Глава 10
Меня разбудили непривычные звуки. Щебетание птиц, похрюкивание свиньи, кукареканье петухов, крики детей. Через несколько секунд я вспомнила, что нахожусь далеко от Нью-Йорка. Должно быть, спала я долго. Вовсю светило солнце, а мой желудок урчал от голода.
Внизу подметали двор. Я встала и подошла к окну без стекол – чистоту наводил не кто иной, как У Ба. Увидев меня, он немедленно отложил метлу и поспешил в дом:
– Доброе утро. Хорошо спала?
Я сонно кивнула.
– Должно быть, проголодалась?
Я кивнула снова.
– Мигом приготовлю завтрак. Ду́ша у меня, как ты знаешь, нет, но можешь умыться во дворе, у колодца.
У Ба подал мне лоунджи и старое полотенце, после чего ушел на кухню. Я разделась, закутавшись в материю от колен до подмышек, и спустилась во двор. В роли колодца выступал бетонный резервуар, в который по тонкой трубе стекала вода. Труба была протянута от соседей, через живую изгородь. Возле резервуара я нашла два красных пластмассовых ведра и белый эмалированный таз. Наполнив его, облилась с головой. Вода оказалась холодной как лед, что никак не вязалось с теплым утром. После третьего таза мне даже понравилось, а после пятого я получила истинное удовольствие от «душа по-бирмански».
В доме пахло завтраком. От кружек с горячей водой поднимался пар. Рядом лежал пакет растворимого кофе, кубики сахара и сгущенное молоко. У Ба приготовил яичницу с помидорами и перцем. На другой тарелке меня ждали ломтики поджаренного белого хлеба, покрытые аппетитно тающими кусочками сливочного масла.
– Какое чудо. Спасибо, У Ба. Ты такой заботливый брат. Откуда у тебя сливочное масло?
У Ба довольно улыбнулся:
– Утром сходил к другу. Он работает в отеле.
Мы сели. Яичница была объедение. Даже кофе оказался приличным. Я умяла ломтик поджаренного хлеба, взялась за второй и только сейчас заметила, что У Ба ничего не ест.
– Подожду, пока ты закончишь.
– Зачем?
– У нас не принято есть с гостями. Полагается ждать, пока они не насытятся. Таков наш обычай. А в Штатах по-другому?
Я засмеялась:
– У нас бы это считалось очень невежливым. За столом едят все. И потом, я же не гостья, а близкая родственница.
Похоже, я убедила его. У Ба улыбнулся, деликатно положил себе порцию яичницы и взял ломтик хлеба.
Теперь мы ели вместе. Молча. Тишина ничуть не тяготила брата, а вот я к ней не привыкла.
– А как ты жил эти годы? – спросила я, когда безмолвие сделалось невыносимым.
У Ба задумался. Видимо, он считал, что должен дать мне обстоятельный ответ. Я уже начинала жалеть, что спросила.
– Я жил… хорошо, – наконец ответил брат.
– Хорошо?
– Да. Будда говорил: «Здоровье – величайший дар, удовлетворенность – величайшее богатство, верность – лучший способ общения с окружающими». Я здоров и доволен. Моя вера непоколебима. И, как видишь, – он обвел рукой гостиную, – у меня полный достаток. Разве есть причины для недовольства?
Я тоже оглядела жилище:
– Знаешь, я бы добавила еще кое-что.
Сказано это было, скорее, в шутку, но У Ба воспринял слова всерьез и даже удивился:
– И что же?
– Например, душ. Водонагреватель. Электрическую плитку или газовую плиту с баллонами.
– Ты права. Эти вещи сделали бы жизнь удобнее. Но так ли они мне необходимы? – Левой рукой У Ба почесал затылок справа. Знакомый жест. Так делал отец, когда задумывался. – Сомневаюсь, – сказал У Ба, закрывая тему бытовых удобств. Он снова закашлялся.
– Ты давно простужен?
– Наверное, недели две. Может, и дольше. Не знаю.
– А температура повышалась?
– Нет.
– Из носу текло? В горле першило?
– Нет.
– Что-нибудь болело?
– Ничего.
Мне вспомнилась Карен – женщина чуть старше меня, единственная дама среди ассоциированных партнеров фирмы «Саймон и Кунс». Несколько недель подряд она не переставая кашляла. Кашель был сухой, надрывный, очень похожий на тот, что у У Ба. При этом не было никаких симптомов простуды, гриппа или ангины. Решив, что у нее обыкновенная аллергия, Карен не пошла к врачу, а когда все же обратилась, рентгенолог обнаружил затемнение в легком и заподозрил рак. Через полгода она умерла.
– Ты показывался доктору?
У Ба покачал головой и улыбнулся:
– Такие состояния приходят и уходят.
– И все равно обследование не помешает. Для большей уверенности.
– Боюсь, это будет напрасной тратой времени. Его у меня предостаточно, но все равно не люблю зря транжирить. В нашей больнице нет специалиста по сухому кашлю. Это даже не больница, а фельдшерский пункт, где оказывают лишь первую помощь. Есть еще армейский госпиталь, но туда принимают только военных. Ты не волнуйся, ничего серьезного у меня нет. Через несколько дней все пройдет. Лучше скажи, могу ли я тебе помочь?
– Почему ты думаешь, что мне нужна помощь?
– Увидел по твоим глазам. По твоей улыбке. Услышал в голосе. Наш отец наверняка сказал бы, что услышал по биению твоего сердца.
Я молча кивнула.
Вспомнила все, о чем невидимая женщина рассказала ночью. Вдруг она была права? Что, если поиски истины действительно опасны? Может, обстоятельства ее жизни и смерти таковы, что их нельзя раскрывать. Кто защитит меня, если запахнет жареным? Уж ясно, что не У Ба. Американское посольство далеко, в Рангуне. К тому же я не знала ни одного их номера. Тогда зачем ехала сюда с другого континента? Чтобы поддаться чужим страхам? Нет, я должна узнать о женщине, чья душа поселилась во мне и чей голос не оставляет меня в покое.
– Ты прав. Мне действительно нужна помощь.
Я на одном дыхании рассказала У Ба все. Он на одном дыхании меня выслушал.
Брат наморщил лоб, поскреб затылок и закрыл глаза. Его худощавое тело утонуло в кожаном кресле. Я смотрела на его морщинистые щеки, на глубоко посаженные глаза. На худые руки, обманчиво слабые, но способные нести тяжелый груз. Сейчас они безвольно свешивались с подлокотников кресла. У Ба выглядел тщедушным стариком. Чем он мне поможет, кроме слов сочувствия?
– Думаю, я смогу помочь, – вдруг сказал он, глядя без тени улыбки.
– Ты знаешь, чей это голос? – удивилась я.
– Нет.
– Тогда, может, тебе известно, что это за «черные сапоги»?
У Ба задумался, потом очень медленно, не сводя с меня глаз, покачал головой.
Возможно, он чего-то не хотел мне говорить.
– Но я знаю, откуда начнутся наши поиски.
