Глава 20
Велосипедисты дышали легко, ноги двигались вверх и вниз с регулярностью поршней. Глядя, как они взбираются по крутой извилистой дороге, ведущей к Горду, трудно было представить их первую вылазку, когда они, ругаясь и кашляя, из последних сил напрягали свои жиденькие мускулы. Генерал сиял от удовольствия. Как тысячи клубных спортсменов, они могли за солнечное утро легко покрыть сотню километров, всего лишь как следует пропотев.
Они сделали длинную петлю в сторону Иль-сюр-Сорг, вверх к Перне и мимо Венаска и Мюра на дорогу Д-2, затем последний подъем к Горду. Достаточно для того, чтобы к приготовленному для них в сарае Генералом обеду разыгрался хороший аппетит.
Он не пожалел усилий, чтобы подготовиться к этому обеду, — вокруг раскладного столика расставил стулья, приготовил вертела для «гамбас» и нарезал толстыми ломтями окорок. Для пастиса и розового вина были мешочки с кубиками льда. Для последней воскресной тренировки, последнего воскресенья, когда они еще были бедняками, нашлась припасенная им дюжина шатонефа.
Генерал уехал вперед, чтобы разжечь огонь, и стоял, глядя на мерцание разгорающихся углей. Налил себе пастиса, любуясь, как мутнеет жидкость от добавленных к ней воды и кубиков льда. Поднял стакан в молчаливом тосте за святого покровителя грабителей банков. Должен быть такой, думал он; во Франции для всех и вся имеется свой святой. Кто бы ты ни был, дай нам удачи, и через неделю в это время мы будем считать добычу.
С дороги послышались голоса и смех, потом ребята, улыбаясь во весь рот и потирая зады, слезли с велосипедов, чтобы не портить шины на каменистой тропинке.
— Bravo, mes enfants! Кому воды, кому пастиса?
Утирая шапочками пот, они сгрудились вокруг стола, разбирая стаканы и лед.
— Сегодня, — сказал Генерал, — мы нажираемся, напиваемся и спим в холодке. Но сначала десять минут для дела.
Он подождал, когда все наполнят стаканы и рассядутся. Семь загорелых физиономий обратились к нему.
— Bon, — продолжил Генерал, выкладывая на стол семь пар тонких резиновых перчаток и два ключа. — Когда мы сидели в писсуаре, у всех нас сняли отпечатки, так что в ту ночь все вы наденете перчатки. Не снимаете их даже почесать задницу. Дальше, — произнес он, выкладывая на стол пачку сигарет. — Это задняя дверь, ваш выход наружу. — Рядом с сигаретами встал стакан. — Здесь, слева от двери, я поставлю фургон — у меня в запасе целый день, так что знайте: он будет там. В нем будут велосипеды. Ночью я их вынесу и прикреплю цепью к ограде позади фургона. Одной длинной цепью на одном замке. Не снимать перчаток, когда будете возиться с цепью, о’кей? — Семь голос согласно закивали. Генерал поднял ключи. — Это ключи от замка. Если потеряется один, останется второй. Посеете оба — вы накрылись. Жожо, Башир, тебе и тебе, повесьте их себе на шею, засуньте в нос, держите где угодно, только не потеряйте.
Генерал хлебнул из стакана и вытер усы.
— Поверх велосипедного костюма я дам вам надеть брюки и трикотажные рубашки. Старые и без следов. Бросьте их там. Когда полезете, все вымокнете, но у вас впереди ночь, чтобы обсохнуть. — Он обвел компанию глазами и широко улыбнулся. — Voilà c’est tout. Остается только сосчитать денежки. Вопросы есть?
Ребята молча глядели на кучу резиновых перчаток и ключи от замка. Месяцы трудов, теперь идти на дело. Генерал знал, о чем каждый думает: что, если не получится? Снова скамья подсудимых, высокомерный негодяй-судья, новый срок.
— Друзья мои, — произнес он, — верьте мне, все будет как надо. — Он похлопал по ближайшему плечу. — Что с вами? Никто не спросил меня, что у нас на обед.
Применив все обаяние и лукавство опытного приживалы, дядюшка Уильям решил проблему жилья и укладывал чемоданы, чтобы переехать в арендуемый Эрнестом домик, где нашлась свободная спальня, которая может служить и студией. Как он объяснил, очень важно, прежде чем положить на холст, схватить образ Эрнеста, проникнуть в самое его существо. Прежде чем приняться за работу, он, возможно, протянет несколько приятных недель, а затем его ожидает величественная мадам Понс. После того как дядюшка Уильям подготовил почву, несколько раз польстив ей сравнением с одалиской, она была ничуть не против идеи позировать для портрета. Почему все сокровища должны храниться в Лувре, заявлял он, улавливая огонек в глазах, глядевших на него поверх бокала с белым вином. Да, Прованс был очень по душе дядюшке Уильяму, и он не торопился возвращаться в Норфолк, в продуваемый насквозь домишко к ждавшей его разгневанной вдове. Правда, оставалась небольшая проблема наличности, но, может быть, удастся уговорить Саймона выдать ему аванс под загадочно задерживаемый перевод. Пока он ни за что не платил. Закрыв чемодан и поправив платок, скрывавший в нагрудном кармане пару похищенных сигар, дядюшка Уильям спустился вниз выпить с кем-нибудь за чужой счет.
Саймон с гостем устроились в укромном уголке. Сняв темные очки, Энрико из Марселя одобрительно оглядел террасу.
— Мне приятно видеть, как хорошо налажено дело в вашем отеле, — начал он. — Вы, должно быть, очень занятой человек, и я рад, что вы нашли время пообедать со мной.
Саймон долго оттягивал встречу, но Жан-Луи все более настойчиво намекал, что не оправдать надежд Энрико, лично заинтересованного в процветании отеля, было бы ошибкой.
— Мне давно хотелось встретиться, — ответил Саймон. — Что будете пить? Бокал шампанского?
Энрико положил руки на стол. Похожие на обрубки пальцы сияли свежим маникюром. Прятавшиеся в черной шерсти тонкие золотые часы наполовину прикрыты рукавом кремовой шелковой рубашки. Темно-синий, цвета бизнесмена, тоже шелковый костюм.
— О, я простой парень из Марселя, — ответил он. — Буду пить пастагу. Рикар.
Саймон заказал две порции пастиса, раздумывая, с чего уместно начать за столом разговор с гангстером. С новых приемов вымогательства? С немыслимого роста цен на кокаин? С влияния инфляции на рынок взяток?
— Прекрасная погода, — произнес он, — не правда ли?
Энрико улыбнулся ртом. Глаза напряженно работали, перебегая с Саймона на столики на террасе с отдыхающими после бассейна небрежно одетыми гостями.
— Весьма прибыльная погода, — заметил он. — Солнышко раскрывает кошельки.
Подали напитки, и Энрико предложил тост за процветание отеля. При первом глотке шрам на шее зашевелился, и Саймону пришлось сделать усилие, чтобы отвести глаза. Совсем рядом с веной.
Энрико закурил, дым изо рта исчезал в носу, и наклонился к Саймону.
— Месье Шоу, я приехал к вам как друг, который хочет, чтобы ваш упорный труд был вознагражден, а ваш капитал увеличивался. — Сделав еще глоток, продолжал: — Уверен, вы вложили немало.
Стараясь держаться как можно непринужденнее, Саймон пожал плечами.
— В наши дни ничто не дешево.
— Вот именно. И как бизнесмен вы понимаете, что инвестиции нуждаются в защите.
Вот оно, подумал Саймон, и с облегчением перевел взгляд с улыбающихся губ и холодных немигающих глаз на подошедшего с меню официанта.
— Могу рекомендовать равиоли с сыром и шпинатом. Мадам Понс все мучные блюда делает сама.
Энрико, будто у него в руках контракт, строчку за строчкой изучал меню.
— Да, — подтвердил он, — равиоли, а потом кролика с маслинами. И надеюсь, вы позволите мне оплатить вино. «Кот Роти» — моя слабость.
Пятьсот сорок франков бутылка, подумал Саймон, не буду спорить.
Вообще мысль о том, чтобы спорить с Энрико, не вызывала удовольствия. При всех его наманикюренных руках и тихой, спокойной речи этого человека окружала атмосфера жестокости; Саймону было интересно, в какой форме будет сделано предложение, когда до этого дойдет дело. Проклятье. Приехал в эту страну искать спокойной жизни и кончаешь тем, что лакомишься равиолями в компании бандита в деловом костюме.
Энрико не торопясь, со вкусом наслаждался едой, то и дело прикладывая к губам салфетку. В ожидании главного блюда он вернулся к мысли о защите собственности. Не слыхал ли случаем Саймон о недавнем происшествии с «Дё Гарсон» в Эксе? В туалете обнаружили достаточно динамита, чтобы разнести на куски это кафе и половину бульвара Мирабо. Осложнения подобного рода делают бизнес в Провансе таким непредсказуемым. Представить только — весь этот труд, вложенные миллионы франков, и потом… Энрико печально покачал головой, удивляясь, как низко могут пасть люди, но с появлением кролика лицо его просветлело. Он наклонился, вдыхая исходящий от блюда аромат. О да, подтвердил он, именно тот соус, приправленный кровью.
У Саймона пропадал аппетит по мере того, как Энрико, невозмутимо рассказывая об ограблениях, нанесении увечий и неразгаданных исчезновениях, не меняя голоса перемежал эту тему с похвалами в адрес кухни и вина. Убийства и чудеса кухни обсуждались тем же добродушным доверительным тоном.
В конце концов Саймон попытался подвести этот ужасный разговор к точке, когда Энрико заговорил бы более определенно о цели своего визита. Никакой разницы в сравнении с рекламным бизнесом, подумал он. Никаких дел, пока не подадут кофе.
— Энрико, эти вещи, о которых ты мне рассказываешь… они случаются в городах, а не в деревнях вроде нашей, верно?
— Времена меняются, друг мой. Теперь это очень конкурентный рынок, и на нем появляется слишком много непрофессионалов. — Он покачал головой. — Непрофессионалы нетерпеливы и одержимы жаждой наживы. Им непонятен главный принцип организованного бизнеса.
Он замолчал. Над головой вился дымок сигареты.
Саймон подумал, как применить его к работе Энрико. Вероятно, быть осторожнее с динамитом и не убивать слишком много клиентов.
— Хочешь сказать?..
— Каждый должен иметь выгоду.
— Разумеется. Но я не совсем понимаю, как это относится к отелю.
— А! — Энрико раздавил в пепельнице сигареты и снова сложил руки на столе. — Очень просто. Вы пользуетесь прачечной. Вам нужно пополнять бар. Номера время от времени будут нуждаться в ремонте. Вы покупаете мясо и рыбу. Ваш замечательный плавательный бассейн должен содержаться в чистоте. Поняли?
Саймон понял.
— Во всех этих деловых сферах, — продолжал Энрико, — у меня есть коллеги, работники высшего класса. Они будут охотно вам помогать. Я это обещаю, — улыбаясь, произнес он тоном человека, уверенного в том, что другие будут поступать в точности так, как он скажет. — Лично гарантирую, что вы будете удовлетворены. У себя дома, в Марселе, я сам пользуюсь услугами этих людей. Они знают свое дело.
И в награду, подумал Саймон, в этом месяце меня не взорвут, не украдут, не искалечат и не ограбят. Ну прямо мечта всей жизни.
— Думаю, надо что-нибудь выпить для пищеварения, Энрико. Что скажешь?
— Старой виноградной. Если имеется, «Резерв де Лега» от «Шатонеф». Как видите, я местный бизнесмен и поддерживаю местный бизнес. — Улыбка стала на два-три миллиметра шире. — И я заплачу за обед. Настаиваю.
— Значит, каждый должен иметь выгоду?
— Совершенно верно, друг мой. Каждый должен иметь выгоду.
Жожо задом подал фургон на стоянку напротив отеля и встал рядом с большим черным «мерседесом». Шофер, тоже большой и черный, смотрел, как Жожо, стараясь не зацепить чистый, без единого пятнышка, кузов «мерседеса», осторожно открывает дверцу фургона. Они кивнули друг другу, и Жожо, держа двумя пальцами конверт, чтобы не испачкать, перешел улицу. Потопал на тротуаре ногами, стряхивая пыль, и вошел внутрь.
По глубоко личным причинам, скрываемым от других Жожо всегда охотно ездил в отель, и на этот раз тоже вызвался отвезти счета Саймону. Стуча конвертом о ладонь, оглядел пустое фойе. Услышав, что Франсуаза говорит по телефону в кабинете, он вышел на террасу в надежде увидеть мадам Понс, чья роскошная фигура занимала так много места в его мечтах.
Он оглядел столики. Может быть, остывая после кухонного жара, она сидит за стаканом с кем-нибудь из клиентов. Рисуя в своем воображении слегка вспотевшие пышные телеса, он разглядывал сидевших за столиками. Вон там патрон, англичанин, пиджак на спинке стула, беседует с… Жожо внимательнее вгляделся в лицо человека в деловом костюме, лицо, которое он видел в газетах.
— Месье?
Обернувшись, Жожо увидел улыбающуюся ему Франсуазу. Миленькая девочка, подумал он. Добавь ей еще килограмм двадцать, и получится настоящая женщина.
Отдав ей конверт, он вернулся к фургону. Теперь он знал, кто хозяин «мерседеса», поэтому с величайшей осторожностью открывал дверцу и всю дорогу ехал задумавшись. Что может быть общего у англичанина с таким человеком?
Не веря своим ушам, Николь слушала рассказ Саймона об обеде. Это же шантаж, такое нельзя терпеть, надо сообщить в полицию, гангстера надо отправить за решетку. Она немедленно позвонит жандармам.
Она потянулась к телефону, но Саймон задержал ее руку.
— Не будь такой француженкой и не впадай в истерику. Что делать полиции — арестовать его за то, что угостил меня обедом? Он мне не угрожал, во всяком случае прямо. Просто рассказывал мне страшные истории.
Николь металась по комнате, нервными, короткими затяжками выкуривая сигарету за сигаретой.
— Так невозможно. Что-то надо делать.
— Что? Натравить на него миссис Гиббонс? Сказать ему, что нынешняя прачечная нас вполне устраивает? Черт побери, я даже не знаю, опасен ли он или просто блефует! Может быть, он пробует новый способ рекламы? Николь? — Она перестала метаться. — Остынь. Смотри, как дышишь.
— Я взбешена.
— Слушай, надо разузнать о нем побольше, а потом уж решить, что делать.
— Предположим, он тот, за кого ты его принимаешь.
— Или разделаюсь с ним, или соглашусь поменять прачечную, — ответил он, пожимая плечами.
— Это несерьезно.
— Я перестал быть серьезным. Сумасшедший дядюшка клянчит у меня карманные деньги, рядом проживает истеричка, чей муж не слезает с лестницы, а теперь мой новый приятель Энрико хочет превратить отель в вотчину мафии. Чего доброго, еще окажется, что забеременела мадам Понс или немецкая пара из восьмого номера чистит занавесками туфли. Как тут быть серьезным?
Николь подошла к нему и обняла.
— Тебе не очень весело, верно?
Он улыбнулся и кивнул головой.
— Ты не замечаешь, что мы почти не остаемся наедине? Каждый вечер ты занята, а я играю роль идеального хозяина, еле добираемся до постели, а с восьми утра каждый день все начинается сначала.
— Chèri, это же отель. Работы на весь день.
Они молча поглядели друг на друга. В открытую дверь кабинета послышался голос Эрнеста, вежливый, но сухой, потом шаги, удаляющиеся в сторону террасы. Эрнест вошел в кабинет и, закрыв за собой дверь, выразительно поднял глаза к потолку.
— Итак, мои дорогие, нас осчастливили визитом.
— Кто это, Эрн?
— Боюсь, не обрадуешься. Экс-миссис Шоу оторвалась от покупок в «Хэрродсе» и приехала навестить нас. К тому же с новым дружком. — Эрнест презрительно фыркнул. — Шибко разодетый молодой человек. Я отправил их погулять в садике.
— Денек обещает быть на славу. — Саймон, вздохнув, поднялся из-за стола. — Не похож на адвоката?
— Слава Богу, нет. Для адвоката слишком расфуфырен.
Саймон вышел на террасу и, щурясь от солнца, машинально поглядел на забор. Этот тип теперь даже не думал прятаться, и у Саймона возникло искушение позвать его перелезть через забор — выпить и поглазеть поближе на распростертые вокруг бассейна тела.
Потом увидел замысловатую прическу и знакомый профиль Кэролайн, улыбавшейся стоящему рядом мужчине. Как всегда, во всем дорогом. Заметив направившегося в их сторону Саймона, помахала рукой. На запястье в лучах солнца заиграл тяжелый серебряный браслет. Он помнил, когда его покупал, а также вспомнил, как однажды она швырнула им в него.
— Как поживаешь, Саймон? — приветствовала она, подставляя для поцелуя не закрытый большими темными фильтрами кусочек щеки. — Как загорел!
— Привет, Кэролайн. Неплохо выглядишь.
— Саймон, это Джонатан. Джонатан Эдвардс.
Мужчины обменялись рукопожатиями. Джонатан выглядел на несколько лет моложе Саймона, стройный, темноволосый. Было видно, что ему в безупречно сшитом двубортном блейзере и серых фланелевых брюках очень жарко. Надо с ним полюбезнее, решил Саймон. Возможно, материал для очередного замужества.
Саймон отметил, что, прежде чем сесть самому, Джонатан заботливо подвинул стул Кэролайн и моментально достал зажигалку, когда она взяла сигарету. Обещающее поведение, подумал он, и с выражением глубокого интереса стал слушать болтовню Кэролайн о поездке по Франции. Прошлой ночью они останавливались в изумительном отеле под Парижем, а теперь едут провести несколько деньков на яхте одного приятеля вблизи Антиба. Джонатану так надо отдохнуть от дел в Сити, не так ли, дорогой? Казалось, что она называла его «дорогой» через каждые десять слов и как бы между прочим подчеркивала каждую фразу, касаясь, будто собственница, его руки.
Сам Джонатан не произнес ни слова, но позволил себе несколько расслабиться, расстегнув на блейзере гербовые медные пуговицы и распахнув шелковые отвороты. На голубой в полоску рубашке вышита монограмма. Выглядел он вполне процветающим. Интересно, думал Саймон, выдержит ли он бремя счетов Кэролайн в «Америкэн экспресс».
— Чем занимаетесь в Сити, Джонатан? — спросил Саймон, чувствуя себя чем-то вроде будущего тестя.
— Торговыми предприятиями. Я в «Левенсоне» — специализируемся на разработке вертикально интегрированных систем. Работаем со многими крупными распорядителями фондов.
— Звучит заманчиво, — заметил Саймон. — Где останавливаетесь на ночь?
Кэролайн снова ухватила Джонатана за руку.
— Мы думали, здесь. Не так ли, дорогой? Ехать на побережье слишком поздно.
— Мы бы с удовольствием, — ответил Саймон с таким расстроенным видом, будто только что услышал плохую весть. — Но у нас под завязку. Можно попытаться в Горде.
— Ах, какая досада — поморщилась Кэролайн. — А у меня к тебе небольшой разговор.
Дипломатично извинившись, Джонатан отправился обзванивать отели. Саймон собрался. «Небольшие разговоры» Кэролайн всегда начинались сладкими речами, а заканчивались угрозами, требованиями и обвинениями. Но пока она закуривала, обдумывая кратчайший путь к кошельку, к ним подошла Николь. Прежде чем Кэролайн подняла глаза, Николь успела подмигнуть Саймону.
— Извините. Звонок из Америки.
— О Господи. — Саймон вскочил на ноги. — Придется подойти. Кэролайн, это Николь Бувье.
С нескрываемым, но учтивым любопытством женщины оглядели друг друга. Саймон чувствовал себя мышью, оказавшейся между двумя кошками.
— Пошел, — бросил он. — Америка не может ждать.
Облегченно вздохнув, Саймон закрыл за собой дверь кабинета.
— Не знаю, кто придумал, но время выбрано идеально.
— Коллективные усилия, — с довольным видом ответил Эрнест. — Когда молодой джентльмен сказал, что Ее Высочество хочет с тобой переговорить, я предположил худшее, и Николь вызвалась прийти на помощь. Вообще-то, я думаю, Николь до смерти хотелось как следует ее разглядеть. Ты же знаешь женщин.
— А где ее дружок?
— Пошел за ней. Нашел номер в Горде, они должны быть там до пяти.
— Какая жалость, — ухмыльнулся Саймон.
— Рано радуешься, дорогой. К ужину вернутся.
Жожо с Клодом сидели в прохладном полумраке кафе «Фэн де Сьекль» в Кавайоне. Первый стаканчик пастиса промыл горло от накопившейся за день пыли. Его выпили залпом, в целебных целях. Обоим всегда доставлял удовольствие второй.
Жожо закурил, чувствуя, как расслабилась спина.
— Знаешь, я сегодня был в гостинице в Брассьере. Завозил счета.
Клод, неопределенно хмыкнув, продолжал изучать оставленную кем-то газету.
— Угадай, кто там обедал? На улице ждал громадный «мерседес» с шофером в униформе. Живут же люди, а?
Клод оторвался от газеты.
— Миттеран? Говорят, он здесь бывает. А кто с ним? Джек Лэнг?
Жожо покачал головой.
— Помнишь заварушку с санитарными машинами в Марселе пару лет назад? Фараоны его замели, все расписали в газетах, но так и не смогли ничего ему пришить. Он вышел чистеньким как стеклышко, а потом судился с газетой за то, что назвала его главарем преступного мира. Ну не нахал, а? — Жожо снова потряс головой и приложился к стакану. — Во всяком случае, это был он, в шикарном костюме, при галстуке, золотых часах и все такое. И сидел там с англичанином.
— Ну и что? Люди обедают.
— Скажи мне, какие могут быть дела в маленькой деревушке у такой важной шишки из Марселя?
Клод потер подбородок и после мучительных для него размышлений недоуменно пожал плечами.
— А если ему нравится кухня? Может, из-за этого и приезжает.
— В самом деле. Может быть, и я завтра пойду и найму шофера. — Жожо вздохнул, вспомнив, что ждет его вечером: пицца и одинокая постель. — Черт побери, знаю, что бы я сделал, будь у меня несколько миллионов франков!
Клод, ухмыляясь, похлопал его по спине.
— Можешь нанять меня. Стану твоим шофером, и объездим все бордели. Или бережешь себя для этой поварихи?
— А пошел ты…
В тот вечер был красный зловещий закат. Ужинавшие на террасе гости, заслышав отдаленные раскаты грома, отвлеклись от еды. Неподвижный воздух наполнен зноем. Если бы кто-нибудь прислушался, то заметил бы, как внезапно смолкли цикады.
Саймон с Эрнестом стояли у бара. Они уже сделали обязательный в начале трапезы обход; теперь, когда подано горячее и открыто по второй бутылке, ритм застолья замедлился. В зале снова Организация Объединенных Наций, причем французы в меньшинстве. Преимущество Люберона, подумал Саймон: солнышко притягивает людей с севера, неважно, из какой страны — если один год плохо с деньгами у голландцев, то процветают шведы. Или англичане, включая его неизменно процветающую бывшую супругу. Кэролайн на короткое время завладела Саймоном, но он удрал под предлогом запарки на кухне. Будет пытаться снова.
А пока что он увлеченно следил за сидящей поблизости необычной парой. Дядюшка Уильям, в вычищенном и выглаженном полотняном костюме, часто прикладываясь к бокалу, о чем-то разглагольствовал перед Буном Паркером.
— Что там происходит, Эрн? — кивнул Саймон в их сторону.
— Милый Вилли, — вздохнул Эрнест, — бездельник и плут, но я его люблю. Я случайно проговорился, что папаша юного Буна — весьма богатый человек. Возможно, это подсказало Уилли взять Буна под свое крыло, конечно, в творческом плане.
— Не сомневаюсь. Кто платит за ужин?
Эрнест смущенно кашлянул.
— Ну, я дал Вилли небольшой аванс. Под будущий портрет.
— Лопух ты, Эрн.
Саймон направился к столику дядюшки Уильяма. Багровое лицо старика просияло.
— Мой мальчик! Садись с нами. Забудь о своих заботах и выпей. — Взял бутылку и растерянно уставился на нее. — Проклятые бутылки с каждым годом становятся все меньше. Ты заметил?
Саймон заказал еще бутылку, попросил стакан и придвинул стул.
— Как дела, Бун?
— Прекрасно. Ваша мадам Понс повар что надо, верно? Ничего вкуснее в жизни не пробовал. Клянусь Богом.
Дядюшка Уильям воспользовался появлением вина, чтобы в зародыше прервать этот малообещающий разговор.
— Тост, — провозгласил он. — За искусство, дружбу и рукопожатие через водную гладь!
Не успел Саймон спросить, о чьих руках речь, как дядюшка Уильям, продолжая возбужденно говорить, наклонился вперед и достал из кармана его рубашки кожаный футляр с сигарами.
— Мы с этим очаровательным молодым человеком вели разговор о большом деле — создании подлинно художественного образа Паркера-старшего, как колосс возвышающегося, возможно, верхом на коне на фоне штата Техас. У себя на ранчо.
Он остановился раскурить сигару.
— Не хочется говорить, Вилли, — улыбнулся Бун, — но папаша живет в основном в самолетах. И не очень любит лошадей.
Дядюшка Уильям небрежно пыхнул сигарой.
— Мелочи, мой мальчик, мелочи. Самое главное — схватить индивидуальность человека, его образ, его суть. — Отпил глоток вина. — Разумеется, чтобы вникнуть в характер, потребуется провести рядом с ним какое-то время, но, к счастью, меня не пугает мысль о далекой поездке. Насколько я понял, у вашего дорогого папаши есть аэроплан?
— «707-й» и несколько «лиров».
— Тогда за чем дело? — заявил дядюшка Уильям, убирая в карман футляр с сигарами. — Что может быть проще?
Надвигавшаяся с запада гроза заявила о себе порывом холодного ветра. В ближайшие холмы, разорвав небо, ударила молния. На мгновение все замолкли.
— Потрясающе! — воскликнул дядюшка Уильям. — Дикое величие стихии. Очень вдохновляет. Я бы выпил коньячку.
Последовал второй удар, так близко и с такой силой, что все инстинктивно пригнули головы, а в отеле погас свет. Терраса погрузилась в темноту, в которой мерцали лишь слабые огоньки свечей. Кто-то на английском срывающимся голосом объяснял, что еще чуть-чуть, и попало бы сюда. Потом хлынул дождь.
Он сразу полил как из ведра, колотя по парусиновым зонтам и высоко отскакивая от каменных плит террасы, так что гости моментально вымокли и сверху, и снизу. Толкая друг друга, они бросились в темное нутро ресторана. Хруст раздавленного под ногами стекла, крики женщин, ругательства мужчин и голос дядюшки Уильяма, выкрикивающего что-то о спасательных лодках. Он первым скрылся от дождя в сухом уголке за стойкой бара и теперь, чиркая спичками, искал коньяк. Эрнест уже командовал официантами, раздавая свечи. Когда их свет рассеял мрак, стали видны итоги десятиметрового броска с террасы в помещение. Гости со слипшимися волосами и прилипшей к телу одежде стояли каждый в собственной луже. Саймон поднялся со свечой наверх. Вместе с Николь и Франсуазой они притащили охапки полотенец и стали раздавать вымокшим гостям.
Реакция на случившееся была разной. Эрнест, спокойный, решительный и неунывающий, встал рядом с дядюшкой Уильямом за стойку бара и стал угощать спиртным всех желающих. Мадам Понс после короткой вылазки вернулась на кухню со свежей бутылкой вина и свечой. Кэролайн в вымокшем наряде и с серьезно поврежденной прической дулась на весь мир. Бун, с кружкой пива в одной руке и французским разговорником в другой, продолжал языковые занятия с Франсуазой. Среди гостей в основном царило веселое оживление, как обычно бывает после катаклизма малых масштабов, если к тому же бесплатно угощают спиртным.
Саймон с Николь на краешке стойки бара корпели над счетами, когда перед ними в прилипшем к телу шелковом платье возникла явно раздраженная Кэролайн.
— Саймон, надо поговорить.
— Давай.
— Машина Джонатана совершенно мокрая. Он не поднял верх.
Саймон, вздохнув, потер глаза. За спиной был длинный и трудный день, и неизвестно, когда еще доберешься до постели.
— Попрошу кого-нибудь вызвать такси.
Кэролайн такси не устраивало.
— Я надеялась, что ты отвезешь нас в Горд, но, видимо, для меня это слишком большая честь.
Она подняла руку поправить волосы со лба. Мокрое платье облегло великолепно очерченную грудь.
— Потрясающе! — пошатываясь, воскликнул дядюшка Уильям, отчаянно пытаясь сфокусировать взгляд. — Будь я лет на двадцать моложе! — Он, качнувшись, встал перед Кэролайн с улыбкой во все лицо. — Я, милая леди, говорю вам как художник, ценитель прекрасного, и должен заявить, что редко встречал грудь, которая могла бы сравниться с вашим изящным бюстом. Случаем, не могли бы дать мне сеанс?
Кэролайн бросила на него полный презрения взгляд.
— Предпочтительнее обнаженной, — продолжал дядюшка Уильям. — Я вижу вас на пестром ложе, свет и тень играют на каждом изгибе, в каждой впадине. Давайте выпьем, — предложил он, поднимался полный фужер коньяка.
Саймон невольно фыркнул. Кэролайн обожгла его взглядом.
— Кажется, ты находишь этого отвратительного старика забавным.
Резко повернулась и зашагала прочь, сердито окликая Джонатана.
— Гляди-ка, и задница под стать, — восхищенно воскликнул дядюшка Уильям. — Какие прелестные бедра! Смотри, как они…
— Вилли! — прикрикнул на него Саймон, отбирая фужер. — По-моему, тебе пора в постель.
— Не могу не согласиться, мой мальчик. В каком она номере?
Сокрушенно качая головой, Саймон обратился к Николь:
— Посмотри, чтобы он кого-нибудь не перекусал. А я постараюсь разобраться со счастливой парочкой.
В конторке портье он взял карманный фонарик и зонт. Кэролайн стояла у входа, глядя на хлещущий в ночи ливень. Посветив фонариком в сторону стоянки, Саймон увидел Джонатана, борющегося с полуподнятым верхом «порше».
— Эту проклятую штуку заело, — сказала Кэролайн. — Можешь что-нибудь сделать?
Через десять минут, так и не подняв неподатливый верх, промокшие до нитки мужчины сдались. Саймон вызвал такси. Кэролайн потребовала постелить полотенца, упрекая Джонатана за то, что у того не хватило ума вовремя разобраться с машиной. Саймон был уверен, что ее капризный монолог будет продолжаться до самого Горда. С облегчением глядя вслед удаляющимся огням автомобиля, Саймон вспомнил о неутомимости Кэролайн, когда дело доходило до нытья и жалоб. А теперь мне требуется, сказал он себе, электричество, горячий душ и двенадцать часов сна, и тогда я буду в состоянии еще один день вынести радости руководства отелем. Вымокший и всеми забытый, он стоял в вестибюле, с грустью вспоминая о Найтсбридже и Мэдисон-авеню.
