. Как ни стараюсь я сохранить спокойствие, тревога уже запустила свои щупальца в мою душу. Так всегда происходит, когда в твоих письмах случается перерыв. Ты не можешь не признать: в этом отношении твоя история не была образцовой. Если ты долго не пишешь, то, когда я получаю твое письмо, сразу начинаю его читать, чтобы узнать: то ты ранен и попал в госпиталь, то в плену. Что на этот раз? Что еще могло с тобой случиться?
Знаешь, я прибегла к новому средству. Оставив Эмили присматривать за мальчиками, я отправилась в церковь. Но не в чопорную пресвитерианскую, куда ходила все детство и юность, а в крошечную католическую часовню в Портри. Я вспомнила тепло и загадочность собора Святой Марии, и, кроме того, я решила, что если хочу просить Бога оградить тебя от беды, то мне следует взывать к католическому Богу, которому молишься ты.
В тот день я оказалась не единственной, кто пришел в часовню. Там были и другие женщины — в платках и шарфах они бормотали молитвы и возжигали свечки. Я принесла с собой твою маленькую Библию и водила пальцем по буквам твоего имени. И тоже зажгла свечку, но, не зная, как молиться по католическим обрядам, просто закрыла глаза и стала думать о тебе. Когда же открыла их, то увидела рядом с собой женщину. Она спросила, произнесла ли я новенну. Я призналась, что не католичка, и ожидала, что она велит мне покинуть церковь. Но вместо этого незнакомка положила ладонь мне на руку и сказала: «Ничего страшного. Я прочитаю новенну за вас». Она подарила мне свои резные четки и пообещала научить молитвам при нашей следующей встрече.
Возвращаясь домой, я чувствовала себя гораздо лучше. Конечно, до Портри путь неблизкий, однако теперь я знаю, куда могу пойти, когда мне захочется ощутить твою близость.
С любовью,
Сью.
Остров Скай
22 мая 1917 года
Дэйви, прошу тебя, успокой мои страхи. Почти каждый день я езжу в Портри, чтобы молиться за тебя, и мне нужно какое-то подтверждение того, что молитвы мои были услышаны. Я выучила их совсем недавно и хочу быть уверена, что все делаю правильно.
Что угодно, Дэйви! Открытка. Предложение. Хотя бы слово.
Прошу тебя.
Сью
1 июня 1917 года
Сью!
Мне пришлось долго думать, как лучше написать тебе об этом. Ты бы видела, сколько вариантов оказалось уничтожено. Наверное, самое правильное будет собраться с духом и сразу сказать все как есть.
Йэн жив.
Он не погиб, Сью. Он здесь, в этом же лагере, что и я.
Несколько недель назад нас вывели на прогулку. В углу двора собралась в кучку группа британских солдат, недавно переведенных в наш лагерь. Поверишь ли, у меня выступили слезы, когда после шести месяцев французского и недоступного пониманию русского я услышал английскую речь! Я тут же поспешил подойти к британцам и попросил разрешения присоединиться к разговору, причем к любому.
Один из них спросил, откуда я. Я сказал, что из Иллинойса, тогда другой воскликнул: «Из Иллинойса? Вот это да! У меня там семья. Из какого города?» Европейцы, похоже, не представляют размеров Соединенных Штатов, поэтому, когда я ответил, что жил в Чикаго и некоторое время в Урбане, тот парень сказал: «Надо же, мой кузен живет в Чикаго! Фрэнк Тримбол. Вы его наверняка встречали там. Я спрошу его. Как вас зовут?»
Я представился, и откуда-то из толпы раздался крик: «Дэвид Грэм из Урбаны?» Должно быть, я ответил утвердительно, потому что в следующий миг оказался на земле с горящей скулой и песком в глазах. Кто-то спросил: «За что ты его так, приятель?» Я поднялся, покачиваясь, и увидел перед собой незнакомца со сжатыми кулаками и перекошенным от ярости лицом. «Это было за то, что он полюбил мою жену».
Я еще не пришел в себя от первого удара и потому не успел закрыться от второго. «А это за то, что заставил ее полюбить себя».
Сплюнув кровь, я спросил: «Кто ты, черт возьми?» Хотя об ответе уже догадывался. Он проговорил: «Муж Элспет. Или ты охмурил столько замужних женщин, что не помнишь их всех?»
Ты ведь понимаешь, Сью, что такое замечание я не мог оставить безнаказанным? Конечно, я набросился на него, и началось нечто вроде старомодной драки на школьном дворе. Показалось, что возились мы бесконечно долго. На самом деле вряд ли прошло больше двух-трех минут, прежде чем мы услышали окрики на немецком и нас растащили другие пленные.
Толпа, собравшаяся было вокруг нас, понемногу рассеялась, и мы вдвоем остались сидеть в пыли, тяжело дыша. Мы выдохлись, так как были обессилены, голодны и деморализованы.
«Почему ты бросил ее? Почему не писал? — не мог не спросить я, думая о тебе. — Она решила, что ты погиб».
Йэн утер нос, размазав кровь по руке. «У нее был ты».
Сью, ему все известно. Вся история с самого начала. Он нашел твои письма, узнал, что ты год за годом тайком переписываешься со мной. И сразу понял все те намеки между строк, которые нам самим стали понятны лишь позднее. Йэн догадался о нашей любви прежде, чем мы открылись в ней друг другу. Почему, ты думаешь, он так стремился на фронт? Да потому, Сью, что ему казалось, будто терять больше нечего.
Я еще не осознал толком, что это будет означать для нас с тобой. Я все еще борюсь с собственной совестью и пойму, если ты напишешь не сразу. Если же захочешь написать Йэну, то адрес у него такой же, как у меня.
Дэвид
Остров Скай
18 июня 1917 года
Дэйви, это была чудовищная шутка! Я упала на пол без чувств, когда начала читать твое письмо. Отважный Алли уже оделся, чтобы бежать в город за врачом, но я пришла в себя и заверила его, что виной всему лишь злой розыгрыш.
Ведь правда? Йэн не может быть жив. У меня есть извещение о его смерти. Мое пособие солдатской жене превратилось в пенсию вдовы. Разве армия могла ошибиться в таком деле?
Как мне теперь быть? Что чувствовать? Мой муж пошел добровольцем на войну, чтобы таким образом покончить с собой? Он не пишет, не приезжает, чтобы увидеться со мной. Он уже больше года находится в плену, но не написал ни слова мне или своей матери о том, что жив. И он удивлен тем, что я полюбила другого? Да разве не поступила бы так же любая на моем месте?
О Дэйви! Я не вынесу этого! Я просто не вынесу.
Сью
Почта военнопленных. Почтовая карточка
23 июня 1917 года
Сью!
Завтра я расправлю крылья. Не волнуйся, если не скоро получишь от меня весточку. Ты цветок, к которому я лечу.
Скучаю по твоей улыбке.
Дэйви
24 июня 1917 года
Сью, дорогая моя девочка!
Если ты читаешь это, значит Йэн выбрался на свободу.
Должно быть, ты испытала шок, увидев его на пороге своего дома восставшим из могилы, так сказать. Но однажды я пообещал, что не буду стоять между вами, когда он вернется к тебе.
Я написал для тебя сказку. Надеюсь, она объяснит то, что не смог объяснить я. И знай я люблю тебя.
Навсегда твой,
Дэвид.
Жена рыбака
Жил-был однажды рыбак, у которого была красавица-жена по имени Люсинда. Рыбак надолго уходил в море в поисках рыбы, а Люсинда ждала мужа на берегу — бродила босиком по волнам да вязала для него новые сети. Сплетая крепкие серебристые нити, она пела одинокие песни о море, об отважных парусных суденышках и о мелодиях такой красоты, будто их сочинили сами русалки. Она пела и смотрела на воду, не сводила глаз с горизонта в ожидании лодки мужа, и песни ее окрашивались грустью.
Люсинда была столь прекрасна, а песни ее — столь сладостны, что в нее влюбился дух воды. День за днем, когда она сидела на берегу и плела сети, дух плавал неподалеку и влюблялся все сильнее. С каждой кристальной слезой, что роняла Люсинда в море, дух воды подплывал все ближе, желая сделать так, чтобы она улыбнулась. Он решил завоевать ее любовь и уговорить поселиться вместе с ним в море.
И тогда дух воды поплыл далеко-далеко, чтобы найти самые дорогие подарки, какие только могут быть на свете. Он хотел принести что-то такое, чего Люсинда никогда не видывала в своей маленькой стране, такое, при виде чего она поймет, что мир — это не только узкая полоска берега и пустой горизонт. Едва она осознает, как далеко простирается море и сколько всего прячут волны, то сразу захочет пойти с ним, духом воды.
Он нырнул в самую глубокую из глубин и нашел прекрасную витую раковину — большую, кремово-белую с розовым блеском и нежно-голубыми лучами, идущими изнутри к краям. Дух воды принес ее Люсинде с робкой улыбкой и был счастлив, получив такую же улыбку в ответ.
Но жена рыбака отказалась от подарка, сказав:
— Если захочется мне найти красивую ракушку, то достаточно будет пройтись по берегу и выбрать одну из тех, что рассыпаны там на песке.
— Ни одна из них не сравнится с этой раковиной, которую я принес тебе издалека.
— Они еще красивее, потому что находятся прямо за моей дверью.
На следующий день дух воды качался на волнах до тех пор, пока не поймал самую блестящую рыбку с ярко-желтыми и синими плавниками. Он опустил ее в стеклянную чашу и принес Люсинде, которая улыбнулась, но отвечала, как раньше:
— Если захочется мне поймать блестящую рыбку, то достаточно будет заглянуть на мелководье нашей бухты.
— Ни одна из тех рыбок не будет такой ослепительной, как эта, добытая мной среди волн.
— Они еще ослепительнее, потому что находятся прямо за моей дверью.
Дух воды не отступился. Он плыл весь день и всю ночь до экзотической страны, окруженной пышными пальмами и благоухающей фруктами. Пляжи там были покрыты песком чистого белого цвета. Он зачерпнул горсть искрящегося песка и принес его Люсинде. Но, как и раньше, она отвечала:
— Если захочется мне увидеть искрящийся песок, то достаточно будет опустить глаза, стоя на этом берегу.
— Здесь песок не такой искрящийся и не такой чисто-белый, как тот, что я нашел для тебя в неведомой стране.
— Да нет же, здесь он белее и чище, потому что находится прямо за моей дверью. — Она с доброй улыбкой посмотрела на духа воды. — Море принадлежит тебе. Ты плаваешь с течением, путешествуешь с волнами в далекие края. Но для меня море чужое. Мой дом на берегу дороже мне всех сокровищ в мире.
Дух воды рассердился и умчался прочь. Он преподнес ей удивительные дары и предложил беспечную жизнь на дне моря, и все равно Люсинда предпочла общество жалкого рыбака и бедный дом на пустынном берегу. Дух воды не понимал почему, ведь песня, которую она пела с берега и отпускала лететь с ветром, была полна тоски и горечи.
Отвергнутый дух в ярости ударил по глади моря, и начался шторм.
С неба полил дождь, скрыв за серой пеленой береговую линию. Далеко в море бурные волны терзали крошечное рыбацкое судно. Дух воды — с обнаженной грудью, с острыми клыками, с водорослями, запутавшимися в его гриве, — оседлал гребень самого высокого вала и, взбивая белый фонтан брызг, понесся прямо к лодке.
Рыбак, затянутый на дно, никогда не вернется домой. Духу воды не придется снова бороться за любовь Люсинды.
Но среди раскатов грома и рева бури вдруг послышалась ее песня, и дух воды понял, что должен сделать. Он нырнул в пучину и дотянулся до борта лодки как раз в тот миг, когда со дна восстал водяной конь эх-ушге, вскинув когтистые копыта. Дух воды вынырнул прямо между эх-ушге и рыбаком, вжавшимся в дно лодки. Клыки водяного коня вонзились в тело духа.
Дух воды набрал в грудь воздуха и из последних сил дунул ветром, который погнал рыбацкое судно к берегу. Он знал, что никакие дары не заставят Люсинду покинуть дом, но все-таки ему удалось сделать ей желанный подарок, вернув рыбака целым и невредимым.
Остров Скай
17 августа 1917 года
Дэйви!
Этот человек — этот незнакомец, который появился на пороге моего дома, — не мой муж. Уходя на войну три года назад, он был сильным, гордым и поглощенным своими мыслями. Мрачный огонь в его глазах, который я ошибочно принимала за фанатизм, оказался пламенем ревности, как теперь мне стало известно. Но тот странный мужчина, которого ты прислал ко мне, не такой. Он худой, нервный, изголодавшийся, неуверенный в себе, робкий. Это не мой Йэн. Я понятия не имею, кто он такой.
Как я поняла из его рассказа, ты спланировал грандиозный побег: сшил тайком немецкую форму для нескольких человек, чтобы они вышли через главные ворота лагеря военнопленных. Но на свободу выбрался не ты, а он. Я хочу знать, по какому праву вы с Йэном приняли за меня это решение? Почему ты подумал, будто я захочу принять его, а не буду ждать тебя?
Не знаю, что мне с ним делать. Он целыми днями сидит в доме, смущенный и молчаливый. Курит, подергивается и плачет, когда пытается заниматься со мной любовью. Если я натягиваю ботинки, чтобы выйти на улицу, он цепляется за мой фартук, словно боится, будто я уйду и никогда не вернусь.
Да, я думала об этом. Но куда же мне идти? Я не знаю, где ты. Все еще в лагере? Почему твое последнее письмо, переданное через Йэна, такое холодное? Любишь ли ты еще меня? Не знаю, дойдет ли до тебя это письмо и прочитаешь ли ты его.
Каждый раз, бывая в Портри, я захожу в католическую часовню. Я молюсь о твоем здоровье, где бы ты ни был. А еще о том, чтобы все устроилось само собой. Теперь все пошло не так, как следует. Дэйви, ты нужен мне. Ты не представляешь, как сильно ты мне нужен. Без тебя все неправильно. Я должна сама сделать свой выбор.
Сью